Из путевых записок.
1.
Российские пограничные корабли после распада Советского Союза долго не ходили в Восточную Арктику. Последним был в 1993 г. сторожевой корабль «Нева», а затем несколько лет подряд пограничники доходили из Петропавловска-Камчатского только до Уэлена, ограничиваясь Чукотским морем. Причины были разные: и с Америкой «дружили», и топлива для кораблей не было, ремонтная база отсутствовала, не платили морякам зарплату...
И вот прошло пятнадцать лет. Из Петропавловска уходил в восточный сектор Арктики ПСКР «Анадырь». Зачем? Что-то изменилось в российской политике в отношении Арктики?
Действительно, изменилось. Во-первых, изменились сами пограничные войска, вернувшись к былой схеме императорской пограничной стражи. Они теперь охраняют не просто границу России, а еще и экономические интересы государства — недаром на борту кораблей стали писать: «Береговая охрана». То есть, это теперь уже охранные корабли. Когда-то охранные корабли «Маньчжур», затем «Брюханов» и другие курсировали вдоль Камчатки, Чукотки и Командорских островов, гоняя нарушителей и браконьеров, главным образом — американских и японских.
Во-вторых, Арктика представляет для России огромный экономический интерес своими богатейшими природными ресурсами — биологическими и минеральными.
В-третьих, российская часть Арктики осталась безлюдной, отчего соседи стали зариться на нее, завистливо и вожделенно посверкивая жадными глазами. «Сам не ам и нам не дам», — упрекали они Россию. Америка вообще возмечтала превратить Чукотское море в открытое для экономического освоения. Ее поддержал Запад. И вообще, Арктику хотели бы поделить между собой Америка, Канада, Норвегия и Дания. И даже Китай хотел бы получить ее кусочек.
Но Россия опомнилась. Россия воспряла. Президент утвердил программу по освоению и охране Арктики, и в этой программе много места отводится пограничникам, как стражам государственных экономических интересов. Мало того, еще в 2001 г. Россия подала заявку в ООН на расширение своей полярной экономической зоны с 200 до 350 миль, обосновывая это тем, что такова протяженность нашего шельфа в Северном Ледовитом океане.
2 августа 2007 г. два глубоководных аппарата «Мир» погрузились на морское дно в районе Северного полюса, взяли пробы грунта и оставили там титановый флаг России. Теперь рассматривается вопрос о бурении глубоких морских скважин за подводным горным хребтом Ломоносова, чтобы с геологической точки зрения обосновать ширину полярного шельфа России. А чтобы Америка и остальной мир увидели, что восточный сектор наш и мы никогда не согласимся отдать Чукотское море кому бы то ни было, ПСКР «Анадырь» послан туда нести российский флаг и стеречь границу.
2.
Дежурный матрос на трапе «Анадыря», узнав, что я журналист, который собрался с ними в поход, спросил:
— А правда, что вы идете с нами на всё море?
«На всё море». Честно говоря, я такого выражения еще не слышал. Мне оно показалось интересным, оно означало отнюдь не географические, а временные рамки: от и до — от берега до берега, от начала похода до конца. И я с удовольствием ответил:
— Да, иду на всё море!
До февраля 1992 г. пограничный сторожевой корабль ледового класса «Анадырь» носил другой бортовой номер и другое имя, соответствующее эпохе — «Имени XXV съезда КПСС». Он строился в Ленинграде. Его спустили на воду 14 февраля 1976 г., а военно-морской пограничный флаг подняли в том же году 10 октября. Менее чем через год, в сентябре 1977, он через Арктику перешел с Балтики в Петропавловск-Камчатский и с тех пор служит Отчизне на ее северо-восточных рубежах.
В кают-компании корабля висит картина самодеятельного флотского художника Лопатина, на которой изображен ПСКР «Имени XXV съезда КПСС», задерживающий японское рыболовное судно «Сенсей мару». Это было в 1978 г. у Северных Курил. Тогда корабль задержал в общей сложности три иностранных судна-нарушителя, а тридцать советских судов вывел из ледового плена. В том памятном году «Имени XXV съезда КПСС» был признан лучшим пограничным кораблем страны.
Рядом с картиной красуется в рамке большая фотография: ПСКР «Анадырь» стоит на рейде города-тезки Анадыря. Это в 2006 г. он приходил туда на празднование 117-й годовщины города. Местная газета «Крайний север» красочно описала паломничество горожан на «свой» корабль. Сами моряки тоже тепло вспоминают этот визит. Заместитель командира Павел Дороганов рассказывал мне, что после ошвартовки на борт поднялась делегация города во главе с мэром Андреем Геннадьевичем Щегольковым, привезла не только улыбки, но и подарки. Матросов свозили на экскурсию по городу, а позже экипаж сыграл с анадырскими пограничниками в футзал и добился ничьей. Завязывающаяся дружба победила!
«Люди там хорошие, светлые и добрые, — поделился впечатлениями боцман Антон Зубарев. — И знаете, когда они такими стали? По их словам, после того, как город начал строиться, краситься, преображаться, обзавелся памятником Николаю Чудотворцу».
Памятник Николаю Чудотворцу изготовил скульптор Сергей Исаков — тот самый, который поставил памятник святым апостолам Петру и Павлу в Петропавловске-Камчатском.
Во время визита в Анадырь корабль был освящен православными священнослужителями иеромонахом Захарием и иереем Сергием.
Одно время служил «Анадырь» и в Магадане, переданный туда из Петропавловска во вновь образованный 54-й дивизион ПСКР. И об этой поре члены экипажа отзываются с большой долей ностальгии. Старший помощник командира капитан 3 ранга Алексей Антонов говорит, что горожане и власти города и области внимательно и по-доброму относились к кораблю и даже стремились решить жилищные проблемы офицеров и мичманов. Но позже дивизион был расформирован, и ПСКР «Анадырь» вернулся на Камчатку.
3.
Наш «Анадырь» осторожно входит в бухту Наталии. За стеклами ходовой рубки — мутные очертания камчатских берегов. Тяжелый морской туман лежит на склонах сопок. Почти не видно устья боковой бухточки Петра, остров Богослов медленно проплывает мимо, как огромное, горбатое и размытое приведение. За ним прячется бухта Павла.
— Большевики переписали не только историю, но и географические названия, — тихо, отчего кажется, что зловеще, произносит командир, переводя взгляд с острова на своего заместителя по воспитательной работе Павла Юрьевича, которого привычно называет замполитом. — Если остров называется Богослов, то здешние бухты уж никак не Петра, Павла и Наталии, а Святого Петра, Святого Павла, Святой Наталии!
— Советские карты давно пора приводить в соответствие с первоназваниями, — живо откликаюсь я, стоя с биноклем у открытой двери рубки.
— Моряки к современным названиям привыкли, — вяло возражает замполит Павел Юрьевич.
— Ничего, перепривыкнем! — жестко и на этот раз громко говорит командир и сердито бросает рулевому: — По сторонам рот не разевай, смотри внимательней! Красоты — не для рулевого на вахте!
Бухта Наталии находится в Беринговом море на северо-восточном побережье полуострова Камчатка. Немногим севернее — лишь бухты Анастасии и Дежнева, а там уже — и Чукотка. Но самая известная из всех здешних бухт — именно Наталии. В еще недалекие былые годы в ней стоял Натальинский рыбокомбинат, была пограничная застава, каждую осень корякские оленеводы пригоняли сюда на забой тучные оленьи табуны, чтобы затем на пароходах отправлять деликатесное мясо не только в регионы нашей страны, но и Америку и Канаду.
Кипела жизнь в Наталии. Ее отвесные, скалистые, живописные берега, покрытые сочным разнотравьем и ольховым стлаником, каждое лето оглашались сотнями человеческих голосов. На рыбокомбинат приезжали работать студенты со всей страны, в основном — девушки. Приходили корабли, и моряки спешили высадиться на берег, чтобы позаигрывать с девчатами. Сюда стремились оленеводы, проходя сотни километров по кочковатой, комариной тундре.
Да, кипела жизнь на берегах бухты, да, похоже, выкипела. Сейчас здесь — никого. Зияют пустыми глазницами окон строения бывшего рыбокомбината, упала изгородь кораля, в который загоняли северных оленей. Нет здесь уже и заставы, так как пограничники перешли на современные технологии наблюдения.
Потому и зашел в бухту Наталии наш «Анадырь», чтобы лишний раз убедиться, что здесь все спокойно.
— Кажется, палатки, — говорит командир, разглядывая берег в бинокль.
Я прикладываюсь к своим окулярам. На одной из проток реки Ватыны, впадающей в бухту, отчетливо видны две белесые палатки. Рядом дымится костер. Людей нет.
— Наверняка, рыбаки, — рассуждает вслух командир. — Кого еще сюда занесет...
Якорь с грохотом уходит на двенадцатиметровую глубину в миле от берега. Будем ночевать, а утром небольшой группой навестим бухту.
К вечеру заметно похолодало, туман приподнялся, открыл дали.
Павла Юрьевича сменил на ходовой вахте капитан 3 ранга Леонтьич. Он настырно шарит биноклем по зеленым берегам.
— Олени! — вдруг вскрикивает он. — Шевелятся!
Я смотрю туда, куда тычет пальцем Леонтьич. Да, на склоне передвигаются серые, изредка белые точки, их много. Конечно, это домашние северные олени!
— Значит, не рыбаки, а оленеводы, — констатирует командир и ставит точку: — Утром пойдете к ним!
Утро серое, прохладное. Туман то и дело наваливается вместе с дождем.
Лодкой правит боцман Антон. Мы входим в устье Ватыны и, поблуждав с час по протокам и не найдя достаточно глубокого русла для нашей морской лодки, высаживаемся на узкую полоску берега, притулившуюся под крутым склоном, нависающим над бухтой. Где-то над нами пасутся олени, невидимые за скалами и зарослями ольхи. Только слышно, как сердито фыркают согжои и томно вздыхают важенки. То и дело из-под их копыт срываются камни и шуршат в траве и кустарнике.
Лодка возвращается на корабль, а мы с мичманом Андреем идем к палаткам оленеводов по тропинке, натоптанной медведями. Вскоре наш путь преграждает утес-непропуск. Андрей лезет верхом по отвесным скалам, а я, подняв голенища болотных сапог, обхожу непропуск по воде.
Как раз в это время табун спустился со склонов в низину, к речке. Не обращая на нас внимания, олени перебрели протоку Ватыны и вышли на остров, поросший сочной осокой и ягелем. Там нет комаров и мошки, поэтому животным привольно, оленята весело брыкаются и гоняются друг за другом. К тому же в устье — солоноватая вода, смешанная с морской, олени такую любят.
На берегу за скалой уже стоят и разговаривают Андрей и два оленевода — пожилой и молодой. Оба опираются на старые, видавшие виды карабины.
– Амто! — подойдя к ним, здороваюсь я по-корякски. — Палатки у вас на острове, что ли, за протокой?
— Зачем на острове? — отвечает пожилой пастух, назвавшийся Сергеем. — Это так кажется. Мы ведь с вами не на протоке, а на одной из стариц реки. Обойдете, и как раз выйдете на палатки. Бригадир Жора дома.
Они спешат к своим оленям, а мы с Андреем продолжаем путь по медвежьей тропе вдоль склона. Дождь усиливается.
— Обходить далеко, — устало вздыхает Андрей. — Все равно мокрые, давай, перебредем старицу.
Раздеваемся, складываем вещи в рюкзаки и заходим в ледяную воду.
— Ах, ты, мать честная! — вскрикивает Андрей. — Вот тебе июль! Корякия, однако!
Я смотрю, как вода доходит ему до груди, а вот и до горла. Он поднимает над головой рюкзак и автомат. Я гораздо ниже его, поэтому мне здесь не перебрести.
— Ты иди к палаткам, а я выше поднимусь, там перейду! — кричу я мичману, выйдя из реки.
Надеваю на мокрое тело одежду и опять выхожу на медвежью тропу.
За старицей, которую перебрел Андрей, белеют палатки, дымит костер, возле которого сидят люди и смотрят на приближающегося к ним военного с автоматом на плече.
— Какой красивый у вас корабль! — восхищенно говорит бригадир оленеводов Жора, опуская бинокль. — Ни за что не догадаешься, что пограничный. Мы вчера так и решили, что это американский лайнер с туристами.
Оленеводы прикочевали на вольные пастбища бухты Наталии несколько дней тому назад. Они — из далекого отсюда корякского поселка. У них около двух тысяч оленей. Безостановочно кочует табун с конца апреля. Устали оленеводы, да и с продуктами стало туго, особенно они страдают от нехватки чая и курева. Потому и рады нам, с удовольствием попивают свежий, душистый чай и затягиваются сигаретами с фильтром.
4.
Два месяца курсировал ПСКР «Анадырь» вдоль берегов Чукотки. За это время мы пять раз проходили через Берингов пролив и возвращались обратно. Столько же раз пересекали и Северный полярный круг. Мы демонстрировали российский флаг в Восточной Арктике и «вскрывали оперативную обстановку». Мы служили России, а при этом мыслится особенно глубоко, державно.
Глянешь на запад из Берингова пролива — вся Россия лежит перед тобой. Огромная, красивая, серьезная и веселая, увитая лентами рек и расшитая бирюзой озер и ромашковыми полями. С дымом из труб, деловито поднимающихся над металлургическими заводами и с копрами глубоких шахт. С кораблями, идущими в порты и пунктирами железных и автомобильных дорог. С миллионами людей, живущих в городах и селах. И все это охраняем мы, прокладывая курс на норд вдоль российско-американской границы среди туманов и льдов Чукотского моря.
С виду — обычная служба, но как вспомнишь о том, что пятнадцать лет не приходили в Арктику наши морские пограничники, так начинаешь понимать, что миссия у нашего «Анадыря» особая — он вновь напоминает миру о величии и мощи России. Хватит, ребята, валять дурака, предлагая нам свой протекторат то над Чукоткой, то над островом Врангеля, а то и над всем нашим сектором Арктики. Нефтью запахло, большими деньгами? Так знайте, что у этого далекого уголка Земного шара есть хозяин. И он его никому не отдаст.
— Товарищ командир, в небе американский самолет, удаление большое, похоже, границы не нарушает! — докладывает по телефону в каюту командира вахтенный офицер Алексей Антонов.
— Зафиксировали?
— Так точно!
— Поднимаюсь к вам!
Командир корабля капитан 1 ранга Игорь Юрасев тут же появляется на ходовом мостике, выходит на правое крыло. Но в голубом небе остался только белый след от самолета.
— Похоже, «Орион», — говорит Антонов. — Прошел высоко и сразу скрылся, уйдя в район острова Святого Лаврентия.
— Демонстрация началась! — потирает руки командир. — Пусть видят, пусть фотографируют, снимают на камеру. Идем прежним курсом!
— Есть прежним курсом! — козыряет Антонов.
К вечеру далеко впереди появляются Диомидовские острова — российский остров Ратманова и американский остров Крузенштерна. Они кажутся слитыми, но между ними четыре километра. Мы идем слева от них, придерживаясь берега Чукотки. Наш маршрут — на Берингов пролив.
С кораблей, проходящих Беринговым проливом, хорошо виден памятник казаку-первопроходцу Семену Дежневу, венчающий небольшую сопку на фоне могучих скал российского берега. Если вглядеться в бинокль, то рядом с пирамидой памятника можно заметить высокий деревянный православный крест.
Командор Витус Беринг прошел проливом, не ведая того, не видя берегов, и только на основании косвенных фактов, дойдя до широты 67 градусов 18 минут, пришел к выводу о том, что Азия с Америкой не соединяются. Но почти за восемьдесят лет до него в 1648 году казаки Семена Дежнева обогнули Чукотку, и точно убедились, что со всех сторон Чукотский нос омывается морем. Позже этот нос, который является самой крайней восточной точкой материка Евразия, назвали мысом Дежнева.
Памятник Дежневу стоит немного южнее мыса его имени — ближе к мысу Пээк. Еще недавно памятник одновременно служил маяком. Но сейчас маяк погашен. Их вообще мало осталось вдоль побережий Тихого и Ледовитого океанов. Время не пощадило дальние российские маяки, а люди научились обходиться без них. И теперь моряки не вглядываются в очертания берега в надежде увидеть свет маяков — путь им прокладывают навигационные приборы.
Но памятник Семену Дежневу по-прежнему вызывает любопытство. Вот и команда «Анадыря», свободная от вахты, высыпает на палубу, чтобы его увидеть.
Первоначально на месте памятника стоял огромный крест высотой 15 метров, и видно его было далеко. Его поставили в 1910 г. моряки военного транспорта «Шилка» под командованием капитана 2 ранга Александра Пелля. На борту транспорта находился тогда и генерал-губернатор Приамурья Павел Федорович Унтербергер, объезжавший свою вотчину. Двумя годами ранее в Хабаровске объявляли конкурс на макет памятника Дежневу, который планировалось поставить в городе. Но известный в то время историк и художник генерал Михаил Латернер, побывавший до этого на той же «Шилке» на мысе Дежнева, предложил соорудить его именно там — на Чукотке, на берегу, который смотрит в Берингов пролив, на Аляску. Кроме того, Латернером была высказана идея соединить воедино памятник и маяк — для пользы дела. Правда, до реализации этого проекта дело тогда так и не дошло, а вот крест был поставлен. Его изготовили во Владивостоке из двойных лиственничных брусьев, скрепленных металлическими хомутами.
Ледовая обстановка не позволила морякам «Шилки» высадиться на самом мысе Дежнева, да и склоны его оказались слишком скалистыми и отвесными. Тогда и было выбрано то место, где и поныне мы видим памятник и крест. С большим трудом сорок матросов с помощью местных эскимосов, нанятых для этой работы, подняли огромный крест на крутую, стометровую сопку. Но поставить крест они не смогли из-за подступивших льдов, угрожавших кораблю. «Шилка» спешно ушла к американскому берегу. Но крест все-таки был водружен ее командой некоторое время спустя. На нем крепилась табличка с надписью на русском и английском: «Памяти Дежнева. Крест сей воздвигнут в присутствии Приамурского генерал-губернатора генерала Унтербергера командою военного транспорта “Шилка” под руководством командира капитана 2 ранга Пелля и офицеров судна 1 сентября 1910 года. Мореплаватели приглашаются поддерживать этот памятник».
Крест стоял до тех пор, пока кто-то из высокопоставленных коммунистических функционеров Чукотки не повелел срубить его, как символ «религиозного мракобесия». Это ж надо было до такого додуматься! Но сразу после войны на этом же месте появился новый крест, правда, более скромный по размерам. А памятник-маяк все-таки соорудили в 1956 г., и он стоит до сих пор, а вот послевоенный крест сгнил, и новый изготовили в 1998 г. омичи под руководством Владимира Эссена и Валерия Карпенко. Ставили крест жители Уэлена под руководством опять же омичей, которые, к тому же, заложили в чукотском селе Уэлен часовню. Крест возле памятника Дежневу освятил иерей Леонид Цапок из села Лаврентия на Чукотке.
Я и подумать тогда не мог, что вскоре познакомлюсь с отцом Леонидом, и он сам расскажет и о том, как освящал крест, и многом другом, не менее интересном.
А между тем Берингов пролив погружался в сумерки. Белые ночи закончились, сменившись долгими лиловыми сумерками, а тут еще и туман наполз на берег Чукотки, поэтому моряки стали расходиться по каютам.
Мы приближались к Уэлену.
5.
«Анадырь» сходил на север, поднялся в арктические широты и через несколько дней опять вернулся в Берингово море. Мы вошли в бухту Лаврентия и встали на якорь на рейде у села Лаврентия — столицы самой восточной административной единицы России — Чукотского района Чукотского автономного округа.
Небольшой группой офицеров высадились лодкой на берег.
Лаврентия нам понравился. Это маленький, компактный поселок с асфальтово-бетонными проездами и пешеходными дорожками на центральных улицах, большим современным зданием районной администрации, достаточно оживленным аэропортом, редакцией местной газеты «Побережье» и любовно собранным краеведческим музеем.
Газета «Побережье» выходит в виде вкладыша в окружной чукотской газете «Крайний Север». Единственный сотрудник «Побережья» — милая, доброжелательная журналистка, она же и редактор Елена Вольская. Елена и показала нам поселок Лаврентия, а затем привела в музей.
Директор музея Валентина Суховая оказалась большим знатоком чукотской истории и традиций коренных народов. К тому же ей есть, что показать. Для музея на славу потрудились и археологи, и биологи, и геологи, и этнографы, и косторезы, и таксидермисты — всех не перечислить. Например, столько чучел животных, хорошо сделанных, и в больших музеях не увидишь. Украшает коллекцию огромный белый медведь. Экскурсия настолько увлекает, что с большим сожалением покидаем музей.
Я и заместитель командира корабля по воспитательной работе Павел Дороганов идем в православный храм. Его деревянный, еще не покрашенный купол виден из любого конца Лаврентия.
Без сомнения, Бог привел нас сюда, чтобы познакомить с замечательным человеком — батюшкой Леонидом Цапоком.
Отец Леонид сразу располагает к себе, с первой встречи. Высокий рост, сильная грудь, открытый, умный взгляд. Он вышел на крыльцо после нашего звонка в дверь дома, стоящего в церковном дворе рядом с храмом архангела Михаила. Объясняем ему, что пришли в Лаврентия на пограничном корабле, стоянка короткая, хотели бы успеть не только село посмотреть, но и храм посетить.
— Ой, как хорошо! — откровенно радуется батюшка и кричит в дом: — Светлана, встречай гостей!
Из-за его спины выглядывает молодая женщина, красота которой просто обжигает. Как вскоре выясняется, это батюшкина жена Светлана Юрьевна. Оба еще раз радушно приглашают нас войти.
В светлом, чистом доме — длинный стол. По всему видно, что трапезничают за ним большой компанией. Вокруг стола — лавки. Светлана Юрьевна хлопочет на маленькой кухоньке, готовит нам чай.
— А это наш воспитанник, — показывает отец Леонид на мальчика чукчу, сидящего за столом. — Помогает. Кормится вместе с нами, а живет у себя дома, с родителями. К сожалению, семья неблагополучная.
Говорим о приходе села Лаврентия, о жертвователях на достройку храма архангела Михаила. Мало их, очень мало, потому и медленно достраивается храм, хотя сдвиги есть, и они батюшку радуют. Он ведет нас в свой Дом Божий, все обстоятельно показывает. Крестимся на иконы, в том числе икону Святого Лаврентия, ставим свечки за здравие своих близких, за упокой душ умерших. Хорошо в храме, уютно, и уходить не хочется.
Однако возвращаемся в дом, где пьем чай с конфетами и печеньем и опять разговариваем.
Отец Леонид, как и Светлана Юрьевна, родом из Анадыря. Он еще молодой — 1976 года рождения. В 2001 г. окончил духовную академию в Сергиевом Посаде и вернулся на Чукотку. Бывший тогда епископом владыка Диомид отправил его служить в село Лаврентия. Вместе с отцом Леонидом поехала его мама, которая помогала сыну во всем.
Начинали они с нуля. Практически на пустом месте началась и миссионерская деятельность отца Леонида. Его рассказ был полон настоящей романтики дальних и трудных дорог. Представьте себе расстояния во многие сотни километров. Добираться надо либо авиацией, либо морем, если это короткое летнее время. В поселках никто не ждет, за редким, конечно, исключением. А уж в национальных поселках — точно священник никому не был нужен. К тому же на территории Чукотки уже активно поработали американцы — пятидесятники и харизматы. Денег у них много, поэтому они зачастую возили своих новых адептов на Аляску — учиться. Конечно, назад почти никто не возвращался, но те, которые все-таки приезжали, собирали вокруг себя общины. Оторвать людей от этих общин было трудно. И вообще контакты с чукчами устанавливались очень непросто. И были недолгими.
— Через какое-то время опять приезжаешь в поселок, а там тебя и не узнают, — рассказывает отец Леонид. — И все начинаешь сначала. Конечно, русские относятся доброжелательно и психологически готовы к общению со мной, а чукчей приходится предварительно настраивать. Как правило, службы проводились мирским чином, так как храмов не было. Это в последние годы они стали появляться — церковь в Провидения, часовня в Уэлене и так далее. И крепкие, хотя и небольшие общины создаются.
Я слушал отца Леонида и мысленно восхищался им. Столько лет человек живет в этой дали дальней, верой и правдой служит Православию, окормляя на огромных расстояниях невежественных людей, и остается деятельным, веселым, остроумным. И сильным, уверенным в себе. Позже я прочту его рассказ о своей службе на Чукотке, помещенный в Интернете, и мое внимание привлекут вот эти слова:
«В реальной жизни миссионерские задачи в глубинках сводятся к главному — выжить самому как христианину. Не опустится, не деградировать, не угасить в себе огонек веры, да и просто не спиться. Все остальное Господь приложит к нашей немощи».
Выжить самому как христианину! Вот ключ к жизни среди людей практически поголовно неверующих, ведь сегодня в поселках Чукотки почти не осталось православных по рождению. Наш корабль заходил во многие населенные пункты, где славяне составляют абсолютное меньшинство: в Лорино 125 человек из полутора тысяч, в Уэлене — 65 из семисот пятидесяти, в Нешкане 31 из семисот, в Инчоуне трое из четырехсот и т. д.
Православный мир знает о самоотверженном служении на Чукотке отца Леонида Цапока. И любит его. Откроешь Интернет и убеждаешься в том, что многие люди жаждут общения с ним посредством электронной почты. Его знакомые священники советуют всем, кто едет на Чукотку, постараться встретиться с батюшкой Леонидом, напитаться его дивным миром, его праведным отношением к жизни.
Мы покидали гостеприимный берег Лаврентия с большим уважением к его жителям. И тепло прощались с отцом Леонидом. В гости к нам он приедет чуть позже, мы пока об этом не знаем, так как еще не говорили с командиром, поэтому расстаемся с сожалением.
До свидания, батюшка Леонид Цапок. Дай Бог вам сил для дальнейшей службы людям, Православию. Ведь на Чукотке столько работы!
6.
Пишу не в хронологическом порядке, поэтому перехожу к острову Ратманова в Беринговом море, к которому «Анадырь» подходил ранним утром 7 августа. Команда еще спала, поэтому никто, кроме вахты, об этом не знал.
Чем ближе к острову, тем больше морских птиц. Над самой водой реют тонкоклювые буревестники, едва не задевая распластанными крыльями волн. Парами, а то и целыми группами пролетают бакланы. Серебристые чайки парят над мачтами. Длинными, спешащими вереницами проносятся тупики.
В бинокль уже можно разглядеть утес на северном берегу острова Ратманова, за которым прячется пограничная застава. Будучи в селе Лаврентия, мы наблюдали, как тяжелые вертолеты поднимали на подвеске контейнеры со строительными материалами, чтобы перенести их сюда, на Ратманова. Здесь строится одна из лучших в стране застав. Оно и понятно, ведь остров суров, служить на нем трудно, поэтому пограничникам необходимо создать комфорт.
Мне не доводилось бывать на заставе острова Ратманова, но знатоки рассказывают, что жизнь там замкнутая и однообразная, развлечения ограничиваются телевидением, спортом и обменом профессиями, когда радист становится временно поваром и наоборот. На острове происходит смена дат, поэтому островитяне первыми в мире встречают день, а их соседи с американской стороны — последними. Поэтому россияне живут в будущем, а американцы — в вечном прошлом.
На американском острове Крузенштерна расположен эскимосский поселок Игналук, в котором проживает до полутысячи человек. Эскимосы занимаются рыбалкой и морской охотой. Наш командир Игорь Юрасев рассказывает, что однажды русский пограничный корабль прошел между островами на большой скорости, и поднявшейся волной смыло в пролив лодки американских эскимосов. Пришлось нашему государству потом извиняться. А корабли с тех пор проливом не ходят. Но мы сейчас пройдем.
— Линия границы будет от нашего борта в трехстах метрах, — говорит Юрасев.
Я выхожу на крыло мостика. Уже хорошо видно домики заставы. Через мощный объектив фотоаппарата можно разглядеть, что это современные домики, обшитые пластиком, похожие на те, которые недавний чукотский губернатор расставил по всему побережью.
Туман то отходит, то густо наплывает вновь. Весь остров — серый камень с пятнами зелени. Туман рвется об острые скалы и опять сползает на южную сторону.
— Проклятье, — тихонько ругается Юрасев. — В прошлый раз проходили между Диомидами в сплошном тумане, и опять то же самое...
Вахтенный офицер Виктор Евмененков печально вздыхает. Он радовался, что именно во время его вахты корабль обойдет остров, но туман, отгородивший от нас Америку, напрочь смазывает впечатление.
Естественно, и я этим огорчен. И матросы досадливо скребут затылки, хотя им-то вообще некогда отвлекаться от приборов. Рулевой постоянно объявляет направление движения корабля. Метрист отчитывает расстояние до берега. Сосредоточен командир.
Если говорить о прошлом этого острова, то он издревле был заселен. Причем на нем находились два эскимосских поселка. На месте одного из них, который назывался Кунга, стоит теперь застава. Второе поселение, на юге, называлось Имаклик, как и весь остров (с эскимосского — Окруженный водой).
Витус Беринг в своей первой экспедиции в эти широты на шлюпе «Святой Гавриил» издали видел остров и назвал его в честь святого Диомида. Было это 16 августа 1728 г., то есть практически ровно 280 лет назад.
А в августе 1732 г. искал здесь этот остров бот «Святой Гавриил» под командованием штурмана М.С. Гвоздева. 7 августа того 1732 г. ветер благоприятствовал русским мореплавателям, и они смогли выйти в море от берега Чукотки, где стояли недалеко от мыса Пээк. На борту «Святого Гавриила» находился участник экспедиции Беринга мореход К. Мошков, по подсказкам которого и пытался Гвоздев найти остров Диомид. Они ходили несколько дней, но туманы лежали плотные, поэтому острова так и не увидели. Наконец, 17 августа Диомид был обнаружен, да не один, а с соседом. Но ветер изменился, и парусный бот не смог к ним подойти. Пришлось опять возвращаться к Чукотке. Через некоторое время мореплаватели повторили попытку и подошли к ближнему острову как раз в районе нынешней заставы, то есть, к поселению эскимосов Кунга.
Двенадцать казаков во главе со штурманом Гвоздевым отправились на шлюпке на берег, но эскимосы стали обстреливать их из луков. Моряки ответили огнем из фузей. После этого эскимосы прекратили стрельбу, и русским удалось высадиться на берег. Они нашли две покинутые юрты, которые Гвоздев описал так: «В земле деревянные, лес еловый [...] Корма из моржовины да китовины, а иных кормов не видели». После этого русские пошли на южную сторону острова, но там они встретили гораздо большее количество местных жителей и высадиться под их стрелами не смогли.
Шлюпка вернулась к кораблю. После этого подняли паруса и подошли ко второму острову. Десант из десяти казаков и здесь был встречен стрелами. Высадка не получилась.
С тех пор эта группа островов вместе со скалой, получившей позже от американцев название Феруэй, именовалась островами Гвоздева, пока в 1779 г. здесь не побывал казачий сотник Иван Кобелев, который назвал острова примерно так, как они звались у эскимосов — Имаглин и Игеллин. Кобелеву повезло с погодой, и он смог увидеть всю распахнутость Берингова пролива от Америки до Чукотки.
В 1815 г. Отто Коцебу переименовал острова. Первый он назвал в честь своего товарища по кругосветному плаванию с Крузенштерном штурмана Ратманова, а второй — в честь самого Крузенштерна.
«Анадырь» меняет курс на 80, а затем на 70 градусов. То есть, мы обходим мыс Южный и сейчас войдем в пролив между двумя островами. Пока, получается, идем прямо на остров Крузенштерна.
Ау, где ты, остров Крузенштерна? Расступись, туман, хотя бы на миг, дай глянуть на границу и на соседей. Но наглухо занавесилась Америка.
В это время по рации с заставы сообщают, что их северная сторона тоже полностью накрылась туманом.
Постепенно поворачиваем к северу. Крузенштерна нет, как и Ратманова. Идем в молоке без всякой видимости. Оба острова рисуются только на приборах.
В это время под бортом раздается громкий рык. Смотрю на воду и вижу группу сивучей, плывущих из России в Америку. Куда вы, глупые, там вас поджидают охотники! Говорят, что на острове Крузенштерна морские звери — моржи и сивучи — повывелись, поэтому американские эскимосы зачастую в азарте погони проскакивают линию границы и оказываются у нашего острова. В таком случае пограничники отпугивают их выстрелами в воздух. Пока вроде бы действует безотказно.
Но на этот раз сивучи, вспугнутые нашим кораблем, рванули сами в руки американских охотников. Вот только узнают ли об этом охотники?
Как только «Анадырь» прошел проливом, стал открываться остров Ратманова. Но соседа туман держал плотно.
Я все задирал голову, пытаясь увидеть на вершине горы Крыша — это самая высокая точка Ратманова, на ней находится наблюдательный пункт пограничников — православный крест, установленный 25 августа 2005 г. епископом Анадырским и Чукотским Диомидом. Увы, вершина была в тумане.
Советская история островов Ратманова и Крузенштерна тоже своеобразна. Практически до 1925 г. на них безраздельно господствовали американцы, а на нашем острове у них даже была устроена фактория. В сентябре 1925 г. сюда пришел пограничный сторожевой корабль «Воровский», чтобы заявить претензии на наш остров. Американцы грозились отстреливаться, но «Воровский» грозно поворочал орудиями, и янки сразу убрались на другую сторону пролива. Советские пограничники высадились на берег и над факторией подняли красный флаг. Водрузил его матрос В. Чашунашвили. Существует картина художника В.Я. Коротких (матроса-пограничника), которая так и называется: «Изгнание американских оккупантов с советского острова в 1925 году».
Застава на острове Ратманова была построена в 1941 году. А в 1948 г. всех островных эскимосов переселили на материковую часть Чукотки.
А мы уже проходим остров и постепенно удаляемся в сторону Берингова пролива. Я спешу на корму, чтобы еще раз попытаться сфотографировать российскую заставу. И в это время приоткрывается верхний краешек острова Крузенштерна. Вот и все, что мы смогли увидеть от Америки.
7.
В поселке Лаврентия, в администрации района, меня снабдили кое-какой информацией о Чукотском районе. Дождавшись свободной минуты, открываю записи и начинаю изучать. Мое внимание привлекает паспорт чукотского села Лорино, что на беринговоморском побережье. В графе о составе населения перечисляются все представленные национальности. Больше всего, конечно, чукчей — 1269 человек, русских — 115, но есть и пять табасаранцев.
Мечигменским заливом заканчивается Берингово море, соединяясь далее через Берингов пролив с морем Чукотским. Когда еще только входишь в Мечигмен, то в глаза бросается обилие китов, фонтаны которых то и дело возникают то там, то здесь за кормой корабля. А еще бросается в глаза мягкий, округлый рельеф береговых сопок, поросших буйным разнотравьем, без кустарников и деревьев.
Самый крупный поселок на берегу Мечигменского залива — Лорино. Главное занятие населения — оленеводство, выращивание песцов на ферме и морской зверобойный промысел вкупе с рыбалкой.
А вообще Лорино — один из самых известных и интересных поселков беринговоморской Чукотки. Здесь снимался фильм «Начальник Чукотки», так как село расположено на фактурной, красивой возвышенности с крутым обрывом — его далеко видно с моря.
Знамениты ездовые собаки Лорино. Здесь что ни дом — то упряжка на задворье. Да какие собачки! Недаром единственная ежегодная чукотская гонка на собачьих упряжках «Надежда» проходит здесь: из Лаврентия она идет на юг через Лорино и Янракиннот в Провидения и обратно. Каюры находятся в пути четыре дня. Народ болеет за них, в каждом поселке встречает праздником.
Лоринские косторезы едва ли уступают в мастерстве уэленским, а мастерицы пошива одежды и обуви из оленьих и нерпичьих шкур славятся на всю Чукотку.
Когда-то Лорино снабжало несколько окрестных поселков, в том числе Анадырь и Провидения, коровьим молоком и куриными яйцами. А звероводческая ферма и сейчас содержит около двух тысяч песцов, которых кормят, в основном, китовым и моржовым мясом. Количество китов, выделяемых лоринцам для добычи, самое большое на Чукотке — сорок семь в год.
Поселок Лорино живет неплохо. Многие дома в лесах — идет ремонт. Капитально отремонтирован детский сад, свежим фасадом радует глаз школа. На берегу идет разгрузка угля с парохода «Герой». Неподалеку лежат сотни и сотни пустых железных бочек, собранных здесь после очистки побережья. Со стороны зверофермы слышны радостные повизгивания песцов — привезли свежие отходы от сегодняшнего кита.
«Анадырь» уходил из Лорино следующим утром. По горизонту Мечигменского залива один за другим поднимались фонтаны серых китов. Солнце слепило глаза. Докипало уходящее лето севера...
8.
В родной порт Петропавловск-Камчатский мы вернулись 3 сентября. Погода солнечная, но с ветерком. Весело полощутся флаги расцвечивания на «Анадыре» и на кораблях, встречающих нас в Богородской бухте.
Позади — два месяца службы в высоких широтах. В Олюторском заливе Берингова моря «Анадырь» передал эстафету ПСКР «Волга», который сменил нас. Отныне эта череда сторожевых кораблей прерываться не будет: следующим летом, как только позволит ледовая обстановка, в Восточную Арктику уйдет еще один ПСКР, возможно, это снова будет «Анадырь».