Ау, Больва!

165 лет Антону Павловичу Чехову

Антон Павлович Чехов прожил жизнь, шутя. Даже когда жить было невыносимо. Смех его был мягкий, ироничный, иногда добрый, иногда язвительный, а порой горький.

«Увеличилось не число нервных болезней и нервных больных, а число врачей, способных наблюдать эти болезни». Это из записных книжек.

«Говорят: в конце концов правда восторжествует; но это неправда». Оттуда же.

И еще: «Праздновали юбилей скромного человека. Придрались к случаю, чтобы себя показать, похвалить друг друга. И только к концу обеда хватились: юбиляр не был приглашен, забыли...».

Сто двадцать лет назад Чехова не стало. Он ушел, оставив грядущему поколению свою грустную улыбку. Тепло этой улыбки нас согревает до сих пор. И в знак благодарности Антону Павловичу давайте перечитаем его лучшие рассказы и помянем нашего славного классика ответной улыбкой.

* * *

Все началось в Петров день, 29 июня, когда в Российской империи дозволялось начинать охоту. От усадьбы отставного гвардии корнета Егора Егоровича Обтемперанского отъехали в поле две тройки. В первом тарантасе, помимо хозяина, расположились маленький ростом генерал, его юный племянник Ваня Амфитеатров, преподаватель Ваниной гимназии, господин Манже, один молодой земский доктор, а еще архангельский мещанин Кузьма Больва. Да-да, именно так: «архангельский мещанин Кузьма Больва, старичок в сапогах без каблуков, в рыжем цилиндре, с двадцатипятифунтовой двустволкой и с желто-зелеными пятнами на шее».

Вообще-то мещанину, пусть даже архангельскому, по чину полагалось ехать не в первом тарантасе, а во втором, то есть там, где обретался народ поплоше, победнее – капитан Кардамонов, письмоводитель предводителя дворянства Некричихвостов и прочие, даже не упоминаемые по имени, лица. Но «господа помещики, из уважения к его преклонным летам... и уменью попадать в подброшенный двугривенный» плебейством Больвы не брезговали, а брали на охоту и даже позволяли сидеть рядом. Как началась и чем закончилась эта охота, стало известно из журнала «Будильник». История, напечатанная в N 26 за 1881 год, была озаглавлена «Двадцать девятое июня». А поведал её некий корреспондент по имени Антоша Чехонте.

Сим фактом заинтересовался становой пристав Козьмодемьянского уезда Семён Нечипухин. Сделав официальный запрос в редакцию «Будильника», пристав выяснил, что подлинное имя автора – Антон Чехов, что он студент-медик второго курса Московского университета, а проживает на Сретенке в доме господина Елецкого, что находится в Головином переулке. Вскоре по означенному адресу пришла депеша. Обращаясь к господину корреспонденту, становой пристав писал следующее. Прочитав историю охоты, он заключил, что место, где происходило описанное автором действие, находится в его, Козьмодемьянском уезде, а коли так, то он, ответственный полицейский чин, обязан принять надлежащие меры. Ведь там, на охоте, произошло чрезвычайное происшествие.

Антон Чехов, двадцатиоднолетний молодой человек, почесал затылок, потом пожал плечами и наконец снял с полки тот самый номер «Будильника». Бегло пробежав по страницам журнала, он пришел к неутешительному для себя заключению, что становой пристав Нечипухин прав. Все охотники, которые в начале истории отправились в поля, несмотря на обильные возлияния, вернулись по домам; и даже доктор, проспавший полночи в кустах, притопал на рассвете в земскую больницу. А тот самый архангельский мещанин как в воду (тьфу-тьфу-тьфу!) канул. Озадаченно крякнув, молодой автор потер переносицу, как бы приготовляя место для будущего пенсне, и в поисках исчезнувшего Больвы углубился в текст.

Когда оба тарантаса прикатили на крестьянский сенокос, находившийся в семи верстах от имения Егора Егоровича, охотники разделились на две партии: одна пошла налево, другая – направо. А Больва? Больва отстал и пошел сам по себе. На охоте он любил «тишину и молчание». Далее охота не задалась – почти все они промахивались. Зато архангельский мещанин, как и подобает, оказался в ударе. «Послышались два выстрела подряд: Больва уложил за курганом своей тяжелой двустволкой двух перепелов и положил их в карман». Прочие стрелки этого не видели. Незадавшаяся для большинства охота побудила их переехать на другое место. Немного посовещавшись, они сели в тарантасы и покатили на болота, где могли обитать бекасы и кулики. В пути обнаружилось, что Больвы в экипаже нет. Некоторые из седоков стали подумывать о возвращении. Но маленький генерал, привыкший до конца доводить план наступления, несмотря на потери в боевых порядках, решительно скомандовал «Вперед!», и тройки не повернули.

Так пропал из глаз компании архангельский мещанин Кузьма Больва. Исчезновение его не заметили ни автор рассказа, ни редактор журнала Н.А. Лейкин, ни читатели. А становой пристав, должностное лицо, заметил и принял меры. В запросе к господину писателю Нечипухин задавал несколько уточняющих вопросов, а ещё ставил его в известность, что послал донесение в полицейское управление губернского города Архангельска, где мог оказаться вышеисчезнувший мещанин Больва.

Из всего прочитанного и написанного Антон Чехов, студент-медик, сделал для себя два вывода. Первый – коли ружье появилось в действии, оно непременно должно выстрелить, даже если висит на стене. Второй – человека с ружьём бояться не надо, он сам иногда боится, а потому, возможно, прячется; а коли он потерялся, его непременно надо искать, ибо порох в пороховнице не бесконечен.

Эти мысли Антон Чехов изложил в письме, адресованном становому приставу, а ещё поклялся, что будет обязательно искать пропавшего охотника.

Антон Чехов был человек совестливый и добросовестный Искреннее жалея 90-летнего старика и сознавая, что двух перепелов хватит тому ненадолго, он все свободное от учебы время искал пропавшего. Отправляясь в окрестные от Москвы леса, он подолгу и на все лады аукал имя Больвы. Имя эхо назад возвращало, правда, иногда в недостаточно благозвучном виде, но самого Больву – никогда. Отчего это происходило, Антон Павлович понимал – Больва был туг на ухо, о чем он намекал («даже Больва заткнул уши»), но эхо-то этого не подозревало.

Уже окончив курс и став земским врачом, Антон Павлович совершил дальнюю поездку на юг. Перипетии её отразились в повести «Степь». Персонажи произведения – купец Иван Иванович, его племянник Егорушка, настоятель церкви отец Христофор да кучер Дениска – катят на бричке в поисках некоего степного промышленника Варламова. Однако проницательный читатель, безусловно, понимает, куда клонит автор – всю дорогу ведется поиск Кузьмы Больвы. О том свидетельствует фамилия купца – Кузьмичев, на то намекает и созвучная фамилия степного хуторянина Болтвы.

Не обнаружив свою пропажу на юге, Чехов почти тотчас же отправился на восток. К той поре возраст Кузьмы Больвы приблизился к столетию, и Антону Павловичу, конечно, хотелось первым поздравить заблудшего вековика. «Подумать только, – объезжая Сахалин и Дальний Восток, восклицал Антон Павлович Чехов на встречах с читателями, – Пушкин ещё только родился, а Кузьма Больва к той поре уже знал грамоту и читал в подлиннике Овидия!». Увы, Больвы на востоке не оказалось. Образ незабвенного стрелка мелькнул было на острове Цейлон, где Антон Павлович остановился на пути с Сахалина на родину. Это произошло в столице острова городе Коломбо. Антон Павлович по случаю тропического ливня сидел у себя в «Гранд ориентал отеле». Человек с большим ружьем мелькнул в окне номера. Но, увы, это оказался всего лишь мираж. Аборигены объяснили, что во время или сразу после ливня в этих местах появляется образ Балдео – охотника на бенгальских тигров.

Судьба архангельского мещанина не давала писателю покоя до конца жизни. В начале XX века Кузьме Больве должно было исполниться 110 лет, а он все еще не вышел из леса. Памятуя о своем любимом герое, Антон Павлович представил его в пьесе «Вишнёвый сад» в образе забытого всеми Фирса.

Как в действительности сложилась судьба Кузьмы Больвы, до сих пор неизвестно. Поговаривали, что он долго блуждал по лесам, пока однажды не вышел на Московский тракт и не отправился на Север. Говорят, умер он на родине – в Архангельске и был похоронен на городском кладбище, ныне называемом Вологодским. А ещё говорят, что его 10-килограммовое ружье положили ему в гроб, потому что, вися на стене, оно могло, чего доброго, выстрелить.

Как бы то ни было, архангельский мещанин Кузьма Больва сыграл выдающуюся роль в истории отечественной литературы, потому что, не будь его, русская словесность не обрела бы чеховских шедевров. Это очевидно!

Источник: День литературы

Об авторе

Михаил Попов