1.
Петроград торжествовал, празднуя победу...
Торжествовали великие князья и думские витии, солдаты-дезертиры и обманутые безответственными интриганами-политиками рабочие, командующие фронтами и петербургский свет. Торжествовали, не понимая, в какую пучину ввергли они сегодня самих себя и всю страну.
Николай II понимал это.
Его заставляли уйти. Даже те люди, которые понимали, что это может иметь для страны роковые последствия, призывали его смириться и принести себя в жертву общественным настроениям. Страх за собственное благополучие парализовал волю даже самых решительных и честных.
Решение для Императора было мучительным.
Для полковника Романова это было облегчением. Теперь он был свободен от тяжкого груза, что лежал на его плечах...
В остальном нужно было положиться на Волю Божью...
Мы уже сказали, что было два отречения Николая II от престола. Вначале он отрекся в пользу сына, но потом изменил решение, и отрекся в пользу брата — Михаила.
Этот момент в отречении Николая II принципиально важен.
2 марта после обеда Император вызвал профессора С. П. Федорова и попросил его откровенно рассказать о состоянии здоровья наследника.
— Боюсь, что он проживет лет до шестнадцати, не больше... — помявшись, ответил Федоров,
— До шестнадцати... — повторил Николай и смущенно потрогал усы, свыкаясь о горькой истиной.
Потом заговорил, что хотел бы теперь пожить в России простым обывателем. Воспитывать сына...
— Едва ли малолетнему Царю, Ваше Величество, разрешат остаться с отцом... — возразил Федоров.
— Да... — кивнул Николай II, соглашаясь. — Да...
После этого разговора и был забран у Рузского первый вариант текста отречения. Государь изменил формулировку отречения...
Престол передавался Михаилу, который венчаться на царствие боялся...
И этот страх брата только сильнее укрепил Николая II в правильности принятого им решения.
Прикрываться его сыном, которому все равно оставалось жить меньше трех лет, он не мог позволить никому. Николай II прозревал другой путь, назначенный его сыну...
8 марта Николай II подписал прощальный приказ по армиям и, простившись со штабистами, уехал из Могилева...
На следующий день он был уже в Царском Селе со своей семьей. Дети еще болели корью, и завтракали и обедали все в игральной комнате у Алексея, но самочувствие детей было хорошее, дела шли на поправку.
«Несмотря на условия, в которых мы теперь находимся, мысль что мы все вместе, радует и утешает...» — записал 10 марта в дневнике полковник Романов.
Еще при жизни, еще при царствовании, оболганный своими современниками, этот Святой Русский Император был объявлен и деспотом, и пьяницей, но и осыпаемый угрозами и оскорблениями, мужественно прошел он Крестный путь, черпая поддержку только в поучениях Святых Отцов.
И — нам еще предстоит осознать это — лестница, по которой с сыном на руках сходил он в подвал Ипатьевского дома, привела его в горнюю высь, в сонм праведников, молящихся о спасении России.
2.
Интересная деталь...
Если игрушки Петра I, Павла, Николая I имеют четкое обозначение их владельца, то, говоря об атрибутации игрушек последних русских Императоров, музейные хранители предпочитают обтекаемую формулировку: «Эти игрушки принадлежали Царской Семье».
Я говорю об этом не в упрек музейщикам, это, собственно говоря, не от них и зависит.
Петр I, каким бы Великим ни провозглашали его, всю жизнь правил точно так же, как играл.
Вспомните хотя бы торжества, устроенные в Санкт-Петербурге в честь игрушки русского Императора — его ботика, «дедушки русского флота»...
Или правление Петра III, которое все походило на сцену, разыгрываемую в «механической картине»...
Но так было.
А уже при Николае I игрушки начинают занимать свое, положенное игрушкам место, и играть, сидя на престоле, никому больше не приходит в голову...
И все-таки и среди игрушек последних русских Императоров есть такие, владельца которых определяешь сразу...
Это игрушки, которыми никто не играл...
Это игрушки Царевича Алексея Николаевича...
Такого не может быть, все наше материалистическое воспитание восстает против этого, но, когда задумываешься над короткой жизнью последнего наследника Русского престола, кажется, что сама мистика обретает реальную плоть...
Царевич Алексей родился в 1904 году, после посещения Царской Семьей Саровской пустыни.
«Цесаревич был в то время самым дивным ребенком, о каком только можно мечтать, со своими чудными белокурыми кудрями и большими серо-голубыми глазами, оттененными длинными загнутыми ресницами, — пишет в своих воспоминаниях П. Жильяр. — У него был свежий и розовый цвет лица здорового ребенка и, когда он улыбался, на его круглых щечках вырисовывались две ямочки. Когда я подошел к нему, он посмотрел на меня серьезно и застенчиво и с большим трудом решился протянуть мне свою маленькую ручку.
Во время этой первой встречи я несколько раз видел, как Императрица прижимала Цесаревича к себе нежным жестом матери, которая как будто всегда дрожит за жизнь своего ребенка; но у нее эта ласка и сопровождающий ее взгляд обнаруживал так ясно и так сильно скрытое беспокойство, что я был уже тогда поражен этим. Лишь много времени спустя мне пришлось понять его значение».
Долгожданный наследник престола — увы! — оказался больным гемофилией...
Можно понять многое...
И те же молитвы, которые возносили Императрица и Император о даровании им наследника, и само Чудо, произошедшее после посещения Царской Семьей Саровской пустыни...
Но вот в одном из номеров журнала «Новый мир» за 1890 год я наткнулся на очерк С. Пелевиной «День Царских Дочерей» и, прочитав его, задумался...
«Императрица Александра Федоровна — враг всякой лишней роскоши — старается возбудить в детях вкус к простоте... — написано за несколько лет до рождения Наследника. — Вот одна из причин, почему, например, роскошные куклы, подаренные Великим Княжнам Их престарелой бабушкой, королевой Викторией, даются детям только в торжественные дни; в остальное время Княжны играют цветами, мячиками»...
Задуматься над этой цитатой меня заставили слова: вот одна из причин...
Если стремление привить вкус к простоте — одна из причин, то должны быть и другие причины.
Что же все-таки заставляло Императрицу задолго до рождении наследника приучать детей к хранению игрушек в закрытом шкафу?
Гемофилия — наследственная болезнь, передающаяся из поколения в поколение через женщин детям мужского пола. Малейшая царапина для больного гемофилией может оказаться смертельной. Кроме того, при ушибах или резких движениях у больных зачастую происходят внутренние кровоизлияния.
О характере болезни Императрица знала.
Знала и о том, что гемофилия — болезнь ее семьи.
Через мать Алису Гессенскую гемофилия была передана брату Императрицы Александры Федоровны — Фредерику Вильяму, а значит, и сама Императрица могла быть носительницей этой страшной болезни, и была опасность передать ее своему сыну...
И не здесь ли следует искать ту главную причину, по которой Императрица приучала своих здоровых дочерей играть только безопасными игрушками?
Когда Великие Княжны Ольга — ей шел пятый год — и Татьяна — три года — изъявили желание кататься верхом, «как взрослые», в одно прекрасное утро они увидели под своими окнами дрессированного ослика с очень удобным седлом-сиденьем для двоих...
Еще у любимых Княжон были маленькие саночки, запряженные двумя деревянными лошадками, симфонион, собачка из папье-маше...
Императрица словно бы прозревала вперед будущую опасность. Начала бороться с болезнью сына задолго до самого рождения его...
Это и называется Роком...
Алексей Николаевич еще не родился, а его страшная болезнь уже незримо витала во дворце.
3.
И разве объяснишь простым совпадением, что в тот год, когда родился наследник престола, его будущий убийца, пятнадцатилетний ученик аптекаря Яков Свердлов первый раз угодил в тюрьму?
Рок... Судьба...
Наследник престола рос красивым и умным, хотя страшный Рок каждодневно, ежеминутно напоминал о себе.
«Он вполне наслаждался жизнью, когда мог, как резвый и жизнерадостный мальчик. Вкусы его были очень скромны. Он совсем не кичился тем, что был Наследником престола... — пишет в своих воспоминаниях П. Жильяр. — Он об этом всего меньше помышлял. Его самым большим счастьем было играть с двумя сыновьями матроса Деревенко... У него была большая живость ума и суждения и много вдумчивости. Он поражал иногда вопросами выше своего возраста, которые свидетельствовали о деликатной и чуткой душе...»
«Наследник, будучи горячим патриотом, считал хорошим только все русское... Он был умен, благороден, добр, отзывчив, постоянен в своих симпатиях и чувствах. При полном отсутствии гордости, его существо наполняла мысль о том, что он — будущий царь, вследствие этого он держал себя с громадным достоинством. По мнению всех близко знавших Цесаревича, он представлял по уму и характеру идеал Русского Царя»...
Однажды, задумавшись, Цесаревич сказал своему наставнику:
— Нет... Когда я буду царем, в России не будет бедных и несчастных...
Словно в сказке о спящей принцессе, родители заботливо изымали из спальни все острые и колющие предметы. В детской Алексея не было корабельной мачты — этого непременного атрибута детской наследника престола... Родители окружали Алексея вещами, которые не могли поранить его...
Но никакие предосторожности не помогали.
Однажды Алексей влез на скамейку в классной комнате, поскользнулся и упал, стукнувшись коленкой об угол.
«На следующий день он уже не мог ходить. Еще через день подкожное кровоизлияние усилилось, опухоль, образовавшаяся под коленом, быстро охватила нижнюю часть ноги. Кожа натянулась до последней возможности, стала жесткой под давлением кровоизлияния, которое стало давить на нервы и причиняло страшную боль, увеличивающуюся с часу на час».
Странное ощущение охватывает сейчас, когда смотришь на сохранившиеся игрушки Алексея.
Вот заводной аист, вокруг которого хороводом бегают зайцы... Вот огромное пасхальное яйцо.
Яйцо открывается, в одной половинке-футляре — деревянная статуэтка гусара; в другой — лейб-гвардейца... Фигурки солдат можно вынуть, потом аккуратно уложить назад в яйцо-футляр, накинуть защелку и убрать яйцо в шкаф, где уже стоит грустный аист с неподвижно застывшими вокруг него зайцами.
На эти игрушки, действительно, можно было только смотреть...
Царевича Алексея берегли от игрушек, но невозможно было уберечь наследника престола от войны, от революции...
Впрочем, и не возможно было оградить от войны ребенка, все существо которого при «полном отсутствии гордости, наполняла мысль о том, что он — будущий Царь»...
1 октября 1915 года Император выехал с наследником престола в Ставку.
«Отправились с Алексеем в действующую армию. Много сидел с ним и играл в его отделении», — записывал Николай II в своем дневнике.
«Ужасно уютно спать друг против друга; я молюсь с ним каждый вечер, с той поры как мы находимся в поезде, он слишком быстро читает молитвы, и его трудно остановить, ему страшно понравился смотр, он следовал за мною и стоял все время, пока войска проходили маршем, что было великолепным...»
Об этом же вспоминает и В. И. Воейков...
«2-ого октября 1915 года. Его Величество сделал в Режице первый смотр войскам после вступления Своего в Верховное водительство армией. Следуя с весьма серьезным выражением за Государем шаг за шагом, Алексей Николаевич сиял от восторга. По прибытии в Могилев Его Величество, к большому удовольствию наследника, приказал поставить его кровать в своей спальне. Алексей Николаевич вставал на полчаса раньше Государя и аккуратно приходил каждый день меня будить в мою комнату.
Выпив утром в столовой кофе немного раньше Государя, Наследник Цесаревич начинал свои занятия. Преподавателями его были П. В. Петров, А. А. Жильяр и мистер Гипс»...
По различным свидетельствам Алексей держался в Ставке мужественно и никогда не жаловался на усталость.
«Его присутствие дает свет и жизнь всем нам, включая и иностранцев... — записывает Николай II 6 октября 1915 года. — Перед вечером мы выезжаем (по утрам он играет в саду) либо в лес, либо на берег реки, где мы разводим костер, а я прогуливаюсь около. Я поражаюсь, как много он может ходить, а дома не жалуется на усталость. Спит он спокойно, я тоже, несмотря на яркий свет его лампадки...»
Два месяца провел Царевич Алексей в Ставке, пока не простудился и не начал чихать... У него пошла носом кровь, которую только 6 декабря (уже в Царском Селе) смог остановить Григорий Распутин.
4.
Сохранилась фотография детской Царевича Алексея...
Возле чума две корякские лодки, дальше на небольшом подиуме, как в хорошем музее, модель железной дороги и броненосца, пирамида с игрушечными винтовками, модели орудий...
Под потолком — аэропланы с широкими крыльями.
Вот такая странная, больше похожая на музей, чем на комнату, в которой играет ребенок, детская...
Но, впрочем, странность рождалась и от другого.
Разглядывая невиданное пасхальное яйцо, я думал, что ведь не игрушки убили Царевича Алексея...
Ведь как раз в те дни, когда «боли были еще нестерпимее, чем накануне», в те дни, когда «Цесаревич, лежа в кроватке, жалобно стонал, прижимаясь головой к руке матери», его будущий убийца Яков Свердлов, развлекаясь в тюремной камере, топил в параше пойманную крысу...
Ловко орудуя палкой, он не давал ей выкарабкаться, сбрасывал назад в ведро. Крыса отчаянно верещала, и товарищи Якова с отвращением отворачивались, чтобы не видеть этой садистской забавы.
Но ученику аптекаря наплевать было на эмоции и переживания соседей по камере...
В детской, глядя на коряцкие лодки возле чума, писал Царевич Алексей письмо вдогонку уехавшему в Действующую армию отцу...
«Дорогой мой, милый папа! Приезжай скорей. Спи хорошо. Не скучай. Пишу тебе самостоятельно, надеюсь, что кори у нас не будет и я скоро встану. Целую 10 000 000 раз. Будь Богом храним! А. Романов».
Было это 22 февраля 1917 года...
Перечитывая дневники Николая II того времени, поражаешься мужеству и самого Императора и больного Царевича Алексея, с которым держались они, оказавшись под арестом...
«5 апреля. Утром погулял. Днем работал с Алексеем... Смотрело на нас немного народу. Воды было много, она переливалась через каменные плиты. До обеда читал свою книгу, а вечером Татьяне вслух».
«3 мая. У Алексея болела рука и он пролежал целый день. С утра до вечера лил дождь, очень полезный для появляющейся растительности...»
Обид на притеснения охраны Николай II, как бы не замечает. Не позволяет себе замечать.
Только 8 июня, когда солдаты отберут детскую винтовку Алексея, которой тот играл на острове, Николай II возмущенно запишет: «Хороши офицеры, которые не осмелились отказать нижним чинам».
И снова дневник заполняют прогулки, тихие летние вечера, катание на лодке, работа в парке.
«В мае, когда потеплело, начал работать в огороде, занимался с Алексеем географией, историей, катался на лодке и велосипеде, по вечерам читал детям вслух книги на английском и французском языках.»
«25 мая начал читать вслух “Графа Монте Кристо”. Чтение романа затянулось на целый месяц.»
Счастливые семейные вечера в гостиной Царскосельского дворца...
И никто из внимавших рассказу о приключениях заточенного на острове графа, не знал, что уже скоро и им предстоит отправиться в долгий и страшный путь. Никто не знал, что всем им остается жить ровно один год...
Уезжали из дворца спокойно, точно ехали на отдых в Крым... 31 июля, когда уезжали в Тобольск, «красив был восход солнца, при котором мы тронулись в путь».
Железная самодисциплина, предельная строгость к себе, мужество и бесстрашие производили удивительные вещи. В дневниках нет ни рефлексии, ни каких-либо сожалений. Николай II живет каждый день, как и положено жить христианину, готовым, что этот день будет последним для него. Разумеется, он не думал об этом, вернее не позволял себе думать. Каждый день встречал он с радостью, и жил этот день с тем предельным наслаждением, которое не омрачается никакими пустыми и несущественными хлопотами о суетных проблемах...
А вот запись, сделанная 31 марта настоятелем Феодоровского собора Афанасием Беляевым...
Царевич Алексей болел, на службе сидел в креслах одетый в голубой халатик обшитый по краям узорчатой тесьмой...
«Как шла исповедь говорить не буду... Впечатление получилось такое: Дай, Господь, чтобы и все дети нравственно были так высоки, как дети бывшего Царя. Такое незлобие, смирение, покорность родительской воле, преданность безусловная воле Божией, чистота в помышлениях и полное незнание земной грязи — страстной и греховной, меня провело в изумление и я решительно недоумевал: нужно ли напоминать мне, как духовнику о грехах, может быть, им неведомым, и как расположить к раскаянию в неизвестных для них грехах...»
Поражает, как быстро в подготовке к мученическим венцам сближались в своем духовном совершенстве отец и сын...
«2 (15) марта. Вспоминаются эти дни в прошлом году в Пскове и в поезде!
Сколько еще времени будет наша несчастная родина терзаема и раздираема внешними и внутренними врагами? Кажется иногда, что дольше терпеть нет сил, даже не знаешь, на что надеяться, чего желать?
А все-таки никто как Бог!
Да будет воля его святая!..
27 марта. Вчера начал читать вслух книгу Нилуса об Антихристе, куда прибавлены «протоколы» евреев и массонов — весьма современное чтение...
30 марта. У Алексея от кашля заболело в паху, и он пролежал день...
31 марта. Он ночь совсем не спал и днем сильно страдал, бедный...
8 апреля. В 11.30 была обедница. После нее Кобылинский показал мне телеграмму из Москвы, в которой подтверждается постановление отрядного комитета о снятии мною и Алексеем погон! Поэтому решили на прогулки их не надевать, а носить только дома. Этого свинства я им не забуду!..
2 мая. Применение “тюремного режима” продолжалось и выразилось тем, что утром старый маляр закрасил все наши окна во всех комнатах известью. Стало похоже на туман, который смотрится в окна»...
5.
В этот день, когда туманом, стекающим из малярного ведра, затягивало окна дома Ипатьева, в московском Кремле, брызгая слюной и посверкивая стеклышками пенсне, спорили о судьбе последнего русского Императора новые властители России...
И одному из них, бывшему ученику аптекаря Якову Свердлову, вспомнилась вдруг, как там, в камере, завершив истязание крысы, он отвернулся лицом к стене и долго лежал с открытыми глазами, словно видел в каменном мраке подвал Ипатьевского дома, куда следом за Императрицей и дочерьми спустится и сам Государь, держа в руках мальчика, мечтавшего, чтобы не было в России бедных и несчастных.