Православный Логос


Интеллектуальная ось православной традиции

Православие – это огромное явление, оно имеет в себе культурное измерение, историческое измерение, обрядовое и богословское измерения. Православие даже шире, чем Церковь, поскольку оно определяет и этику, и нравственность и народные обычаи – это целая цивилизация. Я бы хотел обратить внимание на часть православия, которое я изначально определил, как православный логос. Вы, конечно, знаете, что в греческом языке понятие «Логос» (λόγος) обладает более 40 значениями – это и «слово», и «мысль», и «замечание», и «высказывание», и «соображение». Если брать изначальное понимание слова «Логос», то оно означало «урожай», «жатва», «складирование урожая в амбары» — некое результирующие сельскохозяйственный сезон действие. Но все эти значения будут для нас совершенно не понятны, пока мы не поместим его в контекст греческой культуры, поскольку само слово и понятие это греческое. Этот термин по сути является не переводимым. В лингвистики есть такая гипотеза лингвистическое относительности Сепира-Уорфа, согласно которой, язык на котором говорят люди одновременно формирует наше восприятие мира и одновременно отражает его, и кроме всего прочего согласно этой теории, нельзя подобрать в одном языке точный эквивалент для слова в другом. Так вот, слово «Логос», оно настолько греческое, что специфику пересекающихся семантических линий греческое культуры невозможно передать на другой язык даже если мы будем иметь в виду все 40 значений этого слова.

Таким образом, для того, чтобы просто говорить о Православном Логосе, нам необходимо знакомство с греческим контекстом, иначе наша беседа будет несколько в пустую. Вот здесь возникает опасность. Нам кажется порой, что лектор говорит слова понятные, его лексические конструкции строятся по знакомым нам правилам, что предполагает осмысленность речи, у нас работает воображение, фантазия, ассоциации и поэтому нам кажется, что мы находимся с лектором в одном пространстве – он говорит, а мы понимаем. Но если мы не будем иметь при этом в виду этимологию и диалектику смыслов тех понятий, которые мы употребляем, окажется, что наше пребывание на лекции было иллюзорным. К сожалению структура наших знаний именно такова, она поверхностна, а значит он обратима. Поэтому мы можем говорить: «вот я знал, а забыл». Если мы можем, что-то знать, а потом забыть, значит мы ничего не знали. То, что мы можем знать, а потом забыть – это иллюзия знания. Мы приняли игру смысловых значений, нас убедила риторика. В то время как то, что мы знаем в действительности, становится неотъемлемой частью меня и просто забыть это невозможно. Так и идея принадлежит не тому, кто ее высказал, а тому, кто ее понимает. Точно также со всем знанием, как говорит Гераклит, что он когда-то не знал ничего, потом же стал знать все. Человек сделал усилие и понял, а мы сейчас все осмысляем.

Что касается православного Логоса, я его отождествляю с христианским, поскольку я считаю, что все православное есть христианское и все христианское – православное. Для меня это тождество, а неправославный напротив – это отклонение, гетеродоксия, инославие. Я не рассматриваю христианство как собирательное явление, состоящие из православных, католиков и протестантов. Если сравнивать протестантизм и католичество, я за католичество, если же сравнивать католицизм и православие, я только за православие. Наблюдается своеобразная градация отпадения, и если нам стоит сделать только шаг в католичество, то неизвестно где мы окажемся, а после протестантизма вообще идет секуляризм и прочий сатанизм. Конечно Бог может наставить на путь истины любого. Когда я был в этом году на Афоне, я брал интервью у двух монахов американца и англичанина. Американец рассказывал, что, когда он пришел на гору Афон его духовник сказал ему, что сделает из него ангела. И действительно, у него был такой ангельский взгляд и совершенно русское выражение лица, он испек своими руками просто потрясающий хлеб и угощал там нас. Так, что Господь может и американца превратить в человека и спасти.

Так вот, сам разговор о понятии Логос подразумевает даже не одну лекцию о нем, а целый курс лекций, строго говоря около семестра, только о Логосе, без всякой специфики. Но надеюсь, что люди Вы образованные и знаете творения святых отцов, читали Платона, Аристотеля и Плотина и мы будем исходить из презумпции Вашего знания базовых понятий. Поэтому я хотел бы обратить внимание на более узкое понимание Логоса, в котором я буду его использовать. Если взять первую строчку Евангелия от Иоанна мы переводим его как «В начале было Слово». Мы сказали это и как будто поняли, а на самом деле эта фраза «Ἐν ἀρχῇ ἦν ὁ λόγος» изначально существовала на греческом языке, и оно имеет сугубо греческое значение, отличающиеся от того как мы его используем. Конечно, есть предположение, что изначально Евангелия писались на арамейском, но то, что этом было исторически действительно так нет никакого подтверждения. Единственные Евангелия, которые дошли до нас были греческие и последующие переводы с него на другие языки. Так вот, эта фраза есть нечто такое, без чего совершенно нет христианства, поскольку без этого Логоса нет ни догматов, ни богословия, совершенно ничего. И в то же время, мы совершаем молитвы, исполняем обряды, верим, и порой принадлежа к христианской традиции по соучастию не знаем во что мы верим, не думаем об этом. Мы не подвергаем серьезному философскому анализу комплекс богословских текстов и вероучительных положений нашей веры.

Мне очень понравилось, когда митрополит Георгий, приглашая меня, сказал, что у вас есть журнал «Дамаскин» и что святой Иоанн Дамаскин является покровителем вашей семинарии. Это меня очень подкупило и это очень важно, поскольку Дамаскин, пожалуй, самый эксплицитный представитель христианского Логоса. И серьезное, основательное изучение Дамаскина на мой взгляд является необходимым, далеко не достаточным, но абсолютно необходимым условием, чтобы считать себя христианином. Человек, который не знаком с трудами святого Иоанна Дамаскина, находится на совершенно звездном расстоянии от христианской традиции. Конечно, спастись можно милостью Божией и без чтения святоотеческих текстов, это верно, поскольку христианство всеобъемлющая традиция, к которой можно примкнуть с разных сторон. Но если мы говорим о тех, кто рассматривает христианство как нечто умное, не просто деятельное, не просто моральное, но еще и нечто интеллектуальное, а для любого человека, получающего богословское образование — это необходимо, для них Дамаскин является абсолютно необходимым автором для понимания того, о чем мы с вами говорим.

Так вот, возвращаемся к Православному Логосу. Это некая интеллектуальная ось христианской традиции. И здесь сразу возникает следующий момент. Вот христианская традиция, христианский Логос принадлежит какой традиции? Вы мне ответите, что он вселенский. Это ответ верный на самом деле он вселенский, но в очень специфическом смысле. Как до Христа существует один избранный народ, иудеи, которые, с одной стороны, являются отдельным народом, который заключил завет с Богом, а одновременно они являются всенародом. Потому, что если Бог заключает с каким-то одним народом свой Завет, то это народ прекращает быть «одним из», он становится единственным народом. Поэтому, с точки зрения религии Откровения существуют иудеи и все остальные вокруг них, и когда все остальные вокруг них хотят стать людьми, они должны стать иудеями. Так дело обстоит до Христа. Когда приходит Христос, избранным народом становится другой народ. Какой? Конечно, христианский народ, Церковь. Вот этот народ формирует на самом деле Новый Израиль, который становится избранным народом. Поэтому Церковь становится предстательницей за все остальные народы, которые пока еще не христиане. Если до Христа можно было сказать, что есть иудеи и те, кто пока еще не иудеи, гои. То после Христа, можно сказать, что есть христиане и те, кто пока еще не христиане. Таким образом, после Христа люди могут прийти к Богу через Церковь, вне Церкви нет спасения, т.е. став в начале из просто человека христианином и потом уже быть спасенным. Конечно, есть и исключения, но это норматив. Следовательно, для того чтобы обрести Бога необходимо сначала стать христианином, а потом понять, что это такое. И когда, допустим мусульмане говорят, что с их точки зрения у нас одни Бог, с нашей точки зрения — это не так: Бог-Троица и открыт он только христианам и только христианин, обращаясь к Богу, обращается к тому Богу, который Есть, Богу Живому. А другие народы, и другие религии, которые думают, что они обращаются к Богу, с нашей точки зрения они обращаются к кому-то другому. Следовательно, христианство представляет собой некие универсальные врата, конечно все человечество больше, чем христианство, но именно христиане являются избранным народом.

Одновременно в этом христианском человечестве есть нечто принципиальное и сущностное, то, что является его центром и его осью – это Православный Логос. Т.е. это то, вокруг чего вращается жизнь христиан как народа. Конечно, с точки зрения религиозно-эмоциональной мы знаем, что этим Логосом является Господь наш Иисус Христос. Такое отношение также приближает нас к Логосу и это тоже путь. Но есть нечто в христианской традиции, что имеет более непосредственное и прямое отношение ко Христу, это область, которая называется богословием, теологией. Вот богословие — это то, что изучает христианский Логос и что обращено к нему не только всеми сторонами существа, но в первую очередь Умом, во вторую очередь Душой и в третью очередь Телом. Соответственно, человек трихотомичен, согласно святому апостолу Павлу – у него есть Дух, Душа и Тело. Можно и нужно служить Богу телом, т.е. соблюдая все моральные правила и предписания, есть возможность служить Богу душой, т.е. эмоционально, психологически будучи при этом преданным ему, и можно служить Богу умом, причем все это друг другу не противоречит, но ум выше.

Гора Афон – место сражение двух Логосов

Как известно, Афон отметил 1000-летие русского присутствия. Я побывал там и перечитывал тексты старца Сафронов (Сахарова) о святом Силуане Афонском, который был его наставником. Читать на Афоне богословскую литературу, что-то совершенно потрясающее, поскольку там то и есть сосредоточие духовного христианского присутствия, там чувствуется присутствие Пресвятой Богородицы, и когда мы читаем богословские книги там, они приобретают совершенно особый смысл, там раскрывается их содержание. И так тексты Сафрония (Сахарова) прочитанные там раскрылись для меня в совершенно ином свете. Обратил внимание я прежде всего на смысл одного момента, там была такая фраза «Ум с умом борется». Это на мой взгляд фундаментальная идея. Это и есть та фраза, которая приближает на к сущности православного Логоса. «Ум с умом борется». На самом деле борьба наша, христианского пути, монашеского делания это в первую очередь борьба ума. Во вторую очередь это борьба души и только в третью очередь это борьба с какими-то телесными пороками. Это иерархия следует из трихотомического представления о человеке и о том, что Ум или Дух (а это почти синонимы в православной культуре) самое главное. Ум облечен в психологические эмоции, в переживания, в разнообразные иные формы бытия, и в свою очередь Душа облечена в Тело.

Что нам хочет сказать старец Силуан? Когда он говорит, что битва монаха не со страстями, в эмоциональном смысле и тем более не с телесными стремлениями, битва монаха с умом. На самом деле противостоит нам Ум, но не нашему уму, а божественному Уму. Поэтому человеческое сознание, человеческая сущность, предназначение человеческой души находится в точке, которая является равноудаленной между двумя Умами, между двумя Логосами, если угодно. Между Умом божественным, который нам помогает, и без которого наша душа остается темной и безУмной и дьявольским Умом, который атакует нас извне. И вот очень интересно, если наша борьба это борьба Ума с Умом, то мы сами, человек как сущность, являемся не телом, не душой, а моментом этой борьбы Ума. Что это значит? Это означает не то, что мы несем какой-то отдельный Ум, здесь принципиально, никакого нашего, человеческого Ума нет. Там, где не божественный Ум действует в нас, там действует Ум дьявольский. Поэтому человеческая душа есть поле, Ф.М. Достоевский по этому поводу прекрасно говорил «сердце человека есть поле битвы между Богом и дьяволом», и мы никогда не сможем победить Ум дьявола, который будет облечен и в телесные формы соблазна, и в психические прилоги, страсти и т.д., если сквозь нас и в нас не придёт действия божественного Ума. Это главный смысл христианства. Иным словами, мы как люди, все наиболее ценное в нас, все наиболее важное в нас, все наиболее бессмертное в нас, то, ради чего мы существуем и чем мы являемся в последнем счете – это лишь место, где осуществляется эта борьба Умов. Таким образом, на самом деле, понятие Логоса, как Ума в одном из его определений, становится не единым Умом, а если хотите процессом конфликтоЛогической борьбы. Человек даже не место борьбы, он и есть борьба. Человек — это процесс борьбы двух Логосов. Логоса божественного, спасительного, светлого, с Логосом черным, павшим. И именно этот павший логос и отвлекает нас от истинного православного логоса, он оттягивает наше внимание.

И вот здесь становится понятным почему мы говорим об Афоне. Ведь что такое Афон? Это государство, которое отличается совершенно уникальным свойствами. Первое – в нем не бывает женщин. Это государство мужчин, а раз там живут только мужчины, то в этом государстве тысячи лет никто не рождается, там только все умирают. Это государство мужчин и государство смерти. И монахи, которые приходят на Святую Гору, освобождены не только от телесных забот мира, они стараются освободится и от психологической ангажированности между людьми раз, и в отношении между человеком и окружающим миром два. Поэтому они полностью сосредотачивают все свою внимание на этой борьбе ума. Они возвращаются к своему собственному центру, чтобы быть только этим местом, где происходит битва Логосов. Божественного Логоса с падшим Логосом, с Денницей. Поэтому Афон – место сражение этих двух Логосов. И ничего кроме этих двух Логосов, кроме обращения к божественному Логосу и нападок со стороны дьявольского Логоса жизнь монаха не омрачает. Это постоянная битва. Афон – это не блаженная точка некоторого наслаждения, где люди уединились от мира, чтобы придаться тихому, спокойному созерцанию. Это настоящее поле брани, причем брани самой жесткой. Мы там ходили на Карулю, это такая отвесная стена над морем где вообще ничего нет, кроме домиков, которые состоят всего лишь из нескольких палочек, почти пещеры, гнезда, там живут православные монахи и у этих монахов вообще ничего нет, у них одна форма одежды, три доски и кружка, и богаче бытия, полнее бытия, глубже и насыщенней существования чем живут эти монахи просто представить себе невозможно. Эта и есть самая предельная форма духовной человеческой роскоши, потому что они одни сами с собой и они становятся в полной мере тем местом, где происходит битва Умов. «Ум с Умом борется», Афон — это то место, где это становится предельно понятным. И именно там становится понятной могущество и сила православного Логоса, который более фундаментален, чем светящаяся в лучах восходящего солнца гора Афон. Эта Святая Гора видимый символ Логоса. Есть такое монашеское предание, что искушение Христа от дьявола было на этой горе. С точки зрения истории и географии — это немыслимая вещь, но вот что они хотели этим сказать. Там, где происходит обращение человека к своему собственному сердцу, к своей собственной глубине, к своему собственному уму, там и есть эта «Гора Афон», там и совершается главное искушение дьяволом человека. И это искушение уже само по себе есть битва, и эта та битва, в которой участвуют сквозь человека два этих Принципа, два Логоса – Ум просветленный, божественный и Ум бездны, Логос ада.

О мистическом опыте

Поэтому особое место в этой борьбе занимает специальный опыт, душевный или духовный, который может испытывать человек, мистический опыт. Здесь очень важно, что в первую очередь следует проводить «различие духов» — различие структур мистического опыта. Дело в том, что, сталкиваясь с мистической полнотой дьявола – это мистическое ощущение и оно расширяет наше представление о действительности, и еще более, в разы расширяется наш опыт, когда мы прикасаемся к чему-то божественному. На самом деле важно то, что есть различие между святым и священным или между сакральным и святым. Сакральный мистический опыт – это не только соприкосновение со святостью, это и еще и соприкосновение со сверхъестественным злом. «Сакральное» включает в себя опыт дьявола и опыт Бога, а «святое» — только божественное. Поэтому мистический опыт может быть очень сложным по своей структуре.

Второе, что я хотел бы сказать – существует два принципиальных типах мистического опыта. Один связан с душой, когда душа расширяется, становится независимой от тела, как во сне. Если мы будем расширять возможности души, мы с можем открыть практически безграничные удивительные переживания себя и мира, безгранично превышающее опыт тела. Сильное душевное переживание способно напрочь изменить человека. И тем не менее, это лишь половина возможного. Второй опыт – духовный опыт Логоса. Могущество духа превосходит могущество души настолько, что одной микроскопической мистической доли Логоса достаточно, чтобы превысить самое невероятные мистические переживание души. Высший мистический опыт является опытом вечности и для того, чтобы опыт вечности воспринимать, человек должен быть очень чистым, собранным и цельным. Он не должен развлекаться, он должен быть сосредоточенным. В мире это практически невозможно, поэтому люди уходят в монашество, чтобы стяжать этот мистический опыт вечности. Это тоже очень сложно, в большей части отшельники сталкиваются с дьявольским мистическим опытом, и лишь потом встречается с Богом. И мое мнение, что гораздо важнее двигаться за православным Логосом, чем искать мистического опыта. Мистический опыт может привести к раздутию эго, нет ничего более антиправославного и антирусского. Потому что переживания экстраординарного опыта душевного опыта мистического может зародить опасную саму по себе идею, что ты лучше других, она является адской, сатанинской. Если он к нам и приходит, то мы должны по слову царя Давида сказать: «Ни нам Господи, ни нам», это Твой прежде всего опыт, Твое откровение, Твоя чистота и Твоя красота. Мы то не достойны этого, с таким смирением и самопожертвованием можно. Мистический опыт действителен и потому потенциально опасен, он есть, но с ним нужно быть крайне осторожным.

Апология монашества

А что же в миру если мы посмотрим? Как обстоит в миру дело с православным Логосом и с его чистотой? Здесь возникает следующий момент, мы уходим от чистоты аскетического присутствие, обратите внимание – от умного делания, монах – это тот, кто в первую очередь может быть назван христианином и человеком. Монах – это совершенный человек, мы частичные люди. Монашество – это восхождение к сути человеческого архетипа, по сути дела только монах является полноценным человеком. Все остальные недолюди, поскольку они недомонахи, поскольку только монах выполняет то предназначение, которое человечеству предпослано. Он идет по пути к спасению, к обожению. Он и есть то место в прямом смысле, в котором происходит битва Логосов. В миру возникает следующий интересный момент. То, что монах воспринимает напрямую как сущность дьявола, а дьявол это и есть Анти-Логос, то в нашем мире этот инфернальный Логос выступает для нас мирян как множество отвлекающих нас объектов. Они могут воплощаться в страсти, в лень, в эмоциональную нагруженность, мы переживаем то за одно, то за другое, мы постоянно ангажируемся, нас этот обидел, нам то не нравится, нам стало грустно, нам стало весело, или мысли, размышления, заботы. Все это огромное количество элементов, есть ничто иное как рассредоточенный по разным фрагментам дьявол, который на самом деле занят только тем, чтобы не дать нам сосредоточится на одном, на той самой «горе», которая находится внутри нас, которая и есть точка, соприкосновение битвы двух Логосов. По сути дела, мир – это то, что не позволяет нам сосредоточится на Логосе. И в этом отношении монах, который отбрасывает все мирские попечения, он не освобождается от дьявола, нет. Монах наоборот делает дьявола сильным, цельным, он делает его присутствие абсолютно чистым. Больше дьявол не скрывается под личиной какого-то влечения, лени и других людей. Дьявол приходит сам по себе, как тот Ум, который противостоит Уму Христову и непрестанно ведет битву против православного Логоса. Как мне рассказывал владыка Панкратий настоятель Валаамского монастыря. Он говорит, что мол я смелый человек, много раз жил один в разных заброшенных местах как человек духовный. И вдруг на Афоне однажды в келье на него нападает бешенный страх, вообще без основания, я начинаю бледнеть. И вот тот страх, который человек переживает без причины и есть настоящий страх. Если у страха есть причины, то это не страшно, потому что действительно страшно это дьявол в чистом виде, а все остальное по сравнению с ним ерунда.

Чем больше монах освобождается от всего другого отличного от его ума, чем проще бытие, чем больше человек начинает осознавать себя только точкой мышления и в этом моменте происходит брань. Поэтому получается, почему мы не боимся мира? Поскольку сатана в нем рассредоточен, он понемногу в этом, в том, и нам легко его выносить, мир является как бы принятым у нас сатанизмом. Когда мы оказываемся одни, мы оказываемся один на один с дьяволом. И вот вторая формула Силуана Афонского – «Держи ум во аде и не отчаивайся». Откуда эта фраза? Так Господь, явившись Силуану Афонскому, утешил его в битве с дьяволом. Он сказал – Будь скромен, пойми, что сам по себе ты выдержать битву с дьяволом не сможешь, твоя душа слишком слаба, потому что дьявол – это бывший ангел света, он упал, но это умная сущность, ты же монах, просто человек. Тебе нужна поддержка того, кто выше тебя, кто не является тобой, Твой Спаситель, Тот кто является Центром и Осью православного Логоса, т.е. Христос. Но в начале монах сталкивается в своей битве с Анти-Логосом, он организован по-другому и сбивает нас от сосредоточения на истинном православном Логосе.

В плане выражений сверхчеловек или недочеловек речь идет конечно о метафорах, я не придаю этому концептуального значения, мне более близки понятия антропологического норматива. Что же касается нашего выбора. Вот смотрите если мы совершаем какой-то нехороший поступок, строго говоря истоком этого нехорошего поступка с точки зрения православной аскетики никогда не являемся в полном смысле слова мы сами. И если мы скажем, что зло, которое мы сотворили является от начала до конца наши делом, то это значит мы прировняем себя к дьяволу, ибо отец зла – дьявол. Но мы не дьявол, мы им обмануты. Дьявол всегда вне нас подбивает совершить плохое, мы можем ему противостоять, и в этом наше достоинство, но, очень интересный момент, но зло если бы оно происходило полностью из нас самих было бы неискупимо. Зло – это то, с чем мы соглашаемся, сознательно или не сознательно, но человек не является автором зла. Если же мы считаем, что он в состоянии сам победить дьявола, то это значит, что мы уже проиграли. Бог за нас действует, без Бога мы ничего не можем сделать. Быть местом битва Умов и значит иметь человеческое достоинство ценность и ответственность, потому что все остальные бесы и ангелы уже определились в выборе сторон, а мы сейчас определяемся. Мы люди и поэтому мы место битвы, мы всегда находимся на грани. Если мы не стремимся к божественности, мы соскальзываем в дьявольское. Человечество — это очень тонкая грань и закрепится на ней, «рассесться» на ней не получится, если не с Богом, то с дьяволом. И это отнюдь не минимизация человеческого достоинства и не снятие ответственности за принятие решений, а наоборот именно такое представление о человеке как о постоянном напряженном процессе выбора и есть человек, который не эссенция, а процесс, в котором заключено и все его достоинство, и его немыслимая просто свобода.

Конечно брак — это таинство и святые отцы, рассуждая о том, что назвать таинством монашество или брак, назвали им брак. И тем, кто не может быть монахом, тем надо быть венчаным, это прекрасно. Монашество – это просто еще выше, это значит быть совершенным человеком. Эти все установки, которые определяют правило поведения мирянина – это копия монашеских уставов, и никакого устава для мирян в Русской Православной Церкви не было, был только один монашеский устав. Поэтому идеал в этики – монашество. Мы идем за советом к монахам, а не они идут к нам. Эта солидарность с монашеским чином очень важная черта христианства. Тому, кто по слабости не мог стать монахом дается семья, жена – это тоже форма труда, только этот труд рассеянный, не такой концентрированный. Добро и зло мирянина более щадящее, многие наши люди на старости лет уходили в монахи. Это не значит, что всем нужно становится монахами, только тем, кто хочет по-настоящему стать человеком. Часто важно не столько даже воплощать что-то, но признавать это как истину. Можно услышать такие призывы – мол если мы не можем исполнять что-то, давайте норму изменим, а потом еще изменим, а потом еще, и в конечном счете мы утратим эту норму вообще. Эта планка должна быть в нашем сознании всегда, я семейный, большинство из нас тоже, значит тот, кто смог стать монахом – стали ими за меня, за вас. Монашество – это норма, что кстати важно, монахи – это не экклесиологический чин, они миряне, это не часть клира. Они миряне, просто они настоящие миряне, это настоящие люди. А все остальные тоже хорошие.

О мнениях и истине

Православие – это ортодоксия (ὀρθοδοξία), это вы знаете. «Орто» (ὀρθός) — значит прямой, правильный и «докса» (δόξα) — здесь все сложнее, это тот же корень, что в слове догма (δόγμα) означающее «мнение» и докео (δοκέω) со значением «казаться» (отсюда секта докетов). Слову докса «казаться/мнение» противостоит в греческом языке слово «алетая» (ἀλήθει) — истина. Истина и докса вещи совершенно отличные, потому что истина нечто абсолютное, а докса нечто относительное. Поэтому бывает правильное относительное мнение (докса) и не правильное гетеродоксия (ἑτεροδοξία) «иное, другое мнение». Это очень важно. В греческой культуре под докса-мнением подразумевалось некоторое неабсолютное, всегда относительное, всегда отчасти правильное, отчасти ложное знание, которое может быть ориентированно на алетая-истину – тогда это ортодоксия, правильное мнение. Но само по себе оно все равно не Истина. Докса – это только указание на что-то. Есть разница между моим жестом, указывающим и говорящим «вот это книга» и самой книгой. Вот докса – это всегда указание, оно может быть и не правильным, в таком случае это будет гетеродоксия. Но таки или иначе книгу это не затрагивает, что мы о ней думаем и какое там у нас о ней мнение, истину это не затрагивает. Поэтому ортодоксия-православие — это указание на истину, но не сама истина. Указание и достижение результата этого пути не одно и тоже. Есть указатель «Там Москва» — правильно? правильно! Но указатель не сама Москва и пока мы до нее дойдем, неизвестно с чем мы столкнёмся, где окажемся или может быть вообще расхотим туда идти, и так или иначе не доберемся до точки назначения. При этом мы будем ортодоксами т.е. на верном пути, но до истины можем так и не добраться. В то время как истина будет все в том же месте и указатель будет иметь верное направление.

Православный же Логос, нечто большее чем указание в правильном направлении. Это еще и представление о сущности «усия» (οὐσία) того, к чему мы обращены. Поэтому Православный Логос является самым главным и важным содержанием христианского учения. Это сущностное выражение христианства, которое является ключом к его догматам – мнениям, правильным, но все же лишь указаниям на сущность христианства. Православие имеет телесное измерение – выражаемое в обрядах, бывает душевным, а бывает логосным, обращенным к нашему уму. Православному Логосу противостоит гетеродоксальный Логос, тоже Ум, тоже концепт, совокупность интеллектуальных построений, только организованных с обратным знаком. Соответственно, когда мы говорим, что нашему православному мышлению противостоят страсти, или тем более злые люди, государства, злодее, заговорщики – мы снимаем с себя ответственность за битву Умов. Логос – основа всякого логического построения, он может быть описан в рациональных терминах, Иоанн Дамаскин уделяет этому колоссальное значение, прививая корректный способ мышления. Поэтому православный Логос может описываться интеллектуальными терминами, также, как и гетеродоксальный Логос.

Какие же показатели того, что в нашей современной жизни является показателями православного Логоса, а что гетеродоксального Логоса? Например, христианство говорит, что душа бессмертна, а современный мир утверждает, что человеческая психика живет вместе с телом, потом немного еще «покружится» вокруг трупа и расходится. Христианство говорит, что Бог сотворил человека, современная наука говорит, что человек возник сам из ракушек, молекул, праобезьян и так далее. Так что очень много оппозиций между Логосом христианским и антихристовым. Если мы посмотрим, что нам говорят в школе или университете, что нам говорят по телевизору, что нам говорят родители или знакомые мы увидим, что мы находимся в антиправославной вселенной, где анти-христианство рассредоточено в каждой точке нашей культуры. По сути, все то, что нас отвлекает, есть дьявол, но он легко нами выносим, потому что его помаленьку много везде, поэтому мы его не замечаем, и поэтому мы являемся его рабами. Когда мы пытаемся освободится от него, мы слышим в одном месте одно, в другом другое и, если это не пора гонений, мы готовы идти на компромисс, мы принимаем и то, и другое.

Политическое измерение Логоса

Логос является той структурой, на которой строятся все аспекты жизни. Как существует антропологические или этический норматив, также существует норматив политический. Христианское общество может быть разным, но тяготеет оно к своему православному представлению о политической системе. Причем речь идет не о придании православию политического характера, а об утверждении некой структуры, которая была бы нормативной для православной русской традиции. Здесь есть два аспекта. Афонская греческая монашеская республика является тем Уранонополисом, небесным градом, образцом политической системы, государством абсолютного равенства. Так, например, в Иверском монастыре на горе Афон нет игумена, на месте игуменского кресла там стоит икона Пресвятой Богородицы, которая является игуменьей горы Афон. Т.е. там все как один, там нет никакой «воли к власти», никакого подчинения, где каждый друг другу слуга, брат и все люди представляют собой единое целое. Афон – как республика во главе Пресвятой Богородицы является политическим идеалом православия. Не случайно император Алексей Комнин предал Афону статус независимости от Константинопольского патриарха. Это было политическим образцом для всей христианской империи.

Вторая нормативная модель политического устройства именуется симфония властей или учение о православной империи. Только империя является нормативным типом устройства православного государства. Где существует император как внешний епископ дел Церкви, как называл себя Константин Великий, патриарх как духовная глава. Это соработничество православного царя-василевса с патриархом и монашество как образец, на который они оба взирают и стараются ему подражать. Дальше идут уже отклонения. То 1000-летнее царство, по-другому учение о хилиазме, толковалось нашими святыми старцами, как время существования в империи, когда политический Логос дьявола (демократия, охлократия, капитализм, безбожный социализм) был подчинен. Не случайно, когда византийская империя рухнула, православные народы стали использовать каждый по отношении к себе доктрину Translatio imperii – учение о метафизическом переходе центрального мирового государства к себе в страну, у нас это концепция «Москва-Третий Рим».

Мы можем как христиане адаптироваться к разным политическим формам, это не значит, что мы стали меньше христианами, но мы должны твердо знать, не меньше, чем мусульмане, которые настаивают на своем халифате, хотя у нас и другие методы, наш путь, наоборот, жертвенный, но мы должны твердо знать, что пока мы живем не в православной империи, мы не соответствуем православному политическому измерению Логоса. Политическое «да» христианина это православная империя, не потому что мне или вам так хочется или не хочется, а потому что это норматив. Это конечно не панацея, но это просто нормальная иерархическое устройство. Сейчас говорят о недопустимости сращивания Государства и Церкви, это в корне не верное мнение, соединение — это необходимо, но не на условиях государства, а на условиях православия. Пусть это прозвучит не политкорректно, ведь вся эта политкорректность даже не мнение, а просто чепуха. Христа распяли в силу демократического решения большинства, так что даже Пилат из-за политкорректности не решился противоречить большинству, хотя знал, что Христос не виновен. Большинство всегда ошибается, так звучит даже один принципов маркетинга. Так что христианский Логос может быть применен ко всему, и нам нужно это самим четко понимать и знать, что в конечном счете высшей формой является монашеское политическое устройство где все всем равно, и никто ничего не имеет и наряду с этим православная монархия, основанная на симфонии властей, второе по значимости, все остальное это отклонения.

А вообще я верю в Россию, мы гораздо быстрее придём в себя чем любая другая культура, но для этого нужно сделать усилие. Мы не должны страдать чванством, мы можем сделать очень много, поскольку имеем огромное сосредоточение возможностей. Когда я был на Афоне, то подумал, что русские монахи там подражают греческим, но русские монахи не знают тех ограничений и условностей, которые знают греческие монахи, поэтому русские достигают святости прям с напора, они верят во все это, а у греков пласт культуры, утонченность. Эта наша искренность особенно в регионах сохранилась, в столице меньше, но я это очень ценю. Но все это компенсируется нашей патологической ленью. Мы великий, совершенно гениальный народ, но почему же все мы такие ленивые? И если мы будем двигаться вперед, особенно в интеллектуальных и религиозных очагах наше страны, нам точно ничто нипочем.

Онтология Вечности

Я долго думал о том, что же является наиболее чистой формой выражения противостояния двух Логосов, и пришел к выводу, что речь идет о понимании природы времени. На самом деле есть православное понимание времени, в духе православного Логоса. И есть антихристианское понимание времени. Это два философских, и даже космологических понятия, они не только совершенно принципиальны, но и являются ключом ко всему остальному. Если мы разберемся с природой времени в этом вопросе, то все остальные аспекты станут для нас сущностно понятны. Поэтому этот вопрос самый главный.

Мне коллеги сказали, что в семинарии есть курс традиционализма, это невероятная вещь, настолько великолепно, что я боюсь в это поверить. Потому, что традиционализм как философская модель и строится на том, о чем я сейчас буду говорить. Итак, какова природа времени с точки зрения православия? Первое и, пожалуй, самое важное. С точки зрения православного логоса вечность есть. Что такое вечность? Вечность – это не то, что было когда-то давно или будет бесконечно долго. Вечность заключает в себя одновременно прошлое, настоящее и будущие. Поэтому вечность – это не старое, вечность – это не долгое. Вечность – это все вместе. Поэтому вечность есть здесь и сейчас, поэтому вечность — это актуальное измерение бытия и существования. Вечность – это всегда нечто свежее, потому что будущие одно из ее аспектов и в то же время прошлое никуда не делось, прошлое есть. Соответственно, это базовое представление о вечности как бы мы его не осмысляли, является свойством Нетвароного Творца. Вечность – это свойство бытия Пресвятой Троицы.

«В начале было Слово» — это начало есть вечность, нельзя сказать, что Сын уже родился или еще не родился, Он рождается и Дух исходит, а не изошел. Это есть живое бытие, живая вечность Святой Троицы. Хорошо, мы знаем. Второе Лицо Пресвятой Троицы – Сын Божий воплотилось, приняло на себя человечество и искупило нас. Значит мы, пусть касательно, пусть пока прикровенным образом, но к онтологии вечности мы тоже имеем отношение. И вера в Бога – это, прежде всего, вера в бытие Вечности. Если вечность есть – она есть здесь и сейчас, более того она является предметом особого интеллектуального и экзистенционального опыта. Только тот, кто способен открыть для себя бытие вечности и способен открыть для себя сущность православного Логоса, поскольку это основа всего христианского учения – бытие вечности. Вечность была есть и будет, это единственное что по-настоящему есть.

Что касается времени – время и все что развивается во времени есть лишь частичное по отношению к вечности. Оно исчезает «со временем», оно не может затормозится и в какой-то момент в будущем его не будет. Время есть как частное и относительно измерение вечности. Если мы сейчас вспомним, то различие, которое мы проводили между истиной (алетея) и мнением (докса), можно сказать, что вечность соответствует истине и время – мнению. Соответственное если мы рассматриваем ортодоксию (православие), мы имеем дело с православным временем.

Что такое православное время? Это время, которое старается не утратить своей связи с вечностью. Это совершенно особое православное понимание времени. Обращаясь к прошлому, к святым отцам, мы имеем в виду вечное. То есть отношение к временному прошлому есть попытка увидеть сквозь прошлое – вечное. Отношение к настоящему – попытка увидеть, «схватить мгновение», греки называли это кайрос (кαιρός). Настоящее время – здесь и сейчас – дано нам как возможность «выпрыгнуть» в вечность, это мгновение, о котором культурным образом говорил доктор Фауст в «Мефистофеле», как о нечто прекрасном – это мгновение вечности, вплетенное в ткань времени. Это попытка увидеть истинное во времени. И соответственно будущие – это время, текущее в сторону вечности, оно должно туда течь, поэтому мы и говорим о жизни будущего века. Мы «чаем» воскресения как восстановления всего в объеме вечности. Поэтому будущие для христианина – это не то, что будет, а это обнаружение вечности, к которой мы стремимся. Таким образом, время, согласно православному Логосу, не течет линейно, оно стремится «изогнуться», стремится постоянно вернуться к своему центру, это если угодно, циркулярное время. Это время, которое тянется к вечности в каждой своей точке – мы хотим увидеть вечность в прошлом, мы хотим увидеть вечность в настоящем, и мы хотим увидеть вечность в будущем. Время для нас – это отложенная вечность. И ортодоксальным время становится только когда оно течет из вечности в вечность. Как тот же Силуан Афонский говорил, что мы получаем дар – мгновенно, не заслуженно, также быстро теряем, а потом трудно и тяжело пытаемся этот дар восстановить. Нас выбрасывает из времени в вечность и в дальнейшем наше время становится поиском возвращения вечности. Мы созданы Богом и идем к Нему, а Он вечен.

Эта онтология вечности составляет принципиальную броню православного Логоса. И если мы совершенно неколебимым образом, героически, жертвенно знаем, что время только таково, что вечность есть и только она по истине есть, а все остальное вращается вокруг нее так или иначе, если мы сами живем только к вечности – наше времяпрепровождение, наше понимание истории – тогда мы находимся в лучах православного Логоса. Отсюда, на Афоне – поразительно! – есть свое византийское, афонское время, хотя в разных монастырях оно разное. Почему? Потому что оно относительно, истинное время для монаха – это вечность, это время Святой Горы. Вокруг этой горы и вращается время монаха. Тысяча лет? Один день? Для него все это абсолютно безразлично. Для него существует только вечность, которая является осевым временем, которое вращается вокруг неподвижной, но всегда новой, богатой точки – ибо вечность содержит в себе все варианты будущего и все существующее в прошлом. Взглянув в вечности, даже если нас лишат всего, но мы будем при этом самыми богатым людьми. Это созерцание вечности составляет основу православного Логоса.

Современное Время

Теперь логично обратиться к тому Времени, которое имеет в себе современный мир. Самая главная специфика конструктов времени – все они основаны на одном, что вечности нет. И то, что с точки зрения православного Логоса является лишь ориентированным на вечность, становится единственным и абсолютным. Время. Но если для нас нет вечности для нас и нет Пресвятой Троицы, для нас нет Бога, для нас нет Христа. Если мы отрицаем Христа, мы отрицаем христианство, мы отрицаем самих себя как христиан. Кто строит такую концепцию времени, кто строит целую цивилизацию на точке зрения, что есть только время? Как вы думаете кто? Это дьявол и все современные концепции времени – антихристианские.

Нам говорят вот дали вам храм – ходите туда, ставьте свечки. Но жить вы при этом будете в мире, построенном на другой базовой предпосылке, звучащей вполне нейтрально-положительно: на предпосылках прогресса, развития, технического совершенствования, справедливости и гуманизма, комфорта, открытости, защиты прав человека. Все эти высказывания являются гораздо более опасными, чем самые страшные сатанинские культы. Верить в современную науку, которая построена на отрицании онтологии вечности гораздо более страшное рабство у сатаны, чем тот маскарад, который устраивают современные сатанисты. Настоящий сатанизм не носит копыт, рогов и масок, не пугает, на самом деле он совершенно спокоен и аккуратен – он давно поймал мир в свои сети. Это антиправославный логос, который является парадигмальной основой современной цивилизации. Современность начинается там, где отрицается базовая онтология вечности. Традиционные, немодернистические цивилизации строились на этой онтологии вечности. Отсюда – все остальное и этика, и красивые храмы, и святость семьи, и догматы – все вытекает из этой онтологии вечности, ибо это сущность православного Логоса, которая предопределяет все остальное.

Поэтому в христианском сообществе не может и не должно быть технического прогресса, который предполагает накопительное движение цивилизации для улучшения своего материального состояния. Это не ценность и не цель и не задача для христианина, это случайное условие, на этом можно ездить, это можно использовать. Но не в коем случае нельзя предписывать этому накопительного характера и строить на этом отрицание онтологии вечности. Прогресс в духовной области тоже должен быть без материалистического измерения, духовный прогресс с точки зрения времени, это возвращение нас к вечности. Современный же мир подталкивает нас к тому, чтобы мы развлекались, а что это значит? Это значение противоположно слово «сосредоточенность», развлекаться это рассыпание, рассеивание собственной души, собственного ума. Из целого во фрагменты, и вот этого частного становится все больше. Постепенно мы приходим к самой настоящей дьявольской одержимости, которая прорывается в нашу культуру напрямую. Когда это становится открытым – это уже не так страшно, ты можешь от этого отшатнутся, но вот когда это дается как норма, как само собой разумеющееся, как прогресс — это наиболее опасно. В этом и есть борьба ума.

Представление же о предопределенности времени предполагает отчужденное понимание времени, как у стоиков или как в кальвинизме. Это заведомо не православно, поскольку для православного человека время не является объектом. Не человек живет во времени, а мы сами по себе есть модус времени. Отношение времени к вечности не означает, что есть одно будущие. Любой момент вечности содержит в себе бесконечное число будущих, иначе вечность была бы простая и тупая, не вечность, а ее симулякр. Настоящая вечность живая. Жизнь будущего века – это не то, что будет «послезавтра». Жизнь будущего века — это особая онтология и космология, которую мы понимаем в свете воскресения, это не просто воспроизводство того же самого тела, воскресение – это новое во всех отношениях время, пронизанное вечностью. Картезианское представление о субъект-объектной топике, абсолютно модернистическое и заведомо антихристианское представление, картезианство — это вообще квинтэссенция сатанизма. Само представление о времени как о каком-то экзистировании вечности снимает детерминизм предопределения или свободы. То время, которое тяготеет к вечности становится провидением, то время, которое отклоняется от вечности становится роком. На самом деле у нас есть не одно будущие, а три. Одно тяготеет к вечности, другое движется от Бога и есть время выбора, время как экзистенциал. Получается, что в будущем веке не будет субъект-объектных отношений, личность Бога все же будет отлична от личности людей, но по-другому.

Источник: Геополитика

Больше статей от этого автора