Созданная действительность

К 55-летию писателя Валерия Сдобнякова 

Валерий Сдобняков давно известен нижегородской и российской читающей публике. Прозаик, публицист, литературный критик, лауреат многих литературных премий. Главный редактор литературно-художественного журнала «Вертикаль. XXI век», «острова в океане пошлости» (так в одной из бесед охарактеризовал его в числе немногих выходящих региональных журналов председатель правления Союза писателей России Валерий Ганичев). Руководитель семинаров начинающих литераторов. За три предыдущих года вышли три книги Валерия Сдобнякова: «Последний день. Повесть, рассказы», «Яблоки русского сада. Повествование о творчестве русского писателя Олега Шестинского» и «Возвращение», сборник, в котором опубликованы беседы и интервью с российскими писателями и общественными деятелями. В разновременных книгах сконцентрировано многое, присущее творчеству писателя Валерия Сдобнякова. В них словно подводятся творческие итоги за предыдущие лет двадцать.

 

 

НЕ СЛОМАТЬСЯ

Сашку, героя повести «Сезон» (книга «Последний день»), мать подняла без отца. В начале 90-х парень учится в институте, подрабатывает и дворником, и «вообще где можно», и на избирательных кампаниях. Но никак не получается у него встать вровень, в его тогдашнем понимании, с ребятами из «своей» компании — ребятами из группы и их окружением. В конечном-то итоге парень поймет, что никакая эта компания не «своя», что не стоило и стараться что-то им доказать, кем-то для них стать.

Но поначалу Сашке мучительно стыдно за то, что и одет беднее, и порой по безденежью должен отказываться от посиделок и походов по кафешкам. «Ему надоело выдумывать предлоги, чтобы не ехать с группой за город, в ночной клуб. Ему стыдно было сознаваться, что на это у него нет денег. И джинсы у Сашки такие истертые и потрепанные не из-за моды. Нет денег купить новые». Но главное — уязвлено мужское самолюбие: из-за этой проклятущей бедности Оля, девушка, в которую он влюблен, которая неравнодушна к нему, отдалилась, предпочтя парня, не стесненного в средствах. Все как обычно в молодости: не самые значимые факторы гнетут сильнее подлинно драматических.

Недоброй памяти 90-е годы взрослые люди, с устоявшимися взглядами, состоявшиеся личностно и профессионально, переносили мучительно тяжело. Система координат дала сбой, рушилась налаженная жизнь, а новая не сразу выстраивалась. Давила ответственность за семьи. Юные как-то легче, что ли, встраивались — вроде и непонятно, от какой «плясать печки», где себя искать, как жить. А вроде и можно в разных сферах себя попробовать.

Вот Сашка и подался на заработки — да не куда-нибудь, а на золотые прииски. В компании восприняли новость по-разному. Но самого героя потрясло, что в большинстве его приятели восхищаются не умением зарабатывать, а совсем иным: «наживаясь, по словам компании, за счет чужого труда, все эти перекупщики, игроки, которые сами ничего не делали, а деньги получали благодаря своей наглости и бесстыдству, как эти люди презирали тех, благодаря которым имели все эти машины, квартиры, видеомагнитофоны... И его, Сашку, будут презирать».

...Если честно, впечатления от героев-золотодобытчиков из русской классической литературы («Золото» и «Приваловские миллионы» Д. Мамина-Сибиряка, повести и «Угрюм-река» В. Шишкова, сказы из «Малахитовой шкатулки» П. Бажова) позволили поначалу усомниться в жизненности персонажей Валерия Сдобнякова. Показалось, что герои «Сезона» сильно идеализированы.

Но вот у Олега Куваева в «Территории» они другие. Продолжая эту традицию, В. Сдобняков показывает старателей как людей самостоятельных, среди которых каждый — личность. Притом умеющих ценить и подставленное плечо, не прячущихся за чужую спину. «Покури, — предложил отдохнуть механик. ... — Устал? Все равно на земле не сиди, холодная, — механик помог Сашке встать. — Иди лучше чаю попей. Взбодриться тебе нужно, а я здесь побуду». От непривычно тяжелой работы парень в первый же день малодушно собирается сбежать домой. Но — втянулся, а после чуть не происшедшей аварии в карьере, которую предотвратили всем миром («– Что случилось, а? — задыхаясь, громко прокричал Сашка. — Моли Бога, парень, чтобы не случилось. Если случится...»), и гибели рабочего Сашка стал понимать, что «утомленные ... увиденным и пережитым вновь принимаются за работу, предназначение которой только и объяснимо в этой жизни. Вновь принимаются за свое спасение».

Логичным было бы допущение, что внешнее неблагополучие в стране приучило всех к эгоизму, приучило учитывать лишь свои родные шкурные интересы. И «только потом, когда прошел не один месяц его старательской жизни, Сашка начал смутно догадываться. Уставшие люди искали необходимого человеческого тепла, поддержки и, зная, что это не придет, создавали его сами, необыкновенно ценя и всячески оберегая все доброе, что проявлялось в их отношениях». Доброта, как и работа, становятся якорями в худо управляемом потоке жизни 90-х.

Коллектив старателей однороден в душевной и духовной крепости, и исключение только подтверждает правило. При случайной встрече один из специалистов — съемщик (специальность на прииске. — Т. К.) — напугал Сашку чем-то мертвым в глазах, чем-то выгоревшим в душе. В финале повести герой узнает, что этот человек застрелился. Рассказом «Съемщик» В. Сдобняков развивает тему. Вроде Алексей — профессионал, работал добросовестно, а вот — на тебе. Так за что ему такое наказание — бесприютность духовная? Да за беззаконие отца, за собственное нежелание снять с души матери долго хранимую ею тайну, взять на себя ответственность. За нарушение законов человеческих и законов нравственных, читай, заповедей, настигает Алексея кара Господня: невозможность жить с непреподъемным грузом на совести.

Однако Сашка уже научился и вкалывать, и видеть, кто чего стоит. И отделять золотые крупинки от наносов. То бишь зерна от плевел.

...А что мы знаем о самом металле? Я, например, только и помню, что знак из периодической таблицы Д. Менделеева — Au. Валерий Сдобняков знает, о чем пишет. Он бывал на золотых приисках и с работой старателей знаком, что позволяет ему на равных беседовать с доктором геолого-минералогических наук Владимиром Полевановым (сборник «Возвращение», но о нем — позднее), который о золоте рассказывает компетентно и романтично! Тут и глубокий, преинтересный историко-статистический экскурс геолога, старателя, и экономические выкладки Амурского экс-губернатора и экс-министра Российской Федерации, и полемика с интервьюером В. Сдобняковым.

«В. С.: Я вполне разделяю ваши чувства, так как сам бывал у старателей на Урале, присутствовал при съеме золота, при обсушке, “обжарке”, — иными словами, наблюдал все стадии появления золота “на свет” своими глазами. ...я попытался эту тему осмыслить не только сюжетно, внешне, но и духовно. В итоге пришел к выводу, что те люди, которые посвятили себя золоту — его разведке, добыче, видимо, и переработке, — они становятся несколько им “отравлены”, попадают к золоту в необъяснимую зависимость.

В. П.: Нет, они не отравлены. Но, как правило, тот человек, который начал работать с золотом, остается с ним навсегда. Какая-то внутренняя взаимосвязь тут, несомненно, присутствует».

Потому, должно, и говорит — словно бы вскользь — инженер-старатель заканчивающему первый сезон Сашке: «А вот ты пожил здесь, поработал, ... скоро поедешь домой, поживешь в покое нормальной жизнью и за спасением от этого покоя опять к нам приедешь». Так и вышло. А зачем Сашка вернется на прииски — за душевным теплом или потянет его ниточка, навеки привязывающая к солнечному металлу любого, кто помогает золоту из невразумительной крупы в грязном лотке превратиться в мерило всех материальных благ, — это читателю решать самому.

И если друзья и недруги, коллеги и «старшие товарищи» — мужчины у В. Сдобнякова описаны четко, как окантованные, то женских образов автор хоть и не избегает, но прорисовывает их словно прозрачной акварелью, размывая те фрагменты, где могли бы сгуститься темные краски.

В повести «Сезон» у Сашки — любовь! Неразделенная... Взрослея, он понемногу осознает, что живет с любимой в разных измерениях. Поначалу Сашка по юности своей не видит, что в хищнице Ольге таится беззащитное существо. А вот В. Сдобняков зорко подмечает: «Идти в сапогах на высоких тонких каблуках Ольге было, наверно, неудобно, скользко. Но она не показывала виду. Выдавала лишь правая рука, которую Ольга во время ходьбы держала немного в сторону, будто пытаясь на что-то опереться». Вот так. Вроде самодостаточная, успешная (в чем-то, по мнению автора повести, не главном), а неосознанным движением выдает необходимость на что-то опереться. А прикрывает Ольга это глубинное женское тщеславными словами: «Мне хотелось, чтобы не Юрка, а ты был сильнее всех в компании, чтобы не перед ним, а перед тобой все заискивали. Но ты оказался слабаком. ... Но что поделаешь, всем женщинам возле себя хочется иметь независимых мужчин».

 

НАВСЕГДА В ОТВЕТЕ

Заядлый и опытный рыбак и охотник, В. Сдобняков с полным знанием дела описывает сцены этих чисто мужских промыслов. Оговорюсь: мне сии увлекательные занятия не близки по двум простым причинам: во-первых, безумно боюсь мошкары, сырости и холода, потому только мысль о сидении с удочкой на бережку ли в кустиках, над лункой ли, повергает меня в ужас. Во-вторых, не вижу необходимости отнимать чью-то жизнь — будь то мокрая и скользкая лягушка, белка или волчара.

Об этом, кстати, и сам автор пишет в рассказе «На острове» про охоту в местах своего сибирского детства. «Сорвавшаяся с ветки птица взмывает вверх, полукругом облетает поляну и вдруг камнем падает в траву. Не сразу, но нахожу теплый, мягкий комочек, беру в руки, рассматриваю. Неуловимое смятение, сожаление, растерянность закрадываются в сердце. Подсознательно я недоволен собой, своим поступком. Но еще тешу самолюбие тем, что попал с первого выстрела. А тельце, еще совсем недавно бывшее живой птицей, греет ладонь, ласково щекотит оперением пальцы.

Николай с сожалением берет из моих рук птицу.

— Кедровка... Видишь, сколько семян могла по тайге разнести. А ты ее убил ради баловства».

Целесообразность добычи пропитания охотой мы не дебатируем. А вот не оценить иронии следующего пассажа В. Сдобнякова невозможно: «Близко косой нас не подпускал, да и убегал как-то лениво, не торопясь, будто понимая, что без собаки мы ему что дачники». Знание повадок водно-лесных обитателей у В. Сдобнякова основательное, убедительно описанное, и не без усмешки в адрес своего брата, охотника.

К компании у костра приходит еще один «охотничек», который считает, что мужики подстрелили его подсадную утку. «— Как не моя? Вчера я ее высадил, всю ночь ее видел. Только минут на пять заснул, она и сорвалась.

...Возвращаются они скоро. Юра идет к костру, держа в руке шнурок с кольцом. На конце шнура что-то привязано. ...мы узнаем утиную лапу в оперении. Сосед идет сзади, и как-то неуверенно, виновато.

— Вот что осталось от его подсадной, — Юра бросает лапу к костру, — лиса сожрала. Ночью лед стал, вот она и подкралась. — И уже смеясь, обернувшись к хозяину того, что прежде было уткой: — Как же надо спать, чтобы не слышать крики утки, которой лиса отгрызает живьем лапу!»

Правда-правда, нелегко научиться подмечать, использовать себе на пользу, а зеленым-четвероногим-пернатым-чешуйчатым не во вред неприметные замыленному («перепрограммированному») городскому глазу знаки, которыми разговаривает с нами природа. Знаки упреждающие, указующие, предостерегающие. Вычленить их, перевести «на русский» не каждому дано.

Этим умением В. Сдобняков наделяет взрослеющего Кольку, героя одноименного рассказа. «Я был убежден, что дерево разговаривало с Колькой, жаловалось ему на что-то откровенно, уверенное в том, что он поймет, посочувствует, поможет», «Как наше дерево разговаривает с тем, у которого в стволе дупло... А как березы у поляны смеются над сосной, слышишь?

Я ничего не слышал».

Мы, взрослея, осознаем, что без боли и потерь этот процесс не идет, что наши — и не наши тоже! — дети не меньше нас мучаются своей привязанностью к нам, выплаканными и невысказанными просьбами, которых мы уже не понимаем, потому что мы-то уже забыли, как сами через такое проходили. Лирический герой В. Сдобнякова в «Кольке» «Сам не ведая того, ... пытался повернуть вспять время, вернуться туда, куда возврата нет и быть не может», за что и платит высокую цену: «За дерзость, упрямство и перетирало меня время в своих жерновах». Как и мальчишка, доверивший взрослому свое сокровище — дневные звезды в воде глубокого колодца. Колька безнадежно кричит вслед уезжающему другу: «Звезду-у оста-ви-л!». Финал рассказа перекликается с хрестоматийной фразой из «Маленького принца» А. Сент-Экзюпери «...ты навсегда в ответе за всех, кого приручил».

 

ЯБЛОКО ПО ИМЕНИ ШЕСТИНСКИЙ

Книга «Яблоки русского сада» посвящена жизни и творчеству русского поэта, прозаика, публициста и переводчика Олега Николаевича Шестинского. «Задушевно-пронзительными», «философски-мудрыми» называет Валерий Сдобняков работы своего «старшего товарища» О. Шестинского, «промыслительной» — историю знакомства и отношений с большим писателем.

Оно обогатило и самого В. Сдобнякова, и издаваемый им журнал «Вертикаль. XXI век». Автора — общением с незаурядной личностью, с большим талантом, а журнал и его читателей — возможностью прикоснуться к русской литературе. О пережитой О. Шестинским блокаде — один из первых рассказов, опубликованных в журнале «Вертикаль...» у В. Сдобнякова, «Мать моей матери». В нем, по мнению редактора, и язык особый — несущий «свой, не похожий ни на чей другой ритм, свой темперамент, образный колорит и в то же время определенную отстраненно-философскую сосредоточенность». В. Сдобняков подтверждает и созвучность своей душе, и искренность Православной веры, «пронизывающей мировоззрение много повидавшего и пережившего творца слова. ... дающей возможность ощутить свое пребывание на земле как нечто надвременное, вечное, связанное не только с давно ушедшими поколениями, но и идущими после нас». (Но мы сейчас не станем говорить о Вере, поскольку у каждого — свой путь к Храму.)

В. Сдобняков рассказывает не только о писательском труде О. Шестинского, но и о его педагогической работе. А именно — на посту председателя Ленинградской писательской организации и работающего секретаря Союза писателей СССР в столице. Однако представляется, что чуть большего внимания заслуживают переводы О. Шестинского с болгарского. Переводчики — особая писательская каста. На мой взгляд, так и вовсе из самых почтенных и почетных. И пусть их ругают «интерпретаторами», но они, по-моему, больше «сталкеры». Вы ж только представьте! Они преподносят нам в ладонях, открывают иные миры — с иными укладами, понятиями! Приближают их и роднят с нами, передавая самые тонкие нюансы чужой и порой чуждой жизни. И души.

...Двум весьма неординарным литераторам сложно построить и уберечь дружбу от непонимания, охлаждения, даже если общение идет в основном «по переписке». В. Сдобняков и О. Шестинский сумели сохранить отношения в течение последних лет жизни ленинградского поэта. И часть книги — публикация длившейся годы переписки. В ней показано, как два состоявшихся писателя — оба самодостаточные, с характерами и амбициями — ищут и находят компромиссы (что, по моему мнению, мужчинам вообще-то мало характерно!), когда «котлеты — отдельно, мухи — отдельно».

Рассказ В. Сдобнякова о сотрудничестве с О. Шестинским почтителен, но в иной тональности, мне представляется, был бы фальшив и не передал бы спектра отношений двух писателей. Следовало бы, однако, отметить, что в тандемах «младший — старший» в силу возрастных особенностей последних первым приходится включать мозги, такт и великодушие на полную мощность. Что, по нашему мнению, В. Сдобнякову вполне удалось.

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Сборник «Возвращение», как и «Яблоки русского сада», интересен своим небезразличием, болью за судьбу русской культуры и национальные идеалы. Только у него, в отличие от первых двух книг, по-видимому, иной принцип формирования. «Последний день» и «Яблоки...» составлены из материала, писавшегося и подбиравшегося годами. «Возвращение» — «горячие», злободневные интервью и очерки на темы сегодняшние, но вытекающие из последних десятилетий российской истории. Таковы циклы очерков «По России» («Алтайские этюды», «Встречи на неотданной и отвоеванной земле» и «Нашей Победе — 65 лет») и скорбный — «Прощания», об ушедших талантах.

Белой журналистской завистью проникаешься, только пробежав по списку «фигурантов» интервью: классики русской литературы Юрий Бондарев и Олег Шестинский, поэт и историк Анатолий Парпара, адмирал Игорь Касатонов, председатель Московского интеллектуального клуба (Клуб Н. И. Рыжкова) Михаил Кодин, экс-губернатор Амурской области, экс-министр Правительства России, доктор геолого-минералогических наук Владимир Полеванов... А потом задумываешься. Во-первых, не со всяким журналистом такие люди соглашаются встречаться. А во-вторых, это ж как надо уметь спрашивать и самому соответствовать уровню интервьюируемых, чтобы с журналистом стали откровенно разговаривать! Да еще не по разу.

С патриархом и классиком русской литературы Юрием Бондаревым В. Сдобняков встречался на писательской даче в Ватутинках. Беседа «Литература — это новая действительность, создаваемая человеком», опубликованная в книге «Возвращение», задушевна и доверительна. Не зря же Юрий Васильевич Бондарев вошел в редколлегию нижегородского журнала «Вертикаль...».

С героями своих интервью Валерий Сдобняков душой и мыслями близок. Все они радеют за Россию, причем не только по должности, а по душе. Так, например, адмирал Касатонов рассказал о том, как во времена распада Союза вывел в Севастополе из-под власти Украины «огромную военную мощь» — Черноморский флот. И сделал это с реальной опасностью для жизни: «Достаточно физически было устранить командующего флотом, и проблема была бы решена. Для Севастополя я был свой ... среди своих. Люди верили мне, я верил в них, и потому вместе мы победили».

Но патриотам, да просто порядочным труженикам розовыми лепестками дорожку в благоденствие никто не устилает. В. Полеванов описывал остроумные и изящные действия, которые ему пришлось предпринять для выдавливания ненужных и просто вредных чиновников при назначении его Амурским губернатором. Действия, заметьте, совершенно в рамках законодательства!

Кадры ему, надо сказать, достались еще те... Впрочем, другой страны и других людей у нас нет, так что: «Я явился в администрацию, а там интересная картина. Демократы, а я считался в области представителем демократической волны, ходили по коридорам пьяными и праздновали победу. Работники старой администрации ходили пьяными с горя. Периодически встречаясь в районе туалетов или в коридорах, они пытались друг с другом подраться. ... Ситуация была на диво спокойной, совершенно предсказуемой». Миленько? Кстати, редактору журнала Валерию Сдобнякову, должно быть, нередко приходится общаться со «слугами народа» — бюрократией. Полагаю, что если он позиции В. Полеванова и не разделяет полностью, то хотя бы выучил «правила игры» в этой «песочнице».

В. Сдобняков, по-видимому, без купюр излагает нетривиальную позицию В. Полеванова по коррупции. «...Вместо тысячи слов об этой борьбе лучше один расстрел. Кстати, нам давно пора выйти из этих идиотских договоров и моратория на смертную казнь. Китай, кстати, плюет на все эти моратории. В его законодательстве, по сравнению с другими странами, максимальное количество статей, по которым предусмотрен расстрел». А затем редактор «Вертикали...» приводит еще более горькие — и, верно, более созвучные своим — мнения Владимира Полеванова о целенаправленном развале в 90-е годы оборонной промышленности, дополняя их своим видением развала хозяйства на Нижегородчине, которое в 90-е годы усердно губил тогдашний губернатор — несостоявшийся ученый, а теперь того же уровня политик Немцов.

 

ПОДВОДЯ ИТОГИ

Кроме отзыва В. Полеванова о чиновничестве, есть в сборнике «Возвращение» еще одно нелицеприятное мнение о представителях рода людского, столь же хорошо знакомого В. Сдобнякову. «Братья-писатели повели себя так, как дети в песочнице. Валяется в песке лопаточка — никому не нужна. Но стоит только кому-то из детей ее взять, к ней сразу же тянутся десятки рук. Природа человеческая, будь она неладна. И вообще, все беды на земле происходят от того, что кто-то хочет взять то, что ему не принадлежит. А если ... не получается, то для достижения желаемого все способы хороши. Налет цивилизации слетает мгновенно, и его величество Хам предстает во всей красе» (из интервью с Владимиром Шемшученко.)

Оно справедливо, впрочем, для любой более-менее творческой общности. И кому как не Председателю Правления Нижегородской организации Союза писателей России Валерию Сдобнякову это знать изнутри. Однако о своем видении проблемы он вежливо умалчивает. Впрочем, это до поры, излагает автор «Возвращения» позицию В. Шемшученко: «Сейчас все встало на свои места. Все всё знают и судят друг о друге по гамбургскому счету. Художники слова друг друга, по крайней мере, уважают, и дули друг другу стараются публично не показывать. Иерархия таланта присутствует гласно и негласно. Так что... еще придется с нами повозиться на предмет превращения писателя в жвачное животное».

И руководитель семинаров для начинающих литераторов (это еще одна его ипостась), В. Сдобняков делает многое, чтобы авторы в глубинке — в том числе и нижегородской — смогли обрести не только чистое звучание своего дара, но и гражданскую позицию, и критичное отношение к себе и окружающему. Чтобы они увидели различия между понятиями «книжный рынок» и «литература» (то бишь меж грехом и спасеньем) и донесли это до читателя, пребывающего в добросовестном заблуждении.

Потому и стоит вернуться к интервью Юрия Бондарева и прислушаться к классику: «Как только человек отстраняется от литературы, он теряет многое в самом себе. Потому что литература — это не только познание внешнего мира, внешней жизни. В первую очередь, это познание самого себя. Если литература никак не воздействует на читателя (а такая литература есть), это пустая литература только для самовыражения. Поэтому читать надо хорошие книги, находить для этого время, отрывать его даже от сна, от любимого многими телевизора, от Интернета и от прочих вещей современной технологии, которые рождают в человеке не действие, а инертность мышления, поступков, отношения к жизни и ожидание, что кто-то за нас за всех что-то сделает. Поэтому читайте, любите книгу и великую русскую литературу». («Литература — это новая действительность, создаваемая человеком».)

...Вот, на наш взгляд, главное в трех вышедших в последние годы книгах Валерия Сдобнякова.