«В огне и дыме верных сохрани!»


ИВЕРСКАЯ

Отряд в селе остался на постое,
Солдаты занимали сеновал.
И мыслями своими каждый воин
В ту ночь уже в столице пребывал.
 
Вдали сверкала башнями Никея,
У берега темнели две скалы,
И море, на закате пламенея,
Катило к ним послушные валы.
 
Крестьянка хлеба вынесла покорно,
Лежала рыба на печных углях.
И хижину, что крепче и просторней,
До утра занял молодой кентарх.
 
Уха дымилась в деревянной миске,
Кисейка узой до краев полна,
И освещала профиль исаврийский
Глядевшая на воина луна.


 
Кентарх сидел, водя суровым взором
По стенам, полкам, пыльному ковру,
И за пустым ленивым разговором
Полушутя расспрашивал вдову:

«Ответь, подруга, тяжко ль одинокой
У моря дни и ночи провожать?
Ты молода. Зачем себя до срока
Навечно в душной келье заключать?
 
А ну, подай еще, пожалуй, чашку,
Полнее лей — ведь льешь не старику.
Чего молчишь? Да, верно, ты монашка!
Знавал я чернохвостиц на веку!
 
Нарядятся, как темные вороны,
То плачут, то колдуют, то шипят,
И тайно нечестивые иконы
На чердаке и в погребе хранят.
 
Послушай, мать! Открой-ка занавеску,
Да выставь из угла теперь мешок», ―
Шатаясь, сотник вдруг поднялся с места
И по ковру пошел наискосок.
 
Как будто дьявол черными устами
Ему на ухо слово нашептал,
Угрюмый воин засверкал очами:
Священный образ перед ним стоял.
 
Налился мутный взор кентарха гневом,
К себе икону он поворотил,
Короткий меч занес над Чистой Девой
И в белую ланиту поразил.
 
Но что это? Вдруг слышит варвар стоны!
И ужаса в душе не побороть:
Сочится кровь по капле от иконы,
Как бы пронзила сталь живую плоть.
 
Кентарх вскочил и выбежал со страхом,
На камни островерхие упал,
И труп его холодным звездным прахом
Уже рассвет небрежно посыпал…
 
Когда лежала, кровью истекая,
Моя страна, поругана врагом,
И варвары от края и до края
Ее стальным крушили топором,
 
И в каждом сердце чувства умирали,
Теряла бодрый разум голова,
И лишь уста Твоих детей шептали
Пред Иверской иконою слова:
 
«Пречистая, не осуди нас ныне,
В огне и дыме верных сохрани!
А тех, кто поднял руку на святыни,
Безумием из храмов прогони».

 

РОССИЯ

В краю печальном бездорожном
Умолкли крики журавлей.
Там зверь ступает осторожно
На иней замерших полей.
 
Там, словно в горестном раздумье,
К воде склоняются кусты,
И пар от речки в новолунье
Согреет ветхие листы.
 
Там звезды меркнут в тучах серых,
Там на исходе сентября
Дрожит на бревнах обомшелых
Неясный свет от фонаря,
 
Там птичьи звучные напевы
В лесной умолкнут глубине,
И говорят, что ходит Дева
По умирающей стране.
 
Там ночь покроет снежным прахом
Во мхе нарубленную гать ―
Лишь там дано любить монаху
И четки красные вязать.

 

ФИЛАРЕТ

Сменив угасшего Платона,
Ты смело в новый век вступил.
Ты удержал величье трона
И трех царей благословил.
 
Своим жезлом, своим моленьем
Ты охранял покой Москвы,
На Русь с любовью и волненьем
Взирал с духовной высоты.
 
К своим доверчив и радушен,
Вставал преградой для чужих.
В печалях тих и благодушен,
И сдержан в радостях земных.
 
Ты в ясной череде знамений
Увидел, как коснулась мгла
Грядущих тяжких согрешений
России светлого чела,
 
Как скипетр в смутную годину
От рук державных отошел,
И, крылья острые содвинув,
В кровавый мрак ниспал орел.
 
Но все несчастья канут в лету,
Час омрачения пройдет,
Когда Россия Филарету
Свои молитвы понесет.
 
И опечаленные лица
Ты будешь радостно встречать
И невесомою десницей
У алтаря благословлять.

 

ВОЛХВЫ

Зачем с востока в Палестину
Седые мудрецы спешат?
Холодный ветер бьет им в спину,
И камни под луной дрожат.
 
Они сойти с пути не смеют,
Звезда им блещет впереди.
И каждый с трепетом лелеет
Свой дар на старческой груди.
 
Их не тревожит дух сомненья,
Им не знаком постыдный страх.
Далекой Персии даренья
Они износят на руках.
 
Один несет в мешочке злато,
Другой — со смирною сосуд,
А третий — аравийский ладан.
Кому ж они дары несут?
 
Их путь опасен и пустынен,
Через безводные места.
Они идут сложить святыни
К ногам рожденного Христа.

 

ОТШЕЛЬНИК

                           памяти о Серафима Роуза
В тесной келье деревянной
На пол брошены дрова.
Бьет в окошко ветер пьяный,
Кружит желтая листва.
 
Под горой журчит, играя,
Светлый молодой ручей.
И отшельник умирает
В келье сладостной своей.
 
Он и помощи не просит,
Чтоб печурку растопить,
И свою подругу осень
Он не выйдет проводить.
 
Дверь у старого порога
Не подвигнется с петель,
На коленях молит Бога,
Опираясь на постель.
 
Взор с прощальною любовью
На икону вознесет
И приникнет к изголовью,
Очи ясные сомкнет...

 

ФОТОКАРТОЧКИ ИСПОВЕДНИКОВ

Что вам слышится? Окрик конвоя?
Лязг затвора и выстрел глухой?
Незнакомое чувство святое
В этот миг овладеет душой.
 
С каждым часом сильней и смелее
Из души это чувство росло,
А на карточке желтой — острее
Иссушенное пыткой чело.
 
В нем слились и упорство, и воля,
Понесенных скорбей торжество,
И огромное озеро горя
В глубине напитало его.
 
Иерархи в униженном сане,
Лица старых монахов, дьячков
С этих карточек смотрят очами
В новый век на далеких сынов.
 
Как вы выжили? Как сохранила
Вашу душу седая тюрьма?
Не сломала вас, не убила,
На свела на допросах с ума?
 
Словно дети, рыдали и лгали
Здесь герои Гражданской войны.
Только вы в кабинетах молчали,
Не признав клеветы и вины.
 
Истощились до тени, до нитки
И, не дав торжества палачам,
Претерпели бессонные пытки,
Убивающий свет по ночам. 

А наутро, лишь солнце украсит
Над тюрьмою лазоревый свод,
Сам Христос, молчалив и прекрасен,
За Собою вас в Рай поведет.

 

СМЕРТЬ ОТЦА

Тихо умер с думою святою —
Улетел в объятия небес.
Не поедешь ты теперь весною
В свой карельский заповедный лес.
 
В том лесу кому-нибудь другому
С звездным небом коротать ночлег.
Не тебе в Покров к родному дому
Расчищать метлою первый снег.
 
Без тебя наступит новый вечер,
Круг луны повиснет золотой…
Знаю, перед смертью наша встреча
В тонком сне прошла пред тобой.
 
Ты стоял и улыбался кротко,
В папироске не было огня,
И по легкой дедовской походке
Издалека угадал меня.
 
Позабыты старые упреки,
Небытье осталось позади.
И слеза тебе сжигала щеки,
Сиплый голос рвался из груди.
 
Ты пришел, чтобы уйти однажды
Тихой ночью, темным сентябрем.
И ушел, чтоб нам оставить жажду
Новой встречи в городе ином.

 

СКРИПКА

Плачет скрипка в руках музыканта,
Надорвавшись горячей струною.
Очарованный силой таланта,
Ты опять вознесен над землею.
Каждый вечер высокое зданье
Покидаешь с усталой улыбкой,
А цветы и рукоплесканья
Достаются тебе, а не скрипке.
И, почуяв в ней душу живую,
Ты вздохнешь и на миг замираешь.
И целуешь ее, как родную,
Когда ночью в футляр полагаешь.
Мой Господь, на стезе моей зыбкой
Утверди меня волей святою,
Чтоб Твоею послушною скрипкой
Мне и плакать, и петь пред Тобою.

 

* * *

Я памятник себе воздвигну виртуальный —
Не свить на нем гнезда залетным голубям,
И в яростный рассвет, и на закат печальный
Не заблестеть над ним сверкающим лучам.
 
Не надо хрусталя, гранита и титана,
Не нужно нанимать творцов и работяг.
Ему не повредят удары урагана,
И время для него — не сторож и не враг.
 
Лишь оживет экран с немым прикосновеньем,
И вступит в дивный мир читатель дорогой,
Прочтет мои стихи с усмешкой, удивленьем,
Чтоб после ощутить неведомый покой.
 
Заброшенный погост. Пропала тропка где-то,
Уже давно пробил мой похоронный час.
Но улыбаюсь вам я с вашего планшета
И песнею любви благословляю вас.