Шевцов Н. В. |
Наумова Е. Е. |
Сойдя с поезда в Ульяновске, мы несколько минут не могли перейти вокзальную площадь, провожая завистливым взглядом кортеж автомобилей, в которых встречающие увозили некоторых из прибывших пассажиров. Когда же удалось подойти к остановке автобуса, заметили старенькую девятку и стоявшего возле нее задумчивого водителя. Решили спросить: «До Карамзинки довезете?» «А как же, мигом долетим, всего десять километров от города». «Нет, нам не туда нужно», — медленно произнесли мы. «А куда же? — удивился таксист. Тогда мы принялись объяснять, что хотим попасть не в ту «Карамзинку», где ныне находится дом для душевнобольных, а в деревню, где провел детские годы великий писатель, историк, журналист Н. М. Карамзин. «Ну что ж, надо подумать, — промолвил хозяин девятки, — пожалуй, поедем». И предложил цену, которая вполне нас устроила. Итак, вместо того, чтобы отдохнуть в гостинице, мы снова отправились в путь, но на этот раз уже по шоссейной дороге в сторону Сызрани.
Конечно же, мы ехали, располагая определенными сведениями о жизни Карамзина, как в Ульяновске, так и в деревне, где он провел детские годы. В самом Ульяновске помнят о великом земляке. В честь него названа библиотека, отдел редких книг которой размесился в здании бывшего Дворянского собрания. Там в старинных шкафах хранятся книги из личного собрания писателя, переданные городу его потомками. В 1845 году в Симбирске установили памятник Карамзину. Но не подумайте, что на пьедестале возвышается застывший в бронзе автор «Бедной Лизы». Нет, вы увидите ту, которая вдохновляла его на создание великого исторического труда, — музу истории Клио. Бюст же самого Карамзина находится в нише памятника. Под ним можно прочитать надпись: «Николаю Михайловичу Карамзину, историку Россiйскаго Государства повеленiем Императора Николая I». По сторонам пьедестала — два барельефа из меди, выполненных в стиле классицизма. На одном Карамзин читает отрывки из своей «Истории» Императору Александру I, причем Николай Михайлович изображен в римской тоге. Второй барельеф посвящен более печальной теме — последним часам жизни Карамзина, который в окружении семейства получает в качестве высочайшей милости благодарственный рескрипт, предусматривающий путешествие в Италию и получение огромной по тем временам суммы в пятьдесят тысяч рублей. Воспользоваться царской милостью историк так и не успел.
Есть в Симбирске и еще один монумент, имеющий отношение к Карамзину. В 2005 году в городе появилась гранитная стела, в центре которой красуется буква «Ё». Может быть, кто-нибудь догадался, что она стала использоваться в русском языке благодаря все тому же Н. М. Карамзину. С этой буквой в 1796 году было напечатано несколько стихотворений, вошедших в первую книжку издававшегося Карамзиным альманаха «Аглая» — так звалась одна из трех античных граций. Интересно, что даже сам Карамзин не сразу привык к этой букве. Во всяком случае, в изданиях «Истории Государства Российского» она отсутствует.
29 ноября в Ульяновске отмечается День буквы Ё. Мы вполне разделяем такое уважительное отношение к этой гласной. Ведь пренебрежение к ней может привести к весьма курьезным происшествиям, какое чуть было не случилось с одним из нас в период работы собственным корреспондентом газеты «Труд» в Чехословакии. На географической карте есть название — «Чёшская губа». Это один из заливов Карского моря. Работая в Праге, журналист, естественно, заинтересовался этим названием и даже решил отправиться в далекие края. Просматривая перед отъездом географические издания, он обнаружил подлинное название залива — Чёшская губа, происходящее от впадения в море реки Чёши. Вот и вся разгадка. Но почему-то картографы, которые должны стремиться к точности, часто пренебрегают буквой Ё, исключая ее из географических названий. Что же касается очертаний буквы на ульяновском памятнике, то оно повторяет ее написание в слове «СЛЁЗЫ» на 166-й странице выпускавшегося Карамзиным другого альманаха — «Аониды».
К сожалению, стоявший на Венце — крутом волжском обрыве — двухэтажный дом Карамзиных не сохранился. А ведь сам Николай Михайлович, узнав от брата Василия о начале его строительства, писал: «Воображаю привольно моего любезнейшего брата, сидящего под окном прекрасного домика и смотрящего на величественную Волгу, столь знакомую мне с детства. Симбирские виды уступают в красоте не многим в Европе…». Жаль, конечно, что родовое гнедо Карамзиных до наших дней не дошло. Может быть, его восстановят к 2016 году, когда будет отмечаться 250-летие писателя? И как бы хотелось, чтобы в нем разместился музей великого земляка сегодняшних жителей Ульяновска. А ведь еще А. С. Пушкин во время пребывания в Симбирске 15 сентября 1833 года изобразил дом Карамзиных на одном из своих рисунков. А еще в Ульяновске, вернее, неподалеку от него, есть аэропорт, названный, конечно же, в честь Карамзина. Вот с таким багажом знаний о «следах» Карамзина в городе и его окрестностях мы приближались к селу Елшанка.
Сначала все шло отлично. Но вот мы свернули с трассы, и скоро дорога уперлась в деревню, где мы стали обсуждать с местными жителями, сколько осталось до Карамзинки и сможем ли мы туда добраться проселочной дорогой. «Да, — многозначительно промолвила пожилая женщина. — Сейчас проехать можно. Всего семь километров, тем более, что дожди не шли целых две недели. И хотя кое-где по оврагам и низинкам еще лежит снег, земля уже просохла. Я сама неделю назад пешком дошла до Карамзинки. И ничего».
Мы поверили ей, но очень скоро нашей уверенности в успешном достижении цели поубавилось. Едва выехав из деревни, мы оказались в поле. По его краям серпантином извивалась еле заметная не то тропа, не то дорога, а тут еще мостик через ручей, который на самом деле представлял собой две бетонные плиты, ширина которых едва превышала ширину автомобильной шины. С трудом миновали ручей и продолжили свой путь среди появившихся озимых. Подъехали к деревне. Дорогу преградил трактор, возле которого возился мужчина средних лет. «Дальше дороги через деревню нет. Вы попали в Малую Карамзинку. А до Большой Карамзинки, куда вам надо, всего с километр. Вот там она, — и он указал в сторону видневшихся вдали крыш. — Но добраться туда можно только полями». Мы еще поговорили немного и узнали, что тракториста зовут Павлом, и вот уже двадцать лет он работает фермером. С весны до осени в полях, и только зиму проводит в Ульяновске, с семьей. Круглый год безвыездно в Малой Карамзинке живет лишь девяностолетняя бабуля. Да, мы действительно почувствовали себя первопроходцами среди бескрайних полей. И поэтому решили задать такой вопрос: «А появлялся ли здесь кто-нибудь до нас в поисках усадьбы Карамзина?». И вдруг услышали весьма удививший нас ответ: «Да, в начале девяностых годов приезжали сюда японцы. Представились, как знатоки творчества Карамзина». — «А наши?» — «Лет десять назад пожаловали к нам журналисты, как и вы. Но почему-то дальше ехать не отважились. Развернулись — и обратно». Мы же, на свой страх и риск, решили продолжить путь.
Попрощались с фермером и вновь оказались среди полей. Конечно же, заблудились. Еле видимые домики Большой Карамзинки совсем потерялись из виду, и никакая дорога к ним уже не вела. Пришлось снова вернуться в Малую Карамзинку и оттуда вновь начать путь по другой дороге, которая привела нас к шлагбауму, перегородившему мостик через еле заметную речушку. Снова вернулись. Подъехали к убогой избушке, из которой вышел заросший, в оборванной одежде человек, мало походивший на фермера. Его звали Эдуардом. «Правильно ехали, — тягуче произнес он, — надо было только пройти по мостику, а там и деревня начинается. Машину можно оставить у шлагбаума. Так что возвращайтесь, но только скорее, я ведь траву поджег». Мы оглянулись и с ужасом увидели, как со стороны речки к дороге стеной подступал огонь. Но нам ничего не оставалось, как вновь ехать в сторону шлагбаума.
Горел прибрежный камыш. Пламя уже не стелилось по земле, а шло верхом. Отдельные его языки угрожающе выползали на дорогу. Но мы продолжали путь под собственные причитания и вздохи водителя. Девятка придавливала стелившийся по дороге огонь, слава Богу, что пламя не разгорелось под машиной. Так, в дыму и чаду, вновь приблизились к шлагбауму. Водитель остался у машины, а мы перешли по мостику на другой берег. Только переправились, как увидели ехавший навстречу УАЗик. «Здравствуйте, — сказал вышедший из него мужчина, — меня зовут Сергеем. Сарафанное радио, — весело произнес он, — уже сообщило, что в округе рыщут журналисты. Усадьбу Карамзина хотят найти». — «А если серьезно, — спросили мы, — как вы узнали о нас?» — «Да Эдуард позвонил». — «Это тот самый фермер, который поджег траву?» — «Да какой он фермер, просто бомжует здесь. А траву поджег, потому что боится, что его хибарку могут спалить черные археологи. Они к нам частенько наведываются». — «А далеко до усадьбы», — задали мы еще один вопрос. — «Да нет, совсем близко, могу подвезти». Нас не надо было долго уговаривать, мы быстренько уселись в машину и совсем скоро оказались возле металлического креста. Его поставили несколько лет назад на месте деревянной Знаменской церкви, построенной по завещанию старшего брата Николая Карамзина — Василия. Обретя храм, Карамзинка стала называться Знаменским. Но в начале девяностых церковь разобрали и перевезли в Ульяновск. С одной стороны, возможно, поступили правильно — спасли забытый в глухом месте архитектурный памятник от гибели. Но в то же время мы вспомнили слова фермера из Малой Карамзинки о том, что все, кто разбирал церковь, в скором времени ушли из жизни. Ведь неслучайно в здешних местах говорят, что негоже переносить храмы.
Рядом с крестом расположена могильная ограда. Но надгробного камня нет. Когда-то на этом месте похоронили В. М. Карамзина, брата знаменитого историка. Ему-то и принадлежала Карамзинка. Само захоронение тоже перенесли в Ульяновск. Оно находится на территории некрополя, недалеко от сквера, который называют «Колючей оградкой». В самой Карамзинке о существовании усадьбы напоминает заросший пруд, похожий скорее на болотце. А где находился усадебный дом, никто в деревне точно не знает. По словам одного из местных жителей он стоял возле пруда, на пригорке, ныне поросшем кустами сирени. Не скрою, мы с трудом понимали слова единственного постоянного обитателя Карамзинки. Его слова нам «переводил» Сергей, который снисходительно объяснил: «Не удивляйтесь, дед Михаил здесь один круглый год живет. За зиму порой ни одного слова не произносит. Вот и отвык от человеческой речи».
Впрочем, по другой версии, усадебный дом находился в стороне от деревни. Там, где ныне возвышается тополиная аллея. Но старых деревьев нет. Тополя высадили, когда вокруг Карамзинки создавали лесозащитные полосы, спасавшие поля от выветривания.
Настало время прощаться с Карамзинкой и с ее гостеприимными обитателями. В этот момент мы с ужасом подумали о том, как нас встретит и что скажет оставленный на другом берегу речки Каменки водитель такси. Ведь прошло уже немало времени с тех пор, как мы оказались в деревне. Мы поспешили к машине, провожаемые взглядом жителей деревни, не привыкших к появлению чужаков. На счастье, Слава встретил нас достаточно дружелюбно. И только пожаловался на то, что заканчивается бензин. Ведь сколько мы кружили по полям! «Ну и хорошо, — грешным делом подумали мы. — Чем меньше бензина, тем меньше вероятность взлететь на воздух, странствуя по огненным полям. Но намек поняли и сказали, что сверх оговоренной суммы обязательно оплатим заправку.
Обратная дорога, как это часто случается в путешествиях, показалась не такой долгой. Расплачиваясь со Славой, спросили, не согласится ли он отвезти нас в другую «Карамзинку» — так называют ульяновскую психиатрическую лечебницу, построенную на средства потомков Карамзина согласно духовному завещанию историографа. «О чем речь, конечно, — весело ответил отважный водитель. — Понимаете, с сегодняшнего дня слово “Карамзинка” приобрело для меня особое значение».
