«Я Родины чувствую зов...»

* * *

Средь одуванчиков цветенья
Церквушки луковица спит.
Ища отрады и спасенья,
К ней изб компания бежит.

Они одолевают гору —
Она крута и высока,
И ветер тычется с упором
В их деревянные бока.

Стрекочут пестрые сороки,
Клубятся тучи из свинца,
Туман черемухи высокий
Стоит у самого лица.

Мне дали дивные открыты
И виден сокола полет.
А сердце, с жаром позабытым,
Набатным колоколом бьет.

 

С таким волненьем и отрадой
Крест смотрит в золотую даль,
Что больше ничего не надо,
И жизни прожитой не жаль.

Под одуванчиковы взоры
Мне хочется на склоне лет
Глядеть на русские просторы,
Прозрачнее которых нет.

* * *

Как будто шагнула в костер —
Я Родины чувствую дым.
Он в легких сидит до сих пор,
Краям не сдаваясь чужим.

Как земли пустыни, мой рот,
И глаз потускнело окно,
И гарью лесной отдает
Рубиновой крови вино.

От дымных громад облаков,
Где молний цветы расцвели,
Я Родины чувствую зов
Во всех закоулках земли.

И щиплет глаза не от слез
Под быстрым дождем молодым —
Мне ветер заморский принес
Горящих торфяников дым.

Как лес, полыхая, горит,
В крови перепачкан, восток,
И старою раной болит
Далекой России ожог.

У ПАМЯТНИКА ЗАТОПЛЕННЫМ КОРАБЛЯМ В СЕВАСТОПОЛЕ

По лесу мачт, как по ножам,
Внутрь бухты не пробраться вражеским судам.

На рейде севастопольском, на дне,
Ждет русский флот, застывший в глубине.

Он отворил кингстоны — и водой
Отсеки захлебнулись голубой.

Стоят, как камни, кораблей тела,
Чтоб вражья сила в бухту не прошла.

А море Черное бурлит, бурлит,
О русской славе море говорит,

Флот новый поднимает якоря —
Былая жертва не пропала зря.

Спят паруса во глубине морей,
Колышутся останки кораблей,

Затопленный когда-то русский флот
Вдоль Графской пристани видением плывет.

И на колонне — взгляд его остер —
Орел имперский крылья распростер.

В ТОБОЛЬСК

Проеду сквозь топи и хляби,
Сквозь запах волнующий трав,
Взлетая на каждом ухабе
И в каждую яму попав.

Сквозь туч набегающих сети
И мелких дождей невода
Пройду, и меня не заметят,
В глуши не найдут никогда.

Мне ветер дорогу укажет,
Луч солнца осветит мой путь,
Тропинка мне под ноги ляжет
Клубком, что легко развернуть.

Гудит комариное войско,
Листва золотая летит.
Я скоро дойду до Тобольска,
Где дед мой безвестно зарыт.

Где собственной жизни утрату,
Дрова заготовив сполна,
Погибшей страны Император
Провидел сквозь прорубь окна.

Когда же его увозили,
То вслед, через ночи провал,
Пронзая пространства Сибири,
Как сахарный, Кремль сиял.

То громче звучали, то глуше,
Как сонмы бессчетные войск,
Замученных узников души,
Прошедшие через Тобольск.

Они из пространства воззвали,
И дед мой средь них на беду.
Разбитой дорогой в печали
Я к ним через время иду.

Нырнули дороги России
В столицы Сибири нутро.
Тобольска кресты золотые
В душе моей выжгли тавро.

* * *

О, яблоней цветущих взрывы
Клубами высятся кругом.
Туман черемухи сонливый
Лес заливает молоком.

Дым фиолетовый сирени
Дыханье мне остановил.
Зеленые бросая тени,
Дрожат березы у стропил.

Упали нити дождевые
На взмыленный оврага скат.
И лепестков снега живые
К траве сияющей летят.

Цветы, как бабочки, взлетели,
Рассыпались на лепестки,
И на воду стальную сели
Сверкающей, как нож, реки.

На ветра легкие качели
Увядшим не взлететь уже,
Но пылью радужной осели
Они на сердце и в душе.

* * *

Повисла брань на вороту,
Как очередь из автомата.
Почти убитая иду
Сквозь взрывы ругани и мата.

Тут слов бессмысленных стада,
Как стаи воронов, взлетели,
Слова святые навсегда,
Засалились и потускнели.

Как блеск нарядов их померк,
Былые исказились смыслы,
С оружьем, грубо взяли верх
Как воблы высушены, числа.

И даль, где солнышко встает,
Любовный шепот, птичий гомон,
Всей жизни трепет и полет
Бесстыдно ими оцифрован.

Биенье сердца моего
Для них немая только схема,
Его живое естество
Вновь выпадает из системы.

Как Божий умысел, меня
Не может просчитать машина,
И как загадка бытия,
Душа моя неразрешима.

И пробивая, как вода,
Всех цифр непрочную основу,
Сияет на небе звезда —
Бог, трепет, вдохновенье — слово!

* * *

Я по асфальтовой дороге
Иду, разбрызгивая грязь.
Внизу лежит бедняк убогий
Спиной к забору привалясь.

Домов зубчатые вершины
Над ним склоняют этажи,
Несутся змеями машины,
А в них солидные мужи.

Сквозь бронированные стекла
К ним взгляд не долетит живой,
И неба радуга поблекла,
Бродяга слился с мостовой.

Искусственный вдыхая воздух,
Как рыба снулая на дне,
Богач промчится, неопознан,
В броне машины, как в тюрьме.

А кто там впереди роится,
Кричит, не выбирая слов,
Ему не важно, он промчится,
Давя прохожих, как жуков.

Он в коконе своей машины
Летит, ни в чем не виноват,
Визжат неезженные шины,
Дым стелется за ним, хвостат.

И собираются толпою
Зеваки, серые на вид,
Взглянуть, кто там, над мостовою,
В крови распластанный, лежит.

В них пыхнут, в заоконном мире
Авто, что мчит из-за угла,
Как пуговицы на мундире,
Глаза из стали и стекла.

* * *

Меня потянуло в Россию,
В нутро ледяное ее,
Меня потянуло в Россию,
В морозных полей забытье.

От дальних границ и от ближних,
От бурных морей и чудес,
В какой-нибудь Новгород Нижний,
А лучше — в нетронутый лес.

Где ели стоят голубые,
В озерах трепещет трава,
Где вижу я все, как впервые,
Забыв все чужие слова.

Как листья здесь ярко горели,
Увижу, свой путь заверша,
И ветер свистит через щели
Карманов, где нет ни гроша.

Да много ли надо, ей-богу,
Дым Родины сладостней нам,
Лесная уводит дорога
К березовым светлым шатрам.

Здесь жизнь моя вечно продлится,
Вбирая листву и цветы,
И может душа притулиться
Под елей густые скиты.