Восхождение

Проза Просмотров: 1911

Повесть-притча
Окончание

МЕЧТЫ, МЕЧТЫ

Это была удивительная ночь. Светила ущербная, но яркая луна. Далеко мерцали звезды. Ах, как триумфально он вернется назад и обустроит совершенно новую, ни на что не похожую жизнь!

Первым делом — купит перевоз у Старого Лодочника. Определит ему пожизненное безбедное обеспечение. Пора создать новую паромную переправу, затем построить мост. Это значит — все торговые пути лягут через него... Но он подберется и к «Веселому заведению». А что он с ним будет делать?.. Ну, потом видно будет. Главное — размах... А там!

Голова шла кругом. Под утро, скрючившись, заснул. Когда проснулся от холода, уже начало светать. Первым делом стал вновь рассматривать свое золото. Все было настоящим. Сомнений не было! От этого опять объяла его жаркая радость.

Сложил золото в свой кожаный мешок и пошел назад по вчерашнему направлению. Странная ухмылка вчерашних участников торга не выходила из головы. С чего бы это? Почему они так странно улыбались? Может, они сегодня вернутся и отнимут золото? Все возможно. Во всяком случае, их облик не вызывал доверия. Такие могут все. Они — познавшие нечто запредельное, ни перед чем не остановятся...

Нет, здесь ему больше нечего делать, надо скорее уходить. Главное, суметь спасти вдруг приобретенное богатство. Ноша была тяжела. Но теперь, если сумеет перевалить через край этой чаши, то тащить вниз будет намного проще. Во всяком случае, можно спускать груз вниз по веревке. Или даже бросить вниз, а затем найти, спустившись после.

Ему повезло — совсем недалеко от того крутого склона он нашел более пологий, по которому можно было хоть с трудом, но пробираться вверх между огромными валунами. Когда с великим усилием удалось достичь края, он увидел, что о спуске вниз нельзя было даже помышлять. Ибо это была верная гибель. Так было высоко, что звук камня, брошенного вниз и наконец достигшего дна, почти не был слышен.

Вот это да! Он, будто призывая небо в свидетели, поднял голову, но на небе не было ни луны, ни солнца, а только низкие сырые облака. И те были более счастливы, чем У Синь — они могли странствовать, где хотят, а У Синь сидел, прикованный к мешку с золотом, как каторжник к своему чугунному ядру.

А каким чудом он взобрался сюда? Что им двигало? Какая жажда и страсть? Видимо, только помощь двух братьев подняла его в эту адскую чашу. Да, он уже назвал ее адской. Ведь ясно же — отсюда нет выхода. Стоило столько стремиться, пройти через невозможные преграды, обрести богатство и понять, что попал в западню. Вот отчего над ним смеялись. И правильно смеялись.

 

БАРСА КЭЛМЭС

Вдруг он ощутил, что как будто кто-то приказал ему успокоиться. Он стал размышлять. Должен же быть иной путь. Как-то же даже эти доходяги сюда взобрались? Но, опять же, почему не ушли? И неужели его ждет их участь? Неужели отсюда нет возврата? Может быть, именно про это место говорили хунны: «Барса Кэлмэс»?

Он вспомнил зловещую легенду... Нет, там был остров в море, откуда никто не возвращался. Но какая сейчас разница? Что с острова, что из небесного котла...

Тучи постепенно прогонялись ветром, и оказалось, что уже высоко поднялось солнце. Стало видно, что земля простиралась где-то далеко-далеко внизу за синим маревом. А под ним была пропасть. Вот тут-то и рухнула последняя надежда. С такой вышины нет возврата...

Он лихорадочно озирался, все-таки надеясь отыскать путь спасения. В котле никого не было видно. Словно вчера были не люди, а призраки. Он стал звать, но никто не отозвался. Спустился немного вниз к синеющему вдали озеру. И каково же было его удивление, когда вместо воды обнаружил огромное количество голубых камней — изумрудов.

Но какой же ужас он испытал, увидев повсюду белеющие скелеты людей и черепа, иссушенные солнцем. Среди костей валялись золотые самородки. Он стал торопливо собирать их в кучу. Но затем, устав, разогнулся и увидел, что таких куч множество...

— Здесь золото ничего не значит, — сказал он вслух. — Ни-че-го. — Он сел, взял в руки череп побольше, насыпал в него мелких самородков и позвонил как в колокольчик. Дробный глухой звук напомнил звонкий колокол на далекой заставе Сангуань. Там колокол звал на обед. А здесь что есть? Глодать кости? Глотать самородки? Он свою еду вчера выменял на золото, которое здесь валялось везде...

Здесь, кроме безумных от алчности обитателей, которые нечеловеческим усилием взобрались сюда, не было ничего живого. Ни мышей, ни змей, никаких иных зверей и тварей.

Он стал искать вчерашних обитателей, облазил почти весь котел, но никого не нашел, словно все куда-то провалились.

Его окружала удручающая картина: огромные валуны и черный песок, а внизу изумрудное озеро. Из которого еще никто никогда не напился.

А золотых самородков здесь было так много, что он скоро перестал их собирать. Ходил, запинался за них и отпинывал в сторону. Они хорошо были заметны на фоне черного песка.

 

КРОВАВЫЙ ПИР

Вдруг он встрепенулся, услышал гортанные крики, второй, третий. Словно кого-то звали или перекликались. Оказалось, это были огромнейшие грифы с голыми шеями, крайне неприятного и страшного вида. У Синь затаился.

Грифы деловито облетали, внимательно осматривая каждый валун. Вдруг радостно вскрикнули и сели неподалеку. И тут же, вытягивая длинные шеи, стали что-то тяжелое тащить из-за груды камней... Они кряхтели, кашляли почти как люди.

Скоро появилось что-то лохматое, бесформенное... Оказалось, это был труп вчерашнего одноглазого Трясуна. Волосы У Синя встали дыбом. Он отвернулся, чтобы не видеть подробности этого страшного пира. Кинулся прочь, чтобы не слышать звуки ударов клювов и жуткие восторженные причмокивания. Бедный Трясун... Вот и завершились его земные похождения.

— Вот так и живем.

У Синь прямо подскочил от неожиданности, вдруг услышав разумную человеческую речь.

Это был вчерашний старик, вылезающий из-за камней. У Синь рассказал ему, как грифы выволокли Трясуна и стали рвать на куски.

— Это хорошо. Наконец прекратились долгие страдания несчастного странника. — Старик, увидев удивленное лицо парня, печально добавил: — А что у него было? Тюрьмы да неволя, каторга. Как и мы, хотел разбогатеть. И что? Такая участь ждет каждого из нас. В конце концов хорошо, что хотя бы для этих птиц мы представляем интерес... Ужасно, но это так... Хоть в ином качестве вернемся назад на землю. Иного будущего у нас нет.

В это время рядом с ними возникла фигура вчерашнего Длинного, который при свете дня оказался не выше его. Но был он такой же ехидный, как и вчера.

— Ну что, купец, распродал свой товар и уже, наверное, проголодался? Зато ты бога-а-тый, — с издевкой протянул он. — Вчера бедный, а сегодня столько золота! Хэ-хэ-хэ!

— Ладно, ладно. Вчера поиграли от души, пошутили и хватит! — прервал его старик и увел У Синя прочь. Они подошли к глубокой пещере, дно которой уходило глубоко вниз.

— А кем он был там, на земле?

— Трудно поверить, но был самым настоящим и даже очень крупным купцом.

— Ах, вот почему он так хорошо организовал торг! — сказал У Синь. — И как же этот крупный купец оказался тут?

— Думаю, не от хорошей жизни. Наверное, он разорился или какое несчастье случилось, но он не любил говорить об этом.

— Ну, а вы сами кем были?

— Я был старостой горного поселения. — Старик горестно вздохнул. — Знал бы ты, как хорошо я жил... Но я не люблю вспоминать об этом.

— А я небогато жил, но теперь кажется, что так счастливо. Служил, работал с родителями, был перевозчиком. Но что теперь, ведь отсюда нет выхода. Нет спасения. Буду ждать смерти, а потом грифов.

— Так-то оно так. Но если вдруг нечто произойдет и ты спасешься?

— Нечто? Дух святой прилетит? Не рви душу.

— Но вдруг... Надо надеяться до конца, — глаза старика задорно блеснули.

— Бред это, — махнул рукой У Синь. — Какая надежда, когда ясно, что отсюда нет выхода. Я сегодня утром поднимался на край кратера. Там пропасть. Как я оказался здесь — не понимаю.

— Человек живет надеждой на лучшее. В нашем случае — на спасение. А спасение возможно только через веру. Нельзя без веры.

Старик, вполне довольный, лег на плоский камень и подложил под голову гладкий черный булыжник.

— Сейчас самое лучшее время. Ночной холод ушел в тень, а жара еще не настала. Вот днем тут такое пекло будет... Тогда спрячемся за прохладными камнями. Теперь благодать!.. Хорошо! Вот я теперь вспоминаю, какую бесполезную, бестолковую я жизнь прожил!.. сколько глупостей наделал. Пренебрегал тем, что имел, зарился на чужую долю. А она, оказывается, никогда не приносит счастья, а, наоборот, разрушает твое нутро.

— А вам сколько лет, почтенный?

— Мне уже шестьдесят, но даже в столь преклонном возрасте не нажил ума... Всем был недоволен, ничему не верил, кроме золота. Иначе бы я был в своем поселении у себя дома, а не пустился, как мальчик, в эту авантюру за золотом... Ведь жил же... был уважаемым человеком, работал ради людей, но казалось — мало меня ценят, не воздают по заслугам. Все завидовал купцам и богачам. Зависть заела... Зависть, страсть разбогатеть... Вот и сорвался... Все потерял, что нажил, чего добился всей жизнью. О, какой я дурак...

У Синь вспомнил совсем непочтенного, несерьезного, смешливого, даже ребячливого старика двухсот лет от роду и его младшего братишку. «Все в этом мире относительно», — подумал он. А еще подумал, что думает уже как древний мудрец, постигший множество тайн бытия.

Ну, что ж. Надо было как-то устраиваться. Старик поделился с ним его же проданными запасами и предупредил, что здесь совсем нет воды. Только ночью собирают росу, кладут тряпку на влажные камни и потом ее выжимают.

— Занимай пещеру, в которой жил покойный Трясун.

Но У Синь не захотел пойти в нее и остался на солнце.

О-о, что началось днем! Это было нечто невообразимое. Воздух так накалился, что обжигал дыхание. По горячим камням нельзя было ходить, все вокруг пылало жаром.

Когда стало совсем нестерпимо, до того, что стало дышать нечем, пришлось, конечно, убежать в спасительную прохладу пещеры.

Иногда со дна пещеры поднимался отвратительный, ни на что не похожий запах. Там на дне непрерывно булькало, дышало. Ощущалась постоянная дрожь, а иногда и толчки.

Так прошел день, другой, третий... На третье утро обнаружилось, что умер и Длинный. И опять налетели грифы и начали свой кровавый завтрак у всех на глазах. К своему удивлению, У Синь воспринял новую трагедию спокойно, почти привычно, уже не так, когда умер Трясун.

Трое оставшихся во главе с Солдатом обследовали пещеру Длинного. Каково же было их изумление, когда они обнаружили припрятанные запасы еды. Как понять то, что человек умер от голода, имея солидное количество съестного? Было очень странно и дико... Впрочем, здесь все было возможно.

Все добытое поделили поровну и справили поминки. А к концу дня Солдат начал беспокоиться: «Неужели никто больше к нам не придет? Неужели там внизу уже не осталось авантюристов, готовых ради золота пуститься в любой трудный, почти безнадежный путь?»

Настал седьмой день... Все заметно сдали, старик перестал ходить... Солдат начал заговариваться... Видимо, начал сходить с ума.

Дни стали казаться все длиннее. Дождаться дневной жары и ночного холода становилось все труднее и труднее.

 

НОВЫЙ БЕЗУМЕЦ

Однажды под вечер раздался вполне разумный радостный крик Солдата:

— Эй, все сюда! Скорее сюда! К нам пожаловал очередной купец! А какой он оказался добрый молодец!

У Синь поднял старика, и они медленно подошли к круглому камню.

Это был худощавый человек средних лет. Конечно же, хуннских кровей и даже рода. Рода У Сун...

Видимо, их внешний вид не вызывал у пришельца особого расположения. Он испуганно озирался по сторонам, готовый на все...

— Ладно-ладно! Хватит скалиться на него, — прикрикнул на Солдата старик. — Он же гость. И притом долгожданный, дорогой гость и только потом купец... Сейчас ты оглянись, а затем начнем торг.

— А я... Я не купец. Мне нечем торговать...

— Ничего-ничего, ты не торопись. Если присмотреться, у каждого хоть что-нибудь найдется, что заинтересует другого... — сказал старик многозначительно.

Солдат поддержал старика:

— Не думай, что мы доходяги какие. Может, и выглядим неважно, но все мы солидные, очень состоятельные люди. Все мы обладаем несметными богатствами.

У Синь смотрел на новичка, на неописуемое выражение его лица и вспоминал себя самого всего несколько дней назад. Он за это время познал столько неожиданного, что совершенно преобразился и стал другим человеком.

— Ладно, давай не тянуть, может, начнем? — предложил Солдат с присущей ему прямолинейностью и подкинул с ладони на ладонь самородок округлой формы. — У нас есть то, за чем ты сюда взобрался, вот в эту заоблачную даль.

— Что это? — У парня знакомо заблестели глаза, как у подверженного страсти к желтому металлу. Он догадался и сразу вспотел.

— Но у меня же ничего нет... Ничего. Почти... — сокрушался парень и дрожащей рукой достал свой заплечный мешок.

— Давай-давай, выкладывай, что у тебя там?

Парень достал из мешка, видимо, самое дорогое, что у него было: нож, длинную кожаную веревку, шило, трут. Но, увидев, что все это богатство не вызвало никакого интереса, совершенно пал духом.

В конце из небольших мешочков достал немного бобов и риса — совершенно бесполезного здесь, где не было ни огня, ни воды, чтобы его сготовить.

Но, тем не менее, с деланным воодушевлением они начали торг.

У Синь почти не участвовал, а только наблюдал. Ему было очень неудобно, что он так много знает и понимает из того, что пока недоступно новичку. Как он хватал очередной кусок золота! Как он весь дрожал! Бедный. Пока бедный. Но скоро он разбогатеет и станет... еще беднее.

Все же У Синь выменял за самородок длинную веревку. Видимо, что-то помимо его воли жило в нем и надеялось на перемену жизни.

Больше всех был воодушевлен Солдат. Вошел в такой азарт, был таким разумным и обстоятельным, что трудно было подозревать, что он на самом деле сумасшедший. После торга, оставив нового богача один на один с кучей золота, все разошлись по норам. Наступило благодатнейшее мгновение, когда после дневной жары наступила желанная прохлада, но еще не было холодно.

В этот вечер звезды сияли с особой силой.

— Наверное, внизу на земле будет ветер, — с тоской заговорил старик. — Под ним будут качаться деревья в лесу, травы в тени... волны в реках и морях. Какая досада, что это Божье творение мы не понимали и не ценили. Здесь всегда неподвижен воздух. А как хотелось бы настоящего ветра...

Они сидели на плоском камне, на котором свершались торги.

— Я вот долго-долго думал и придумал для тебя единственный способ спастись, — сказал старик. — Опять не то говорю. Не я придумал, а Всевышний Тэнгри сжалился над тобой и вложил в меня эту мысль.

У Синь промолчал, ибо уже ничему не верил. Он подумал, что старик тоже, как Солдат, начал заговариваться — о каком спасении можно говорить, когда здесь столько скелетов и ни одной даже легенды о том, будто кто-то когда-то спасся...

— Ты не веришь. Но слушай, что я придумал. Спасти тебя могут только грифы. Надо суметь сделать петлю и суметь заарканить одного из них, но только не за шею, а за ногу... Это будет трудно, но если суметь, то гриф, большой, сильный, тебя поднимет. Возьми с собой заплечный мешок с самородками затем, чтобы, когда гриф начнет выбиваться из сил, скидывать их. Главное, чтобы ты снова ступил на землю. Теперь ты понял, что золото — ничто, иллюзия, которая столько душ сгубила и еще сгубит... Вот в чем беда-то! Но, видимо, никто не образумится. Постарайся остаток жизни прожить разумно, осознавая ценность каждого мгновения жизни, отпущенного тебе. А главное — молись Спасителю своему, все мы в его власти. Всю оставшуюся жизнь твори добро. Только этим ты сможешь отплатить Ему Его добродетель...

У Синь молчал. Ему стало жутко от подозрения, что и старик начал сходить с ума.

— Чую, это моя последняя ночь, — вздохнул тот. — Слушай. Утром около моего тела насторожи петлю, а сам, заранее обвязавшись концом веревки, спрячься. К трупу самым первым подходит самый крупный — значит, самый сильный, он сумеет поднять тебя. А теперь молись Богу о нас с тобой... Проси себе спасения, а мне упокоения... Главное, чтобы Он услышал и обратил внимание на тебя и на твою мольбу. Для этого молиться надо от души, искренне... Он добрый, он услышит искреннюю молитву и поможет...

У Синь вышел и, обратившись лицом на восток, откуда пришел сюда и куда желал вернуться, откуда должно подняться солнце, стал молиться, как это делали все хунны.

Он не помнил, сколько поклонов совершил, какие слова говорил, творя Всевышнему молитву... Но будто нечто раскрылось в нем в эти высокие мгновения молитвы. Было ощущение, что он парил... Он потерял ощущение времени, не чувствовал ни холода, ни голода, словно поднялся над всем миром... Когда пришел в себя, уже настало утро, он весь был в поту, изнутри согревало странное тепло, ему даже был приятен легкий ночной мороз. В эту ночь было так холодно, что даже камни покрылись инеем.

 

СПАСЕНИЕ

Спустившись в пещеру, У Синь обнаружил уже окоченевший труп старика. Он легко поднял его и вынес наружу. Распутал длинную веревку, которую выменял вчера, соорудил петлю у трупа, другим концом обвязал себя и мешок с четырьмя крупными самородками. Мелкие он не стал брать. Стал ждать и продолжал неустанно молиться.

Поднялось солнце. Он услышал знакомые крики планирующих над трупом старика птиц. Спрятался за камни.

Получилось очень удачно, ровно так, как было задумано. Когда к трупу старика подошел самый крупный гриф, У Синь дернул веревку и удачно заарканил его за ноги. Гриф, от неожиданности вскрикнув почти по-человечески, отчаянно замахал огромными крыльями и тяжело поднялся в небо вместе с У Синем.

Видя, как тяжело грифу, как он даже стонет, пытаясь подняться, с усилием взмахивая огромными крыльями, У Синь понял, что переборщил с грузом, и бросил вниз крупный самородок. Это сразу почувствовалось. Гриф поднялся выше, они перевалили за край котла, и гриф стал планировать вниз от высоты, подернутой дымкой. Земля стремительно приближалась, уже ясно проступали угрожающпе клыки каменных вершин. Разобьемся, понял он и сбросил еще один самородок. В мешке осталось только два.

Грифу опять стало легче, и он уже более плавно летел в сторону зеленеющей вдали долины. Вдруг под ними показалась река со стремительным течением. Конечно, это была Хуанхэ. Ее желтые виды стремительно приближались. Утонем, испугался У Синь и бросил оставшиеся два самородка, которые бултыхнулись в желтые воды Хуанхэ. Вконец выбившийся из последних сил гриф летел над самой водой, но дотянул до берега. Вот и берег с благоухающими цветами и высокими травами. У Синь достал нож и, отрезав веревку, свалился иа землю. Свалился и гриф. Но силы к нему вернулись быстрее, чем к У Синю, и он улетел. Видимо, доедать труп старика.

Какие здесь были запахи! Какое благоухание! Это после испытанного в кратере смрада. Впервые столько оттенков почувствовал он. Спустившийся с небес? Или поднявшийся из ада? Он долго лежал без движения, еще не веря в свое чудесное спасение.

Тут он услышал журчание воды. Это был родник. Он еле поднялся, шатаясь, дошел до родника и долго пил... Какое это было наслаждение!

Никогда в жизни он не был так счастлив.

Добрел до берега реки, забрел в нее, снова жадно напился, умылся. Как же было радостно ощущать прохладу, дышать воздухом пространства. Прямо у ног он увидел большую рыбу и прямо руками поймал ее. Развел костер, зажарил рыбу на углях, наелся досыта. Все было внове. Все имело сто оттенков вкуса, цвета, столько ощущений, о существовании которых он раньше и не подозревал даже.

Началась совершенно новая жизнь. Новая, неведомая, незнакомая и прекрасная жизнь. Он начал изо дня в день, не переставая удивляться, заново открывать для себя ее, эту чудную, чудесную, прекрасную жизнь...

И, как оказалось, единственную и неповторимую... такую несравненную — а раньше он не понимал, не знал, не ведал этого.

 

ГДЕ ЦЕНТР МИРОЗДАНИЯ?

Вот и открыл он Центр Вселенной... Этот кратер? Да нет, центр оказался у него дома. Блаженный край, куда стекаются все блага мира, не зря китайцы определили свою родину как срединную землю, куда съезжаются со всех сторон за удачей, счастьем, за лучшей долей все китайцы и некитайцы, которые в конечном счете сливаются в единое целое. Многие неразумные не понимают, что уже по праву рождения обладают великим благом. Но человек такая тварь, что никогда не ценит то, что достается ему даром.

И идет... искать лучшую долю, которой нет. Да, есть такие. Но кто знал, что лучше этой — нет и не может быть. Это понимание приходит к человеку ценою неимоверных страданий. Чего искать, когда за тебя найдена, тебе подарена Всевышним твоя родина!

Почему же так устроена натура человека, что он более ценит призрачное, ложное, ему ближе иллюзорное, чем реальное, обыденное окружающее? И начинает ценить, только потеряв безвозвратно силы и здоровье, энергию. Почему так?

У Синь тяжело, как-то по-стариковски вздохнул и успокоил себя мыслью, что и большинство людей прозревает всегда слишком поздно. Когда жизнь проходит. Понимание истинных ценностей и есть великое благо, которое он обрел все-таки не в старости. Он натерпелся многих страданий. У него будет болеть надорванная спина, многочисленные ушибы колен, суставов, шеи, спины... Но отныне он будет жить иначе, ценя каждое мгновение, данное ему Всевышним. Отныне он обрел понимание своей высокой доли, подаренной Спасителем. Было время, когда он все это воспринимал совсем превратно, как несчастье, неволю. Многие проживают жизнь, словно отбывают наказание, и вместо того, чтобы радоваться — страдают.

У Синь собрал сухой плавник, гибкими тальниками связал крепкий плот и пустился вниз по течению... Сидя па плоту, смотрел на меняющийся облик родной реки и не мог наглядеться. Так она красива! И это его река! Он был счастлив. Он даже плакал, слезы радости струились по лицу.

Затем, вдоволь налюбовавшись вечерним закатом, засыпал крепким сном. А река, нежно покачивая плот, несла его вниз по течению к родным пределам.

 

БЕРЕГ ЛЕВЫЙ, БЕРЕГ ПРАВЫЙ

Левый пустынный, немного суровый берег — хуннский. Отсюда начинаются степи его хуннских предков. Но, опасаясь всяких неожиданностей, он держался ближе к правому — китайскому берегу. Правый берег был полностью обжит. Чувствовалось, что каждый клочок земли ухожен, каждая травинка под присмотром.

Узнавать родные очертания он начал однажды рано утром. С густонаселенного правого берега махали, приветствуя проплывающего мимо путника.

И вот скалистый высокий правый берег...

Издалека виден «Веселый дом». Но его огни уже не волновали У Синя, как прежде. Он был равнодушен, чему сам удивился: ведь было время — он почитал обитателей этого заведения как обретших вершину человеческого счастья. Он завидовал завсегдатаям этого райского уголка. Он мечтал... О-о, как он мечтал хоть чем-то походить на них: походкой, повадками, гонором и говором...

Но теперь он смотрит на это сословие иначе. Теперь У Синь знает цену всей сущности богатства. Пристань! Сердце радостно забилось при виде лодок с поднятыми веслами.

Наверху, на своем излюбленном месте так же, как год назад, сидел Старый Лодочник...

— Здорово, добрый молодец, с возвращением!

Они обнялись.

— Вижу и чувствую, помотало тебя! — старик улыбнулся доброй, широкой улыбкой. — Ты изменился... Это очень хорошо. Человек должен успеть вовремя измениться.

У Синя очень удивило, что буквально с первого взгляда Старый Лодочник безошибочно по его глазам, по его внешности определил другим не видимую перемену, произошедшую в нем... Удивительно.

Старый Лодочник и разговаривать с ним стал совершенно иначе. Как с равным себе. А раньше только с усмешкой. Отшучивался и говорил: «Ну, это для тебя ныне недосягаемо, ты сейчас с другого поля ягода. Потом поймешь, если сумеешь, хотя не все доживают до понимания. И даже не все дожившие достигают понимания».

Они сидели за вечерним чаем. У Синь не мог наговориться. Всему изумляясь, слушала его и дочь лодочника. У Синь спросил:

— А вы, почтенный, неужели тоже были там, где я был?

— Может, и был... — Лодочник многозначительно усмехнулся. — Много всякого навидался я, хлебнул многое, очень многое. Но главное не то, где ты был, а то, что оттуда вынес... Вот в чем дело.

— А я ничего не сумел вынести, — печально, но без всякого сожаления вздохнул У Синь, вспомнив свои самородки.

— Нет, ты не понял меня. Я имел в виду совсем другое. Мешок у тебя пустой, как был. Но я вижу и нечто другое — ты вынес самое ценное, что можно оттуда вынести. Молодец ты.

— Как-то странно вы выражаетесь. — У Синь и на самом деле не понял старика: что он хотел этим сказать? — Там, где я был, о, вы бы знали, столько золота и всяких камней! Прямо валяются под ногами. Так много, что никто не подбирает, ибо там оно никакой цены не имеет. Люди даже, может, из-за обиды, что ли, как-то издевательски относятся к золоту. Ибо все туда попали из-за страсти к золоту, вот и вымещали обиду подчеркнутым пренебрежением, граничащим с ненавистью.

— Знаем-знаем... — опять многозначительно усмехнулся старик.

— Так скажите наконец, и вы тоже там были? — опять переспросил У Синь. — В Барса Кэлмэс?

— Может, и был... Но и Барса Кэлмэсов несколько. Дело совсем не в том, где ты или я точно были. Они все схожи своей полной безнадежностью. Это места крушения всех иллюзий... Горькая правда в том, что очень мало и редко кто возвращается целым и невредимым оттуда. Немногим удается спастись. Но и из их редкого числа еще мало кто выживает и находит силы продолжать жить дальше. Вместе с иллюзиями многие теряют и смысл жизни. Ну, я вижу, ты молодец... Ты из такого пекла, из такой безнадежности вырвался, что ты должен, обязан жить дальше...

— Спасибо, почтенный, за вашу доброту, за вашу мудрость.

— А где ты и как ты будешь жить?

— Как где? — У Синь удивился и даже слегка опешил, огорчился: не хочет ли почтенный отвадить его от себя? Почему бы и нет? Все может быть.

— Что смешался? Еще и не решил, где?

— Да... Я как-то об этом и не успел подумать.

— Ну, подумай. Думать тоже надо вовремя, чтобы не опоздать, не упустить свой шанс, не отстать от своей лодки... Бывают люди, которым привалит счастье, а они сомневаются, а когда проплыло — сокрушаются. — Старик замолк и посмотрел на желтые воды Хуанхэ. — Ну, если не решил, где, можешь пока у меня остаться.

— А я... я как раз хотел об этом попросить... — У Синь в это мгновение вздрогнул, чем-то пораженный, по всему его телу прошла горячая искра: он увидел, как у очага встала дочь Старого Лодочника...

Как она преобразилась!.. Не было в ней прежней полноты, неуклюжести, угловатости... Она налилась удивительной красотой. Движения ее стати плавными. А кудрявые соломенные волосы были сплетены на хуннский манер в восемь тугих узлов.

Вообще удивительное произошло везде. Весь городок, все люди словно в одно мгновение преобразились. Если раньше были видны только скверные черты, грязь, непотребство людское и природное, то теперь все это исчезло, а проступили совершенно иные черты, ранее незаметные, невидимые и совершенно не замечаемые.

Даже желтые воды Хуанхэ, закаты, восходы, небеса стали совершенно иными, словно кто-то подменил. Так они преобразились, что не верилось... Куда он вернулся? Что случилось с прежней надоевшей, серой обыденностью под серым небом?..

Столько ярких, неповторимых красок везде. Изумительные восходы и закаты, удивительные небеса. Все неповторимо красиво. Все излучают радость и довольство.

У Синь не переставал удивляться. Он теперь целыми днями и даже ночи напролет сидел на берегу, смотрел и смотрел на ежеминутно меняющийся прекрасный мир. И восторгался красотой, восхищался непрестанно.

И он понял, что, наконец, обрел покой. А дальше? А дальше он женится на белокурой дочери Старого Лодочника. Придет время, сядет на его место и без всякого сожаления просидит тут всю жизнь, от восхода до заката, от ранней весны до поздней осени...

На склоне лет его тоже окрестят Старым Лодочником. Сбудется предсказание почтенных старцев в Темной Комнате, что он будет служить родному пограничному ведомству, следя за переправой как за границей.

Прослужит он на своем посту ровно столько, сколько отпущено будет ему Всевышним...

Перевод с якутского В. Крупина

 

 

 

 

 

Об авторе

Лугинов Н. А. (г. Якутск)