Два художника
Открываешь книгу, будто распахиваешь окно в ясный и светлый мир, который вроде и знаком тебе, но таким непривычно-ласковым и добрым светом озарены знакомые предметы и лица, что смотришь на них с удивлением, словно впервые видишь…
«Любил я нашу деревню Лапино, отсюда далеко было видно во все стороны. Особенно с высокого с тремя сопками поля, которое виднелось из бокового окна избы. На этом поле снег таял скорее всех мест и мы, малыши, любили бегать туда собирать “пупки”... С средней, самой высокой сопки вид был чудесный на противоположный берег реки Волхов с белой оградой Николаевского монастыря, а дальше вниз по течению — Георгиевская церковь с бесчисленными домиками селения Старой Ладоги, Успенским девичьим монастырем, садами усадьбы помещика Томилова, последним высоким зданием упраздненного древнего Ивановского монастыря, одиноко стоящего на фоне лесной дали, на крутом берегу Волхова. С ранней весны в пятидесятых годах прошлого века очень много плыло по реке груженых хлебом судов, множество рабочих сидело на веслах и очень стройно пели протяжные песни, замолкая при виде монастырей и церквей».
Это из воспоминаний художника Василия Максимовича Максимова...
А вот другая книга... И словно совсем в другое окно смотришь, и хотя тот же пейзаж открывается твоим глазам.
Все в нем другое…
И храм Рождества Иоанна Предтечи, прочно вписанный в древний пейзаж, встает здесь на знобящем ветру из далеких веков.
«Из-за бугра выглянули три кургана — волховские сопки... Взбираемся на бугор — и перед нами один из лучших русских пейзажей. Широко развернулся серо-бурый Волхов с водоворотами и светлыми хвостами течения посредине; по высоким берегам сторожами встали курганы, и стали не как-нибудь зря, а стройным рядом, один красивее другого. Из-за кургана, наполовину скрытая пахотным черным бугром, торчит белая Ивановская церковь с пятью зелеными главами. Подле самой воды — типичная монастырская ограда с белыми башенками по углам... Далеко блеснула какая-то главка, опять подобие ограды, что-то белеет, а за всем этим густо зеленеет бор — все больше хвоя; через силуэты елей и сосен опять выглядывают вершины курганов. Везде что-то было, каждое место полно минувшего»...
Это описание сделано Н. К. Рерихом…
Разница описаний весьма существенна и определяется не столько различиями в художественной манере и стиле двух художников, сколько отношением к пейзажу.
Один — здесь вырос, здесь живет, другой — приехал в Старую Ладогу на этюды и смотрит на пейзаж как бы со стороны, отыскивая наиболее эффектный ракурс, наиболее впечатляющую панораму.
Для Максимова открывающийся ему пейзаж — его Родина, место, где проходило его детство.
Для Рериха в этом же пейзаже открываются истоки нашей истории...
Художник не столько разглядывает открывающуюся даль, сколько стремится проникнуть взглядом в минувшее. «Везде что-то было, каждое место полно минувшего»...
Рерих стремится увидеть и видит историю.
Максимов живет внутри этой истории, не сознавая, что это и есть история…
I. «Откуду… пошла русская земля»
Для нас, живущих в последние годы второго тысячелетия от Рождества Христова, историей стали и эти художники. И окна, прорезанные ими, каждым из своего времени, тоже уже принадлежат истории.
Поднимаешься по крутому переулку, к храму Рождества Иоанна Предтечи, что уже стряхнул со своих зеленых куполов десятилетия атеистического лихолетья, и вспоминаешь, что вот здесь, должно быть, делал Николай Константинович Рерих наброски к картине «Заморские гости», а по этому склону, наверное, катались на санках крестьянские мальчишки, среди которых был тогда и Василий Максимович Максимов...
А вот здесь, на самой вершине Малышевской горы, возле храма Иоанна Предтечи, стоял, как утверждает предание, святой Нестор-летописец, размышляя: «откуду есть пошла русская земля»...
И так же, как Нестор, смотришь на Волхов, и замирает сердце — такой былинной мощью веет от прибрежных курганов, от крутой речной излуки.
Дымкой далеких веков и легенд окутана даль, и не удивился бы, если бы возникли сейчас на стрежне варяжские ладьи.
Знобким холодком истории тянет от чарующей дали, но чуть отступаешь к церковной стене, и как-то теплее становится на сердце, рассеивается холодное очарование...
Высоко над головой возносятся бирюзовые купола собора.
В зависимости от цвета неба они становятся то темно-зелеными, то ослепительно синими...
1.
Дымкою далеких веков и легенд окутаны курганы Старой Ладоги.
Считается, что в глубокой древности на Малышевой горе было языческое капище. На нем молились Перуну и Макруше...
Сюда пришел в 862 году легендарный Рюрик.
Два года он правил Русью из Ладоги, а потом перенес свою резиденцию в «городок на Волхове», будущий Новгород.
Местная легенда утверждает, что здесь в одной из пещер под Волховом и похоронен этот родоначальник династии русских царей...
Другое предание заимствовано из летописи…
«Иде Олег к Новгороду и оттуда в Ладогу... и уклюни его змея в ногу, и с того умре; есть могила его в Ладоге»…
В ладожском кургане, где Волхов делает крутой поворот, посреди широкого простора неба, воды и земли, и погребено тело вещего Олега — второго после Рюрика правителя Руси.
Всю Старую Ладогу видно с этого древнего кургана…
Вон и сама крепость, расположенная на мысу, при впадении в Волхов темноводной речки Ладожки. Как древние предания звучат названия ее башен…
Раскатная… Тайничная… Стрелочная… Воротная… Клементовская…
И, конечно же, с этих курганов дохристианской истории на высоком берегу Волхова открывается такая православная даль нашей истории, что захватывает дух.
Предание утверждает, что здесь проплыл апостол Андрей Первозванный…
А вот уже не предание, а самый настоящий факт — археологическая находка, сделанная на раскопках в Старой Ладоге профессором А. Н. Кирпичниковым. На одной стороне печати изображена Богоматерь с младенцем, а на другой — надпись о том, что печать принадлежит митрополиту Лаодикейскому Леону.
«Матери Божия, Богородица, помоги рабу твоему Леону, митрополиту Лаодикеи!» — звучит дошедший к нам через тысячелетие голос.
Печать митрополита относится к концу ХI века, а уже в начале ХII века в Старой Ладоге было построено шесть каменных храмов.
На северном краю города возвышалась Успенская церковь, на южном — Никольская. Рядом с крепостью стоял главный собор Ладоги, церковь святого Климента.
В 1164 году на Ладогу напали шведы, но ладожане отогнали врага в устье реки Воронеги и вместе с новгородцами разгромили шведов. В память об этой победе под защитой крепостных стен был поставлен храм во имя Георгия-Победоносца. Чудом сохранилась там фреска ХII века, на которой Георгий Победоносец не пронзает копьем змия, а укрощает его силой молитвы.
2.
Считается, что именно в Георгиевской церкви, поставленной в память победы над шведами в 1164 году, и отслужил благоверный князь Александр Невский в 1240 году молебен перед своей битвой со шведами…
И вот ведь дивно, столько великих побед одержано было святым князем, но главное дело, благодаря которому на много столетий вперед оказался определен путь Руси, как и на древней фреске, перед которой благословили его, совершено молитвенным подвигом святого князя, а не его оружием.
И, так получилось, но и первый в Старой Ладоге Иоанно-Предтечев монастырь был основан именно святым князем Александром Невским1, когда возвращался он с Невской битвы.
По благословению Новгородского и Псковского архиепископа Климента в 1276 году был воздвигнут и храм Иоанна Предтечи.
Строился он на иждивение «рабов Божиих Ивана и Марьи».
Как чудесны эти предания!
Сколько сокровенного смысла русской истории скрыто в них!
Вдумайтесь, кого называют предания основателем монастыря...
Святого князя Александра Невского, остановившего своим мечом крестовый поход на Русь, возвещенный римским папой Григорием IX в том самом, страшном, 1237 году, когда обрушились на Русь орды хана Батыя...
Благоверного князя, на много столетий вперед определившего путь Руси, повенчав ее со степью...
Святого князя, который, и завершив земной путь, не оставил нас своим небесным заступничеством, и всегда являлся в годины тяжелых испытаний.
Вспомним, что святые мощи Александра Невского были обретены как раз накануне Куликовской битвы... Тогда августовской ночью 1380 года в храме Богородицы во Владимире вдруг сами вспыхнули свечи, и когда в церковь вбежал испуганный пономарь, то увидел двух старцев, вышедших из алтаря. Они подошли к гробнице Александра Невского.
— Александре! — сказал один из старцев. — Восстани и спаси правнука твоего Димитрия.
И пораженный страхом и трепетом пономарь увидел, как открылась гробница и поднялся из гроба святой князь Александр Невский и скрылся со старцами.
На следующий день мощи святого князя были открыты и поставлены в раке посреди собора. Начались чудеса исцеления — от них. Главное же чудо произошло восьмого сентября на поле Куликовом.
Вот этого святого благоверного князя и называет предание основателем Иоанно-Предтеченского монастыря.
И вместе с ним — безвестных рабов Божиих Ивана и Марью.
В самом сочетании имен — название, может быть, самого распространенного в России цветка, что нежно и скромно распускается на наших лугах.
И это — прикрытые крепким щитом святого князя скромные синие и желтые огоньки Ивана-да-Марьи — не просто поэтическая метафора, это самая сокровенная правда, запечатленная в истории Святой Руси.
3.
Сознанию, исковерканному атеизмом советской школы и зараженному духом западного общества потребления, не всегда удается различить в истории того или иного памятника истории и культуры, каковыми являются наши православные храмы, корневой смысл нашей истории...
Очевидно, этим и объясняется почти полное отсутствие сведений об истории Иоанно-Предтеченского монастыря в работах, посвященных Старой Ладоге.
Фактов тут, действительно, небогато.
Сведения о пяти веках истории монастыря обрывочны и невнятны. Монастырь основан в тринадцатом веке...
В 1764 году упразднен...
В 1811 году восстановлен монастырский храм Иоанна Предтечи...
Вот, кажется, и все...
И можно ставить точку, как и делают авторы путеводителей.
Но если мы вспомним, что речь идет не просто об архитектурном сооружении, а о монастыре и храме, история которого не может быть отделена от истории русского православия, круг фактов, которые нам необходимо осмыслить, чрезвычайно расширяется...
Сокровенный, мистический смысл создания обители в честь Пророка, давшего самое распространенное русское имя, являющегося предыстоком христианства, очевиден.
На Малышевской горе в Старой Ладоге, в том месте, «откуду есть пошла русская земля», слилась предыстория христианства с языческой предысторией Святой Руси. И монастырь пророка Иоанна Предтечи, основанный здесь, был не просто монастырем, а мистическим знаком, обозначавшим это великое преображение.
Уместно вспомнить, что Православие на русском севере распространилось задолго до официального крещения Руси в 988 году.
Как пишет митрополит Макарий в своей фундаментальной «Истории Русской Церкви», иночество на Валааме возникло еще до крещения равноапостольной княгини Ольги. Тогда на острове трудились преподобные Сергий и Герман, которые и считаются основателями обители. В их монастыре принял постриг юноша Иверк, получивший в монашестве имя Авраамия. Потом, уже во времена святого князя Владимира, Авраамий удалился из Валаамской обители и «по усмотрению Божию пришел к граду Ростову», где поселился на озере Неро, основав Богоявленский монастырь, ставший центром духовного просвещения всей ростовской земли.
Житие преподобного Авраамия и является встречей христианства, вводимого равноапостольным князем Владимиром, с христианством, которое само по себе, независимо и задолго до равноапостольного князя, распространялось по Руси.
Ручеек, по которому текло это православие с Валаамских островов, — Волхов.
И, может быть, именно поэтому мощи основателей Валаамской обители преподобных Сергия и Германа длительное время, после разорения шведами Валаамского монастыря, находились в Старой Ладоге. До 1718 года, пока не восстановлена была их обитель на Валааме, обретались они в Иоанно-Предтечевском монастыре.
И совершенно не важно, насколько глубоко постигали мистическую суть своего деяния «рабы Божьи Иван и Марья», когда жертвовали свои сбережения на строительство Иоанновского храма. Открывающаяся в молитвенном сосредоточении Божия воля не может быть предметом психологического анализа. Не мысли и желания конкретных исторических лиц содержат в себе Божественное предопределение, а сам монастырь, поднявшийся благодаря их трудам на высоком берегу Волхова…
Об истории этого монастыря и истории возрождения храма рассказ впереди, а пока отметим, что сама скудость фактологического материала, невнятная скороговорка свидетельств и документов, относящихся непосредственно к монастырю, тоже исполнены высокого значения.
Какие бы яркие и значительные события не происходили здесь, они отступают на второй план перед тем событием, во имя которого и была основана обитель!
4.
«Не хочу оставить вас, братия, в неведении, что отцы наши все были под облаком и все прошли сквозь море; и все крестились в Моисея в облаке и в море; и все ели одну и ту же духовную пищу»...
Эти слова Апостола Павла имеют самое непосредственное отношение и к истории нашей Святой Руси.
«А это были образы для нас, чтобы мы не были похотливы на злое, как они были похотливы... Все это происходило с ними, как образы; а описано в наставление нам, достигшим последних веков»...
Сколько таких образов явлено в нашей истории?
Многие из них затуманены стараниями людей, стремившихся скрыть подлинный смысл событий в угоду политической конъюнктуре. Порою и сами мы, в силу человеческой слабости и личных пристрастий, боимся непредвзято посмотреть на эти события...
Многие полагают, будто гонение на Православие началось в 1917 году.
Это не совсем верно.
Инициированные царем Алексеем Михайловичем Соборы 1656 и 1657 годов, которые по сути дела объявили всех русских святых не вполне православными, вызвали раскол, в который, по оценкам некоторых историков, ушло три четверти великорусского населения.
Страшный вред русскому православию нанесли и реформы Петра I и главное, позорнейший указ от 17 мая 1722 года об отмене тайны исповеди.
Подобные удары, без сомнения, сокрушили бы любую другую конфессию, но Русская Православная Церковь и тут выстояла.
Униженная и оскорбленная, она сумела перенести и те страшные гонения, которые были обрушены на нее в правления Анны Иоанновны и Екатерины II.
И уже в девятнадцатом веке, дезавуировав решения Церковных Соборов 1656 и 1657 годов и приняв Единоверие, снова засияла она, как и в прежние века, дивными молитвенниками и святыми.
Серафим Саровский и Игнатий Брянчанинов, Феофан Затворник и Иоанн Кронштадтский... Оптинские старцы и целый сонм новомучеников российских, которыми украсилась наша Церковь, когда в 1922 году, по примеру Петра I, решили большевики подчинить ее себе. Великие подвиги были совершены тогда Русской Православной Церковью в борьбе с мерзостью обновленчества, великие принесла она жертвы, и устояла и в этой, такой неравной борьбе...
Без этого экскурса в историю невозможно различить мистический смысл, что скрыт в скороговорке дат, относящихся непосредственно к Иоанно-Предтеченскому монастырю…
1500 год. К Ивановскому монастырю приписано четырнадцать деревень, всего семнадцать дворов. Между прочим, тогда впервые упоминается и Монастырь Николы Чудотворца в Ладоге.
1570 год. Во время карательного похода Ивана Грозного население Старой Ладоги, по преданию, пряталось в пещерах Малышевой горы под Иоанновским монастырем.
1604 год. Царем Борисом Годуновым присланы в Иоанновский монастырь колокола и даны льготы на рыбную ловлю и беспошлинный проезд в Москву.
1628 год. Рядом с Предтеченским храмом воздвигнута Вознесенская церковь, где находилась особо чтимая икона Вознесения Господня. Строятся новые кельи, возводится монастырская стена. А вот Никольский монастырь стал отстраиваться не сразу. «Монастырь Николы Чудотворца в Ладоге на посаде, — сказано в записи 1628 года, — от немецких людей стоит разорен до основания».
1685-1687 годы. Упадок монастыря. Здания, давно не ремонтированные, быстро ветшают. Из насельников остается всего трое монахов. Монастырь приписывается к Зеленецкому монастырю.
1695 год. Игумен Зеленецкого монастыря Лаврентий строит на Малышевой горе каменный храм Рождества Иоанна Предтечи на старом фундаменте. Храм значительно расширен за счет придела святой мученицы Параскевы. Ветхий Вознесенский храм разобран.
1699 год. Монастырь приписан к Новгородскому архиерейскому дому.
1704 год. Правление Петра I. Перевод здоровых монахов из Иоанновского монастыря в Новую Ладогу и вселение на их место немощных монахов из упраздненного Николо-Медвецкого монастыря.
Тут надо сказать, что в петровскую эпоху первая столица Руси Старая Ладога едва не приобрела статус тюремного города.С 1718 по 1725 годы в Успенском монастыре здесь была заточена Евдокия Лопухина, первая жена Петра I.
В былинном пейзаже зазвучала тогда дергающаяся по петровскому артикулу речь:
«Приехав в Ладогу, пребывающую в состоящем девичьем монастыре, бывшую царицу у присланного при ней из Москвы от гвардии офицера принять и во всем ея содержании поступать не оплошно, — гласила инструкция, данная капитану Семену Маслову. — Ради караулу при ней и около всего монастыря, употреблять данных шлюсельбургского гарнизона капрала, и преображенских солдат, которые оттуда дадутся, а именно двенадцать человек.
1. Потребные ей припасы, без которых пребыть невозможно, без излишества, брать от ладожского ландрата Подчерткова, о чем к нему указ послан.
2. В монастырь не токмо мужеска, ни женска пола, никакого состояния и чина людей, також из монастыря, как ее бывшую царицу, так и прочих пребывающих в том монастыре монахинь и определенных для отправления Божией службы священников отнюдь не впускать.
3. Иметь доброе око, чтобы каким потаенным образом ей царице и сущим в монастыре монахиням, так же и она к монахиням никаких, ни к кому, ни о чем писем отнюдь не имели, чего опасаясь под потерянием живота, смотреть неусыпно и для лучшей в той осторожности велеть днем и ночью вкруг всего монастыря солдатам, скольким человекам возможно, ходить непрестанно, и того, чтобы кто тайне не учинил, смотреть накрепко».
Лающая, переиначенная на чужеземный лад речь заполнила молитвенную тишину келий…
Ну, а в 1764 году, во времена правления второй нашей великой императрицы — Екатерины II, Староладожский Иоанновский монастырь, основанный святым благоверным князем Александром Невским, был вообще упразднен.
При церкви остались лишь самые немощные монахи. По описи в монастыре было тогда четыре кельи, погреб, поварня, амбар. На церкви — пять колоколов.
В 1811 году упраздненный монастырь открыли вновь и приписали к Никольскому монастырю…
Список событий истории Иоанновского монастыря можно было бы расширить событиями частного значения.
Так, например, в 1823 году купол храма разбило молнией...
В 1829 году из-за оползня усиливали фундамент, а заодно подрастили колокольню...
Но все эти события, перечисление которых можно вести довольно долго, не оказывают никакого влияния на общий рисунок судьбы монастыря.
И выходят из обители,
Ризы древние отдав,
Чудотворцы и святители,
Опираясь на клюки.
Серафим — в леса Саровские
Стадо сельское пасти.
Анна — в Кашин, уж не княжити,
Лен колючий теребить.
Провожает Богородица,
Сына кутает в платок
Старой нищенкой оброненный
У Господнего крыльца.
Только через полтора столетия после упразднения Иоанно-Предтеченского монастыря будут написаны Анной Ахматовой эти стихи.
Но так, как в страшном 1922 году, было всегда во времена гонений на Православие. В сокровенную глубину народной души прятались наши святыни, чтобы в дивном сиянии и славе вернуться к нам, когда мы будем готовы к этому.
5.
В Божием мире, в Истории, которая дана нам, как образы, «чтобы мы не были похотливы на злое», не существует ничего случайного.
И неважно, о какой истории тут идет речь.
О той, где генералиссимус Суворов и императрица Екатерина Великая, или о той, где подрастает в крестьянской семье оставшийся без отца мальчик...
История одна.
И вся она — только образы, данные в поучение нам.
«Крепко осталось в памяти впечатление наших сборов к заутрене. Отец и мать были очень набожные люди, жили между собой душа в душу. Отец был невысокого роста, светло-русые, кудрявые волосы, большие серые глаза, лицо доброе, голос ясный, ласковый, речь неторопливая. Как сейчас вижу матушку, охорашивающую его: она завязывает ему кушак, обдергивает сзади сборки синего решетского сукна армяка, мажет ему и мне голову деревянным маслом и отпускает, перекрестясь.
До нашей приходской церкви от дома около 3/4 версты. К концу заутрени я начинал дремать, отец брал меня на руки и относил в теплую избушку своего приятеля пономаря, нашего дальнего родственника, где я в ожидании обедни крепко спал. Нередко слышал я отца, читающим «часы» и «апостол».
В своих замечательных воспоминаниях, к сожалению, так и оставшихся на журнальных страницах2, В. М. Максимов рассказывает и о храме Рождества Иоанна Предтечи, и о Никольском монастыре, к которому храм был приписан, и в стенах которого вырос художник.
И разве только о своем отце пишет В. М. Максимов, вспоминая о сборах к заутрене в Иоанно-Предтечевом храме?
Лицо доброе...
Голос ясный, ласковый...
Речь неторопливая...
Так это же и есть портрет православного русского человека, черты которого открылись мальчику в лице отца!
«Из раннего детства ни одно событие не осталось так ярко в памяти, как болезнь и смерть моего отца. Лето 1850 года было жаркое. Крестьяне не успели кончить сенокос, как поспела рожь, мои старшие братья Алексей и Федор уходили в дальние пожни, а матушка жала в поле. Я, шестилетний ребенок, оставался дома с больным отцом, не отлучаясь ни на минуту, пока не возвращалась матушка... Больной лежал на полу... На лавке над изголовьем стояла глиняная чашка с водой, покрытая накрест лучинками, за ней — небольшой образ Спасителя. Дизентерия изнурила отца, он уже много дней находился при смерти, хотя в памяти. Изредка соберется с силами, едва слышно подзовет меня к себе, слабой рукой погладит по голове, а сам морщится, словно плакать хочет».
Перед смертью отец благословил сына иконой.
Учился мальчик в школе при Никольском монастыре.
Здесь и начал рисовать.
Отсюда отправился в Петербург, вначале работал в иконописных мастерских, потом учился в Академии художеств, потом вернулся на родину в Старую Ладогу. Большинство его картин создано тут, и героями их стали здешние крестьяне.
Завершая рассказ о В. М. Максимове, хочется процитировать еще один отрывок из его воспоминаний, относящихся к учебе в иконописной мастерской.
«Однажды пришли в мастерскую хорошо одетые средних лет муж и жена заказать семейный образ св. Гурия, Семиона и Аввива. Первый угодник почитается хранителем супружеской чистоты, второй — помогает от хмельного буйства, третий — от безумной расточительности и сварливости жен.
Конон (хозяин мастерской. — Н. К.) пригласил их в свою комнату, договорился с ними в цене и сроке, на вопрос заказчиков, кто будет писать образ, указал на меня, причем похвалил мое поведение до такого преувеличения, что образ, написанный мной, может творить чудеса. Заказчики, проходя мимо меня, остановились и с каким-то непонятным мне благоговением обратились с просьбой не пожалеть усердия, написать им образ, а они станут молиться о здравии мастера Василия и поблагодарят за работу, как следует.
Когда Конон рассказал о выгодном заказе и о способе, употребленном для более высокой цены, — меня зло взяло за кощунственное одурачивание моей мнимой святостью этих верующих людей. Но его трудно было привести в сознание, когда десятирублевый задаток был у него в кармане.
Заказчики всегда порознь заходили в мастерскую смотреть на работу.
Усядется около меня увесистый купчина — сопит тут, глядя на работу, не в силах сообразить с чего я списываю и как это выходит зеленый цвет из двух красок. «Премудрость, — со вздохом и благоговением скажет, а иногда: — Дарование свыше дано. А что, любезный мастер, ты по средам и пятницам скоромного не употребляешь?» На отрицательный ответ купчина истово крестится, сует в руку полтинник и уходит.
Когда приходила купчиха, она, раздеваясь, входила в хозяйскую комнату, поболтает там о чем-то с хозяйкой, а затем подсаживаясь ко мне с вопросом: «Который из трех угодников унимает мужей пьянства и буйства?» Я указал на среднего — Самиона. «Так вот этого среднего, Христом Богом прошу, напиши построже, чтобы Его, угодника Божия, муж мой боялся. А того угодника, который для усмирения жен, нельзя ли сделать подобрее, поласковее?»
«Нет, — говорю, — он тоже строг будет у меня».
Купчиха смекнула в чем дело, достала из кошелька рублевку, сунула мне в жилетный карман и прошептала на ухо: «После еще подарю, мужу не сказывай».
«Не знаю, — говорю, как мне быть, но для вас постараюсь».
Образ написан. Конон сам понес к заказчикам. Какую чепуху от там городил — не знаю, а мне он принес рублевку, посланную благодушным купчиной в благодарность за исполнение».
Василий Максимович вспоминал эту историю в компании невесты и своих товарищей по Академии художеств, и отчасти адаптировал ее к модному в молодежной среде нигилистическому ерничанию. Но хотя и рассказано все в подчеркнуто ироничных тонах, доброе лицо, ясный ласковый голос русского православия, которые открылись Василию Максимовичу еще в детские годы, и который он сохранял и в иконописной мастерской В. М. Пошехонова, и в стенах Академии художеств, проступают вполне отчетливо.
Удивительная теплота православия присуща всем воспоминаниям Максимова, и в этом, очевидно, и нужно искать ответ на вопрос, почему воспоминания «кремня передвижничества, несокрушимого камня его основания» — так называл Василия Максимовича И. Е. Репин — ни разу не выпускались отдельным изданием...
Кремень кремнем, но кто же решился бы в советские годы так писать о православии?
6.
Настоятель Никольского монастыря иеромонах Антоний, о котором с такой теплотой пишет в своих воспоминаниях В. М. Максимов, был человеком весьма образованным и до того, как ушел в монастырь после смерти своей молодой жены, активно занимался литературной деятельностью — писал исторические повести. Он был знаком с Н. В. Гоголем и А. С. Пушкиным.
Не чуждался занятий литературой и другой насельник Никольского монастыря, в прошлом — статс-секретарь Государственного совета, действительный тайный советник, автор многочисленных рассказов, повестей, стихов и статей, публиковавшихся в петербургских журналах, Александр Павлович Башуцкий.
Народ тогда приезжал в монастырь разный.
Ездили из Санкт-Петербурга в Старую Ладогу писатели и художники.
Бывали здесь и святые.
Сохранилось письмо святителя Игнатия (Брянчанинова), в котором он упоминает о своей жизни в Никольском монастыре3.
«При личном свидании нашем, Вы мне сказали, что многие упрекают Вас за милосердие Ваше к ближним, находят его излишним, чрезмерным. Вы желали слышать мое мнение об этом предмете… — пишет Святитель. — В то время душа моя была омрачена пагубным развлечением; сердце огрубело в ожесточении и нечувствии неизбежных свойств сердца, при отсутствии покаяния. От покаяния рождается умиление; умиление освещает клеть духовную, внося в нее свет духовный от Света Христа. Не было этого света в душе моей, — нет его и теперь. Уединение дает, по крайней мере, возможность вспомнить о его существовании. Одно воспоминание о Свете уже просвещает!.. Хочу исполнить теперь мое обещание! А тогда зачем было двигать безплодно устами и языком из одних соображений ума? — в душе не было ответа»…
Вот такое признание.
Признание святого, просиявшего в Русской Православной Церкви в девятнадцатом столетии.
«Кажусь я людям милосердным, но с точностию проверив себя, изследовав себя, нахожу в себе одну глупую личину милосердия. Милосердствует во мне тщеславие, милосердствует во мне пристрастие, милосердствует во мне корысть, милосердствует во мне плоть, милосердствует во мне кровь, но чтоб подвигла меня к милосердию заповедь Христова, чистая, святая, — этого я не нахожу в себе. Когда же я, мрачный грешник, опомнюсь на короткое мгновение и пожелаю быть милосердным сообразно заповеди Христовой: то вижу, что должен учинить сердцу моему ужасное насилие»...
Помимо высочайшей святительской учительности, письмо это чрезвычайно интересно и для понимания истории Русской Православной Церкви девятнадцатого века.
Путь святителя Игнатия (Брянчанинова) в монашество достаточно необычен.
Он происходил из дворян, получил прекрасное домашнее образование, учился в главном инженерном училище в Санкт-Петербурге, где обратил на себя внимание Великого князя Николая Павловича.
Перед будущим святителем открывалась блистательная карьера, и он бы непременно совершил ее, если бы еще в детстве не решил уйти в монастырь. В восемнадцать лет будущий святитель завершил курс и был выпущен из училища в звании инженер-прапорщика. Тогда же он объявил родителям, что уходит в монастырь.
От этого шага тогда его удержал сам Государь.
Но прошло еще несколько лет, и военный инженер Брянчанинов осуществил свое намерение.
В 1831 году он принял монашеский постриг с именем Игнатия.
Однако суета мира, от которой стремился укрыться он за стенами монастыря, и здесь не оставила иеромонаха Игнатия. По указаниям Государя вскоре он был переведен игуменом Сергиевой пустыни под Петербургом и возведен в сан архимандрита.
Из писем святителя видно, как угнетала его необходимость участвовать в дворцовой жизни. Он стремился уйти от внешнего православия, от личины православия к православию внутреннему, подлинному. И, как мы знаем, свой индивидуальный путь он прошел, не смотря на все соблазны и препятствия.
Помимо внешних препятствий на этом пути приходилось преодолевать ему и препятствия внутренние, образованные самой системой заложенного в нем воспитания. Какую гигантскую духовную работу пришлось проделать для этого, тоже видно из писем святителя.
Путь святителя Игнатия (Брянчанинова) — это путь возвращения в Святую Русь...
Не особенно-то рискуя ошибиться, можно предположить, что об этом пути и думал святитель, когда жил в Никольском монастыре, когда смотрел на былинные курганы, вставшие на берегу Волхова, когда осенял себя крестным знамением, глядя на увенчанные крестами бирюзовые маковки храма Рождества Иоанна Предтечи…
7.
А возле храма Иоанна Предтечи обретался в те годы (середина XIX века) блаженный Александр Лосев.
Как и положено блаженным, жил он не похожей ни на чью другую жизнью, и вся эта жизнь запечатлена на его надгробье у входа в храм Рождества Иоанна Предтечи:
«На месте сем погребено тело раба Божия Александра Васильевича Лосева.
Он был родом из ростовских мещан, в молодые лета поступил в здешний Никольский монастырь, где неутомимо и молчаливо исполнял самые трудные послушания.
Потом стал юродствовать ради Христа, несколько лет содержался в доме умалишенных и по освобождении начал ходить в Ладоге и окрестностях ея в странном виде, пользуя многих потаенно. Такая жизнь продолжалась более 20 лет, и увенчалась страдальческой кончиной.
В первых числах декабря 1847 года он потонул в Волхове, а в мае месяце 1848 года тело его приплыло к Новой Ладоге почти невредимое, к прославлению Богом своего долготерпивого раба.
Здесь предано оно земле 17 мая 1848 года строителем иеромонахом Аполлосом с братиею в присутствии игуменьи Успенского монастыря с сестрами и при многочисленном собрании почитателей покойного».
Говоря попросту, однажды, в декабре, шел блаженный Александр через Волхов в Никольский монастырь, забрел в промоину и потонул.
А тело блаженного Александра обнаружили в Новой Ладоге возле церкви уже в мае, после ледохода. Лежал он, как будто и не провел полгода в бурной реке.
Как будто только что заснул…
Такая вот судьба…
Нынешняя прихожанка церкви Рождества Иоанна Предтечи, раба Божия Светлана Дубровская написала стихотворение про это:
Заметает над церковью белой,
Ствол березы до звона продрог,
И дрожа головою и телом,
Шел блаженный, не видя дорог.
Русский именем, русский обличьем
И обычною русской судьбой,
С обретенною волюшкой птичьей
Oт незнанья судей над собой…
Шел и плакал блаженный ребенок,
Позабывший и дом и семью…
Слишком лед по-декабрьскому тонок —
Караулит добычу свою.
Всхлипнет колокол. Птица проснется,
Поерошится серым горбом...
И навеки пучина сомкнется
Над юродивым Божьим Рабом.
Такие вот стихи…
Русский именем, русский обличьем и обычною русской судьбой… — это хорошо сказано. И дальше — про волюшку птичью, про беду, которая проистекает от незнания судей над собою…
8.
Святитель и блаженный...
Нет-нет! И в мыслях у меня нет, чтобы попытаться свести юродивого Александра и святителя Игнатия (Брянчанинова).
Хотя, что и говорить — заманчиво!
Тут ведь целый рассказ написать можно.
Святитель Игнатий (Брянчанинов) сидит, понимаешь ли, в келье в Никольском монастыре и пишет письмо... Любое из его писем бери — любой рассказ украсит...
А в это самое время сквозь метель бредет блаженный Александр.
И ничего-то не понимает он, ничего не может рассказать, только одно и знает, что необходимо в монастырь попасть, увидеть кого-то, услышать что-то...
И тут мысли блаженного...
Вернее, не мысли, а прозрения...
И хотя и обрывки только, но как раз такие, которые точно к письму святителя Игнатия (Брянчанинова) подходят, которые в письме святителя — подлинном, конечно! — появятся страницей позже.
Это, как всегда у святых на Руси было.
Сидит преподобный Сергий Радонежский за трапезой и вдруг встает из-за стола и, сотворив молитву, кланяется и говорит: «Радуйся и ты, пастырь стада Христова, и мир Божий да пребывает с тобою». А когда изумленная братия начнет расспрашивать, в чем дело, объяснит, дескать, в десяти верстах по дороге проезжал епископ Стефан Великопермский, и, сотворив молитву, поклонился в сторону их монастыря и сказал: «Мир тебе, духовный брате!»…
Только здесь в рассказе еще круче можно завернуть.
В келье сидит человек, вобравший в себе всю культуру дворянской России с ее горними вершинами и пропастями порока. Святой, который идет к постижению святости, расчищая на своем пути завалы вольнодумства и гордыни.
А там, на льду Волхова, среди холодного воя метели, другой человек, представитель другой России, забитой полутора веками беспросветного рабства, униженной, затоптанной, но сохраняющей Православие, как единственное богатство свое, теряющей от неграмотности своей свет православия и мычащей в дикой тоске от этой потери...
О, если бы встретились эти две России!
Но чернеет разверстая полынья на Волхове.
Крутится, свивается кольцами серая вьюга...
Увы…
Не было на то Божией воли, чтобы встретиться двум половинкам одной бесконечно любимой нами России...
«Сматривал я на Волхов из окон Староладожского Николаевского монастыря, на угрюмый, на вечно беспокойный Волхов... — писал святитель Игнатий (Брянчанинов). — Глядит угрюмо из берегов своих — этот властный эшафот и вместе могила многих тысяч новгородцев, беспокойных, суровых, буйных, как их Волхов»...
Множество раз заново перечитывал это письмо и так и не сумел отыскать объяснения неприязни святителя к Волхову...
Странные слова...
Необъяснимые...
Тревожные...
Так говорят, когда что-то произошло, что уже не возможно поправить…
II. Детский приход
У игумена Евстафия, в бытность его настоятелем храма Иоанна Предтечи в Старой Ладоге, был составлен синодик игуменов и строителей старо-ладожских монастырей:
Игумен Даниил...
Отец Дионисий...
Строитель Варсонофий...
Игумен Иона...
Отец Пимен...
Строитель Евстафий...
Отец Герасим...
Отец Феодорит...
Отец Иосиф...
Отец Антоний...
Игумен Лаврентий...
Строитель Ефрем...
Отец Феодосий...
Раб Божий Иосиф Соколов...
Отец Михаил...
Игумен Пимен...
Священник Гавриил...
Иеромонах Ювеналий...
Строитель отец Моисей...
Иеромонах Феофан (Галанин)...
Еще один синодик отца Евстафия — синодик расстрелянных большевиками волховских священнослужителей…
Священник Петр Семенович Азиатский из деревни Томилино...
Священник Павел Яковлевич Антоновский из деревни Заречье...
Священник Григорий Ефимович Беляев из деревни Вольково...
Священник Вениамин Михайлович Воробьев из деревни Чернавино...
Священник Сергей Александрович Воробьев из деревни Креница...
Священник Степан Ильич Ильин из деревни Хотово...
Священник Василий Михайлович Исаков из деревни Морозово…
Священник Михаил Кириллович Кузнецов из деревни Прусынская гора...
Священник Николай Александрович Лавров из Новой Ладоги...
Священник Павел Александрович Листов из деревни Черневщина...
Священник Порфирий Егорович Деревнин из деревни Верховина...
Священник Федор Михайлович Кочанов из деревни Пороги...
Председатель церковной двадцатки Тимофей Николаевич Артемьев из деревни Виндин Остров...
Сторож церкви Иван Петрович Емельянов из села Октябрьское...
Этот скорбный список — увы! — не полон.
В нем только расстрелянные в 1937 году. Имена десятков других волховских священников, сгинувших в тюрьмах, погибших на пересылках, замученных безбожной властью, еще предстоит установить.
И все это тоже Строители.
Строители того великого нерукотворного храма, которым и является Русская Православная Церковь... Их молитвами, их подвигами, их мученичеством, по-прежнему, вопреки всем сатанинским силам, распахнуты для нас, для нашего спасения ее двери...
1.
В 1922 году в Старой Ладоге, как и по всей России, появились священники-обновленцы, с помощью которых вожди большевиков стремились превратить — знаменательно, что делалось это к двухсотлетнему юбилею Петровского указа об отмене тайны исповеди! — Русскую Православную Церковь в отдел ГПУ.
В неравной борьбе с обновленцами, поддерживаемых всей мощью карательных органов советской власти, Русская Православная Церковь выстояла. План превращения нашей Церкви в пособницу безбожной, по Петровскому образцу, власти не удался. А в ином качестве ни Ленину, ни Троцкому Русская Церковь была не нужна.
Начинается физическое уничтожение ее.
Никольский монастырь был закрыт еще в годы гражданской войны, а в 1925 году туда переселили монахинь гражданского Успенского женского монастыря, которые жили там до 1927 года.
Тогда, 3 августа 1927 года, в старо-ладожской церкви Успения Богородицы, принадлежавшей Успенскому монастырю, произошло событие, исполненное таинственного мистического значения. Из-под густой масляной живописи с изображением святого князя Александра Невского открылась изначальная древняя фреска — «поясная фигура воина мученика с небольшой бородкой по овалу лица в золотом плаще поверх синего хитона».
Сам же святой князь Александр Невский, который и в земной жизни своим мечом защищал пределы России от крестоносцев, и на небесах остался нашим небесным заступником, покинул поруганный храм.
Ну, а Никольский монастырь сразу после выселения из него монахинь был передан местной МТС.
Под зажигательные, сочиненные то ли Демьяном Бедным, то ли наркомом Луначарским частушки:
Религия —
дурман для народа!
Не жалей, ребята,
Поповского сада и огорода!
сбрасывались колокола, сжигались святые иконы, расстреливались священники.
Механизаторы приспособили Никольский собор, воздвигнутый в XII веке на месте княжеского двора, под кузнечный цех.
В церкви Иоанна Златоуста разместился склад запчастей.
В кельях поселились сами работники МТС.
И заухал кузнечный молот, завизжали пилы в Никольском соборе…
Как из преисподней потянуло из храма едким запахом дыма и солярки.
Пятна солидола и копоти затягивали там лики святых…
Было это во времена Сергея Мироновича Кирова, который сумел-таки добиться, чтобы Ленинградская область первой в СССР завершала весенние посевные работы… Старо-ладожские механизаторы тоже трудились ударными темпами, чтобы успеть подготовить технику к посевам по снегу и льду.
Между прочим, попытались очистить от святых и стены храма Иоанна Златоуста, превращенного в склад запчастей.
Но соскабливать лики со стен было лень, а когда решили стены закрасить, оказалось, что исчезла куда-то выделенная краска, и так и остался некрашеным склад запчастей, так и спаслась бесценная роспись храма…
Ну, а на Малышевой горе, на месте «откуду есть пошла русская земля», где основан был храм, знаменующий превращение языческой страны в Святую Русь, тоже разрасталась духовная пустыня.
Во что только не превращали храм Рождества Иоанна Предтечи.
В мастерские...
В склад...
В спортзал...
В танцплощадку...
В овощехранилище...
Наконец, превратили его в отхожее место...
2.
Любопытно, что все это происходило параллельно с развитием в Старой Ладоге музея-заповедника…
Надо сказать тут, что первые археологические раскопки древнего городища начались еще в конце XIX века. Археологами были обнаружены средиземноморские бусы и балтийский янтарь, арабские монеты и скандинавские застежки и булавки, стеклянные изделия Кавказа и Средней Азии и славянские головные украшения и височные кольца. Эти находки подтвердили, что Старая Ладога, как поселение на варяжском торговом пути возле сложных порогов на Волхове и возникла не позднее 753 года.
Тогда, в 1896 году, увидел свет и первый капитальный труд о первой столице Руси — книга Николая Бранденбурга «Старая Ладога».
Тогда же планировалось открыть в Старой Ладоге музей, но планам этим помешала революция, и первые музейные экспозиции открылись в Ладожской крепости только 15 июля 1971 года.
А в 1984 году краеведческий музей получил статус историко–архитектурного и археологического музея–заповедника федерального значения, и в его ведение отошло 160 гектар территории, на которой сохранилось более 150 памятников истории и архитектуры VIII — ХIХ веков.
Сейчас часто говорят, как много сделано администрацией музея-заповедника для сбережения памятников истории и архитектуры…
Отрицать заслуги учреждения, уже несколько десятилетий находящегося на государственном финансировании, бессмысленно, но и превозносить их тоже, как показывает практика последнего времени, никаких оснований нет.
Администрации музея-заповедника так и не удалось при советской власти выселить «Сельхозтехнику» из Никольского монастыря. Зато, когда в результате бесконечных реформ, «Сельхозтехника» в Старой Ладоге благополучно развалилась, музей-заповедник сразу вступил в затяжную борьбу с Русской Православной Церковью за правовладение Никольским монастырем.
Стремление музейщиков во что бы то ни стало помешать Русской Православной Церкви вернуть святыни, по праву принадлежащие ей, — явление на старо-ладожское, а общероссийское, и объясняется той ролью хранительницы духовности, которую столь малоуспешно пыталась играть советская культура все атеистические десятилетия и которую с какой-то сатанинской горделивостью и упорством пытается играть и сейчас.
Тенденция эта нуждается в обстоятельном анализе и бесспорно заслуживает отдельного разговора, мы же, сужая проблему до рамок нашего повествования, вынуждены констатировать лишь печальные последствия, к которым приводит подобное противостояние музейщиков Русской Православной Церкви.
Так получилось, что когда администрация музея-заповедника вступила на тропу войны с Церковью, из Старой Ладоги — давно уже сократилось государственное финансирование — ушли реставраторы, и бесхозный монастырь атаковали оставшиеся без заработка жители Старой Ладоги. Все, что хоть отдаленно смахивало на металл, было растащено, оконные переплеты и двери выломаны, с многих зданий оказалась содрана кровля…
3.
И вот так получилось, что возрождение церковной жизни в Старой Ладоге началось с церкви Иоанна Предтечи на Малышевой горе.
В 1991 году Старо-ладожский музей передал его Русской Православной Церкви. Здание храма Иоанна Предтечи было той жертвой, на которую согласились пойти музейщики в борьбе за Никольский монастырь.
Забегая вперед, скажем, что к 1993 году, когда вышел указ Б. Н. Ельцина о возвращении Русской Православной Церкви церковных зданий, музей готов был возвратить и руины Никольского монастыря.
Тем ни менее все случается так, как и должно случиться, и опять-таки некий знак видится в том, что возрождение православия в Старой Ладоге начинается именно с Храма Иоанна Предтечи.
Еще в прежние по-советски благополучные, доельциновские времена, силами Старо-ладожского музея-заповедника к 1990 году были восстановлены купола храма, сделана добротная крыша, исправлена покосившаяся после удара молнии колокольня, заделаны самые большие проломы в стенах. Храм побелили, и он издалека производил вполне благополучное впечатление.
Однако когда прихожане открыли тяжелую дверь возвращенного Церкви здания — не в храм она вела, а в сырую мерзость запустения.
— Здесь были только голые стены... — вспоминают они сейчас. — Еще скользкая грязь на полу. Окна выбиты.
Женщины взялись за работу.
Тамара Кудерская, Екатерина Бойцова, Роза Суровешина, Александра Антонова, Рая Ивкина, Нина Меньшикова все лето выносили мусор под гору, заделывали окна досками, цементировали трещины...
На покупку материалов собирали деньги у местных жителей.
Этих денег не хватало, и Тамара Кудерская специально завела корову и коз, чтобы вырученные от продажи молока деньги отдавать храму.
Возрождение храмов всегда чудо.
Тем более — возрождение Иоанно-Предтеченского храма в Старой Ладоге.
Россия уже вступила тогда в нелегкие времена.
Трудно было везде, но в Старой Ладоге нищета населения приобрела ужасающие размеры. Раньше часть жителей Старой Ладоги работала в музее-заповеднике, часть в «Сельхозтехнике». Особенно не жировали, но жить было можно. Теперь же, когда «Сельхозтехника» распущена, а финансирование музея-заповедника приближается к нулю, трудно стало даже прокормиться.
И вот, попреки всем этим событиям, храм Иоанна Предтечи возрождался.
В 1991 году в Старой Ладоге была зарегистрирована церковная община — 70 человек. Ее председателем стала Роза Суровешина. Настоятелем церкви временно был назначен священник Андрей Яхимец. Однако занятость его своим приходом в Новой Ладоге и самом Волхове не позволила ему вплотную занять храмом Рождества Иоанна Предтечи, и здесь объявился некий отец Алексей из катакомбной церкви, рукоположенный — по слухам! — где-то в Америке.
Но и он не прижился в Старой Ладоге.
Настоящее возрождение храма связано с назначением сюда после Пасхи 1993 года священника Михаила Жакова, принявшего позднее, в монашестве, имя Евстафия.
Первый год, как вспоминает отец Евстафий, проходил трудно, но в 9 июня 1994 года, на память святого Нила Столобенского, по молитвенному предстательству преподобного, случилось чудо.
Явился некий, не назвавший себя человек, передал отцу Евстафию миллион рублей и сказал:
— Ты поп? Вот и молись за меня...
И хотя и до этого было немало жертвователей, среди которых можно упомянуть А. Доспехова, Г. Михайлова, М. Чумакова, В. Френкеля, Л. Шуваева — молитва о жертвователях постоянно творится в храме — но настоящее восстановление храма началось именно с мая 1994 года.
Скоро было отремонтировано все здание.
Обустроили и освятили предел Параскевы Пятницы, где уже с 1993 года велась служба. Привели в порядок трапезную и занялись внутренним ремонтом основного храма.
4.
Когда входишь сюда, первое ощущение — удивления. Почти все иконы, все фрески здесь созданы заново!
Семь веков занимает история храма.
Семь лет — история его возрождения.
Совпадение цифр, разумеется, случайное. Но не случайно то, что возродился храм именно в том значении, которое, как мы полагаем, и придавали ему основатели семь веков назад.
И сейчас это открывается каждому, кто входит в храм.
С икон и бесчисленных фресок смотрят на нас святой князь Александр Невский и священномученик Вениамин, митрополит Петроградский, который в 1922 году, подобно святому князю Александру Невскому, бесстрашно выступил против врагов православия, отлучив от Церкви поставленных ГПУ обновленческих вождей.
— Братие! — отправляясь на Невскую битву, говорил святой князь. — Не в силах Бог, но в правде!
— Трудно, тяжело страдать... — ожидая расстрела, писал священномученик митрополит Вениамин. — Но по мере наших страданий, избыточествует и утешение от Бога. Трудно переступить этот Рубикон, границу, и всецело предаться воле Божией. Когда это совершится, тогда человек избыточествует утешением...
Рядом с ними — великий русский святой Александр Свирский, сподобившийся еще при земной жизни лицезреть Святую Троицу…
Однажды, когда преподобный был уже игуменом основанного им монастыря, к нему пришел монастырский эконом и сказал, дескать, кончаются дрова, и надо бы послать в лес какого-нибудь праздного монаха или послушника, чтобы нарубить их.
— Я празден... — ответил преподобный.
Взял топор и отправился в лес.
А вот наша великая заступница за всех сирых и обездоленных — блаженная Ксения Петербургская...
А вот преподобные Никифор и Геннадий Важеозерские и Сергий и Герман Валаамские...
Вот столпы русского православия Иосиф Волоцкий и Нил Сорский...
С портретов в трапезной глядят на прихожан патриархи всея Руси и Санкт-Петербургские митрополиты...
Величественный, дивный Собор.
Одни из собравшихся здесь святых и святителей и в своей земной жизни бывали в Старой Ладоге, в храме Иоанна Предтечи.
Другие, проплывая по Волхову, осеняли себя крестным знамением, вглядываясь в возникающие за речной излукой кресты на бирюзовых маковках Иоанно-Предтеченского храма на Малышевой горе, устанавливали ту духовную связь, которая столетия спустя, трудами современных художников и скульпторов (упомянем здесь Андрея Коробкова и Сергея Алипова, Светлану Иванову и Елизавету Лозновскую, Александра Бартова и Илью Пивника) и, конечно же, прежде всего молитвами самого настоятеля храма, иеромонаха Евстафия, материализовалась во фресках, иконах и скульптурах, украшающих церковь.
Нет, не случайно собрались святые на свой дивный Собор в возрожденном храме Иоанна Предтечи.
Невозможно теперь и представить себе эту церковь без них.
5.
Запомнилось мне, как 7 июля приехали мы в Старую Ладогу на храмовый праздник — рождества Иоанна Предтечи.
В этот день Русская Православная Церковь празднует еще и память святого Антония Дымского, который начинал свой монашеский путь тоже на Волхове, только в верховьях его, в монастыре Варлаама Хутынского, а потом в поисках уединения перебрался на берег овального, похожего на пасхальное яйцо Дымского озера.
На это озеро, где, как утверждает предание, исполняются молитвы, и лежал наш путь из храма пророка Иоанна Предтечи…
Но после литургии отец Евстафий пригласил всех паломником на трапезу и только потом двинулись мы дальше...
Автобус был полупустой, и с нами отправились и бывшие в храме староладожцы.
В основном, это были дети…
Уезжая, все торопились — боялись опоздать на водосвятный молебен на озере.
Предание утверждает, что преподобный Антоний Дымский отыскал в озере камень, возвышающийся на несколько вершков над водой, и ежедневно, стоя посреди воды, молился здесь.
Никакой внешней связи между молитвенным стоянием посреди Дымского озера преподобного Антония и явлением над водами Ладоги Чудотворной иконы Тихвинской Божией Матери, остановившейся на берегу Тихвинки в нескольких верстах от Дымского озера, не существует.
И вместе с тем духовная связь между этими событиями очевидна, поскольку еще будучи иноком Хутынского монастыря, святой Антоний, совершая паломничество, был в Константинополе и не раз молился там во Влахернском храме, где находилась тогда икона, которую мы называем теперь Тихвинской. Не этот ли образ Пречистой Богородицы и открывался духовному зрению Антония, когда в молитвенном уединении стоял он на камне посреди Дымского озера?
Об этом и говорили мы в автобусе по дороге на Дымское озеро.
О том, что Тихвинская икона преподробным Антонием и была вымолена…
И еще говорили, что молитва преподобного Антония Дымского не воспринималась современниками его частным делом. Известно, что благоверный князь Александр Невский дал грамоту на создание монастыря, и тем самым благословил молитвенный труд преподобного и его учеников.
И еще 110 лет продолжала звучать над Дымским озером молитва, прежде чем остановилась на намоленной Антонием и его учениками земле Тихвинская икона Божией Матери…
И так хорошо текла эта беседа, что даже досада возникла, когда, уже порядочно отъехав от Старой Ладоги, сообразили, что отец Евстафий посадил в наш «Икарус» всех, кто был в церкви.
Даже женщин, готовивших трапезу.
— Батюшка один в храме остался, — огорченно сказала сидевшая позади меня девочка. — А ведь сегодня — престольный праздник…
— А мы даже посуду после трапезы не помыли… — ответила другая девочка, и голос ее задрожал от слез.
— Времени не было… — успокаивая девочек, сказала одна из наших паломниц.
6.
Когда — лет, наверное, пятнадцать назад? — начали восстанавливать по Руси разрушенные храмы…
И сколько уже восстановлено, невозможно и сосчитать…
И, конечно же, не может не изумлять и не дивить это самое главное чудо — на наших глазах поднимается из развалин все русское православие…
Биография игумена Евстафия (Жакова) такая не типичная для церковнослужителя прошлых времен, типична для иерея нашего времени.
В миру он был в свое время преуспевающим кандидатом философских наук, состоял в КПСС, работал на кафедре общественных наук химико-технологического института в городе Иванове. Уже почти готова была у него докторская диссертация…
Но человек полагает, а Бог располагает…
Однажды молодой философ вернулся домой и узнал, что у матери случился правосторонний инсульт…
Врачи сказали, что надежд на исцеление нет…
И вероятно, так и случилось бы, но пришла соседка, подруга матери, и сказала, что была у архимандрита Леонтия (Стасевича). Старец сказал, что больная проживет еще десять лет.
— Он благословил меня кусочки разжеванной просфоры ей в рот вкладывать и немножко святой воды доливать…
И вот произошло чудо. Прошло две недели, и мать встала.
Сын отправился поблагодарить отца Леонтия, причисленного сейчас к лику святых…
Этот ивановский чудотворец обладал дивной прозорливостью.
В Иванове рассказывали, что однажды он увидел в окно, как спешит к церкви женщина, и сказал:
— Чумазая идет к нам… Помочь надо.
Слова его удивили всех — никакой чумазости не было в женщине, спешившей к церкви, но когда женщина вошла, оказалось, что это погорелица. У нее сгорел дом, и она пришла попросить о помощи.
Встреча со святым Леонтием переменила всю жизнь молодого философа.
— Не стригись и не брейся! — сказал ему он. — Священником будешь…
В священники член КПСС, кандидат философских наук М. М. Жаков идти не собирался. Он планировал продолжать научную и преподавательскую работу, но прошло полтора года, и на его голову вдруг посыпались невзгоды…
В институте узнали о чудесном излечении матери, начался скандал, молодого ученого исключили из партии, забраковали докторскую диссертацию, потом уволили с кафедры…
М. М. Жаков уехал в Карелию, и там — у него было и медицинское образование — долго работал врачом в леспромхозе. Потом заболел и устроился сторожить церковь.
Так через пятнадцать лет стало сбываться благословение старца.
Звонарь, алтарник, диакон, священник, иеромонах…
Это этапы нового, предсказанного отцу Евстафию святым Леонтием пути…
Восстановленные церкви — первой была церковь святого преподобного Серафима Саровского в Пудоже, потом — храм Иоанна Предтечи в Старой Ладоге, а затем, скажем об этом, забегая вперед, будет еще одна церковь — храм Петра и Павла в Знаменке — этапы этого Пути.
На моих глазах из мерзости запустения возрождался храм Иоанна Предтечи в Старой Ладоге, но все равно смотрю на давние фотографии и не могу поверить, что храм поднимался из тех руин.
Но здесь, в Старой Ладоге, предстояло не только сделать ремонт, не только устроить убранство, он и восстановить храм в душах местных жителей…
Отец Евстафий сумел отворить дверь в этот храм не только для увязающих в нищете и бесправии взрослых жителей Старой Ладоги. Он отворил ее и для их детей, многие из которых — типичная примета России конца минувшего тысячелетия! — оказались совершенно заброшены своими родителями.
7.
Однажды летним вечером, когда уже закончилась по-монастырски неспешная служба, и отец Евстафий собирался идти закрывать двери, в храм вбежал пьяная, совершенно избитая тринадцатилетняя девочка…
— Господи! — закричала она, рухнув на каменный пол. — Божья Матерь! Помогите мне!
Потом выяснилось, что девочка с трудом вырвалась из сараев на берегу Волхова, куда ее затащили взрослые рыбаки и попытались изнасиловать
С того самого вечера, занимаясь строительством и ремонтом, совершая богослужения и разыскивая благотворителей с деньгами, начал создавать отец Евстафий свой «детский приход».
Он вытаскивал из подвалов заброшенных староладожских детей, принимал к себе «на работу», приучал к церкви…
— Не важно, как человек приходит в церковь. Пусть дети приходят, чтобы заработать здесь что-то… — говорил он. — Ребенок все равно изменится в церкви. И обязательно — к лучшему.
И далеко не всем прихожанам нравилось это.
— Работали бы на ферме, — возмутилась одна из работающих в церкви женщин, когда я поинтересовался ее отношением к «детскому приходу». — А то возле церкви отираются… Чего ходить-то сюда деньги зарабатывать… На ферме что ли работы мало? Не, не дело это у батюшки затеяно… Мыслимо ли, робят собирать… Милиция на это есть…
И если чудо — возрождение храма в нищем приходе, то создание детского прихода храма Рождества Иоанна Предтечи — двойное чудо.
Удивительно, но теперь детей здесь больше, чем взрослых.
И не только на службе.
Когда завершается литургия, дети не уходят домой, а собираются в трапезной. Усаживаются за длинные столы.
Удивительная задушевность в этих церковных трапезах. Пожалуй, только тут и начинаешь понимать, что такое православная семья...
Я не оговорился.
Именно образ семьи рисуется в сознании, когда наблюдаешь за жизнью прихода старо-ладожской церкви.
Я познакомился здесь с тремя сестрами Хорьковыми. Старшей, Кате, — шестнадцать лет. Средней, Алене, — четырнадцать. Самая младшая — Галя. Все они поют в церковном хоре и жизни своей без Церкви уже не представляют. Девочки устроены учиться в Волховскую музыкальную школу. Учатся в музыкальной школе — за счет церкви — и другие дети. Некоторые из них — детдомовцы.
8.
Вместе с художницей Елизаветой Лозновской мы провели в этом «детском приходе» сочинение. Попросили детей рассказать о церкви Рождества Иоанна Предтечи и о том, что связывает их, каждого, с этой церковью.
Набралась целая кипа исписанных детскими каракулями листочков...
«Меня зовут Алена. Я учусь в четвертом классе. Я хожу в храм Иоанна Предтечи. Мне очень нравится здесь отец Евстафий, он очень добрый. Здесь есть швея Светлана Дубровская и хорошо кормят. Мне нравится в этом храме. Отец Евстафий очень добрый».
«Меня зовут Аня. Мне 12 лет. Я выполняю послушание в храме Иоанна Предтечи. Я уже достигла чина младшей псаломщицы. Только в этом храме я поняла, что такое настоящая церковная семья. Наши братья: Артемий и Виталий и одиннадцать сестер. Наш регент — Тамара Владиславовна стала нам мамой. Вот и все. Я бы хотела, чтобы прибавилось братьев и сестер. И чтобы сделали высокий клирос».
«Меня зовут Тамара. Я пою в храме Иоанна Предтечи. Наш храм очень красив, особенно внутри. Все стены украшены росписями. Есть в храме еще регент Тамара Владиславовна. Дети очень любят тетю Тамару. И с каждым воскресеньем у нас все больше и больше людей. Если увидите ошибку, примите ее за улыбку».
«Меня зовут Ксения, мне 13 лет. Когда я пришла в храм Иоанна Предтечи я не знала, как молиться и даже креститься не умела. Я узнала отца Евстафия. Отец Евстафий крестил меня. Мне нравится ходить в храм на службу. Я завела здесь хороших друзей. А вообще лучше храма и веры в Бога нету ничего лучше».
«Однажды приехала одна девочка в храм с мамой. Она обижала маленьких, спорила с мамой, была жадной и некрасива в душе. Она с мамой жила бедно. Маме пришлось искать новое место жительства. Она совершенно случайно встретила отца Евстафия. Он пожалел бедную женщину и накормил ее. Батюшка обеспечил маме с девочкой все, что нужно для жизни — дом, свет, тепло. Маминому счастью не было невзгод. Со временем она научилась шить и вышивать. Все болезни исцелились. Ну, а девочка 13 лет стала рисовать, как художник 7-го класса «в». Петь и танцевать. Но время от времени эти таланты пропадали. Наверное, это от ее множества грехов. Она этого не понимала и была от этого несчастна. Но вдруг, этой девочкой оказалась я, Галина 13 лет. И учится в обыкновенной школе. Но она уже исправилась. И теперь служит в храме Иоанна Предтечи. У нас сейчас очень добрый и справедливый батюшка лет 55. В худых ботинках ходит по улицам, помогая всем немощным, страдающим и труждающимся. Это хорошо, когда плохое начало и прекрасный конец»
«Я пришла в 1994 году в Староладожский храм Иоанна Предтечи. Отец Евстафий иногда, когда у нас чего-нибудь нет, например: понравилось платье — купит. Порвались сапоги — думает над этим вопросом. Нету куртки или шапки — все думают. От такой доброты и заботы тянет в храм, как магнитная волна. Но на самом деле нас всех тянет ближе к Богу»...
«Меня зовут Артемий. Хотя я и живу в Санкт-Петербурге, в этом красивом городе, все равно больше меня тянет неведомой силой в Старую Ладогу, в этот прекрасный храм Рождества Иоанна Предтечи. Поднимаясь в гору, где стоит храм, я вижу радостные лица детей, бегущих навстречу батюшке, отцу Евстафию. Каждый складывает свои ладошки и просит у него благословения. После этого одни бегут в храм сказать, что батюшка приехал, другие наоборот помогают ему взобраться на склон горы. Сразу же, как взойдешь в храм, видишь печку, красивые фрески на стенах, разные портреты митрополитов, патриархов, чудесный портрет двух великих княжон Татьяны и Ольги, вырезанную скульптуру Нила Столобенского, возле которой батюшка после приезда поет величание. Как бы не были трудны доходы, все равно в храме появляются новые иконы и материалы для конца реставрации храма. В храме у многих детей есть своя работа. Некоторые поют на службе, другие читают молитвы на исповеди, третьи моют посуду после трапезы или где-нибудь, где надо, подметут. И даже я устроился работать в алтаре с помощью этого доброго иеромонаха Евстафия, а ведь я был очень грешный мальчик и даже не мечтал подавать батюшке кадило»...
«В Старой Ладоге мне очень нравится церковь и батюшка. Там у нас есть регент — тетя Тамара. Она с нами занимается музыкой. Я там очень привыкла, и теперь я не могу Старую Ладогу бросить. На Крещение я прочла третий час и шестопсалмие. Люда, 12 лет».
9.
Перечитываешь эти записи, и время исчезает, уже не голоса детей, живущих в 1998 году, слышишь сейчас, а голос того крестьянского мальчика, что еще в прошлом веке пришел в монастырскую школу учиться церковному пению и порядку церковных служб.
Настоятель монастыря, отец Антоний сам подбирал для мальчика книги.
Впервые прочитал здесь будущий русский художник Гоголя, Пушкина, Крылова.
«Больше всего нравилась мне, — пишет Максимов, — «Вечера на хуторе» да «Капитанская дочка». Многие стихи Пушкина читал сам отец Антоний, и казались они мне какой-то особенной музыкой... Достаточно одних добрых советов отца Антония, чтобы помнить о нем до смерти».
Я не знаю, добьются ли нынешние воспитанники отца Евстафия такого же успеха на избранном ими поприще, какого добился воспитанник отца Антония, но ведь не успех и главное.
Главное, что дети, как и крестьянский мальчик Василий, уже нашли свой родной дом, который никто не сможет отнять у них.
И название этому дому — Русская Православная Церковь...
А вокруг — обычная нищая и тусклая жизнь древнерусского города с бесконечными разговорами о последней передаче «Поле чудес», перемежаемыми вздохами о невыплаченной зарплате...
И вот среди этой серой мути и расцвел выращенный отцом Евстафием цветок «детского прихода»…
Не взрослые ведут детей в храм, а дети родителей...
А тогда, 7 июля, мы успели на Дымское озеро к водосвятному молебну, и долго плавали там — и дети, и взрослые — вокруг камня, на котором совершал молитвенное бдение преподобный Антоний.
Существует поверье, дескать, если оплыть этот камень три раза, твоя молитва обязательно исполнится...
Молитв много было, без конца плавали вокруг камня.
А на обратном пути заехали на святой источник в Мелексе, и в Старую Ладогу вернулись уже ночью.
Наша руководительница спросила, где лучше высадить детей.
— Лучше всего у церкви... — ответили они.
Здесь и высадили их.
У церкви взяли, у церкви и оставили...
Потом дети рассказывали, что отец Евстафий ждал их.
И долго еще сидели на берегу Волхова.
Разожгли костер.
Слушали рассказы отца Евстафия...
Смотрели на древний огонь, возженный над потемневшим Волховом.
Почернели курганы, с которых «есть пошла русская земля», но, возвышаясь над ними, словно бы светились плывущие по сиреневому небу бирюзовые купола храма Рождества Иоанна Предтечи...
III. Святой источник
Когда отца Евстафия (Жакова) перевели в Знаменку под Петергофом, в церковь Рождества Иоанна Предтечи назначили священником иеромонаха Варфоломея (Чупова).
Ему и предстояло возродить Никольский монастырь.
В конце 2002 года митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир благословил возобновить богослужения в храме святителя Иоанна Златоуста Никольского мужского монастыря.
13 мая 2003 года православная местная организация «Никольский мужской монастырь города Старая Ладога» получила свидетельство о государственной регистрации. Для церкви святителя Иоанна Златоуста Никольского монастыря был изготовлен временный иконостас, престол и жертвенник, приобретена необходимая утварь для богослужения.
Весною 2003 года Никольскому мужскому монастырю в преддверие 1250-летия Старой Ладоге из итальянского города Бари передали частицу мощей святителя Николая Чудотворца, а летом случилось еще одно важное для монастыря событие — его посетил президент В. В. Путин.
Последним правителем нашего государства, посетившим Старую Ладогу перед В.В. Путиным, была императрица Елизавета Петровна.
Интересно, что тогда, 256 лет назад, Императрицу с Великим князем Петром Федоровичем (будущим императором Петром III) и его супругой Екатериной Алексеевной (Екатериной II) встречал в Никольском монастыре тоже настоятель Варфоломей...
И вот на фоне этих важных, широко освещенных в печати и на телевидении событий, как-то совсем ушли в тень события, связанные с возрождением в Старой Ладоге Успенского женского монастыря…
1.
Почти шесть веков возвышается над седым Волховом Старо-Ладожский Успенский монастырь…
Не мало на Руси обителей исторически более значимых, и все же, пожалуй, не сыскать другого монастыря, в истории которого так же типично и ярко запечатлелась бы вся история отношения властей к Русской Церкви.
От древнерусских времен сохранился в обители только Успенский собор с остатками древних орнаментов на цоколе, в буквальном смысле поднятыми из земли, да еще — смутная легенда о пребывании в монастыре преподобной Анны Кашинской…
Во времена смуты монастырь был разрушен, воссоздали его уже при царе Михаиле Федоровиче…
Ну, а петровская эпоха заливалась в Успенском Старо-Ладожском монастыре слезами опальной царицы Евдокии. Ее перевезли сюда 20 марта 1718 года, когда шел розыск по делу царевича Алексея. Здесь оплакала царица Евдокия кончину своего сына, погибшего под пытками в Трубецком раскате Петропавловской крепости.
Екатерининскую эпоху Успенский монастырь запомнил именем нашего гениального полководца А. В. Суворова, квартировавшего тогда со своим Суздальским полком по соседству, в Новой Ладоге…
«Сей безсмертный герой любил весьма природу… — писал в начале позапрошлого века Л. И. Хвостов4. — И одобрял на свежем воздухе все забавы, сопряженные с большим телодвижением и нерастлевающие нравы. Он часто посещал Старую Ладогу, колыбель Российского могущества…»
Постигая суворовскую науку побеждать, солдаты суздальского полка, которым командовал тогда будущий генералиссимус, форсированным маршем покрывали расстояние от Новой Ладоги, и едва только видели стены Успенского монастыря, устремлялись на штурм. Монахини и сообразить ничего не успевали, а на их головы со стен уже сыпались суворовские чудо-богатыри…
Это не значит, что полковник А. В. Суворов допускал какие-либо бесчинства своих солдат над монахинями. Просто он был человеком своей эпохи, и так и принято было тогда относиться к Русской Православной Церкви, которая находилась в таком бедственном и униженном положении…
Только, кажется, в царствование Павла и его сыновей — Александра I и Николая I освобождается Русская Православная Церковь от петровских и екатерининских тягот, тогда и начинает возрождаться древнерусская святость…
В Успенском Старо-Ладожском монастыре это возрождение было связано с именем игуменьи Евпраксии, которая, как сказал Е. Поселянин, почти в наши дни воскрешала заветы лет древних.
2.
Как писала инокиня Старо-Ладожского Успенского монастыря Мария, более известная под своим мирским именем Елисаветы Шаховой:
Любила старица безмолвие пустыни:
В лесу, среди болот, за три версты, она
Нашла себе приют молитвенной святыни
Там, где высокая, кудрявая сосна
Шатром развесистым пригорок покрывала,
Где сень и тишина, среди немой глуши,
Ум к Богомыслию святому призывала…
В Абрамовском участке пустыря.
В убежище себе от всякой непогоды,
Велела сруб сложить, под кровлей из досок.
Затворец маленький, среди лесной природы,
С одною дверцею, с оконцем на восток.
У самого ствола большой сосны ветвистой,
Ютилась хижинка, обросшая травой,
А ниже, под холмом, — с водой прозрачно чистой,
Прорыла старица колодец ключевой…
К этому святому источнику игуменьи Евпраксии и шли мы за матушкой Ангелиной по испорченной мелиораторами земле…
Много дивных чудес произошло в Успенском монастыре во времена игуменства Евпраксии. Стаи волков бегали за старицей как ручные собаки, молнии небесные указывали ей место будущих храмов, излечивались по ее молитвам люди, устраивались судьбы, кажется, совсем погибших людей…
И все же главное чудо, свидетелями которого являемся сейчас и мы — сам Успенский монастырь. Именно при отшельнице и молитвеннице Евпраксии и выстроились все сохранившиеся до наших дней монастырские корпуса и храмы.
3.
Едва ли приведенные нами подробности истории Успенского монастыря были известны русскому художнику Борису Кустодиеву…
Но смотришь на созданный им портрет матери Олимпиады, и кажется, что различаешь на лице игуменьи Старо-Ладожского монастыря и древнерусскую святость, и залитое слезами царицы Евдокии петровское время, и вольтерьянскую удаль екатерининских вельмож, и возрождающие древнее благочестие, уединенные подвиги игуменьи Евпраксии…
«Игуменья», отмечают искусствоведы, занимает особое место в творческом наследии мастера…
Не вдаваясь в искусствоведческие размышления, все же заметим, что не случайно этот поворот к знаменитому кустодиевскому «портрету-типу» произошел с художником в Успенском монастыре, в самой истории которого так типично и ярко запечатлелась вся история отношения властей России к Русской Церкви.
4.
Нынешний отрезок истории Успенского монастыря тоже воплощает все самое типическое, что существует в особенностях этих отношений.
Типичны отношения возрождаемого монастыря с музеем-заповедником, типичны и надежды, которые возлагались на визит В. В. Путина в Старую Ладогу, которые, — увы, увы! — не очень-то и оправдались, поскольку в благодетельной сени президента места для Успенского монастыря не хватило…
Типична и история с монастырским корпусом, который матушка Ангелина с послушницами то занимает, то снова освобождает под давлением непреодолимых обстоятельств…
В принципе, по закону Российской Федерации — освобождаемые балансодержателями монастырские здания должны передаваться прежнему владельцу, то есть монастырю.
Но — вот беда! — оказалось, что здание уже было предназначено под ресторан… Газета «Волховские огни» так и писала: «Монастырь возвращается Православной церкви с условием, что в одном из зданий откроется ресторан или кафе — доход селу и монастырю».
Какой доход будет получать женский монастырь от размещенного на его территории ресторана, газета не сообщает. Надо полагать, что ресторанные гулянки должны способствовать монастырской молитве…
Как будет развиваться ресторанный сценарий, неизвестно, но администрация, несмотря на протесты общественности, пока отступать от своего плана не собирается…
Не собирается сдаваться и матушка Ангелина.
— Сейчас решается, будет ли в Старой Ладоге Успенский монастырь… — говорит она. — Мы все любим эту землю, любим историю этой земли. Что нам делить с директором музея-заповедника? У нас одна история… Пусть наши православные паломники идут в крепость… И наоборот… Почему туристы не могут зайти в церковь, поставить свечку… Наверняка, ведь найдутся среди них такие желающие… Что же нам делить? Нам просто хочется, чтобы здесь возродился Успенский монастырь… Без него возрождение Старой Ладоги будет неполным.
И эта самоотверженная уверенность в своей правоте тоже типична…
Без этой уверенности невозможно сейчас возрождение православных обителей.
5.
Уже минут десять шли мы как будто по краю преисподней.
Раньше здесь было обычное болото, и теперь то тут, то там вставали из-под земли дымы, а иногда по бокам тропинки, за зарослями репейника, открывали обугленные ямы выгоревшего торфа…
Мы шли по этой худой, навсегда, кажется, испорченной мелиораторами земле, следом за матушкой Ангелиной, звание которой звучит сейчас канцеляристо-длинно — «ответственная за ведение дел, связанных с открытием Успенского женского монастыря в селе Старая Ладога»…
Но вот мы и вышли к Абрамовскому лесу…
У подножья взгорка открылась поляна, на которой теснились розоватые заросли кипрея и сиреневые россыпи вероники, белые головки тысячелистника мешались здесь с желтыми цветами льнянки. Дивным запахом цветочного разнотравья оттеснило едкий запах горящего торфа…
Здесь и находится святой источник, обретенный подвижницей благочестия, бывшей игуменьей Старо-Ладожского Успенского монастыря матушкой Евпраксией…
И был благословен тот подвиг потаенный.
В усилиях пустынного труда,
С молитвою святой всегда соединенным:
Руками трудницы добытая вода…
Но так было раньше, а сейчас источник Евпраксии заглох.
Лет пятнадцать назад, когда проводили мелиорацию, зачем-то бросили на источник тяжелую бетонную трубу, и хотя матушка Ангелина и расчистила с послушницами и верхний, и нижний колодцы, но так и не ожил родник.
— Без молитвы источники глохнут, — зажигая возле небольшого деревянного креста свечки, говорит матушка Ангелина. — А еще трубу свалили такую…
Она говорит так, но чувствуется, что она все-таки надеялась, что произойдет чудо и оживет расчищенный источник Евпраксии.
Мы все тоже надеялись…
Я залез в верхний колодец и принялся ощупывать его дно, выгребая из-под трубы сыроватую землю. Еще я вытащил лягушонка со дна колодца, но источника так и не обнаружил…
6.
Потом мы искали фундамент часовенки Евпраксии, той самой, сквозь кровельку которой, в стихотворении Елисаветы Шаховой, прошла заветная сосна…
И на сучке одном, чудесно водруженный
Самой Евпраксией, крест сверженный с главой
От купола, — грозой неповрежденный,
И не расколотый стрелою громовой...
Но не нашли и этих плит.
Да и дивно было бы найти их без раскопок… Должно быть, давно уже ушли эти плиты фундамента под землю…
Зато вышел откуда-то из леса с корзинкой грибов сотрудник музея, который все знал, и который, когда его упросили, все рассказал нам…
И про то, что источник погиб, конечно, хотя и очень жаль.
И про то, что фундамента часовни не найти, разумеется, хотя фотографии часовни остались в музее…
И про то, что монахиням, конечно, если по-хорошему, если по-людски, надо подыскивать другое место и куда-нибудь из здания школы перебираться, чтобы не мешать поселку…
И про то, что в запасниках музея много всякой церковной утвари и икон, но из Успенского монастыря ничего нет, так что нечего и рассчитывать монастырю на музейные собрания, хотя и выставлять все эти сокровища музею тоже негде, к сожалению…
— Если есть воля Божия — все идет, как по маслу, — сказала матушка Ангелина, когда мы уже спускались с Абрамовского взгорка назад к источнику. — А нас гонят … А почему? Видно, молиться надо лучше.
7.
В Старую Ладогу матушка Ангелина пришла с подворья Анны Кашинской в Санкт-Петербурге, где она была управляющей, а одновременно — казначеем Введено-Оятского монастыря. Там, в монастыре, и начинала она свой иноческий путь у знаменитой старицы настоятельницы Феклы.
— Матушка Фекла к молитве приучала нас, — вспоминая те годы, рассказывает она. — У нее ведь только молитва и была, когда она на пустом месте начинала… Помню, я дежурила там одно время по ночам… Не огорожено было, звезды над тобою, а все равно на душе спокойно… Я счастлива, что мне довелось возле матушки Феклы быть.
– А какие вы, матушка, послушания в монастыре проходили?
– А все, наверное… И сторожем была, и скотницей… Матушка Фекла по всем ступенькам меня провела. Там были девочки молодые, а мне уже к пятидесяти тогда приближалось, инженером много лет проработала, людьми командовала, но матушка Фекла все равно меня этим девочкам отдала… А чего они понимали? Совсем ведь молодые… А все равно надо было их слушаться… Это была хорошая школа для меня… Это я потом уже поняла, что я ничего в монастырской жизни не понимала, пока эти послушания не прошла…
8.
Я слушал этот рассказ матушки Ангелины, обдумывая, где бы помыть испачканные землей руки.
Ни ручейка, ни лужицы не видно было вокруг. Только в нижнем колодце, забранном в полусгнивший сруб, скопилась немного воды…
Растолкав лесной мусор, плавающий на воде, я набрал воду в пригоршни и помыл руки.
Потом снова зачерпнул воды и сполоснул лицо.
Удивительно, но вода не пахла ни гнилью мусора, ни торфом…
Приятная на вкус, чистейшая вода дрожала в моих ладонях…
— Я ее всегда пью… — сказала матушка Ангелина и, склонившись над источником, тоже зачерпнула воду.
— Так, значит, источник живет? — спросил я.
Матушка не ответила, она пила зачерпнутую ладонями воду.
Я не стал переспрашивать ее.
Что переспрашивать тут, если и так было понятно, что пока правильнее называть этот источник так же длинно и канцеляристо, как и нынешнюю должность матушки Ангелины, ответственной за ведение дел, связанных с открытием Успенского женского монастыря в селе Старая Ладога?
Что говорить, если жизнь этого источника, придавленного бетонной трубой, протекает пока так же сложно и потаенно, как и жизнь так пока еще официально и не возобновленного монастыря?
9.
А вот еще одна любопытная подробность из биографии матушки Ангелины.
Сама она — коренная жительница Санкт-Петербурга. Когда училась в школе, снесли по соседству на Сенной площади Успенскую церковь. Вместе с другими учащимися 239 школы Ольгу (так звали матушку Ангелину в миру) заставляли разбирать на кирпичи церковные развалины…
Теперь, почти полвека спустя, уже на другой стороне жизни, матушка Ангелина начинает восстанавливать «по кирпичику» Успенский монастырь…
— Я когда приехала сюда, сразу полюбила этот монастырь… — говорит она. — Вернее не то что бы влюбилась, а почувствовала — вот родной дом. Я знаю одно, от нас зависит судьба монастыря.
На низменном холме стоит старинный храм,
Над исторической рекою Новаграда,
Весь белый, выступил из-за зеленых рам
Деревьев вековых соседнего посада;
Внизу, по берегу, идет кирпичная ограда,
С двумя воротами, и — башни по углам.
За каменной стеною, серея, видны кровли
Отдельных домиков: тут втиснут монастырь,
Меж двух слобод, — где склад и сбыт торговли
Наполнили молвой береговой пустырь...
Столетие назад написаны «крестницей» святителя Игнатия (Брянчанинова) инокиней Марией эти стихи, а кажется, и про нынешнее время, про нынешние хлопоты и заботы Успенского монастыря, без возрождения которого невозможно говорить о возрождении Старой Ладоги…
Не место, кажется, здесь было для вселенья
Избрать отшельницам обители святой
Но шел за веком век, сменялись поколенья,
И — оглашаемый житейской суетой —
Вокруг, со всех сторон, с реки, и с суши
Владычицы Успения удел,
Храня врученные от Господа Ей души,
Подобно Ноеву ковчегу, уцелел…
Прошло несколько месяцев, и вот пришло известие из Успенского Старо-Ладожского монастыря, что сестры, ходившие на источник, обнаружили колодец Евпраксии полным.
Забил ее источник в полную силу…
Эпилог
Что такое время?
Сегодня становится вчерашним днем, а завтрашний день сегодняшним. Снашивается обувь, ветшает одежда, стареет организм. Время течет неумолимо и необратимо.
Но это для нас, выросших в обществе, где культивируется индивидуализм и идея прогресса. Как частички этой цивилизации, мы всецело захвачены неумолимым движением времени и не в силах преодолеть наваждение.
А в вечности вратах — ужасно пробужденье!
В последний жизни час…
— писал святитель Игнатий (Брянчанинов).
В Церкви нет времени. Вернее, здесь свое время…
Поэтому так легко и становится здесь душе, когда удается позабыть о мирской суете, о своем ветшающем, как одежда, теле...
Приезжая в Старую Ладогу, я как-то очень остро ощущал это…
Полгода прошло, как отмечали Рождество Иоанна Предтечи, и вот приближается другое Рождество — Христово...
И хотя почти десять лет назад это было, а кажется, что вчера…
Принарядились к празднику чистым и пушистым снегом улочки Старой Ладоги. По переулку, тонущему в сугробах, поднялись мы к церкви, и тут, на крутом берегу Волхова, перехватило дыхание — такая синь кругом, такая мощь речной излучины... Обжигал щеки морозный ветерок, тянущий с закованного в лед Волхова.
И в этом просторе, в этой синеве, в колющем морозце — тоже было ощущение приближающегося великого праздника. Очень явственно было разлито на былинных курганах сосредоточенное ожидание предрождественских дней.
А в самой церкви, в трапезной, со стен которой строго смотрели святые и иерархи, звучали детские голоса.
Шло «Пещное действо»...
Это библейская история из Книги пророка Даниила. Вавилонский царь Навуходоносор сделал золотого истукана и заставил народ поклоняться идолу. Только трое отроков не поклонились золотому идолу. Навуходоносор приказал схватить их и, связанными, бросить в огненную печь. Неминуема была гибель отроков, но сошел ангел Господень, раздвинул огонь и, хотя на сорок девять локтей, как написано в Библии, вздымалось вверх пламя, никакого вреда не нанесло оно сохранившим веру в истинного Бога отрокам.
Чин Пещного действа древняя и — увы! — забытая сейчас традиция Церкви. Совершался он перед Рождеством Христовым в день памяти пророка Даниила и трех святых отроков...
Ну, а в старо-ладожской церкви Рождества Иоанна Предтечи играли в Пещном действе уже знакомые мне дети.
Сестры Катя, Алена и Галя Хорьковы, Наташа Евдокимова, Аня Зайцева, Ксения и Аня Степановы, Артемий Гаврилин, Саша Байкина.
Одни изображали царя Навуходоносора и его воинов, другие — святых отроков.
А с ангелами даже перебор получился.
На эту роль сразу трое девочек попросилось. Пришлось расширить Действо, ввести в него еще троих ангелов.
— Что же делать, если столько желающих ангелами стать? — улыбался отец Евстафий. — Как же можно помешать этому...
И мы тоже улыбались его шутке, но слушая ангельские песни, звучащие над древним Волховом, и как-то забывалось об иронии.
Удивительно созвучны нашему времени оказались события библейской истории... Порою начинало казаться, что в Пещном действе дети самих себя играли...
А кого же еще?
Ведь это им, как трем библейским отрокам, в реальной жизни тоже предлагали поклониться идолу золотого тельца.
И так же, как те отроки, делали юные прихожане отца Евстафия свой выбор...
Тот выбор, который десять веков назад, принимая Православие, сделала вся Россия...
Старая Ладога — Петербург
1 Некоторые исследователи связывают это предание с другим староладожским монастырем — Никольским, но это едва ли справедливо. Никольский монастырь — моложе Иоанно-Предтечевского.
Путаница же объясняется тем, что в восемнадцатом веке Иоанно-Предтечевский монастырь был уже упразднен, а храм Рождества Иоанна Предтечи приписан к Никольскому монастырю. Это и дало возможность приписать вместе с храмом и историю упраздненного монастыря монастырю действующему...
2 «Голос минувшего», 1913 г., № 4; 1914 г., № 6.
3 Собрание писем Святителя Игнатия (Брянчанинова) епископа Кавказского и Черноморского, Москва-СПб, Издание Центра изучения, охраны и реставрации наследия священника Павла Флоренского, 1995, Письмо № 106 «К некоему настоятелю о милосердии». С. 178–186.
4 Хвостов Л. И. «Путешествие к реке Паше». СПб., 1820.