Традиционализм: русский взгляд

Традиционализм — сложное явление, которое в историко-политологической и философской литературе не имеет общепринятого определения и общепринятой оценки. В различных работах, базирующихся на религиозно-гуманистической методологии, господствующей сегодня в общественных науках, традиционализм чаще всего воспринимается критически, а в некоторых случаях вообще объявляется «консервативно-реакционным». В данном очерке традиционализм анализируется с точки зрения традиционалистско-консервативной методологии и, в основном, на материале русской истории, а также русских философских и духовно-политических учений.

Вообще, традиционализм можно рассматривать в трех основных значениях. Во-первых, как основной принцип существования всякого традиционного общества; во-вторых, как мировоззрение, признающее традицию главной основой бытия всякой человеческой общности, причем это мировоззрение характерно как для традиционного, так и для индустриального и постиндустриального обществ; и, в-третьих, как определенное направление в мировой общественной мысли, возникшее в XVIII веке в ответ на разрушение традиционного общества и просветительскую идеологию, выразившую первые этапы этого процесса разрушения.

 

* * *

Традиционное общество, как известно, достаточно долгий исторический период господствовало у большинства народов мира (у некоторых народов традиционное общество сохраняется и сегодня). Основная черта всякого традиционного общества — приверженность традиции, то есть правилам и нормам, сформировавшимся в ходе исторического существования того или иного народа, которые передаются из поколения в поколение и сохраняются неизменными на протяжении длительного исторического времени. Главным носителем традиции оставался простой народ. В обществах, где основным источником существования было земледелие, как, например, у славян, это было, в первую очередь, крестьянство, у кочевников — скотоводы, а где-то преобладали торговцы или городское население.

В бытии русского традиционного общества значительную роль играла сельская территориальная община, которая господствовала в русской деревне вплоть до XX столетия, и которая позволяла сохраняться традициям на протяжении многих веков. Так, некоторые традиции обычного права в русской крестьянской общине, зафиксированные этнографическими исследованиями в конце XIX века, восходят своими корнями еще к XI веку, когда они были впервые описаны в письменных источниках. Иначе говоря, некоторые нормы обычного права русских крестьян хранились в течение минимум тысячи лет (сколько времени эти традиции существовали до их фиксации в письменных источниках в XI веке, сказать трудно)1. Во многом традиционализм как принцип жизни сохраняет свое значение в российском обществе и в наши дни2.

Именно народ оставался главным противником различных нововведений. Если проанализировать политические требования, выдвигаемые во время большинства народных восстаний и бунтов в России в XI–XIX веках, то главное из этих требований — возвращение к традиции. Следовательно, восставшие ждали от власти не перехода в «светлое будущее», а наоборот, не принимали тех или иных нововведений, властью им навязанных. Например, одним из самых крупных народных протестных движений в этот период нужно признать так называемые «картофельные бунты», которые произошли в 1830-е годы в нескольких губерниях России. В них участвовало до полумиллиона государственных крестьян, которые, несмотря на категорические требования властей, отказывались отводить лучшие земли под посевы новой сельскохозяйственной культуры — картофеля. Сопротивление крестьян было столь велико, что дело дошло до вооруженных стычек, власти были вынуждены применить воинскую силу, но в итоге пошли на уступки — обязательные посевы картофеля были отменены. И только к началу XX века картофель стал неотъемлемой частью русского сельскохозяйственного производства и русского обеденного стола.

Да и в других случаях русские крестьяне старались оставаться в рамках традиционной жизни, ибо всякие новшества воспринимали как неминуемое ухудшение условий существования (что, к сожалению, частенько и бывало).

Хранителями и защитниками традиции выступали политические и духовные элиты, которые рассматривали всякие возникающие новшества с точки зрения их соответствия традиции, и со временем превращали эти новшества в часть традиции. Но одновременно именно элиты, прежде всего власть, оказывались «главными нарушителями» традиции, инициаторами различных нововведений. Наверное, одним из самых «революционных» изменений традиции в русской истории стало принятие христианства в конце X века, осуществленное по инициативе киевского князя Владимира Святославича. Однако важнейшей чертой всяких изменений было то, что власть сразу же объявляла новшества традицией и всячески их поддерживала именно как традиционные. Более того, любые новшества, предлагаемые властью обществу, тоже вытекали из определенной традиции. К примеру, введение христианства опиралось на длительную христианскую традицию, а целью церковной реформы, проводившейся в XVII веке, были не просто некие нововведения, но утверждение более «чистой», более «правильной» греческой традиции. Интересно и то, что Петр I, осуществлявший свои реформы как борьбу с древнерусскими традициями, в своей деятельности опирался именно на традицию — традицию самодержавной власти русского царя, получившего свою власть от Самого Бога.

Сама традиция в русской истории никогда не была внутренне едина. Во все времена в России существовали различные традиции, — этнические, политические, духовные, хозяйственные, которые оказывали свое влияние на русскую жизнь и одновременно соперничали между собой.

Так, на первых этапах становления Древнерусского государства, в IX–X веках, огромную роль играли этнополитические традиции — религиозные, социально-политические, хозяйственные — различных народов, находившихся под властью киевских князей. К примеру, у русов и славян были совершенно разные традиции социально-политического устройства, которые в первые века Древнерусского государства очень долго «притирались» друг к другу. Следовательно, само Древнерусское государство складывалось в процессе борьбы и одновременно объединения этих традиций в новую традицию, которая стала играть важную роль в дальнейшем государственном развитии Древней Руси. С принятием христианства в конце X века большое значение в русской политической мысли получила христианская традиция, которая, с одной стороны, боролась с предшествующей языческой традицией, а с другой — также формировала новую традицию. Но дело в том, что внутри самого христианства существовало несколько традиций понимания христианского вероучения, которые на протяжении многих веков тоже соперничали друг с другом.

Совершенно иные традиции, во многом противоречащие сложившимся основополагающим принципам исторического существования русского народа, принесло Новое время. В XVIII веке под влиянием различных западноевропейских веяний русская политическая элита стала отказываться от устоявшихся веками правил жизни и внедрять в русскую жизнь многообразные новшества. И понадобилось почти столетие на то, чтобы какие-то из этих новшеств были восприняты русским национальным сознанием как традиционные, а к некоторым и по сей день в России сохраняется настороженное отношение.

 

* * *

Традиционализм жизни русского общества, естественно, нашел свое выражение в народном мировоззрении. Различные письменные источники позволяют выделить основополагающий принцип русского традиционного сознания, который можно сформулировать следующим образом — «жизнь по старине» или, как говорится в Повести временных лет, «как деды и отцы наши жили» («по устроению дедню и отню»)3. Этот принцип затрагивал все сферы народного бытия — политическое и социальное устройство, духовную, культурную, хозяйственную, бытовую жизнь общества. Обращение к «старине», как к источнику норм социально-политического устройства Русской земли, характерно для подавляющего большинства духовно-политических и юридических памятников XI–XVII вв., во многих из них присутствует прямая ссылка на «старину» («по устроению дедню и отню», «от прадед и дед наших», «по старине» и др.)4. И если говорить о русской традиционалистской политической мысли, то нередко предметом размышлений русских политических мыслителей становилась проблема соответствия возможных нововведений уже существующей традиции, а сама обращенность «к старине» была важной чертой многих политических идей.

Традиционалистское мировоззрение, тем не менее, не отрицает возможность и даже, в некоторых случаях, необходимость развития, изменений, но предполагает неспешный, реформистский путь исторического существования общества. При этом любые новшества принимаются после длительного периода их адаптации, «притирки» к конкретным особенностям жизни того или иного народа. В то же время традиционалистское сознание крайне тяжело воспринимает изменения, касающиеся основополагающих принципов народного бытия (религия; политическое устройство, освященное религией, и т. д.), а резкое, «быстрое» введение новшеств вызывает негативную реакцию, вплоть до открытого сопротивления.

Вполне понятно, что различные традиции, так или иначе существовавшие на Руси, имели своих сторонников и противников, а, значит, нашли свое отражение в национальном сознании, в общественной мысли, в том числе и в социально-политических учениях. Поэтому идейные споры в XI–XIX веках — это не просто борьба «старого» и «нового», «хорошего» и «плохого», но и соперничество различных традиций в общественно-политическом сознании и в общественно-политической практике. Соответственно, сущность той или иной позиции того или иного русского политического мыслителя характеризовалась его принадлежностью к определенной традиции политической мысли5.

 

* * *

Традиционализм как общественно-политическое учение возникает в Европе в XVIII веке, как реакция на быстро изменяющиеся социально-экономические и духовно-политические условия жизни и ответ на активно пропагандируемую в то время просветительскую идеологию. В русской философской и социально-политической мысли традиционализм поначалу существовал в виде сохранявшихся социально-политических установок предшествующего времени, поэтому выразителями традиционалистских идей и ценностей в XVIII столетии оказались, в первую очередь, представители духовного сословия — православные иерархи, настоятели монастырей, монахи-подвижники, многие из которых позднее были причислены к лику святых Русской Православной Церкви (свтт. Митрофан Воронежский, Тихон Задонский, Арсений Мацеевич, прпп. Паисий Величковский, Феодор Санаксарский, Серафим Саровский, блаж. Ксения Петербургская и др.). Но и светские мыслители этого времени, понимая необходимость развития на русской почве рационализированного мышления, науки и культуры, в то же время стремились опираться на накопленный национальный опыт, в том числе на многие уже существующие духовные, социальные, политические и культурные традиции. Не случайно даже русское просветительство XVIII века было достаточно консервативным, что позволяет многим современным исследователям относить появление русского консерватизма ко второй половине XVIII столетия6. В XIX веке традиционализм в России окончательно оформляется как одно из ведущих направлений в общественно-политической мысли и получает свое развитие в ряде сочинений русских мыслителей (см. работы Н. М. Карамзина, А. С. Хомякова, И. С. и К. С. Аксаковых, И. В. Киреевского и др.) и становится идейной основой для развития русского консерватизма, как специфического явления в мировой консервативной мысли (см. работы К. Н. Леонтьева, Н. Я. Данилевского, Л. А. Тихомирова и др.). При этом, по мнению некоторых исследователей, традиционализм и консерватизм практически совпадают по большинству характерных черт7.

Традиционализм как общественно-политическое направление выступает за сохранение, поддержание и развитие исторически сложившихся религиозных, культурных, политических и хозяйственных основ данного общества8. В этом отношении для традиционализма характерны несколько важных черт, общих для большинства мыслителей-традиционалистов.

Во-первых, признание религии духовным фундаментом общества. В странах Европы таковой религией почитались католицизм или различные протестантские конфессии, в России — православие. Уже говорилось, что с принятием христианства важнейшей традицией в жизни России и, как следствие, в русской социально-политической мысли стала православная вера. И это определило одну важнейшую особенность традиционной русской социально-политической мысли: значимость социальных и политических идей определялась их духовным содержанием, тем, насколько они способствуют реализации в социально-политической практике православных идеалов. Поэтому можно говорить, что русская традиционалистская мысль развивалась в русле православной традиции и была прежде всего духовно-политической. Своеобразие духовно-политической мысли состоит в том, что она предлагает политическими средствами решать духовные, религиозные задачи. В этом случае сами политические предпочтения, учения и идеалы выстраиваются в зависимости от религиозных предпочтений, учений и идеалов, которые в свою очередь являются основополагающими для выстраивания собственно политической идеологии. Именно духовные, религиозные идеалы становятся критериями для оценки как конкретных политических деятелей, так и создаваемой ими политической системы общества. А политическая идеология и политическая практика направляются на то, чтобы социально-политическое состояние общества в максимально возможной степени соответствовало духовным, религиозным идеалам9.

Для многих (хотя и не для всех) русских традиционалистов типичным было религиозно-мистическое мировосприятие. И социально-политические идеи формировались в соответствии с общим религиозно-философским восприятием окружающего мира, а собственно политическая мысль практически не существовала в России как самостоятельное, оторванное от православия явление. Например, проблемы происхождения и сущности верховной власти рассматривались в соотношении с идеей Божиего Промысла. Так же как и деловые и нравственные качества реального главы государства должны были соответствовать христианскому идеалу правителя. И не случайно, что многие политические идеи возникали и формировались прежде всего в монашеской среде, а уже потом становились предметом обсуждения среди светских людей, которые их и реализовывали в политической практике. Впрочем, и церковные деятели были крупнейшими политическими фигурами, а, в свою очередь, некоторые русские светские мыслители оставались по своей сути православными мистиками.

Православное мировосприятие определяло и тот факт, что на Руси социально-политическая мысль основывалась не столько на рациональном, сколько на интуитивном знании. Поэтому русские традиционалисты не разрабатывали развернутые, многоуровневые философско-политические системы, но их политическое творчество выражалось чаще всего в форме литературно-художественных или публицистических произведений, построенных на основе символического мышления, прежде всего, конечно, христианского символического мышления10. Более того, осмысление исторических событий, произошедших, происходящих или ожидаемых, самоосознание во всемирно-историческом процессе, осознание своей государственности — все это совершалось традиционалистами через христианские символы и в христианских символах.

Во-вторых, предпочтение традиции абстрактным схемам историко-политического развития и обычая — формальному праву. В русском традиционализме этот аспект человеческого бытия подчеркивался особо. Как известно, в христианской традиции основные правила человеческого общежития сформулированы в Десяти заповедях. При этом западная цивилизация, рационалистически осмыслив библейские заповеди, построила на их основе все свое законодательство, которое стало главным условием возникновения так называемого правового общества. И — главным условием развития самой западной цивилизации. Но, по убеждению русских традиционалистов, западный человек оказывается ограничен в своей свободе опять же человеческими преградами — законами. Для русского человека подобное внешнее, поверхностное перенесение на землю Небесных установлений совершенно неавторитетно. Когда человек подчиняется законам по необходимости, душа его все равно остается холодной. Ведь сами законы придуманы столь же несовершенными людьми. Следовательно, человек подчиняется человеческим же законам, уподобляется другому человеку, а не Господу. В том числе и поэтому, кстати, законы на Руси никогда и никем не соблюдались — ни властями, ни подданными.

Русский же человек жил не только по Десяти ветхозаветным заповедям, но стремился соответствовать Заповедям блаженства, которые принес людям Спаситель, даровавший и «новую заповедь»: «Да любите друг друга, как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга... Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 13:34; 15:13). В русском сознании истинная ответственность имеет нравственную, а значит, Божественную природу, ибо только Господь закладывает в сердце человека важнейшие принципы его жизни — внутренний нравственный закон: быть добрым, созидать красоту, уметь любить. Соблюдение этих принципов и означает высшую ответственность — перед самим Богом, ибо главный свой ответ каждый человек будет держать только перед Ним. Вот почему внешнее законопослушание в русском понимании — вторично. К. С. Аксаков писал по этому поводу: «Закон нравственный (внутренний) требует прежде всего, чтобы человек был нравственный и чтоб поступок истекал, как свободное следствие его нравственного достоинства, без чего поступок теряет цену. Закон формальный или внешний требует, чтоб поступок был нравственный по понятиям закона, вовсе не заботясь, нравственен ли сам человек, и откуда истекает его поступок... Внешняя правда требует внешней нравственности и употребляет внешние средства. Из этого свойства внутреннего и внешнего закона, внутренней и внешней правды, очевидно вытекают различные следствия. Внутренний закон поддерживает нравственное достоинство человека, беспрестанно обращаясь к его совести, в ней одной находя опору и ручательство в деле. Запад — жертва внешнего закона. Закон внешний требует только соображения с своими постановлениями, исполнения учреждений, не заботясь и не обращаясь к совести человека, и таким образом избавляет его от необходимости внутреннего нравственного голоса. Очевидно, что преобладание внешнего закона в обществе ослабит нравственное достоинство человека, приучая его поступать без внутренней нравственной причины и быть правым только пред законом (внешним). Цель человечества — осуществить нравственный закон на земле...»11. А В. В. Розанов искренне удивлялся: «Я понимаю, что я должен повиноваться божественным законам. Но почему я должен повиноваться человеческим законам, этого я не понимаю... Закон — “надо мною”. Но как же, если он “человек”, — надо мною? Разве я уже животное? Посему: Homo sum et nil nisi divina lex — habet me (Я человек и подчиняюсь лишь божественным законам)»12.

В-третьих, признание приоритета общности над индивидом. Особенно ярко эта черта традиционализма выражена именно в русском православном сознании, ибо оно — сознание коллективистское, общинное. Так уж исторически сложилось, что славянские племена, заселившие в древности Восточную Европу, имели территориальную сельскую общину, в отличие от кровнородственной общины, характерной для большинства народов Запада. Многовековое, до середины XX столетия, существование русской общины определило содержание социальных идеалов и принципов общежития русского народа — равенство, выборность снизу вверх органов управления, отрицательное отношение к иерархическому соподчинению сверху вниз. Именно территориальная община обычно открыта для приема выходцев из иных народов на положении свободных и равных. Наличием территориальной общины объясняется и уникальная способность русских ассимилировать другие народы. Да и сам русский народ изначально складывался как полиэтническая общность с главенствующим славянским компонентом. Подобная открытость славянской общины сегодня вызывает затруднения при определении славянского антропологического типа. И что характерно — этническое самосознание славян, по той же причине, изначально было ослаблено на фоне племен с кровнородственной общиной.

Размытость этнического самосознания русского народа отмечена не случайно, ибо в русском сознании исторически возникло иное толкование и основополагающих земных идеалов. Еще в языческие времена главной их составляющей становится идея Земли, позднее — идея Отечества. Давно, например, замечено, что в памятниках древнерусской литературы говорится, прежде всего, о Русской Земле и крайне редко о русском народе. В более поздние времена, когда наступала трудная година, именно необходимость защиты Отечества всегда становилась для русского народа толчком к пробуждению национального самосознания, ибо сохранение единого Отечества означало и сохранение самого народа.

И когда в России искали земное применение Высшему, Божественному смыслу бытия, то на первом плане оказывались идеи Земли, Отечества. Единое для многих народов Отечество — это земное воплощение Высшего Божественного Единства, выраженного в образе Святой Троицы.

Поэтому земное воплощение Божественного замысла русским человеком связывалось с идеями общности, общества, «мiра». Божественное единство на земле — это единство народов, но единство прежде всего духовное, во многом метафизическое и даже мистическое. В XIX столетии русская традиционалистская мысль даже выработала специальный религиозно-философский термин для характеристики этого очень своеобразного явления — «соборность» (А. С. Хомяков). Со временем, в сложном симбиозе православного и изначально коллективистского миросозерцания, в России формулируется и идеал Всечеловеческого единения («всеединства»), как некая высшая форма реализации в земных условиях Единства Божественного. По сути дела, идеей «всеединства» проникнута вся отечественная религиозно-философская мысль XIX–XX веков.

В-четвертых, отстаивание цивилизационной самобытности своего народа (группы народов, близких по своим традициям). Традиционализм признает право любого народа на сохранение национального, духовного, социального, экономического, политического и бытового своеобразия, а также право народа самому решать собственную судьбу.

Если использовать современную терминологию, то можно утверждать, что в России уже в XVI веке были сформулированы основные духовно-политические установки, цели и смыслы исторического существования русского народа и Российского государства, выделены основополагающие характеристики и черты России как отдельной православной цивилизации. Свидетельства тому — различные сочинения, созданные в то время: «Сказание о князьях Владимирских», послания старца Филофея, Степенная книга царского родословия, Лицевой летописный свод, Великие Минеи Четьи, «Домострой» и ряд других памятников, в которых были представлены идеалы Москвы как «Нового Иерусалима», России как «Третьего Рима», «Нового Израиля» и «Святой Руси».

В XIX веке после освоения многообразных новшеств, воспринятых из исторического опыта западноевропейских стран, в трудах Н. М. Карамзина, А. С. Пушкина, А. С. Хомякова, И. С. и К. С. Аксаковых, И. В. Киреевского были возрождены и одновременно развиты в новых условиях традиционные идеалы и смыслы русской жизни. Чуть позже К. Н. Леонтьев и Н. Я. Данилевский, каждый по-своему, предложили фундаментальную концепцию мирового сообщества как совокупности различных цивилизаций и определили место русской православной цивилизации в этом сообществе. В начале XX века Л. А. Тихомиров глубоко размышлял о сущности религиозных основ общества и государства, и на основе этих размышлений утверждал самобытный путь исторического бытия России.

В-пятых, признание права на свободное историческое развитие любого народа или цивилизации. Данная черта непосредственно связана с правом народа на сохранение и развитие собственной цивилизационной самобытности.

На протяжении всей истории человечества постоянно возникают различные религиозно-философские и религиозно-политические теории, претендующие на абсолютный универсализм: создатели таких теорий объявляли их единственно правильными и утверждали возможность их практической реализации в любых конкретно-исторических условиях у любых народов. Особенно активно эти универсалистские теории создавались в последние сто — сто пятьдесят лет, и столь же активно навязывались мировому сообществу: гуманизм, коммунизм, либерализм, фашизм, различные радикальные религиозные учения и др.

Традиционализм противостоит любой универсалистской концепции устройства мирового сообщества. В понимании традиционалистов всякий универсализм несет большую опасность для человечества, ибо подразумевает упрощение, унификацию мира, ликвидацию его сложности. К примеру, в рамках коммунистических и либеральных теорий человечеству навязываются общеупотребительная «массовая культура» и общеупотребительная «массовая экономика» (в одном случае — «плановая», в другом — «рыночная»), которые ведут к уничтожению многоцветья национальных культур и экономических укладов. С философской точки зрения всякое упрощение есть движение к небытию, ибо самая простая система — это «ничто», «небытие», в котором ничего не существует. Следовательно, всякая универсалистская теория ведет к уничтожению большинства человечества в интересах очень узкого круга людей. По мнению традиционалистов, подобный сценарий не есть фантазия или пустая «страшилка», он вытекает из всего хода развития человечества в последние триста-пятьсот лет и, особенно, из исторического опыта XX столетия.

Традиционализм предлагает иной путь возможного будущего развития человечества — возрождение традиционных идеалов, традиционных ценностей, традиционных религий, опора на национально-государственные интересы народов мира. Таким образом, традиционализм подразумевает сохранение и развитие мира как «цветущей сложности», более того, предполагает необходимость возрастания сложности мира, ибо только сложные системы способны не просто к выживанию, но и к самовоспроизводству, приспосабливанию к новым жизненным условиям.

В-шестых, утверждение идеала свободной, нравственно ответственной личности. Человек как Божие создание несет огромнейшую ответственность за себя и за весь мир. Но истинно свободная личность лишь та, которая понимает пределы своей свободы. Следовательно, настоящая свобода начинается только тогда, когда человек знает о существовании неких очень жестких границ, которые он не имеет право переступать.

В этом отношении традиционализм предполагает отказ от устаревших, так называемых идеалов гуманизма, которые, если вспомнить их исток в XIV–XVI веках, на самом деле являются результатом странной смеси католицизма (позднее — еще и протестантизма), античной и восточной мистики, магии и своеобразно понятой античной (языческой) философии. С точки зрения традиционализма именно гуманистический лозунг «Великое чудо — человек!» привел ныне человечество на край гибели.

В истории российской общественной мысли были разные понимания сущности человеческой личности и ее нравственных качеств. Но чаще всего личность в отечественной философии осмысливалась в религиозно-философском духе. Нравственные заповеди, заложенные Господом в сердце человека, считались источником цельности человека. Все остальные свойства человека, в том числе и разум — воспринимались как продолжение его нравственной, Божественной сущности. И недаром русская религиозно-философская мысль с древних времен придерживалась восходящего еще к Отцам Церкви учения о наличии свободы во «внутреннем человеке» на его спасительном пути к Богу под действием Благодати Святого Духа. Обоснованием подобного понимания сути человеческой свободы стали евангельские слова: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8:32).

Наибольшим влиянием традиционализм как социально-политическое учение пользовался в XIX — начале XX века, но в результате крушения в начале XX века крупнейших традиционных европейских монархий в России, Германии и Австро-Венгрии значение традиционализма как самостоятельной и реальной социально-политической силы оказалось заметно подорвано, а вскоре и сведено почти к нулю. В то же время, как отмечают исследователи, в XX веке сохранялся идеологический традиционализм, а многие элементытрадиционализма были впитаны различными идеологиями ХХ века — либерализмом, национализмом, фашизмом, всевозможными видами «национального социализма» и даже коммунизмом13.

 

* * *

Однако в последние десятилетия традиционализм вновь приобрел актуальность в свете насильственной глобализации и принудительного насаждения в различных странах мира либеральных моделей общественного устройства. С традиционалистских позиций глобализация и либерализм рассматриваются как средства экономического и политического закабаления народов мира в интересах узкого круга лиц, претендующих на мировое господство. Именно поэтому во многих странах происходит возрождение различных традиционалистских учений, приобретающих иногда очень специфическую форму. Возрождается традиционализма и в России, где уже на протяжении нескольких десятилетий продолжается активная общественная дискуссия о смысле исторического развития народа и страны, о сути традиционных ценностей и их актуальности в современных условиях.

Одной из центральных площадок для подобных дискуссий является Всемирный Русский Народный Собор (ВРНС)14, участники которого разработали полновесную программу возрождения России на основе традиционных ценностей. Так, в «Декларации о правах и достоинстве человека» (2006) представлена обоснованная критика либерально-гуманистической концепции прав человека и предложены пути поиска иных смыслов этого важнейшего понятия, в частности, говорится: «Права и свободы неразрывно связаны с обязанностями и ответственностью человека. Личность, реализуя свои интересы, призвана соотносить их с интересами ближнего, семьи, местной общины, народа, всего человечества. Существуют ценности, которые стоят не ниже прав человека. Это такие ценности, как вера, нравственность, святыни, Отечество. Когда эти ценности и реализация прав человека вступают в противоречие, общество, государство и закон должны гармонично сочетать то и другое. Нельзя допускать ситуаций, при которых осуществление прав человека подавляло бы веру и нравственную традицию, приводило бы к оскорблению религиозных и национальных чувств, почитаемых святынь, угрожало бы существованию Отечества. Опасным видится и «изобретение» таких «прав», которые узаконивают поведение, осуждаемое традиционной моралью и всеми историческими религиями»15.

В документе под названием «Базисные ценности — основа общенациональной идентичности» (2011) был конкретизирован перечень основополагающих ценностей русского народа:

«Вера. Вера в Бога, забота о сохранении религиозных традиций народов, воплощение этих традиций в делах. Верность убеждениям и нравственно обоснованным жизненным принципам, в том числе у нерелигиозных людей.

Справедливость, понимаемая как политическое и социальное равноправие, справедливое распределение плодов труда, достойное вознаграждение и справедливое наказание, должное место каждого человека в обществе, а нации — в системе международных отношений.

Мир (гражданский, межнациональный, межрелигиозный) — мирное разрешение конфликтов и противоречий в обществе, братство народов, взаимное уважение культурных, национальных, религиозных особенностей, неконфронтационное ведение политических и исторических дискуссий.

Свобода. Личная свобода, ограниченная личной нравственной ответственностью. Ее раскрытие в служении ближним и Отечеству. Самостоятельность, независимость, самобытность народа.

Единство разных национальностей, социальных слоев, политических и мировоззренческих групп в работе на благо страны и всех живущих в ней людей. Взаимообщение разнообразных культур. Гармоничное сочетание духовных устремлений и материальных интересов личности и общества.

Нравственность — личная и общественная. Верность неизменным нравственным нормам как залог благополучия человека и общества. Приоритетная поддержка обществом и государством добросовестного поведения как в личной жизни, так и в жизни общества и государства. Жизнеспособные государство и общество — не могут быть нравственно нейтральными.

Достоинство. Признание уникальной ценности каждого человека. Нравственное умение отличать достойное от недостойного.

Честность как критерий личной и общественной морали. Совестливость, следование нравственному началу в душе как образ жизни.

Патриотизм. Любовь к Отечеству и народу, к родной земле, к ее культуре, уважение к ее истории, к свершениям прежних поколений. Общенациональное самосознание. Готовность трудиться ради Родины.

Солидарность — способность разделить с другим бремя его забот, его трудности, его болезни, его скорби. Общенациональная солидарность как сила, связывающая народ, обеспечивающая единство нации, ее целостность, ее жизнеспособность.

Милосердие — деятельное сострадание к ближним, помощь людям, нуждающимся в духовной, социальной и иной поддержке.

Семья как союз мужчины и женщины, в которой воспитываются дети. Любовь и верность. Забота о младших и старших. Поддержка семьи через социальную политику, образование и культуру.

Культура и национальные традиции. Уважение к наследию предков, открытость и уважение к культуре и взглядам других. Забота о культуре общения, чистоте русского языка и других языков Русского мира.

Благо человека. Духовное и материальное благополучие человека как основной приоритет социального развития. Соблюдение прав и свобод человека.

Трудолюбие — деятельное стремление к благу общества и ближнего. Неприятие коррупции, коммерциализации человеческих отношений, паразитического и эгоистического образа жизни.

Самоограничение и жертвенность — отказ от потребительского отношения к ближним и к окружающему миру. Способность жертвовать личным ради блага Отечества и народа»16.

В «Декларации русской идентичности» (2014) впервые на основе традиционных ценностей и принципов исторического существования русского народа были сформулированы основополагающие признаки русского человека. В частности, в «Декларации…» утверждается, что «принадлежность к русской нации определяется сложным комплексом связей: генетическими и брачными, языковыми и культурными, религиозными и историческими. Ни один из упомянутых критериев не может считаться решающим. Но для формирования русского национального самосознания обязательно, чтобы совокупность этих связей с русским народом (независимо от их природы) была сильнее, чем совокупность связей с любой иной этнической общностью планеты. Ощутить это, в конечном итоге, может только сам носитель национальной идентичности, совершая свой личный выбор. При этом национальное самосознание неизбежно означает солидарность с судьбой своего народа... На основе программных тезисов настоящего документа предлагается следующее определение русской идентичности: русский — это человек, считающий себя русским; не имеющий иных этнических предпочтений; говорящий и думающий на русском языке; признающий православное христианство основой национальной духовной культуры; ощущающий солидарность с судьбой русского народа»17.

Деятельность Всемирного Русского Народного Собора, заметная активизация научного и политического поиска, появление большого числа работ по философии, истории, политологии, социологии, экономике, авторы которых исследуют различные аспекты жизни России с традиционалистско-консервативных позиций18, свидетельствует не просто о возрождении традиционализма, но и о том, что традиционализм занимает весомое место в современной российской социально-политической действительности, идеи традиционализма используются при формировании современной политической повестки дня.

 

 

 

 
 


1   См. об этом: Курашов А. В. Основные принципы обычного права русского крестьянства конца XIX — начала XX вв. // По материалам центральных губерний: дис. на соиск. учен. степ. к. ист. н. М., 2003.
  См. подробнее: Перевезенцев С. В. Родство по истории: Статьи. Очерки. Беседы. М., 2015.
  Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. XI–XII века. СПб., 1997. С. 170 (далее — БЛДР).
  См. напр.: «Устав новгородского князя Святослава Ольговича о церковной десятине 1137 г.», «Устав великого князя Всеволода о церковных судах, и о людех, и о мерилах торговых», «Новгородская судная грамота 1471 г.», «Уставная грамота волостей Малой Пенежки, Выйской и Суры Двинского уезда 1552 г.», «Стоглав» и др. В одной из речей на Стоглавом соборе 1551 г. царь Иван IV Васильевич прямо говорил, что Судебник 1550 г. составлялся по принципу соответствия его норм «старине» — «исправити по старине» (см. Российское законодательство X–XX веков. Т. 2. М., 1985. С. 267). В условиях кризисного состояния общества возрождение «старины» рассматривалось как социально-политический идеал, см.: «Слово о погибели Русской земли», «Приговор Второго ополчения 30 июня 1611 г.», «Плач о пленении и конечном разорении Московского государства» и др.
  См.: Ширинянц А. А. О специфике истории социально-политической мысли России // Общественная мысль России: истоки, эволюция, основные направления. Материалы международной научной конференции. Москва, 28–29 октября 2010 г. / отв. ред. В. В. Шелохаев. М., 2011. C. 536–546.
6   Хранители России. Антология. Т. 2. В поисках нового... консерватизма / под ред. А. А. Ширинянца, С. В. Перевезенцева; авт.-сост. Р. В. Михайлов, С. В. Перевезенцев, А. А. Ширинянц; подг. текстов: А. А. Горохов, О. Е. Пучнина, А. С. Хелик, А. Б. Страхов, Д. А. Ананьев. М., 2015.
  См. об этом: Сергеев С. М. Идеология творческого традиционализма в русской общественной мысли 80–90-х гг. XIX в.: дис. на соиск. учен. степ. к. ист. н. М., 2002; Ширинянц А. А. К «феноменологии» консерватизма и не только // Вопросы истории консерватизма. Альманах. 2015. № 1. 2016. С. 356–380.
  См. об этом: Шацкий Е. Утопия и традиция. М., 1990; Раков В. М. Особенности русского традиционализма // Исследования по консерватизму. Вып. 2. Пермь, 1995. С. 70–82; Сергеев С. М. Идеология творческого традиционализма в русской общественной мысли 80–90-х гг. XIX в.: дис. на соиск. учен. степ. к. ист. н. М., 2002.
   См. подробнее: Перевезенцев С. В. Идейные истоки русского консерватизма // Вопросы истории консерватизма. 2016. № 1. С. 11–32.
10   См.: Перевезенцев С.В., Ширинянц А.А., Ермашов Д.В. Русская социально-политическая мысль X — начала XX века. Часть I. История политических учений России X–XVII вв.: От Киевской Руси до Московского царства. М., 2005. С. 10–11.
11   Аксаков К.С.Несколько слов о русской истории, возбужденных Историею г. Соловьева // Аксаков К.С., Аксаков И.С. Избранные труды / Сост., автор вступ. ст. и коммент. А. А. Ширинянц, А. В. Мырикова, Е. Б. Фурсова. М., 2010. С. 220–221.
12   Розанов В. В. Мимолетное. 1914 год // Собрание сочинений. Когда начальство ушло... М., 1997. С. 255–256.
13   Сергеев С. М. Идеология творческого традиционализма в русской общественной мысли 80–90-х гг. XIX в.: дис. на соиск. учен. степ. к. ист. н. М., 2002. С. 25.
14   Всемирный Русский Народный Собор — международная общественная организация русского народа, созданная в 1993 г. и объединяющая известных российских политиков, церковных и общественных деятелей, представителей мира науки, культуры, образования, военачальников, соотечественников из ближнего и дальнего Зарубежья. Главой ВРНС является Святейший Патриарх Московский и всея Руси (в 1993–2009 гг. — Алексий II, с 2009 г. — Кирилл I). В 2005 г. Всемирному Русскому Народному Собору был предоставлен специальный консультативный статус при Организации Объединенных Наций, тогда же было создано представительство ВРНС при ООН. На сайте организации говорится: «Будучи на протяжении многих лет всероссийской трибуной общественной мысли, в последние годы ВРНС переживает процесс преобразования в мощный гражданский форум, призванный стать во главе коалиции нравственно ответственных и патриотически ориентированных сил гражданского общества» (http://www.vrns.ru/o_sobore/).
15 «Декларация о правах и достоинстве человека» // http://www.vrns.ru/documents/63/1179/#.V7LO1iOhpBc
16 См.: «Базисные ценности — основа общенациональной идентичности» // http://www.vrns.ru/documents/68/1031/
17 См. Декларация русской идентичности // http://www.vrns.ru/documents/79/3400/#.v7llniohpbc
18   См. например: Аверьянов В. В. Традиция и динамический консерватизм. М., 2012; Афанасьев В. В. Либеральное и консервативное. М., 2006; Васильев А. А. История русской консервативной правовой мысли. XVII–XX вв. Барнаул, 2011; Введение в проблематику российского консерватизма / под ред. Ю. Н. Солонина, Н. В. Поляковой. СПб., 2007; Камнев В. М. Хранители и пророки. Религиозно-философское содержание русского консерватизма. СПб., 2010; Консерватизм: социально-экономические учения // Сб. статей: под ред. А. Н. Бабаджаняна. СПб., 2009; Перевезенцев С. В. Русский выбор: Очерки национального самосознания. М., 2007; Репников А. В. Консервативные концепции переустройства России. М., 2007; Русский консерватизм середины XVIII — начала XX века: энциклопедия / В.В. Шелохаев и др. М., 2010; Хранители России. Антология. Т. 1. Истоки русской консервативной мысли. XI–XVII вв. / под ред. С. В. Перевезенцева; авт.-сост.: Р. В. Михайлов, С. В. Перевезенцев, А. А. Ширинянц; подг. текстов А. А. Горохов, О. Е. Пучнина, А. С. Хелик, А. Б. Страхов, Д. А. Ананьев. М., 2015; Хранители России. Антология. Т. 2. В поисках нового... консерватизма / под ред. А. А. Ширинянца, С. В. Перевезенцева: авт.-сост. Р. В. Михайлов, С. В. Перевезенцев, А. А. Ширинянц; подг. текстов: А. А. Горохов, О. Е. Пучнина, А. С. Хелик, А. Б. Страхов, Д. А. Ананьев. М., 2015; Шапошников Л. Е. Консерватизм, модернизм и новаторство в русской православной мысли XIX–XXI веков. 2-е изд., доп. и перераб. СПб., 2006; Ширинянц А. А. Нигилизм или консерватизм? Русская интеллигенция в истории политики и мысли. М., 2011. Выходят также периодические издания: «Тетради по консерватизму. Альманах» (М.: ИСЭПИ) и «Вопросы истории консерватизма. Альманах» (Воронеж: ВГУ).