Пережив коммунистическую интернациональную эпидемию в XX столетии, русская нация столкнулась с вызовом региональных сепаратизмов. Единство Русской православной церкви, русского государства, русской культуры и русской нации вновь было поставлено под сомнение. Национальные отщепенцы разорвали тысячелетнее национальное общерусское единство, столь дорогой ценой завоеванное нашими предками, столетиями собиравшими Русскую землю в мощную Православную империю. Великая идея большого русского мира в очередной раз испытывается на жизнеспособность. И мы снова видим, что самым слабым местом в нашем проекте является внутренняя сознательность его участников.
В ситуации XX столетия, когда русская цивилизация переживала сложные внутренние нестроения, под сомнение был поставлен смысл участия южнорусского населения в строительстве общерусского мира. Вирус самовлюбленного регионализма жестоко поразил постсоветскую элиту южнорусского населения. В отличие от общерусского западничества, воспринявшего прежде всего не национальные и не религиозные либеральные и социальные идеи Западной Европы, «украинство» проявило себя как своеобразное южнорусское областническое западничество, черпавшее свои идейные предпочтения из польскокатолического мировоззрения. Для «украинства» Запад олицетворяется, прежде всего, в польской культуре, католической церкви и немецкой государственности. По своей сути «украинство» является серьезнейшей болезнью православной цивилизации в целом. Именно эта болезнь явила миру и хорватов, и косоваровсербов, предавших Православие. Наши южнорусские сепаратисты — «украинцы» — такие же предатели православной цивилизации, как и русского единства.
Опасность «украинства» в русском мире была осознана давно. Еще на заре его зарождения, более ста лет назад, галицкорусский публицист О. А. Мончаловский (1858–1906) писал: «...украинствовать значит: отказываться от своего прошлого, стыдиться принадлежности к русскому народу, даже названий “Русь”, “русский”, отказываться от преданий истории, тщательно стирать с себя все общерусские своеобразные черты и стараться подделаться под областную “украинскую” самобытность. Украинство — это отступление от вековых, всеми ветвями русского народа и народным гением выработанных языка и культуры, самопревращение в междуплеменной обносок, в обтирку то польских, то немецких сапогов... идолопоклонство пред областностью, угодничество пред польскожидовско-немецкими социалистами, отречение от исконных начал своего народа, от исторического самосознания, отступление от церковно-общественных традиций. Украинство — это недуг, который способен подточить даже самый сильный национальный организм, и нет осуждения, которое достаточно было бы для этого добровольного саморазрушения!»1
«Украинство» как движение не является единым, в нем немало различных потоков. Так, для галицких самостийников казацкие вольности не являются первичными в этих интерпретациях «украинского мифа», здесь большую роль играет непосредственное влияние — польское и римо-католическое. Для русской же Малороссии первостепенную роль в формировании сепаратистских настроений сыграли легенды и мифологизированное воспевание казацкогетманского прошлого (например, в сочинениях типа «Истории русов», где вымысел прямо пропорционален авторской возбужденности).
Естественно, что все это «украинское фэнтези» не способно было воплотиться в исторической действительности без реального сильного союзника в борьбе с Россией. И этот союзник на русской почве вызрел к началу XX столетия. Им стала революция. Именно ее нравственный и физический разрушительный потенциал сумел временно взять верх над идеей Православной империи, превратив XX век в России в перманентную кровавую бойню.
Действительно, «не получилось бы, — как пишет исследователь «украинства» Н. И. Ульянов, — никаких всходов и на почве увлечения казачьей словесностью, если бы садовник-история не совершила прививку этой, отрезанной от павшего дерева ветки к растению, имевшему корни в почве XIX века. Казачья идеология привилась к древу российской революции и только от него получила истинную жизнь. То, что самостийники называют своим “национальным возрождением”, было не чем иным, как революционным движением, одетым в казацкие шаровары».
Роль советской власти в создании «украинца» трудно переоценить. Сразу же после революции коммунистическая партия начала «коренизацию», «украинизацию» Южной Руси, готовя себе кадры для борьбы с «великорусским шовинизмом».
Начиная с 1920 года коммунисты насаждают «украинский» язык и «украинскую» школу, делая обучение в ней бесплатным и обязательным. Миллионы южнорусских людей были пропущены через этот комбинат по производству советских «украинцев», цель которого — заглушить влияние русской культуры и уничтожить единство русского Юга и русского Севера.
«Украинизация» по-советски была, прежде всего, направлена против русского имени, против общерусского самосознания. Это признает и бывший украинский президент Л. Кучма, когда пишет, что «украинизация советского типа, о чем часто забывают, имела один общий знаменатель с украинизацией в УНР и Украинской Державе Скоропадского, а именно — дерусификацию»2. А главный вывод из «украинизации» (и в этом можно согласиться с Л. Кучмой) тот, что «при любом отношении к происходившему в 20-х годах надо признать, что если бы не проведенная в то время украинизация школы, нашей сегодняшней независимости, возможно, не было бы. Массовая украинская школа, пропустившая через себя десятки миллионов человек, оказалась, как выявило время, самым важным и самым неразрушимым элементом украинского начала в Украине»3.
Именно большевики создали массового «украинца» как социально близкий партии элемент, как альтернативу, разрушающую единство русского мира. Недаром многие деятели «украинства» признавали за советским «украинским» проектом родственность тому, что они делали. «Украинский» национализм и советская «украинизация» делали одно дело.
Например, известный украинский деятель Владимир Винниченко (1880–1951) и «во времена самого жестокого тоталитарного режима в СССР не сомневался, что украинская государственность в Украине есть». «Она, — писал Винниченко в своем дневнике, — живет, накапливает силы, которые скрыто содержат в себе идею самостоятельности и в благоприятное время взорвутся, чтобы осуществить ее». Теперь мы хорошо видим, насколько он был прав. Эти силы во многом порождены украинизацией 20-х годов, проведенной тоталитарной рукой. Или, как было сказано выше, с помощью «тоталитарной прививки».
Вот эта «тоталитарная прививка» «украинству» во многом помогает и сейчас. Современная «украинизация» проводится с тем же «национал-коммунистическим» энтузиазмом и насилием, как и в советские времена.
Революционное движение истощило свою энергию в борьбе с Россией, и коммунистическое дело захлебнулось в крови «новомучеников российских». Великая трагедия XX века окончена, но политиканствующие актеры Южной Руси все еще не хотят снимать свой нелепый театральный реквизит, свои турецкие «казацкие шаровары» и продолжают забавляться своей «революционно-украинствующей дурью», как говаривал один из исследователей «украинского» сепаратизма В. В. Шульгин.
А то, что западенцы сегодня уничтожают памятники Ленину, это говорит, во-первых, об их глупой неблагодарности, а во-вторых, — о том, что они были включены в проект Советской Украины только при Сталине.
В чем же суть «украинской» болезни?
Любую болезнь, и «украинство» здесь не исключение, можно описывать очень многословно, в малейших деталях, но есть у каждой какая-то главная причина, сердцевина болезни. В «украинстве» это кризис религиозного сознания: психология религиозного предательства в случае с унией и религиозного индифферентизма в случае с советским атеизмом.
Началом болезни, безусловно, надо считать потерю национальной свободы в XIII–XV веках различными частями русского народа, последовавшее за ним окатоличивание южнорусской элиты и Брестскую церковную унию 1596 года.
Уния, прозелитизм Рима, вольнодумство Запада, воинствующий атеизм коммунистической власти, неприятие, как выражаются сепаратисты, «московского» Православия — все это способствовало глубокому кризису религиозного самосознания.
На Украине соседствует советское «украинское» и униональное западническое сознание. Они одинаковы по своей украинской сути, но первое в силу отхода в прошлое советского проекта постепенно начинает видеть в галицкоуниатском мировоззрении тот путь, который, собственно, и сформирует единую «украинскую нацию».
На Украине очень распространено рассуждение о том, что она принадлежит одновременно и православному, и католическому миру. В униатской церкви, истовой хранительнице и проводнице «украинства», даже видят особое соединение Востока и Запада.
Воистину, такая позиция не что иное, как перепев шевченковского призыва: пусть уничтожится Православие («Церковдомовина»), но «встане Украина». Такая постановка вопроса выводит нас на главную дилемму «украинства», которую можно сформулировать так: либо Православие, либо Украина; либо южнорусское население сохранит Православие, либо станет «украинцами». Либо жизнь в Православии, либо духовная смерть в «украинстве».
В религиозной жизни Украины все оценивается по самостийной шкале преданности «украинству». Если какоето религиозное образование поддерживает «украинский проект» — оно хорошо, если нет — его надо «украинизировать», а ежели оно не поддается этому — то уничтожать.
Деятелями «украинства» делается все, чтобы внедрить в сознание южнорусского населения те стереотипы, на которых были воспитаны «профессиональные украинцы» Галичины. Жителям других регионов Украины в сознание насильно внедряют миф: есть западные «украинцы» — это те, кто сохранил «многовековые» традиции «украинства» именно в силу того, что «западный украинец гораздо ближе по своим понятиям и привычкам к чеху, поляку, в чем-то даже австрийцу, чем к русскому или восточному украинцу»4.
Денационализированное западничество русского населения униатской Галичины дорого самостийникам уже тем, что оно, по их мнению, всегда было частью Запада. Конечно же, это миф.
Галиция даже после того, как приняла унию, никогда не была, да и сейчас не является инкорпорированной частью Запада. Уния всегда была и будет янычарской казармой для русского православного населения, где католический Рим будет подвергать жесточайшей травле и уродованию православные души.
«Украинство» ставится выше веры религиозной, «украинство» как бы «обожествляется», становится религиозным культом самостийника, мерилом добра и зла. Это глубочайший религиозный кризис, это вторичное одичание — одичание неоязыческое.
«Украинский проект» погибнет от духовной узости «украинства», которое уже оттолкнуло от себя южнорусское население. Украина погибнет от того, что советская власть дала ей слишком много территорий, никогда не попадавших в ареал деятельности «украинского» дела. «Украинскую нацию» хотят сформировать как политическую группировку, как антирусскую партию. Всем навязывается узкий мирок «украинских деятелей» конца XIX — первой половины XX столетия с их человеконенавистнической идеологией.
Государство Украина — это наша своеобразная евразийская Хорватия, раздирающая целостность и Русской Православной церкви, и русской государственности, и единство русского народа. «Украинство» как идеология национального раскола поставило под вопрос единство православного русского мира, и мы находимся сегодня в сложнейшем положении, когда одна часть нации, сознание которой затуманено самоубийственными фантомами, выступает агрессивно против другой.
Основные вехи развития украинской историографии
Для украинской националистической историографии, начиная с ее формирования (кирилломефодиевцы, профессор В. Б. Антонович, профессор М. С. Грушевский и др.), характерна глубокая тенденциозность в освещении истории России.
Особенно ярко это отражается на исторических сюжетах, общих как для южных (считающихся украинскими историками своими), так и для северных регионов Российской империи и СССР.
Незалежной историографии свойственна своеобразная система мифологизации исторического процесса. Украинские историки в своем тенденциозном искажении русской истории идут по пути объявления украинским всего, что существует в современных границах государства Украина и противопоставления «европеизма» Украины и «азиатскости» России.
Выдвигается целая концепция «Украины-Руси» как окраины Европы, сдерживавшей на протяжении всего своего существования восточный деспотизм, олицетворяемый кочевниками и их преемниками — русскими с их имперскими амбициями.
Принадлежность к западноевропейскому суперэтносу определяется для них эволюцией «Украины на запад»: имеются в виду Галицко-Волынское княжество и переход в дальнейшем под власть Литвы, Польши и Австрии.
Украинская националистическая историография глубоко политизирована, ее основные постулаты обслуживают «украинскую национальную идею», которая в свою очередь, как писал идеолог «украинского интегрального национализма» Дмитрий Донцов, построена «не на разуме, а на воле, на догме, на аксиоме, на бездоказательном порыве»5.
Чтобы понять это своеобразие украинской националистической историографии, необходимо понимать эволюцию исторического развития южнорусских земель.
Украинские историки позиционируют отделение украинцев от других восточных славян, одни в домонгольскую эпоху, другие — как результат установления монголотатарского ига. Само монгольское нашествие действительно раскололо надвое древнерусскую цивилизацию, но раскол этот не был полным и необратимым. Скрепами русского единства оставались Православная вера и княжеский род Рюриковичей, который продолжал править и на Севере, и на Юге. На Севере древнерусские княжества в XIII–XIV веках боролись как с пришедшим завоевателем, так и друг с другом за лидерство в процессе объединения русских земель. В этой борьбе «на два фронта» в Северной, Владимиро-Суздальской Руси, победило Великое княжество Московское, сумевшее отразить исламский натиск Золотой Орды, а затем и уничтожить в XVI столетии Казанское, Астраханское и Сибирское ханства.
На Юге Рюриковичи самостоятельно княжили до второй половины XIV столетия. Южная Русь лишь со второй половины XIV столетия во многом утратила связь с северорусскими княжествами и попала под владычество русско-литовского государства, где правили потомки литовского князя Гедимина и которое после Люблинской унии 1569 года было преобразовано в провинции Речи Посполитой.
Экспансия папского католичества на Севере была остановлена победами Великого князя Александра Невского. В южнорусских землях же папская пропаганда, используя государственную мощь польского государства, добилась заключения Брестской унии 1596 года с несколькими архиереями, предавшими Православие и русское имя в крае, и вела жестокую борьбу с Русской Православной Церковью.
Политика католического прозелитизма и польская эксплуатация южнорусского населения привели к пробуждению русского национальнорелигиозного сознания в XVII столетии (Иов (Борецкий), Мелетий (Смотрицкий) и др.) и вылились в серию казацких восстаний, завершившихся с помощью военного вмешательства Московского государства присоединением большой части южнорусских земель во второй половине этого столетия.
Процесс собирания земель продолжился и далее — уже Российской империей. Но некоторые земли в силу недальновидности русской дипломатии остались вне русского государства: Галичина в 1772 году отошла Австрии по первому разделу Польши, Буковина в 1774 году, после заключения КючукКайнарджийского мира, также попала во владения Австрии в награду за ее нейтралитет в Русско-турецкой войне 1768–1774 годов. Угорская Русь же еще ранее, в 1526 году, после разгрома венгров турками, вошла в состав Австрии как составная часть Венгрии. Австрийское государство стало наследником русских земель и с немецкой педантичностью стало проводить политику денационализации русского населения, попавшего в их руки, с помощью все тех же поляков.
Таким образом, политика московских царей и всероссийских императоров по собиранию русских земель6 не была завершена, и часть русских людей продолжала находиться под духовной властью унии, с одной стороны, и под государственной властью Австро-Венгрии — с другой. Эта оторванная и в духовном, и в политическом плане часть общерусского населения и стала тем субстратом, в котором появилось «украинство» как исторический феномен.
Начало южнорусского сепаратизма (из которого выросло «украинство») лежит в немалой степени в той неудовлетворенности казацкой старшины унификацией малороссийских казацких полков в общерусскую административную структуру и в тех романтизированных воспоминаниях о прежних «вольностях» при казацких гетманах, действовавших совместно с поляками.
Одним из первых исторических произведений, которые могут быть отнесены к нарождающимся попыткам обособить Малороссию от остальной России, является полемическое стихотворное сочинение «Разговор Великороссии с Малороссией» (1762), автором которого, скорее всего, был Семен Данилович Дивович, выгнанный из Санкт-Петербургского университета из-за конфликта с М. В. Ломоносовым. В тексте этого сочинения Малороссия рассказывает свою историю и перечисляет заслуги, оказанные ею русскому народу и государству, дающие ей право на некоторую автономию. Малороссию автор выводил от древних козаров (хазар) и утверждал, что она управлялась своими вождями.
Подобных сочинений было еще несколько, но сами по себе воспоминания про «казацкую вольность» еще не могли дать жизнь настоящему украинофильскому движению. Первую революционную прививку «украинское возрождение» получило от поэтовдекабристов, воспевавших вольности казачества, вроде К. Ф. Рылеева. Его стихи о казаках пользовались не меньшей известностью в этой среде, чем поэзия Шевченко.
После раздела Польши неудовлетворенность казацкой старшины получила в лице польской шляхты и католической церкви активных и богатых покровителей. В первой трети XIX столетия поляки получили в управление Виленский учебный округ (составленный из Виленской, Витебской, Гродненской, Минской, Могилевской, Киевской, Подольской и Волынской губерний). В учебных заведениях (католических и униатских) этого округа вплоть до Польского восстания 1830–1831 годов было воспитано целое поколение польских патриотов и украинофильствующих малороссов.
Первоначально своеобразное украинофильство как движение зародилось в Уманском кружке польской молодежи — ученых и поэтов — воспитанников Базилианского училища (Северин Гощинский, Богдан Залесский, Михаил Грабовский), которые считали себя украинцами, но, как чистокровные поляки, писали все-таки по-польски. Кружок после разгрома Польского восстания в 1831 году прекратил свое существование, но его идеи были подхвачены другими молодыми людьми, которые в Киеве в 40-х годах создали тайное общество — Кирилло-Мефодиевское братство. Они бредили древними вольностями запорожского казачества и мечтали о республиканском строе для каждого славянского народа со всеми демократическими свободами без исключения. Главными деятелями братства были Н. И. Гулак, Н. И. Костомаров, П. А. Кулиш (с детства находился под влиянием М. Грабовского) и Т. Г. Шевченко (бредил польской революционной поэзией). Братство было раскрыто русскими властями, и его деятели отбывали наказание до конца 50-х годов, когда их возвратили из ссылки.
Наследницей революционной деятельности «украинского движения» стала созданная в 70–80-х годах XIX века так называемая «Старая Громада». Главными ее организаторами были историки — приват-доценты университета М. П. Драгоманов (русский полтавец), В. Б. Антонович (поляк) и автор украинского гимна (по образцу польского «Ще не вмерла Украина») этнограф П. П. Чубинский (русский полтавец).
Таково схематическое развитие украинского движения в пределах Российской империи.
На землях же, отошедших Австрии, до 1848 года австрийское правительство признавало за прикарпатскими русскими (галичанами, буковинцами и угорцами) их русское происхождение и национальное единство с русскими Российской империи. Но после похода русской армии 1848 года в Венгрию австрийское правительство сделало крутой поворот в отношении австрийских русских. Австрийский губернатор Галиции граф Франц Стадион в 1848 году обратил внимание Вены на опасность называть русскими галичан, после чего австрийские власти стали официально именовать русских галичан рутенами. Известны слова графа Стадиона, сказанные в том же году русской депутации: «Вы можете рассчитывать на поддержку правительства только в том случае, если захотите быть самостоятельным народом и откажетесь от национального единства с народом вне государства, именно в России, то есть если захотите быть рутенами, не русскими. Вам не повредит, если примете новое название для того, чтобы отличаться от русских, живущих за пределами Австрии. Хотя вы примете новое название, но все-таки останетесь тем, чем вы были». Началось образование антирусской Руси. Усилилась борьба с русским литературным языком, с русскими книгами — распространение того и другого приравнивалось к государственной измене. Много русских патриотов было посажено в тюрьму. И в противодействие им под покровительством венского правительства возникла «украинская» партия, расколовшая единство русских в Прикарпатье (Галиция, Буковина и Угорская Русь).
Национальной доктриной этого своеобразного «украинского Пьемонта»7 стала неприкрытая русофобия. «Если у нас идет речь об Украине, — писали галицкие украинофилы, — то мы должны оперировать одним словом — ненависть к ее врагам... Возрождение Украины — синоним ненависти к своей жене московке, к своим детям кацапчатам, к своим братьям и сестрам кацапам, к своим отцу и матери кацапам. Любить Украину, значит, пожертвовать кацапской родней»8.
В Австро-Венгрии стал разрабатываться из местных простонародных говоров искусственный язык. Все это было направлено на переориентацию прикарпатских русских с Российской империи на создание из галичан антирусской силы. Австро-венгерские власти стали применять на практике старый рецепт польского сепаратистского движения — «натравить русского на русского». Здесь уместно привести выдержку из завещания польского революционера генерала Мерошевского, которое звучит так: «Бросим огни и бомбы за Днепр и Дон, в самое сердце Руси; возбудим ссоры в самом русском народе, пусть он разрывает себя собственными ногтями. По мере того как он ослабляется, мы крепнем и растем».
В лице австро-венгерского правительства появился серьезный государственный заказчик на исправление русской истории, поиск в веках «украинцев» и изобретения им «достойного» языка общения.
В это время на политическую сцену призывается один из главнейших идеологов «украинства» — историк Михаил Сергеевич Грушевский (1866–1934), выписанный австрийским правительством по рекомендации В. Б. Антоновича из Киева и приехавший в 1894 году во Львов (тогда принадлежавший Австро-Венгрии). М. Грушевский преподавал в австрийских учебных заведениях «украинскую» историю и занимался реформированием и организацией украинского движения, созданием его исторической идеологии. До него в среде «украинства» велись лишь споры, каким именем заменить названия «малоросс» и «Малороссия». Именно ему принадлежит сомнительная «честь» поставления в нем многих точек над «i». Малороссы им были переименованы в украинцев, а Малороссия — в Украину, в значении имени собственного, а не нарицательного, как можно было бы употреблять эти слова. На его совести лежит также большой вклад в изобретение особого украинского языка: отказавшись от церковнославянских слов, он заменил их польскими (через польский язык он ввел много латинских, французских и немецких слов), но с соблюдением малорусского произношения. Этим языком (о котором А. Стороженко — его критик — говорил, что это польский язык, в котором польские звуки приспособлены к малорусскому выговору) написана М. Грушевским десятитомная «История Украины-Руси», пестрящая «украинцами» и «украинскими князьями». Все деятели «украинства», как и сам М. Грушевский, по своим политическим убеждениям были социалистами-революционерами и тесно сотрудничали с революционным движением. Приехав во Львов и заняв идеологически центральное положение, как профессор Львовского университета, М. Грушевский соединил в себе две традиции южнорусского сепаратизма — униатскую австро-венгерскую и казацко-малороссийскую, выработав некую общую генеральную линию, и историческую, и политическую, дальнейшего развития «украинства» в целом.
По данным русской контрразведки, «Грушевский, находясь во Львове, получал от австрийского правительства ежегодные денежные субсидии для издательства научным товариществом имени Шевченко книг и брошюр на малорусском языке, часть коих водворялась в Россию и распространялась из украинских книгоиздательств, находившихся в сношениях с львовским издательством»9.
В отношении построения схемы истории Украины профессор Львовского университета М. Грушевский стал настоящим реформатором. Десятитомный труд «История Украины-Руси» и в названии отражает идеологическую установку. Считая слово «Русь» позаимствованным великорусским населением северных княжеств у украинцев после упадка их государственности10 — Киевской Руси, он оставляет его в названии. Наряду с этим признает, что термин «Малая Русь» появляется в отношении Киевской и Галицко-Волынской земли в XIV веке (грамоты Константинопольского патриарха) и что в XII–XIII веках слово «украйна» употреблялось в нарицательном смысле, в значении пограничья, окраины. Несмотря на это признание, он считает, что слова «украина», «украинный» становятся именами собственными для среднего Поднепровья уже с XVI века. На чем основано это утверждение — неизвестно.
О реальном, а не вымышленном появлении слов «украина», «украинный» откровенно пишет сам М. Грушевский:
«Литературное возрождение XIX века принимает название “украинского” для обозначения... новой национальной жизни. Для того чтобы подчеркнуть связь новой украинской жизни с ее старыми традициями, это украинское имя употреблялось одно время в сложной форме “Украiна-Русь”, “украiньскоруський”: старое традиционное имя связывалось с новым термином украинского возрождения и движения. Но в последнее время все шире употребляется и в украинской, и в других литературах простой термин “Украина”, “украинский” не только в применении к современной жизни, но и к прежним ее фазисам11, и это название вытесняет постепенно все прочие. Для обозначения же всей совокупности восточнославянских групп, у филологов называемой обыкновенно “русскою”, приходится употреблять название восточнославянской, чтобы избежать путаницы12“русского” в значении великорусского, “русского” в значении восточнославянского и, наконец, “русского” в значении украинского (как оно еще и посейчас в полной силе остается в обиходе Галиции, Буковины и Угорской Руси). Эта путаница подает повод к постоянным неумышленным и умышленным недоразумениям, и это обстоятельство принудило украинское общество в последнее время твердо и решительно принять название “Украины”, “украинского”».
Налицо явный волевой, самовольный акт «наречения» малорусов не историческим именем, а изобретенным политическим названием. Примерно так же коммунистическая партия XX века взяла и твердо и решительно нарекла совокупность народов СССР термином «советский народ», ставя перед собою далеко идущие цели формирования новой общности.
Схема М. Грушевского противопоставляет Восток и Запад, Византию и Европу, Россию и Украину и поныне с незначительными вариациями преподается в украинских школах и высших учебных заведениях. Начало Украины видится М. Грушевскому и его школе украинских историков в далекой древности, в IV веке, с появлением на территории сегодняшнего государства Украина племен антов. Их украинская историография считает прямыми потомками украинцев. В начале VII века общность антов распадается, и остатки этих племен соединяются с руссами к началу XI столетия.
Современные украинские учебники вторят М. Грушевскому, что «с конца IV и до VI века н. э. предки славян расселились почти на всей территории нынешней Украины под названием “анты” (группа племен). Название “анты” в переводе с санскрита означало: люди, которые живут у края, украиняне... Государство антов просуществовало около трех столетий — от конца IV до начала VII века. Это было могущественное государство, которое можно считать праславянским предшественником последующего украинского государства — Киевской Руси».
Создавшаяся русская государственность в Киевской Руси имеет у украинских историков название — украинское государство «Украина-Русь», основой которого, естественно, является украинский народ под властью украинских князей. С XII века складывается следующий центр украинской государственности — Галицко-Волынское княжество, которое постепенно подчиняется Литовскому, а затем, после унии этого великого княжества с Польшей, находится в Речи Посполитой.
Особую гордость украинской государственности составляет так называемая «Христианская Казацкая Республика» в Запорожской Сечи, преобразовавшаяся позднее в другой этап этническо-украинской державности — Гетманщину (XVII век). Мифическо-эпические сказания об этом времени сложили в среде украинских историков воззрение на это время как на «золотой век», к идеалу которого стремились все попытки построения самостийных держав в XX столетии на территории Малороссии.
Наряду с М. Грушевским в начале XX века появился и вошел в политику другой «апостол» и творец «украинства» — Дмитрий Иванович Донцов (1883–1973)13. Направление Д. Донцова было более радикальным, ставшим неким новым этапом историософии «украинства». В отличие от историка М. Грушевского, Д. Донцов был больше идеолог, или, как его называли, «батька украiнського нацiоналiзму», теоретическим наследием которого жили националисты ОУН (типа С. Бандеры) и «дышат» сегодняшние незалежные историки. Он считал Украину типичным образцом западноевропейских стран, полностью чуждой византийскотатарской Московии, бывшей, по его мнению, деспотической монархией, в отличие от глубоко проникнутой аристократическо-республиканскими тенденциями Украины.
Во многом идеи Д. Донцова были продуктом переработанных в украинском стиле философий немецкого национал-социализма и «консервативной революции». Так, он развивает идеи о врожденной кастовости населения, существовании в украинском народе «аристократии», сплоченной вроде духовнорыцарского ордена, о внутринациональных расовых типах, которые могут быть сведены в две группы. В первую группу входят типы «нордийский» (государственно-творческий), «понтийский» (атаманский) и «динарский» (воин-хлебороб), которые можно назвать «рыцарским» типом. Во вторую же группу попадают «остийцы», или, как он их иначе называет, Санчо Пансы. По его мнению, «остийцы» — преобладающий тип в украинской нации, и они олицетворяют все те качества «безыдейности» и «неаристократичности», которые необходимо умертвить в будущей «украинской нации». Будучи весьма откровенным автором, он пишет: «Чтобы страна наша и мы жили — Панса должен умереть». В этих взглядах отразилось существующее и до сегодня разделение Украины на православный Восток и католическиуниатский Запад.
Будучи безусловным русофобом, Д. Донцов еще во время Первой мировой войны видел перед Германией и Австро-Венгрией прекрасное и величавое, как он выражался, задание всемирно-исторического значения — сломать мощь России, что не удалось до той поры лучшим европейским полководцам Европы Карлу XII и Наполеону I14. А затем он считал, что будет «вырезано из тела современной российской империи» государство Украина, которое будет участвовать в «каждой политической комбинации, острие которой будет направлено против России»15.
Особо надо отметить, что о рождении государства Украина в XX столетии заявлялось трижды: в 1917, 1941 и 1991 годах. Для нас это были годы революции и потери национальной самостоятельности (в 1917 году), годы немецкого нашествия и смертельной борьбы (в 1941 году), время раскола и федерализации страны (в 1991 году). Всякий раз, когда нам было трудно, украинский сепаратизм поднимал свою голову на малороссийской земле с требованием расчленения единого русского тела. «Как комета, — писал «iдеолог розбрату»16 Д. Донцов, — появляется, как правило, украинский вопрос на политическом небе Европы каждый раз, когда для России наступает критический момент»17.
Несмотря на огромные усилия в XX столетии, на территории УССР и вплоть до сегодняшнего дня создать путем политики государственной украинизации18 южнорусского населения единую украинскую нацию не удалось, самоопределения Крыма, Донецка и Луганска и выступления за федерацию по всей Новороссии тому лучшие доказательства.
Для украинской историографии характерно постоянное «печалование» о том, что украинская нация все никак не может окончательно сложиться. Еще М. Грушевский писал: «Украинство в России должно выйти из рамок этнографической народности, стать политическим и экономическим фактором, приняться за организацию украинской общественности как нации». Он же горячо призывал: «Нужно желать быть нацией, необходимо работать в этом направлении, посвятить все силы, двинуть все общественные средства, чтобы переработать потенциальную энергию этнографического существования в динамику национального развития. Этнографическая обособленность — это статистика, национальная жизнь — продукт воли, динамической энергии народа. Необходимо для этого желать, необходимо работать, необходимо дерзать».
И украинские деятели «дерзали» весь XX век, пытаясь обособить малорусское население и развить его этнографические особенности. М. Грушевскому в 1905 году вторил другой известный деятель «украинства» — Иван Франко: «Перед украинской интеллигенцией открывается... огромная действенная задача — создать из громадной этнической массы украинского народа украинскую нацию, цельный культурный организм, способный к самостоятельной культурной и политической жизни».
Эту мысль украинские деятели повторяют до сих пор.
Создание же единой нации украинцев потерпело оглушительное фиаско в 2014 году.
Гражданская война на Украине между русскими и «украинцами»
Процесс искусственно насаждаемого нового этногенеза и насильственное формирование украинской нации привели к гражданской войне. Этнографические, культурные и языковые особенности не смогли сформировать столь определенную и окончательную «отдельность» для украинства, которая только и способна пробудить процесс этногенеза, то есть завершенного процесса самоопределения себя как самостоятельного действующего лица мировой истории, заряженного вовне на политическую и культурную экспансию, культивирования внутри страны своих унифицированных идеалов и признания всем населением данного государства этих новых ценностей.
Несмотря на жесткие неоднократные кампании по украинизации населения государства Украина, несмотря на всестороннюю помощь и украинской эмиграции, и заинтересованных стран Запада, отводящих «украинскому проекту» особую роль в давлении на Россию, несмотря на военные репрессии в ходе развернувшейся гражданской войны, процесс украинизации Юго-Востока потерпел полный крах.
Слабая государственность Украины, находящаяся в состоянии постепенного распада сегодня, состоит из нескольких совершенно разных по настроению общин. Временно остающаяся в составе Украины часть Новороссии (Херсонщина, Запорожье, Днепропетровская, Николаевская и Одесская области) активно не воспринимает украинизацию, Слобожанщина (Харьковщина, Сумщина, часть Полтавщины) находится примерно в таком же положении, Левобережная и Правобережная Малороссия вполне индифферентны в этом отношении. Сложно говорить об украинизации и православной Буковины (Черновицкая область) и Угорщины (Закарпатская область), где к термину «украинец», «украинский» есть весьма стойкое неприятие или, по меньшей мере, подозрительность. Выделяется своим украинством только Галичина, да и то только потому, что католицизм здесь делает неимоверные прозелитические усилия.
Различные регионы разваливающейся Украины сегодня живут отдельной друг от друга жизнью, а в регионе наличествуют самые разнообразные конфигурации убеждений. Например, довольно часто можно прочитать или услышать такое «исповедание»: «Считаю себя украинцем, а украинцев — отдельной от русских нацией; но все мы — восточные славяне — русские. Тесное сотрудничество Украины с Россией оцениваю положительно. У нас общая культура, вера, в отличие от “оранжевых украинцев”. Русский язык — родной, но и украинский я понимаю, и я за независимую великую Украину».
Конфигураций такого рода эклектичных убеждений огромное множество. Это типичная раздвоенность восприятия действительности.
Идеологически конструкция украинского государства и украинской нации очень политизирована и состоит из последовательно нанизанных на политический каркас тенденциозных исторических мифов. Это самое слабое место всего украинского проекта. Если бы украинские историки и политические идеологи не находились на территории государства Украина в таком комфортном монопольном положении, то конструкция украинского исторического мировоззрения была бы с легкостью подвергнута сомнению при здравом критическом подходе к исторической правде украинских мифов.
Украинская государственность — объединение, сохранившееся в границах советских времен достаточно случайно. Как и во времена РусскоЛитовского государства или Речи Посполитой, от нее уже отпадают — и должны отпадать — целые регионы, цивилизационно более близкие России. Этот процесс уже имеет — и должен иметь и далее — поддержку в России под лозунгом «собирания Русской земли».
Украинское трансграничье, как полуавтономный анклав, сегодня разваливается, разбираемый между действительно самостоятельными мирами. При этом Запад хочет контролировать украинский суверенитет путем приглашения в НАТО, ЕС и руководства местными «политиками», часто напоминающими своими действиями многочисленных малороссийских гетманов XVII столетия или атаманов времен Гражданской войны начала XX столетия.
Мифы украинской националистической историографии необходимо рассеивать не только потому, что они дают многомиллионному населению Украины внеисторические мировоззренческие установки, но и потому, что они угрожают безопасности самой России. В украинских сочинениях часто встречаются утверждения, что современные границы не совпадают с этническими границами расселения украинского народа (указываются Воронежская, Белгородская, Курская области, Кубань и даже Дальний Восток)19, сама же Украина часто позиционируется как окраина западного (европейского) мира, граничащего с миром азиатским, к которому принадлежит Россия.
Практически во всех украинских мифах образ России враждебен Украине, что формирует в украинском обществе негативное отношение к российской государственности и к русским как народу.
В сложившейся ситуации необходима,прежде всего, гуманитарная экспансия, развенчивающая идеологические мифы украинской стороны и восстанавливающая положительный образ России как общерусского Отечества.
Проект «Украина» в очередной раз естественным образом сворачивается.
Стремление к единству Большой Руси требует открыто говорить о сложности и важности национальных проблем, стоящих перед русской нацией. Бессмысленно и бесполезно искать некую объективную или центристскую позицию в национальном вопросе. Объективной для нации может быть только национальная позиция. А поэтому необходимо выяснение этой позиции путем разыскания исторических корней той или иной проблемы.
Наибольшей внутринациональной проблемой для русских на сегодня должен считаться «украинский» вопрос. Неразрешенность этого вопроса может привести к подлинной трагедии, размеры которой трудно себе представить. Возможны любые варианты, вплоть до войны по югославскому сценарию. Если русское общество и государство не будут последовательно активны в преодолении «украинства», то через очень небольшой срок мы столкнемся с проблемами в лице государства «Украина», вступившего в НАТО и готового к войне с Россией в любых коалициях.
Пока не поздно, надо указать всем на историческую правду «украинской проблемы», беспристрастно отделив от этой правды наслоения «украинской» пропаганды.
Национальные цели народов, которые доросли до мировой деятельности, всегда направлены к полному господству на своей естественной территории и на влияние на жизненно важные для нации близлежащие земли. Поэтому, с одной стороны, задача нации состоит в определении естественных границ распространения своего господства и в установлении необходимого влияния на жизненно важные для себя соседние районы. С другой же стороны, следует остерегаться идей, подобных идее мирового господства, так как они неизбежно ведут к чрезмерной растрате сил нации и не приводят к желаемому результату.
Для достижения поставленных целей необходимы духовное здоровье и внутреннее единство нации. Первое достигается поддержанием веры в то, что для нации является истиной. Русские люди исповедуют Православие — единственно истинную и спасительную веру, поэтому сохранение Православной веры есть главная задача как Церкви и государства, так и каждого русского человека. Второе достигается правильной организацией и поддержанием государственной, социальной и культурной жизни нации, которую необходимо оградить от вредного влияния извне, особенно если оно направлено, как, например, «украинство», на раскол русской нации.
«Украинство», борющееся с Православной Церковью, с русской государственностью и с единством русского народа, необходимо удалить из русского тела, как опасный вирус, избавившись от этого идеологического тумана, мешающего многим русским видеть величайший вред «украинского» движения. Необходимо помочь и людям, втянутым в это движение. Ведь они в своей массе лишь жертвы большой политики великих держав. Этих людей используют как орудие борьбы с единством русской нации.
Национально мыслящие русские люди обязаны, ради будущего русского народа, ни под каким видом не признавать право на существование государства «Украина».
Нам нужно помочь людям на Украине побыстрее переболеть «украинством» и получить новый иммунитет от всевозможных местечковых, хуторских самобытностей, возводящих свои узко-этнографические установки в универсальные принципы для сорокамиллионного населения.
«Украинцами» не рождаются, ими становятся путем долгой обработки. «Украинизации» были бы не нужны, если бы «украинцем» можно было бы родиться. Убежденный «украинец» — это тот, кого убедили, что он лучше, чем русские, а значит, другой. А в сложные, смутные времена считать себя другим очень удобно: можно ускользнуть от давления, от необходимости предпринимать усилия для возрождения своей общей Родины и благоустраивать в региональной тиши свою личную хату, делая вид, что, собственно, никогда не имел отношения к поругаемой врагами матери.
«Украинство» — это возрождение языческой дикости, помноженной на степную вольницу
Это опасно не только для России, но и для всех окружающих «Украину» народов. Все это — «рукотворное» украинофильство, перманентно разрушающееся и восстанавливаемое в сознании людей посредством «украинизаций». «Украинство» надо обязательно преодолеть!
Проект «Украина» обязательно рухнет, так же как все искусственные образования типа советского «ГДР». «Украинство» трещит по швам. Будучи само раскольническим движением, оно не способно соединить разные регионы под своей эгидой в государстве «Украина». «Украина» не империя, а анархическая гетманщина, раздираемая «украинскими» неомагнатами-олигархами. Отсюда и расколотость общества «Украины» на большинство, относящееся индифферентно к мифам «украинства», и фанатичное меньшинство, готовое уничтожить или подчинить себе полмира для торжества «украинского порядка».
Нам необходимо занять жесткую позицию, что южнорусские, малороссийские земли — неотъемлемая часть Русского государства.
Западные политики видят возможность противопоставить «украинцев» русским, «Украину» — России, так же как они противопоставляли западных немцев ФРГ восточным немцам ГДР. Мы же должны противопоставить этой экспансии проверенную временем идею единства русской нации и не дать возможности Западу сыграть на местечковых амбициях «украинства». Не надо забывать, что «Украина» образовалась на древних, исконных русских землях, что Киевщина и Малороссия столь же значимые центры русской жизни, как и Косово для сербов. Современная «Украина» — это юго-западная Русь, подъяремная «украинцам».
Закончить хочу старым консервативным призывом, принадлежащим малорусскому исследователю «украинства» А. В. Стороженко: «Украинский туман должен рассеяться, и русское солнце взойдет».
1 Мончаловский О. А. Главные основы русской народности. Львов: Тип. Ставропигийского института, 1904.
2 Кучма Л. Украина — не Россия. М.: Время, 2003. С. 284.
3 Там же.
4 Там же. С. 60.
5 Цит. по: Чередниченко В. П. Анатомия предательства. Киев: Политиздат Украины, 1983. С. 27.
6 Еще в 1503 году Великий князь Иоанн III, когда литовские послы стали его упрекать, что он принял на свою службу перешедших к нему от Литвы со своими уделами черниговских Рюриковичей, знаменательно ответил: «А мне разве не жаль своей вотчины, русской земли, которая за Литвой, — Киева, Смоленска и других городов!».
7 Из этой итальянской провинции пошло объединение всего итальянского государства в середине XIX века.
8 Ульянов Н. И.Происхождение украинского сепаратизма. М.: Индрик, 1996. С. 234.
9 Записка об украинском движении за 1914–1916 годы с кратким очерком истории этого движения как сепаратистскореволюционного течения среди населения Малороссии. СПб.: Департамент полиции Министерства внутренних дел, 1916. С. 40.
10 Имеется в виду татаро-монгольское нашествие.
11 Примерно так же, как в советские времена название «История СССР» применялось и к Киевской и Московской Руси, и к Российской империи.
12 Это является «путаницей» только для сознания сепаратиста. Так как сам по себе факт, что возможна такая «путаница», говорит за единство восточнославянского русского народа.
13 В начале своей деятельности он, как большинство деятелей «украинства», был социал-демократом. Эмигрировал из России в 1908 году. В 1914 году стал первым главой «Союза освобождения Украины», руководя во время Первой мировой войны Украинским бюро прессы в Берлине (1914–1916). Печатался в «Ukrainische Rundschau» («Украинское обозрение» на немецком языке). Во время правления гетмана Скоропадского был руководителем Украинского телеграфного агентства. С 1921 года поселился во Львове. Издавал разные украинские журналы, печатаясь в немецкой, швейцарской и польской прессе. В 1939 году году эмигрировал в Румынию, а в 1947 году переселился в Канаду. Здесь он преподавал в Монреальском университете украинскую литературу.
14 Донцов Д. Iсторiя розвитку краiнськоi державноi iдеi. Киiв: Радянська Україна, 1991. С. 40.
15 Там же. С. 41.
16 Идеолог раздора, смуты.
17 Донцов Д. Iсторiя розвитку украiнськоi державноi iдеi. Киiв: Радянська Україна, 1991. С. 40.
18 Не далее как в августе 1997 года на II Всемирном форуме украинцев президент Украины Л. Кучма сказал: «Не только нации создают государства, но и государства — нации».
19 В тексте государственного гимна Украины есть упоминание реки Дон «Станем, браття, в бій кривавий, від Сяну до Дону» (по-русски: «Станем, братья, в бой кровавый от Сана до Дона»), но сама река не протекает по территории этого государства. Правда, официально гимном признана часть этого стихотворения, до строки, о которой мы ведем речь. Интересно, что в первоначальном тексте Чубинского никакого Дона нет, он был дописан поэтом С. Даниловичем, зато были такие слова: «Ой, Богдане, Богдане, славний наш гетьмане, // Нащо віддавъ Україну москалям поганим?!» (по-русски: «Ой, Богдан, Богдан, славный наш гетман, // Зачем отдал Украину москалям поганым?!»).