Интервью господина Радована Караджича с Лиляной Булатович-Медич для журнала «Родная Ладога»

Беседа Просмотров: 5343

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Радован Караджич — родился в 1945 году в Петнице, Черногория. Окончил медицинский факультет Сараевского университета. Первый президент Сербской Республики в Боснии и Герцоговине (1992–1996). Поэт, драматург, прозаик, публицист. Автор книг для детей. Объявлен вне закона пронатовским «мировым сообществом». Выдан гаагскому трибуналу.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Лиляна Булатович-Медич  — родилась в 1940 г. в Томашево, Черногория. Окончила филологический факультет Белградского университета. Член СП Сербии. Член СП России. Лауреат премии «Имперская культура» и «Золотой Витязь». Известная сербская писательница и журналистка. Автор многих книг, вышедших в Сербии и за рубежом и неоднократно переизданных: «Ратко Младич» (1996)  — 6 изданий, «Радован» (2002)  — 3 издания, «Завет матери Радована Караджича» (2003)  — 2 издания, «Рапорт коменданту» (2009, 2010). Член редакционного совета журнала «Родная Ладога». Живет в Белграде, Сербия.

 

Мы считаем, что среди всех сербских поэтов XXI века Вы являетесь самым последовательным борцом за свободу сербского православного народа, который на протяжении своей истории до сих пор подвергался невиданным страданиям и искушениям. Что дает Вам силы, и что является для Вас опорой в этой борьбе?

Благодарю за слишком завышенную оценку. Я считаю, что существует целая плеяда писателей, обладающих высокими качествами, особенно среди сербов, которых с полным правом можно назвать борцами за свободу. Они противостояли любой тирании, чего бы им это не стоило. Может показаться, что они многого не достигли, а только пожертвовали собой, но я думаю, что ими многое было сделано, хотя бы потому, что они передали, как эстафету, следующему поколению дух свободы. И если сегодня нам чего-то не хватает и, вероятно, будет еще больше не хватать в ближайшем будущем, — так это образцов для подражания — начиная с родителей и учителей и заканчивая руководителями страны.

Если говорить о тирании, я думаю, что моему поколению повезло — тирания в наше время была незрелой, а потому честной и откровенной. Наступает время ее утонченного проявления (политкорректность), которое смогут распознать и противостоять которому смогут только чрезвычайно сильные духом. Уже сегодня в мире очень немного людей, сильным духом, которые понимают, что началось с гонения на сербский народ. Не говоря о русских, греках и других родственных народах, которые понимают происходящее в силу своего внутреннего духа. Существуют независимые личности и на Западе, как например, покойный Пинтер, Хомский, Деметриус Т. Аналис, Ив Батай, Питер Хандке, некоторые известные члены Академии Наук Франции и другие личности, имена которых я не буду перечислять, чтобы не забыть кого-то. И в Америке есть исключительно мудрые личности, которые все понимают.

Что касается опоры и поддержки, то я думаю, что это решается, когда человек выбирает истину и справедливость в соответствии с зовом сердца, иными словами, Бога. В этом кроется источник помощи, который невозможно выразить цифрами, в силу того, что сердце расчетами и цифрами не занимается.

В каких обстоятельствах Ваш поэтический дар помогает, и есть ли ситуации, когда этот талант Вам мешает?

Человек — это единство его существа, как наследия, так и приобретенного опыта, плюс миллиарды ощущений, и все это вместе взятое в его онтологическом бытии, скорее на подсознательном, а не на сознательном уровне, аккумулируется и сохраняется в нем самом. Способствовало ли моей работе какое-либо из дарований, которыми я был наделен, как и любой другой человек, я не знаю. Я знаю, что способность любить прекрасное отчасти возникла у меня в результате чтения великих произведений, в основном российских авторов. И это без сомнения помогало мне принимать правильные решения и избегать ошибочных. Если говорить о таланте или даровании, то я считаю, что каждый, кто приходит в этот мир, наделен тем или иным даром Божьим, который, возможно, он никогда не осознает. Я считаю величайшей потерей времени и ресурсов, когда человек занимается тем, к чему у него нет никакого призвания. И всегда в таких случаях мы обманываем сердце, идя на поводу у конформизма.

Есть у Вас сейчас время для стихов?

К сожалению, у меня совершенно нет времени для того, чтобы что-то читать, не говоря уже о том, чтобы что-то писать. Поэтому я никак не могу дочитать замечательные книги моих друзей (Ного, Тохоль, Джого и др.). Я сумел только наспех просмотреть их. Я люблю читать современных авторов, особенно из числа друзей. В то время, когда я скрывался в горах, я написал комедию по названием «Ситовация» (так в народе произносят слово «ситуация», но в моем случае это имеет иной смысл: сыт (сит) — этой (ова) — ЦРУ (ЦИА)), а также роман «Хроника прекрасной ночи».

Как Ваше прошлое подготовило Вас к нынешним испытаниям?

Я не думаю, что мой профессиональный опыт каким-то образом непосредственно подготовил меня к защите. Хотя я приобрел уникальный жизненный опыт, и это опыт цельного человека. Я считаю, что мне помогает постоянное совершенствование в области психотерапии, благодаря чему я обладаю большой работоспособностью и способностью лучше понимать окружающий мир и других людей. Это также помогло мне выдержать долгие и изнурительные переговоры, которые сербская сторона вела под беспрецедентным давлением.

Почему в Боснии невозможен мир?

С самого начала у меня теплилась надежда, что войны не будет. Именно поэтому я не участвовал в выборах 1990 года. Я по-прежнему уверен, что войны можно было избежать, если бы не было заинтересованности в ней со стороны определенных сил за пределами Боснии и Герцеговины. Речь идет о том, что сербы согласились с предложениями мусульман: предложением Изетбеговича — разделить Боснию на три этнических анклава и с предложением Зулфикарпашича–Филиповича о необходимости приостановления регионализации с тем, чтобы Босния оставалась в составе Югославии в качестве единой унитарной республики как член Федерации. Иностранные державы, или, по крайней мере, две из них, оказали давление на Изетбеговича, убеждая его не соглашаться на мирное урегулирование и призывая к развязыванию войны, потому «Босния и Герцеговина принадлежит ему».

Итак, 19 марта 1992 года все мы праздновали освобождение Боснии и Герцеговины, потому что за день до этого был принят Лиссабонский договор посла Португалии, г-на Кутильеро. Данное соглашение в основных чертах схоже с Дейтонским соглашением, к которому стороны пришли после трех с половиной лет войны, жертвами которой стали сотни тысяч убитых, войны, в результате которой разрушены многие города, и, что самое страшное, разрушены взаимоотношения между нами, и особенно между мусульманами и двумя христианскими анклавами.

Что касается наивности, то она в сербском языке даже на уровне лексики родная сестра невинности. Но даже тогда, когда провалились все надежды на мирное урегулирование, необходимо и дальше выступать за мир, потому что так мы становимся «сынами Отца небесного», как говорит Христос. (Евангелие от Матфея, Гл.5, стих 45, прим. переводчика.)

Кроме Лиссабонского договора и плана Кутильеро, которые приблизили нас к миру, большие шансы на достижение мира появились осенью 1993 года, и связаны они с планом Оуэна–Столтенберга. Реализация этого плана разрешила бы хорватскую проблему в Боснии и Герцеговине, которая не разрешена до сегодняшнего дня и представляет собой серьезный источник нестабильности в Федерации Боснии и Герцеговины, да и во всем регионе.

Каково иметь дело с крупными государственными деятелями, и какое отношение они могут иметь к Вашему судебному процессу?

Я не уверен, что обвинение против меня выдвинули крупнейшие государственные деятели. Во время переговоров мы имели дело с некоторыми действительно выдающимися переговорщиками, которые отличались высокой моралью и заботой о происходящем. Переговорщиками, которые с пониманием относились к позициям трех сторон, и даже отдавали себе отчет в греховных действиях Запада в этой войне. Но, с другой стороны, мы видели немало амбициозных, безответственных и самодовольных бюрократов, которые лезли из кожи вон в своем стремлении «выдать» своим боссам больше, чем от них требовалось и, таким образом, способствовали продолжению войны. Вспомним, например, покойного посла Холбрука, который хвастливо заявлял, что ему удалось достичь в переговорах со мной больше, чем предусматривалось Дейтонским соглашением. Так, он считал, что вынудил меня уйти с поста в Сербской демократической партии (СДС), хотя данная функция не являлась публичной, и уход с этого поста не являлся обязательным условием по указанному соглашению. Кое-кто из тех амбициозных политиков даже надеялся получить Нобелевскую премию мира, и можете себе представить, с какой злостью они обрушились на меня, когда ничего не получилось.

Теперь пришла пора сказать, что все это не имело никакого отношения ни к нам, сербам, ни ко мне лично, ни к справедливости. Это не было каким-то отдельным событием, а было продолжением предыдущих войн, но уже в форме пересмотра исхода, и прелюдией к войнам последующим.

В своих письмах к друзьям, написанных еще в январе 2000 г. (Книга «Ночная переписка», ИГАМ) я высказал свои предчувствия, что финансовой системе Запада грозит крах, и что войны будут способом оттянуть этот крах. Если бы не было 11 сентября 2001 г., этот финансовый крах наступил бы уже в первые годы XXI столетия. Он также наступил бы раньше, если бы не войны в Афганистане и Ираке, и откладывался бы и дальше, окажись Иран слабее. Но, в любом случае, это — путь к гибели, и конца этого пути не видно, и нет конца жертвам во имя сохранения уродливой модели миропорядка.

Эти якобы хозяева миропорядка готовы изменить все и вся, но только не самих себя и этот миропорядок. Даже при том, что у них на глазах укрепляются такие крупные экономические державы как Китай, Япония, Индия и Бразилия, они по-прежнему рассматривают Россию как источник угрозы, как будто околдованы ею и ее мифической мощью. И это несмотря на то, что у России нет традиций по завоеванию Запада, и она не ведет войн с другими имперскими державами за мировые рынки сырьевых ресурсов и не навязывает своей идеологии другим.

Тогда в чем же проблема? Ну, допустим, речь идет о национальных ресурсах России. На самом начальном этапе нашего кризиса я думал, что речь идет о том, чтобы взять в окружение Сербию, чтобы силой навязать ей решение. Если не считать реки Дрины, то Сербия действительно оказалась в окружении, и ей было навязано решение проблем. Аналогичные планы существуют и по отношению к России и не в целях ведения против нее военных действий, а чтобы взять ее в кольцо и получить, тем самым, возможность диктовать ей свою волю. Но это не пройдет. В стихах хорватского поэта-романтика Мажуранича есть слова: «Бойся тех, кто может смерть принять без страха смерти!». А русские, также как и сербы, привыкли умирать без всякого пафоса за такие ценности, как Свобода.

Сербы проиграли две мировые войны в тот момент, когда их англо-американские союзники, ослепленные стереотипами русской угрозы, повернулись к ним спиной и позволили Германии заняться переустройством Европы. Таким образом, сербы, которые всегда находились между Востоком и Западом, устремились в сторону Востока, т. е. в сторону России, которая сама в настоящее время становится Западом. Именно поэтому, бросая сербов и, более того, выступая против них, наши англо-американские союзники и сами проиграли Вторую мировую войну. Не оказалось никого, кто был в состоянии противостоять мирному покорению Европы со стороны Германии. Свою самую большую ошибку — выход из Пакта Молотова–Риббентропа они никогда больше не повторят. Ситуация развивается в сторону установления прочных жизненных связей между германизированной Европой и Россией. Сегодня мы имеем совершенно иную Европу, да и мир в целом, в котором англо-саксонский фактор теряет Европу. Это произошло именно с того момента, как вектор повернулся против сербов. В силу своего расположения и духа непокорности, Сербия часто была индикатором взлета и падения империй.

Как следствие, судебный процесс над лидерами непокорных народов был необходимым, чтобы оправдать собственные грехи в разжигании локальных конфликтов, и как прецедент — бессмысленную и беспричинную бомбардировку малых стран и показательное преследование лидеров этих стран. Поэтому я не уверен, что эти игры ведутся теми политиками, с которыми мне довелось встречаться. Вместе с тем я считаю, что очень влиятельные силы руководили этой игрой. В большинстве своем их имена неизвестны и они представляют бизнес, а не политические круги. Причем, бизнес с краткосрочными интересами, не ориентированный на долгосрочные имперские цели. Империи, как правило, обречены на короткую жизнь.

Как проходили переговоры?

Если говорить о наших оппонентах, то здесь самые плохие переговорщики — это лгуны. При этом я провожу границу между «лгуном» и обманщиком, но сейчас не место и не время объяснять разницу. Итак, лгуны — это люди без всяких моральных устоев, от которых нельзя ожидать соблюдения условий договора. С такими иметь дело хуже всего. Что касается местных переговорщиков, у меня сложилось хорошее взаимопонимание с хорватскими лидерами в силу того, что мы находились в аналогичной ситуации и хорошо понимали друг друга. Может показаться абсурдным, что мы рассматривали мусульман как сербов, которые иногда оказывались на стороне хорватов, воюющих против сербов, а это еще больше усиливало конфликт между сербами-мусульманами и сербами православной веры. Я никогда не пойму, почему мусульмане не пошли за Зулфикарпашичем. Или за Абдичем. Сегодня народ был бы счастлив, сохранилась бы часть Югославии, и не было бы никакой войны.

К сожалению, я должен отметить, что немецкие переговорщики никогда не стремились понять позиции всех трех участников. Казалось, что они дали клятву действовать против интересов сербов. Это очень прискорбно, поскольку в менталитете сербов и немцев много общего, и потому что существует длительная история их плодотворного экономического и культурного сотрудничества. Вук Караджич также является частью такого сотрудничества. Если можно в чем-то позавидовать хорватам, так это в их длительном альянсе с немцами во все времена и при всех обстоятельствах. Легче всего было вести переговоры с посредниками из тех государств, которые не являются членами НАТО, т. е. из стран Азии или Африки. У меня остались превосходные впечатления от общения с представителями из Японии, и не потому, что они были настроены просербски, а потому что они были действительно заинтересованы в том, чтобы понять стороны. Также у меня остались хорошие воспоминания от общения с представителями из скандинавских стран.

Как Вам удается пережить существующую ситуацию?

Я легко переношу пребывание в тюрьме, вероятно, потому, что работаю по 15 часов в сутки. В конце концов, для меня это не первый опыт заключения под стражу. Я имел «честь» находиться в предварительном заключении в Боснии в течение 11 месяцев «ни за что», хотя «ни за что» можно задержать только на 6 месяцев. Сейчас мне предстоит ознакомиться с несколькими сотнями тысяч документов, более трех миллионов страниц. И это надо все понять и разложить по категориям в соответствии с темами и свидетельскими показаниями. Даже при том, что мне оказывают огромную помощь мои близкие коллеги, которые хорошо известны в обществе, и, особенно, авторитетные правоведы из Сербии (К. Чавошки, С. Аврамов), писатели и научные работники (M. Иванишевич, A. Маркович и др.), а также специалисты из многих других стран, все это должно пройти через мои руки, потому что фактическую сторону дела я знаю лучше, чем кто-либо.

У меня нет проблем ни со сном, ни со здоровьем, я засыпаю и просыпаюсь с молитвой. Я хотел бы, чтобы все люди ложились спать с простой молитвой: «Господи, помилуй». Если эту молитву долго повторять, то она, при соблюдении поста, приводит к совершенно невероятным результатам, чудесам. Вообще я уже несколько десятков лет, оказавшись в затруднении и не зная, как поступить, я задаю вопрос: «Боже, что бы ты сделал на моем месте?», и ответ приходит сам собой. Как поступил бы Господь в данной ситуации: ему оставалось бы только бороться за правду, молиться и поститься.

В тюрьме мне не приходится строить планы повседневного выживания. Мне не нужно зарабатывать деньги, как это делает д-р Д. Д. Дейвид, поскольку проживание и частично питание оплачены. Во всем остальном мне помогают семья и друзья.
Все остальное, человеческое, не исчезает и в тюрьме, а, наоборот, усиливается. Прежде всего, тоскуешь по семье. Затем, потребность в друзьях. Я счастлив иметь и то, и другое. У меня большая и преданная семья, у меня много верных друзей, особенно старых друзей, с которыми я дружу уже 50 лет. Но все-таки больше всего мне не хватает внуков. Я хотел бы принимать участие в их воспитании, играть с ними, баловать их. Но, хорошо, что, по крайней мере, с ними моя Лиляна.

Что Вам снится?

Мне со снами на редкость повезло: как правило, это простые и приятные истории. Я полагаю, что они полны смысла, но у меня нет времени заниматься их толкованием. Чаще всего мне снятся родные, семья, а также друзья, включая и тех, которые уже в мире ином, с Богом. Это еще одно доказательство того, что сновидения совсем не простая вещь, как мы думали, потому что все, ушедшие от нас, все еще с нами. Разумеется, потребность в хорошей музыке и литературе чувствуются повседневно, но и это не главное. Для того чтобы писать, нужно много времени, нужно удалить из памяти все нелитературные коды языка, чтобы их место заняло непонятийное мышление, размышление образами и картинами, почти первичный мыслительный процесс. Что касается моих стихов, то они иногда приходят мне на ум, но реже, чем стихи моих друзей или таких непревзойденных поэтов как, например, Негош. В последнее время я часто перифразирую его мысль: «Лисий нрав волку не нужен» и каждый раз задумываюсь, что имел в виду Владыка. Я полагаю, что для меня это означает, что не следует лукавить там, где нужно огрызнуться и возмутиться.

Каково отношение России к Вашему делу?

Мне понятны причины, по которым Российское Правительство в большей мере не вмешивается в этот процесс, хотя он в значительной степени отражает и роль Совета Безопасности во всем. Прагматизм подсказывает, что вся несправедливость, которая была совершена по отношению к Сербии, сыграла на руку Российскому государству, так как еще больше привязала сербов к России. Я не хочу сказать, что именно так мыслят стратеги из правительства, и я их понимаю — национальный интерес, «raison d'etat» — превыше всего. Боюсь, что от имени ООН делаются такие вещи, которыми они не смогут гордиться. Посмотрим, что из этого всего получится, подождем апрельского заседания Генеральной Ассамблеи.

Вместе с тем, мы ощущаем огромную поддержку со стороны российских писателей, ученых, интеллектуалов, режиссеров и обычных людей в поддержку нашего дела, и это, конечно, очень трогательное явление, особенно для меня лично. Российские писатели, со многими из которых я встречался в Москве или в Сербии, имеют двойной повод для симпатии ко мне: мое литературное творчество, моя борьба за свободу и панславизм. Но академик Шафаревич, который вместе со своей женой навестил нас, несмотря на свой преклонный возраст, поддержал нас не как писатель, а как ученый. Это великий человек, который принадлежит всему миру. Упоминая имя академика Шафаревича, я не могу не упомянуть Академию и всех тех, кто сочувствовал нам и поднимал голос в поддержку. Я ощущаю поддержку со стороны отдельных писателей Союза писателей России, а также многих других ассоциаций, которые оказывают мне поддержку. Что касается Балкан, то и настоящие люди оттуда постоянно находятся в контакте со мной. Вы удивитесь, если узнаете, как много этих людей, кто они и из каких стран. Уже не говоря о моих давнишних друзьях из России, Украины, Словении, Польши, Испании, Португалии, Греции, Болгарии, США, скандинавских стран, Голландии. Я получаю множество писем поддержки от людей, которые понимают, что происходит. Это радует, вдохновляет и вселяет надежду на то, что этот мир будет существовать, пока живут, как и в Содоме, справедливые и честные люди. Также я понимаю отсутствие поддержки со стороны правительства Сербии на Балканах, зная, какое давление на него оказывается. Только бы они заметили, когда это давление прекратится, а я уверен, что со сменой состава в отдельных администрациях, которые воевали против нас, это давление действительно стало меньше.

Как Вы оцениваете команду Ваших защитников?

Мне действительно повезло с моими защитниками. Их число ограничено в соответствии с правилами, и многие представляют мои интересы «probono», т. е. без оплаты. А те, кто получают оплату, делают несоизмеримо больше получаемой оплаты. У меня замечательный адвокат из США, г-н Робинсон, который отлично разбирается в вопросах применяемого здесь общего права. В период, который предшествовал судебному процессу, мне оказывали помощь известные юристы с нескольких континентов. Сейчас оттуда приезжают молодые стажеры и работают по нескольку месяцев. Это молодые специалисты — надежда на спасение мира. Мой опыт общения с ними опровергает все наши заблуждения о молодежи тех стран. Они кажутся чистосердечными, усердными, приверженными идеям истины и справедливости, и я уверен, что они такими останутся. Мои остальные консультанты и помощники совершают поистине чудеса — они быстро находят многочисленные документов и обслуживают электронную систему. Например, им удалось разыскать свидетелей, с которыми на Балканах работают следователи. Это масштабный судебный процесс как для прокуратуры, так и для защиты. И это делается для того, чтобы открыть всю правду о нашей войне.

Что Вы собираетесь делать в случае Вашего освобождения?

Когда я окажусь на свободе, я займусь любимыми делами, название которых начинается с буквы «П». Раньше этих «П» было четыре: Семья (Породица), Друзья (Приятели), Психиатрия (Психиатрия) и Поэзия (Поэзия). Сейчас сюда затесалось, не по моей воле, и пятое «П» — Политика. Я уверен, что наиболее важными для меня по-прежнему будут: Семья, Друзья и Поэзия, или в стихах, или в прозе. Я надеюсь, что смогу наверстать упущенное в общении с моими внуками. По ним я особенно скучаю…

Ваш Р. Караджич

 

 

 

Об авторе

Лиляна Булатович-Медич (г.Белград, Сербия)