«Пора защищать рубежи!»

ВСТУПЛЕНИЕ НА ЦАРСТВО

Сонет

Заканчивались Смуты времена,
И вновь законный Царь был на престоле,
И из руин восставшая страна
Забыть старалась о вчерашней боли.

Звонили над Москвой колокола,
Но только швед все рыскал возле Пскова,
И Польша затаила столько зла,
Что новой битвы ожидали снова.

И, кажется, не будет все как встарь,
Задумчив и серьезен юный Царь,
Как тяжела ты, шапка Мономаха,

Но Божьей воле покорился он
И без сомнений, робости и страха
Державу принял, скипетр и трон.

РУССКИЕ ВИТЯЗИ

Русские витязи, — шлемы и латы,
Остры мечи их и храбры сердца,
Их не прельщают ни камни, ни злато,
И за Отчизну идут до конца.

Вновь неспокойно в степях половецких,
Значит, пора защищать рубежи!
Слышится песня из уст молодецких,
Бойся, кочевник, а лучше дрожи!

Бури суровые, молнии, громы
Могут застигнуть героя в степи.
Русское поле — не княжьи хоромы,
Витязь лишь скажет себе: «Потерпи!»

Видел дворцы он, резные палаты,
Только дорога — удел храбреца.
Витязи скачут, все в шлемах и латах,
Остры мечи их, отважны сердца.

БАЛЛАДА О ПЕТЕРБУРГЕ

Санкт-Петербург, имперская столица
Так непохожа и — похожа на Москву.
Такие же на Невском вижу лица,
И ветер кружит желтую листву.

А раньше ездили на Невском экипажи,
Везли Императрицу во дворец.
Ведь град Петра — с большим столичным стажем,
И долго нес Империи венец.

Здесь Петр построил град «назло соседу»,
И Анна привезла сюда балет.
Салютом отмечали здесь победы,
И на балах весь собирался «свет».

Но помнит Питер времена иные:
Авроры залп и беспощадный бунт.
На волоске от гибели Россия
Узнала, что такое лиха фунт.

Войну и годы страшные блокады
Не забывают город и страна.
Герои обороны Ленинграда
В сраженьях заслужили ордена.

Истории страницы пожелтели,
Машина заменила экипаж.
И очередь у входа в Эрмитаж,
Творения великого Растрелли.

И Медный всадник смотрит на Неву,
И молча наблюдает лев с фасада,
Как ветер рвет осеннюю листву
С деревьев Александровского сада.

ЦАРИЦЫНО СЕЛО

Царицыно — московский Петергоф,
Как воплощение идей Екатерины.
Как будто слышен странный звук шагов;
Таинственны старинные гардины.

И вот, перед глазами — шумный бал,
Бокалов звон заглушит вальса звуки.
Сегодня с нею Зубов танцевал,
А старый Панин морщился от скуки.

Фонтанов брызги, аромат цветов…
Но не сбылись мечты Императрицы.
И снова она в Северной столице,
В краю дворцов, каналов и мостов.

И странен ей самой ее порыв
Построить под Москвой часть Петербурга;
Царицыно забыто до поры,
Россия вновь идет войной на турка.

Очаков взят, повержен Измаил,
Награды розданы державною рукою,
Но только нет в душе ее покоя,
Ее Потемкин больше ей не мил.

Все изменилось. Прошлое ушло,
И подмосковный Петергоф забыт.
Зачем теперь Царицыно Село,
Коль в Петербурге новый фаворит?

Казалось, все! Не думала Царица,
Что оживут со временем руины,
Что звук шагов в тех залах повторится
И обновятся старые гардины…

ПОЭТАМ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА

Луной был околдован град Петра,
Звучали в тишине слова поэта.
И отблески вечернего костра
Ушедшее напоминали лето.
Двадцатый век, опасная игра,
Вопросы, что остались без ответа…
А ночь роняла капли серебра
Холодных звезд на чьи-то эполеты…

* * *

Поэт, знакомец «Незнакомки»,
Считал, что истина в вине.
В эпоху всех устоев ломки,
Когда враг снова на коне,

В минуты страшных потрясений
Ушел в мир символов поэт,
Из мира страхов и сомнений
Туда, где правит лунный свет.

А в двух столицах — кровь и стоны,
Неужто скоро — Судный день?
И солнце уходило в тень,
Шаталась русская корона,

И накренился русский герб,
А бесы водят хороводы,
И молот бьет, и режет серп
Под ритмы гимнов лжесвободы.

Первопрестольная во мраке,
На Пресне выстрелы слышны,
Хоть не видать совсем луны,
Но воют во дворах собаки.

…Ушел в мир символов поэт,
Где нет ни хроник, ни анналов.
Он не искал теперь ответ
В тумане питерских каналов.

* * *

            А вы ноктюрн сыграть могли бы
            На флейте водосточных труб?
                                 В. В. Маяковский

На флейтах водосточных труб
Поэты вам ноктюрн играют;
Двадцатый век — суров и груб,
Людей он не приблизил к раю.

В водоворот страстей и бед
Швырнул, призвав людей к насилью;
И веку внял один поэт,
Другой — жизнь отдал за Россию.

Уехал кто-то далеко,
Покинув милые просторы;
Дышалось дома так легко,
Но оглушил вдруг залп «Авроры»…

На флейтах водосточных труб
Неужто раньше вам играли?
Актеры новомодных трупп
Читают басню без морали

Из иероглифов и рун.
Но из Серебряного века все же
К нам долетают звуки струн,
И мы услышим их, быть может.

* * *

Под музыку Баха танцуют снежинки
И падают мне на лицо.
Меняются в калейдоскопе картинки,
А жизнь наша — словно кольцо,

Как будто арена; антракт уже близко,
Смеется устало буффон,
Сегодня под классику, завтра под диско,
Ведь музыка здесь — только фон.

Сойдет он со сцены походкою шаха,
Но вертится калейдоскоп;
Играет орган то Вивальди, то Баха,
И не признавая синкоп,

На ветке устроилась зимняя птаха
И смотрит на зимний парад.
Танцуют снежинки под музыку Баха,
Такому концерту я рад.

МОСКОВСКАЯ ОСЕНЬ

Роняет листья осень,
Мы проводили лето,
И снова куртки носим
И от дождя береты.

Усеяны листвою
Земля, дорожки в парке;
И в небе над Москвою
Заката свет неяркий.

Сменяются сезоны,
Вращается планета,
И осени корону
Вновь одолжило лето.

МАЙ

Вот опять заплутала весна в переулках московских,
Как не сбиться с маршрута, когда навигатора нет!
Вереница вопросов серьезных, подчас философских,
Далеко не всегда получает искомый ответ.

Я иду по Арбату и много теперь понимаю,
Размышляя о жизни и смысле, делах и словах.
Кто дорогу подскажет вконец заплутавшему маю,
Неужели разруха везде и всегда в головах?

Теплый вечер, Арбат, утомленный прохожий,
Дни намного длиннее, и в воздухе пахнет весной.
Я иду, улыбаюсь. Как много хорошего все же!
Май дорогу нашел, по Москве он шагает хмельной.

И на Чистых прудах, и средь шума Тверского бульвара
Май гуляет вовсю, и в зеленое красит он свет.
И в трамвайном гудке, в атмосфере вечернего бара,
В буйном танце весны вдохновенье находит поэт.