С чего начинается стройка...

Северная столица Просмотров: 3795

Очерк из истории Нарвской заставы

В июле 1962 года первый секретарь Ленинградского обкома партии Василий Сергеевич Толстиков проводил совещание в Смольном по вопросам оборонно-промышленного комплекса. Работали без перерыва три часа, все устали, и даже в таком помещении, где объем и высота много превышали привычные стандарты, дышать было нечем. Открыли окна, но это не помогло: лица мужчин, сидящих в зале, заметно блестели от пота. Наконец, совещание закончилось, и все потянулись к выходу, негромко переговариваясь.

К Толстикову подошел директор Кировского завода Иван Сергеевич Исаев.

— Василий Сергеевич, назначьте встречу. Много времени не займу, а вопрос для завода важный, можно сказать, чрезвычайный.

— Ну, раз много не займешь, давай прямо сейчас. Пойдем.

По длинному коридору прошли в кабинет первого секретаря.

Они знали друг друга давно, отношения у них были простыми, но без фамильярности. Сели за длинный стол, что стоял у двери, соединяющей кабинет с секретарской. Высокие окна были прикрыты плотными шторами, в кабинете царил полумрак, было прохладно, а может, это казалось после душного зала заседания.

— Хочу поздравить тебя, Иван Сергеевич, — начал Толстиков. — И коллективу передай добрые слова. Я знаю, что семисотый ты выпустил из сборочного, несмотря на трудности. Извини, что меня при этом не было. Когда серийный с конвейера сойдет, обязательно приеду.

— Чего серийного ждать, Василий Петрович? Приезжайте сейчас. Во-первых, есть что показать, во-вторых, ваш совет нужен.

— Не смеши, Иван Сергеевич. Тебе ли советовать?

— Решения нужны серьезные, без вас не обойтись...

— Не пойму, куда ты клонишь, товарищ директор.

— Согласитесь, чтобы выпускать современную технику, нужно реконструировать металлургическое производство. Это — главное. По моей просьбе министерство создало правительственную комиссию во главе с академиком Бардиным. Мы к ней подключили свою группу по механизации металлургических процессов. Результат этой работы, на мой взгляд, трудно переоценить. Теперь мы знаем, что нужно реконструировать, а что — ликвидировать.

— Вот и прекрасно. За чем же дело встало, Иван Сергеевич?

— Дело за малым. Кто строить будет?

— Опять не понимаю. Завод твой, тебе и строить.

— Правильно, завод мой. Но строителей-то у меня — «кот наплакал». Так, кое-где дырки заткнуть да фасады к праздникам подкрасить. А чтобы металлургию, по сути, создать с нуля, нужны профессионалы в самых разных областях. Это ведь не жилые дома, которые мы для своих же работников пытаемся строить. Там я собственными ногами глину замешиваю и людей из цехов выдергиваю по необходимости. А здесь — прокатный стан нужно построить с мартеновским цехом, а на закуску к ним добавить чугунолитейный с фасонолитейным цехами, и вокруг еще куча всякой «мелочи» и инженерии...

— Все это я себе представляю, Иван Сергеевич. Я все-таки строитель, и не только по дипломным корочкам. Трест возглавлял. Значит, если я правильно понимаю, вопрос в кадрах. Неужели в нашем городе строителей поубавилось?

— Скорей всего, больше стало. Стройки везде идут. Куда ни глянь, везде краны. Но дело не в этом. Мне не «залетные» нужны, а профессионалы. Кроме реконструкции металлургии и другие цеха нужны. Нет гальваники, нет цеха окраски кабин, да что там перечислять! Трактор «на коленке» собираем, в серию запускаем, а конвейера нет.

Исаев говорил напористо, убежденно, было видно, что он этот разговор буквально выстрадал. Эта напористость передалась и его собеседнику. В данном случае они не были оппонентами, наоборот — они были земляками и единомышленниками, жителями Ленинграда, великого города, который они должны были сделать еще краше...

— Мне понятна эта проблема, Иван Сергеевич. Это дело не простое, здесь решение Совмина нужно.

— Было бы простое, Василий Сергеевич, сам бы решил.

— Хорошо, дай мне время. Тут нужно все как следует обдумать, документы подготовить, поддержкой заручиться.

Недели через две после этого разговора в кабинете Исаева раздался телефонный звонок. Звонили по «вертушке».

— Здравствуй, Иван Сергеевич, — узнал он голос Толстикова. — Ничего, что поздновато?

— Наоборот, очень вовремя. Я как раз по цехам собирался пройтись.

— Да я не надолго оторву тебя. На следующей неделе договорились встретиться в Совмине, один из вопросов — твой. Свяжись завтра с отделом обкома, нужно подготовить документы. Иван Сергеевич, все должно быть учтено: конкретные задачи, объемы, сроки. Не нужно высоких слов и всяческой болтовни — только конкретика.

Два дня вместе со своими службами Иван Сергеевич готовил документы, лично проверял каждую цифру, каждый факт, каждое утверждение. Ведь читать эти документы будут профессионалы, для которых самое главное — научно обоснованный расчет, в рамках которого и будут происходить важнейшие события для города и страны.

Поездка в Москву, как сказал первый секретарь, была удачной, план реконструкции поддержали. Теперь оставалось ждать. Наконец, в ноябре 1962 года вышло долгожданное распоряжение Ленсовнархоза о создании строительного треста № 47 «Кировстрой». В документе для служебного пользования уточнялось: «...с целью расширения и строительства новых, современных производственных мощностей для отечественной оборонной промышленности...»

Так начинался 47-й трест «Кировстрой».

Первый управляющий трестом Владимир Геннадьевич Высотский на Кировский завод пришел с тонкой папкой, в которой лежали два документа: распоряжение о создании треста и приказ о назначении его управляющим. Дежурный на проходной, видимо, предупрежденный, сопроводил высокого гостя в заводоуправление, к директору. Иван Сергеевич ждал его. Он вышел в приемную, тепло поздоровался, помог раздеться, пригласил к себе.

— Заждался я вас, Владимир Геннадьевич.

Высотский удивился.

— Но я только вчера получил приказ о назначении.

— Да я не об этом. Строителей заждался, дел невпроворот. Да что там говорить. Сейчас мы пройдем по заводу, и вы сами все увидите. Заодно познакомлю со службами.

Уже через полчаса они шагали по огромной территории завода, начав свой путь от Алексеевской проходной. Шли, где-то заходя в цеха, иногда упирались в Финский залив, иногда обходили старые почерневшие здания, и Иван Сергеевич взволнованно и влюбленно говорил о заводе, о его прошлом и настоящем, но большей частью — о будущем.

— Представляете, сколько нужно сделать? — он обводил руками вокруг. — Вот здесь нужно построить прокатный цех. Я даже вижу, какое будет это здание: легкое, ажурное, оно прямо взлетит ввысь... Пройдет несколько лет, и Кировский завод преобразится. Надеюсь, это произойдет с вашей помощью, Владимир Геннадьевич... А какая прокатка без мартена? Вот там он и будет стоять, видите? Чуть левее. Рядом с ним — чугунолитейный и фасонолитейный цеха. Вы что-нибудь слышали о нашем новом тракторе, «Кировце»? Мы же его по старинке делаем. Надо построить главный тракторный конвейер. Значит — понадобятся склады, не обойтись без механических цехов, без цеха штампов и приспособлений, без кузнечного цеха, цеха гальваники, цеха окраски кабин. А изготовление турбин? Это же наша гордость, но одновременно и слабое место. Нужна как воздух стендовая котельная для испытания турбин, нужен сборочно-сварочный цех... Одним словом — много всего нужно...

На этой удивительной заводской экскурсии говорил, по сути, один Иван Сергеевич, Высотскому только изредка удавалось вставить словечко-другое. Стоило ему о чем-либо спросить, как сразу на него обрушивался поток информации. Чувствовалось, что человек, ведущий его по огромной заводской территории, знает все: и людей, работающих в цехах, и сколько лет простояли здесь эти старые, почерневшие здания, и типы станков, установленных в тесном пространстве, и главное, что нужно сделать, чтобы людям стало удобно работать, а страна получила долгожданное и необходимое.

Закончился «поход» у заводоуправления.

— Владимир Геннадьевич, когда ожидать первые бригады?

— К нам придут люди из других трестов, Иван Сергеевич. А это всегда болезненно: новые коллективы, новые места работы, все другое. Вы это, конечно, понимаете.

— И понимаю, и знаю на практике. Для того чтобы вам было полегче разговаривать с людьми, администрация с нашим профсоюзным комитетом решила: всем работникам треста, а это касается и инженеров, и рабочих, выдать постоянные пропуска. Они будут пользоваться всеми социальными благами, что предусмотрены на заводе. Проще говоря, вы вливаетесь в семью кировчан. И знайте — мы, старые работники завода, всегда рядом. Надо будет — и поможем, и подскажем, да и у вас, строителей, совета спросим. Мы не гордые.

После этого разговора прошло несколько недель, и первый бетон был уложен при реконструкции цеха, изготовлявшего кабины нового трактора. В цехах турбинного производства, где сваривали задние мосты, стали менять мостовые краны, подводить инженерные сети, и все это без остановок производства. План реконструкции Кировского завода вступил в действие.

Пока разрабатывался и утверждался проект нового трактора, запустили конвейерный цех. Трудности и проблемы возникали на каждом шагу, при строительстве фундаментов, каналов для коммуникаций, да практически всего, что ниже земли на метр — все заливалось грунтовыми водами. Тогда строители впервые применили металлическую изоляцию. Сроки сократили намного, но и «разборок» у высокого московского начальства было немало. Ну, конечно, расход дефицитных материалов не был предусмотрен ни правилами, ни нормами. Грозились даже отдать под суд управляющего трестом. Поставил точку в этой склоке Исаев. На одном из заседаний в обкоме партии он в сердцах сказал: «Отстаньте от строителей! Если надо, судите меня».

И вот первый трактор, построенный на обновленном заводе, проложил первую борозду на полях совхоза «Предпортовый», недалеко от поселка Горелово. Его, первый серийный К-700, провожал за ворота весь заводской коллектив. Когда трактор вышел на проспект Стачек и остановился, Иван Сергеевич Исаев подошел к своему «детищу» и, коснувшись крыла, словно бы подтолкнул его вперед, отправив на долгую жизнь. Так и врезалась в память заводчанам картина: пустынный проспект Стачек, посредине медленно, как на показе мод, катит К-700, а позади стоит директор и со слезами на глазах смотрит вслед.

Вечером Исаев разыскал Владимира Геннадьевича по телефону.

— Спасибо вам, Владимир Геннадьевич, и всему вашему коллективу. Вам особенно. Поверьте моему жизненному опыту: очень многое, если не все, зависит от руководителя, от его компетентности, зрелости, инициативы, умения сплотить вокруг себя людей. Вы на ровном месте создали практически новое предприятие, а это ох какое нелегкое дело. Спасибо за то, что вы уже сделали, но сделать предстоит еще больше.

 

Отступление первое

С чего начинается стройка?

В первую очередь, с человеческого фактора. Нужно подобрать руководителей строительных управлений, строительных участков, производителей работ, инженеров, проектировщиков, снабженцев и много других работников, без которых стройка остановится. Но самое главное — нужны рабочие. И не просто люди, освоившие простую истину: «Бери больше, кидай дальше». Нужны рабочие-специалисты. Все эти правила и законы касаются любого производства, однако для строительства их важность первостепенна.

Для нового цеха или завода заранее известно, сколько потребуется рабочих и руководителей, и каких специальностей, в каких условиях, почти не зависящих от погоды, они будут работать. Все учтено в инструкциях, технических картах. Взять ту же мартеновскую печь. Процесс варки стали влияет на организацию коллектива; печь нельзя оставить без надзора, ее невозможно остановить, пока не выдана готовая сталь, и многое другое. Вся эта цепочка прописана в соответствующих регламентирующих документах.

Совершенно иное мы видим на стройке.

Строительство — непрерывный процесс организации производства. Любой строительный объект, будь это цех, административное здание, жилой дом — всегда индивидуален. Различны инженерные сооружения, необходимые для решения вопросов экологии, инфраструктура, дворовые территории. Многое зависит от условий, где идет строительство. Одно дело — стройка на чистом месте, где нет тесноты, помех, и можно применить механизмы, способствующие повышению производительности труда. Другое дело — когда идет реконструкция цеха, при этом ставятся жесткие условия — без остановки производства.

При нашей российской погоде строить летом или зимой — совершенно разные вещи. Одни и те же работы организуются по-разному на земле и на высоте.

Строительство — взаимодействие огромного количества организаций, цехов, заводов и проектных организаций. А это все люди — мастера, прорабы, бригадиры, рабочие и инженеры, связанные единой целью, увлеченные созиданием. От их профессионализма, трудолюбия, настойчивости, знаний зависит успех. Строитель трудится для своего и будущего поколений. Это умение заложено в самой сущности профессии: архитектора, когда он определяет внешний вид сооружения, конструктора, рассчитывающего прочность здания, бетонщика, каменщика, монтажника, штукатура и маляра, воплощающих своими руками все то, что задумали проектанты.

Сейчас можно прочесть только в книгах рассказы о прежней жизни потомственных российских строителей. Они начинаются с упоминания о сезоннике — каменщике или плотнике, который собирал свой инструмент, упаковывая его в холщовый мешок, где кельма и рубанок лежали рядом с краюхой черного хлеба. Не было еще машин, основные орудия труда — лопата, носилки, тачка и другие инструменты, названия которых давно забыли. Сейчас много техники, много сложных и разнообразных инструментов, убыстряющих и облегчающих строительство.

Один из главных факторов, при наличии которого строительство возможно, это собственная производственная база, которая включает в себя: бетонно-растворный узел, арматурный цех, хотя бы небольшую столярку, ремонтные мастерские для средств малой механизации, без которой не уложить ни одного кубометра бетона, гараж для автомашин, боксы для экскаваторов и бульдозеров. Все это необходимо, а за этим подтягиваются электроэнергия, вода, канализация, подъездные железнодорожные и автомобильные нити.

 

Руководство Треста № 47 «Кировстрой» начинало стройку с чистого листа, не имея ничего, что нужно строительному предприятию, и за короткое время сумело превратить Кировский завод в огромную строительную площадку, создавая уникальные корпуса, разбирая закопченные старые цеха, напоминавшие сараи. Они несли колоссальную ответственность за сроки выполнения работ, порой взятые «с потолка» — как подарок к какому-либо празднику или юбилею. При этом руководители хорошо понимали, что без развития своих мощностей не обойтись. Вырастал завод железобетонных изделий недалеко от станции Автово. Туда уже через год поступали вагоны со щебнем, цементом, арматурой, металлом. В две смены выпускали раствор и бетон, готовили деревянную опалубку, ремонтировали механизмы.

Конечно, главные объекты строительства были на Кировском заводе, а «у себя» строили без призывов и афиш, как правило, в выходные дни, по ночам выполняли работы, проектировали на ходу. Иногда эскиз, нарисованный главным инженером треста, был основным и единственным документом при выполнении работ. Через два месяца после создания треста исчез в очередной перестройке Совнархоз, появилось Главное управление по строительству в западных районах страны — Главзапстрой, очередной посредник между трестом и министерством. Основной лозунг аппарата — «Даешь план!».

Попробуй не дай. Не хватает людей, нужно жилье. Руководство треста ставит эти вопросы перед главком, райкомом партии. Вопросы бумерангом возвращаются назад. Трест проводит организованные наборы по всей стране. Приезжают люди и становятся «лимитчиками», нужно построить для них хотя бы общежития.

Но это временная мера. Вокруг ведь «не море тайги», люди приехали сюда навсегда, они будут здесь жить и работать. И работа увеличивается. Вот уже и судостроительный завод, что рядом с Кировским, приступил к реконструкции цехов, эллингов, там строятся бытовые корпуса для рабочих. Видя такой размах, наверху решили, что все промышленные предприятия на территории Кировского района способен реконструировать и построить трест № 47. В теплых и светлых кабинетах легко строить планы, трудно их реализовывать.

Вот только краткое перечисление объектов, реконструировать и построить которые было поручено тресту номер сорок семь:

Комплекс профессионально-технического комбината «Фосфорит» в Кингисеппе. Цеха заводов им. Калинина, «Знамя Октября», «Темп», имени Карла Маркса, имени Ворошилова, «Ленинская искра», «Равенство», «Вторчермет», «Компрессор», «Слоистые пластики», «Красный треугольник», десятки фабрик различного профиля, Электродепо «Автово», мельничный комбинат «Предпортовый», новые корпуса гидролизного завода и много других, более мелких объектов, память о которых сохранили только архивы.

На мольбы о нехватке рабочих трест получил военно-строительный отряд. Это была неквалифицированная рабочая сила, солдаты плохо говорили по-русски, потому что все были выходцами из Средней Азии и с Кавказа, от работы отлынивали, вероятно, следуя армейскому завету: «Солдат спит — служба идет». Руководители стройки пробовали жаловаться высокому армейскому начальству, но результат остался прежним.

Вскоре, чтобы закрыть возросшие объемы работ, трест получил второй военно-строительный отряд. Слава Богу, опыт уже был. Учили работать, русскому языку, дисциплине и один раз в месяц стрелять из автомата.

В то же время партия и правительство великой страны решили сделать российские деревни похожими на города. И дополнительные задания, разумеется, получил трест. Нужно было построить фермы, жилые дома, сельские школы, больницы, инфраструктуру. И опять груз проблем: доставить людей к месту строительства, накормить, сделать работу ритмичной и выполнить ее в срок, установленный партийным штабом.

Надо, надо, надо, — твердило начальство. И только для своего коллектива все в последнюю очередь, по остаточному принципу — если хватит рабочих рук, материалов и техники.

Когда начальство узнало, что по улице Лени Голикова заложили несколько фундаментов под жилые дома для сотрудников треста, скандал разгорелся невообразимый. Значит, хватает еще резервов, сделали вывод верхи. А если так, то возьмите и постройте учебные корпуса Института целлюлозно-бумажной промышленности (сейчас Университет полимерных материалов). Опять перестройка: в организации работ, в обеспечении материальными ресурсами. Но разве тем, кто дает подобные указания, есть до всего этого дело?

Однако на какие бы объекты не отвлекался трест, главным всегда было одно — цеха Кировского завода. Вдоль проспекта Стачек, напротив Кировского рынка стоит прекрасный архитектурный ансамбль. Вверху, над парапетом, летящие в небе буквы — «Кировский завод». Внутри здания — мечта Ивана Сергеевича Исаева — прокатный стан, чуть сбоку — трубы мартеновского цеха.

Только с высоты птичьего полета можно увидеть огромный корпус, что стоит на берегу Финского залива. Таких размеров зданий в городе по пальцам сосчитать. Назван скромно — корпус «Б». Он построен на намывной территории. После окончания строительства сюда входил атомоход и огромные, уникальные турбинные установки занимали свои места. И бороздили атомные подводные лодки моря и океаны, иногда всплывая на Северном полюсе. Жизнь им давал Кировский завод, а вот строили цех работники треста.

Конечно, не строители ведут проектирование. Однако именно им достаются самые трудные задачи, и трест достойно и в нужные сроки справляется со сложнейшей проблемой переустройства Кировского завода в высокоразвитое предприятие двадцать первого века. Помимо создания на заводской территории новых корпусов, в цехах времен еще путиловской постройки было создано современное производство с замкнутым конвейерным циклом. При этом на всем протяжении реконструкции цеха ни на минуту не прекращали работы.

1984 год. На завод пришел новый директор, Станислав Павлович Чернов. Слово «новый», конечно, к нему мало подходит. Более двадцати лет он был связан с Кировским заводом, с тех самых пор, когда после окончания института стал работать технологом на «старой кузнице», которая в незапамятные времена выпускала штамповки для трактора «Фордзон-путиловец». Он шагал по ступенькам карьерной лестнице легко, без напряжения. Поэтому неудивительно, что очень скоро его, талантливого руководителя, избрали первым секретарем Кировского райкома партии. Той самой партии, которая руководила всей нашей жизнью и направляла ее туда, куда считала нужным.

Однако после двухлетнего перерыва он вернулся на завод, но уже генеральным директором. Такова была воля партии.

Станислав Павлович возглавил огромный коллектив, составляющий почти шестьдесят тысяч человек, а если добавить семьи работников, то получится город средних размеров. И опять задачи, задачи, задачи...

Идут испытания и доработка трактора К-701М, призванного заменить устаревшие модели, продолжаются работы по модернизации танка Т-80, самоходной артиллерийской установки большой мощности, паротурбинных установок для судов гражданского морского флота и кораблей ВМФ.

Ну разве может все это обойтись без строителей? Да нет, конечно. И вновь сжатые до предела сроки требовали одновременного ведения огромной работы по реконструкции и строительству новых производственных мощностей, где трест координировал работу нескольких десятков субподрядных организаций.

 

Отступление второе

Речка Емельяновка, что разделяла Кировский завод и теперешние Северные верфи у Алексеевской проходной, метров сорок шириной. По улице Корабельной она давным-давно текла под землей. Именно эта невидная никому речка и явилась причиной беспокойства заводских специалистов. Поздней осенью, возле «зуборезного» цеха, прямо под окнами треста, стояла небольшая группа людей. Среди всех выделялся генеральный директор — Станислав Павлович Чернов. Он медленно ходил по дорожке, останавливался, задумчиво смотрел на воду, на другой берег. Неожиданно остановившись, он нарушил молчание, обращаясь к своему заместителю:

— И что же, в другом месте нельзя построить?

Заместитель, высокий, рыхловатый мужчина, молчал. Станислав Павлович, на секунду взглянув на него, продолжил:

— Совсем недавно здесь корюшку ловили.

— И сейчас ловят, только есть эту корюшку нельзя, — вдруг сказал заместитель.

— Почему нельзя? — Генеральный директор подошел к своему заму.

— А вы на воду поглядите. Одно название. Больше мазута, чем воды. Последнее предупреждение завод получил от «санитаров», вплоть до остановки цехов.

Станислав Павлович снял кепку, платком протер лоб.

— Да, дела... — задумчиво протянул он. — Рассказывай, Всеволод Львович, что вы тут придумали.

— Мой разговор будет короткий. Проектанты приняли решение, и я с ними согласен. В пойме речки Емельяновки нужно построить очистные сооружения. Со всей площадки Кировского завода. Собрать сточные воды на очистку.

— А речку куда денем?

— Взгляните, Станислав Павлович. — Заместитель стал разворачивать большой лист ватмана.

— Чертежи посмотрим в кабинете. Ты на пальцах покажи и расскажи, что делать будем.

Вперед вышел молодой мужчина.

— Станислав Павлович, я главный инженер проекта. Если позволите, расскажу суть идеи.

Чернов посмотрел на заместителя, на директора проектного института, на управляющего строительного треста, подошел к черно-бурой воде, по поверхности которой плыли радужные маслянистые пятна.

— Рассказывай.

Проектант, быстро, боясь, чтобы его не перебили, начал докладывать.

— Воду из речки мы забираем в два коллектора, у противоположного берега.

— Каких размеров коллектор?

— Четыре на четыре метра каждый, — медленно, как бы сомневаясь, повторил докладчик.

— Это что же мы тоннель метрополитена прокладываем?

— Да, размеры внушительные, но и объем воды огромен.

— Продолжай, — махнул рукой Чернов.

— После прокладки коллекторов вся пойма засыпается и строятся очистные сооружения.

— Вроде бы все просто, — вставил Станислав Павлович.

— Да нет, коллектор и очистные — только небольшая часть проекта. Главное — со всей территории собрать воду и направить ее на очистку.

Главный инженер остановился, глубоко вздохнул, и уже спокойно продолжил.

— Главная работа — пройти по заводу и проложить десятки километров труб, построить восемь насосных станций глубиной от десяти до двадцати метров.

Все молчали, старались не глядеть на генерального. Станислав Павлович обратился к директору проектного института.

— И сколько все это стоит?

Тот назвал цифру, оговорившись, что она приблизительная.

— Вы что, обалдели? Да за такие деньги новый завод можно построить.

— Можно, — согласился директор. — Однако Кировский завод уже построен, забыли только самую малость.

— Какую малость? — перебил его Станислав Павлович.

— Об экологии подумать, — закончил директор института.

Все замолчали, темная, радужная вода плескалась внизу.

— Да, наверное, вы правы, про экологию мы забыли, — вдруг неожиданно для всех задумчиво повторил Станислав Павлович.

— Всеволод Львович, — обратился он к своему заместителю, — подготовьте техническое совещание по строительству очистных сооружений с полной схемой, где пройдут коллектора, какие цеха затронет эта работа. Желательно, чтобы была уже готова техническая документация, хотя бы примерные сроки строительства, и объем работ. Сколько времени надо для этого?

— Месяц

— Тогда за работу.

 

Инженерные сети любого здания, а тем более огромного завода — это кровеносные сосуды. Без них все мертво. Прокладка новых сетей или замена старых всегда трудна и проблематична. Жители городов частенько наблюдают, как на городских магистралях вскрываются асфальтобетонные покрытия и укладываются трубы. Какие неудобства возникают сразу! Перекрываются улицы, меняются маршруты движения автотранспорта. А здесь — Кировский завод, которому почти двести лет. Страшная теснота вокруг, так что о сетях и говорить не приходится.

И снова тресту нужно было перестраивать всю организационно-технологическую структуру. Главное — подготовить и обучить людей. Вновь весь завод, от Алексеевской проходной до Калининской, стал огромной строительной площадкой. Графики производства работ составлены по часам. Главная задача для всех одна — при всей сложности работ все цеха должны функционировать, проезды и проходы к ним должны быть свободными.

Основная работа идет в ночные часы, в выходные и праздничные дни. Забиваются в землю тысячи тонн металлического шпунта — иначе нельзя, пространство между зданиями не позволяет выкопать траншею, настолько оно минимально. Железобетонные «стаканы» канализационных насосных станций опускаются глубоко в землю. Здесь все просто: внутри копается земля, и стакан опускается под своим весом. Главное для «стакана» — найти место.

Это в фантастических фильмах такую работу можно сделать при помощи автоматов, а в обычной жизни без человеческих рук не обойтись. Бывает, вмешивается в процесс и пресловутый «человеческий фактор» — это и разрывы электрических кабелей, и других существующих сетей. Однако сигналы SOS на заводе звучали редко, а простоев цехов и вовсе не было. Хотя мелкие неприятности все же случались. Чрезвычайные происшествия устранялись быстро, и до беды дело не доходило.

Время бежит незаметно. Сегодня, когда прошло тридцать лет с той поры, можно удивляться: почему прокладку коммуникаций осуществляли траншейным способом. Ведь он требует проведения работ по стабилизации грунта, а это чрезвычайно трудоемкое занятие. Траншеи часто заливало грунтовыми водами, и вся работа шла насмарку. Сейчас бестраншейные методы лишены многих недостатков открытых способов строительства, жаль, что они появились относительно недавно.

Главные работы велись в русле речки Емельяновки. Все мы видели, как в метро поезд вылетает из темного пространства. В эти пространства не водят экскурсии. Никто не знает, что ждет человека в таинственных и темных тоннелях метро. Порой и заглядывать туда страшно.

О темных и таинственных тоннелях здесь сказано вот для чего: два коллектора диаметром чуть меньше метро были построены вдоль берега завода имени Жданова, нынче «Северной верфи». Поезда в коллекторах не ходили, но груженные КАМАЗы спокойно, на малых скоростях развозили материалы.

После сдачи железобетонных тоннелей вода речки Емельяновки была перенаправлена, для нее они стали новым руслом, а для корюшки — новым местом обитания.

После засыпки территории были построены песколовки, маслоуловители, нефтеотделители, масло-бензоуловители, нефтеловушки и другие сооружения, необходимые для высокого качества очистки и длительной работы системы канализации.

Выполняя работы по строительству инженерных сетей и очистных сооружений, требовавших повышенного внимания и тотального контроля, как правило, привлекались лучшие инженерные и рабочие кадры, но при этом руководство главка не забывало нагружать трест дополнительными работами, от которых было невозможно отказаться. Шло строительство мельничного комбината «Предпортовый» — суперсовременного предприятия со швейцарским оборудованием — таких комбинатов было всего два в стране. Контроль был жесточайший. Шеф-монтаж осуществляли швейцарцы, и требования их к монтажу держались на уровне мировых стандартов. На заводе «Равенство», выпускающем продукцию военно-промышленного комплекса, шло строительство цехов первой и второй очереди. Завод «Северная верфь», как и Кировский завод, был охвачен по всей площади стройкой. И еще с десяток предприятий требовали к себе внимания треста. Кто-то подсчитал, что за рабочую неделю проходило до сорока различных планерок, летучек и т. д., не считая совещаний в райкоме, обкоме и главке.

Режим работы всех служб треста был четырнадцать-шестнадцать часов в сутки. Времени оставалось только на сон. Для руководства треста дополнительной нагрузкой являлись эксплуатация жилого фонда, что находился на балансе, и строительство производственной базы. Но во все времена строительство и реконструкция объектов на Кировском заводе было задачей номер один.

Рядом с заводоуправлением стал расти цех окраски кабин, благодаря ему завод вскоре решил многие проблемы. Были при этом, конечно, и трудности. Но строители уже привыкли к тому, что легких объектов не бывает.

Трест приступил к строительству второй линии главного тракторного конвейера, заодно реконструируя и первую линию. А на знаменитой «Лужайке» — так называлась площадка строительства за дачей Дашковой, где нынче располагается районный отдел по регистрации браков, поднялся огромный корпус площадью более ста тысяч квадратных метров — в нем собирались изготавливать кабины тракторов. Планировалось строительство нового кузнечного цеха. На вторую площадку сумели подать воду, пройдя несколько километров в труднейших условиях. Там же заложили мощную котельную со складом мазута и масел, подведя к ней железнодорожные пути. В это время трест достиг численности в три тысячи человек. Случалось, что на строительстве объектов, особенно при их сдаче, трудились до сорока субподрядных организаций.

А потом пришла перестройка, гласность, к власти пришла первая волна демократов. Испарились министерства и ведомства. Тихо исчезла советская власть, а за нею и Страна Советов. Новый флаг стал развеваться над нашей Родиной.

Наконец, в Россию пришел его величество рынок. Улицы, площади, стадионы, концертные залы превратились в торговые ряды. Все, от рабочих до инженеров, стали торговать.

Какие заводы, какая стройка! Никто не думал о перспективах, жили сегодняшним днем, уповая на рынок и рыночные отношения. Рынок все определит и все поставит на свои места. Все будет, «как у них». Да, да, точно так же, как в Лондоне и Париже. Потерпите еще немного.

 

Отступление третье

Генеральные секретари коммунистической партии, они же руководители государства, умирали друг за другом. Брежнев, Андропов, Черненко... Видимо, в политбюро устали от похорон, и в марте 1985 года Генеральным секретарем был избран пятидесятичетырехлетний Михаил Сергеевич Горбачев.

Находясь на вершине власти, Горбачев дал старт «перестройке»; проводил многочисленные реформы и кампании, которые в итоге привели к рыночной экономике, свободным выборам, уничтожению монопольной власти коммунистов и распаду великой империи по имени Советский Союз.

Он обещал за короткие сроки поднять промышленность и благосостояние народа, отчаянно боролся с алкоголем и «нетрудовыми доходами», которые в действительности касались бабушек, продающих на городских рынках зелень и редиску, репетиторов, за скромную оплату вдалбливающих российским недорослям школьную науку, автомобильных «бомбил», и т. д. Повсеместно внедрялись кооперативы с одновременным исчезновением продуктов из государственных магазинов. Закончилась вся эта вакханалия введением карточной системы практически на все виды продовольствия. Каждый месяц россиян ждали новшества, иногда оглушительные: вывод войск из Афганистана, падение Берлинской стены... Мир приветствовал Горбачева и его реформы, хотя во внутренней политике дела шли очень неважно. Республики, особенно прибалтийские, хотели большей экономической самостоятельности и политической свободы, отсюда конфликты и кровопролитие: события в Тбилиси, ситуация в Приднестровье, конфликт в Фергане, беспорядки в Душанбе, ввод войск в Баку.

Главным в жизни, конечно, оставалась экономика. Ключевое понятие в реформах — ускорение производства, развитие социальной сферы, научно-технического прогресса. Приоритетная задача — машиностроение. При этом упор делался на укрепление производственной и исполнительской дисциплины, на всех предприятиях ввели госприемку.

Мы радовались новой жизни. Разве можно было остаться равнодушным к призывам Горбачева повернуть экономику к человеку, создать достойные условия труда и жизни советских людей, переориентировать экономику на социальные нужды, реформировать село, создать нормальные условия для крестьянина, повысить жизненный уровень населения, обеспечить каждую семью квартирой или домом к 2000 году, позаботиться о ветеранах войны и труда, сократить управленческие расходы, установить полнокровный социалистический рынок, создать правовое государство.

Казалось, страна вступает в новую жизнь: формировалась политическая демократия, появлялась конкуренция, трудовая мотивация. Государству же отводилась роль гаранта. К сожалению, это только казалось. Вместо дела пошла болтовня, демагогия, прикрытая заботой о людях. Приняли законы и постановления, регламентирующие управление предприятиями, участками, бригадами. В организациях появились советы трудовых коллективов, пошли повсеместные выборы всех мастей и уровней. Возглавляли эту работу, как всегда, партийные организаторы.

 

...В кабинете управляющего 47-м трестом Юрия Александровича Сенина только что прошло совещание. Повестка — ввод объектов в эксплуатацию. Народу пригласили много, никак не рассчитав с площадью помещения, так что духота здесь стояла невообразимая.

После совещания секретарь парткома попросил меня задержаться на минуту, и мы остались втроем.

— Ну, что ты хотел сказать? — обратился управляющий к партийному секретарю. — Только не тяни, Семеныч, а то мы здесь вымрем от духоты...

— Выборы нужны, дорогие товарищи руководители, — выдохнул партсекретарь.

— Какие выборы?

— Выборы управляющего трестом.

— Давай в следующий раз, — попытался избежать неприятного разговора Сенин.

— Следующего раза не будет, Юрий Александрович, и так райком партии нас в черные списки занес. Если сейчас не договоримся, придется мне срочно собрать партком.

— А что тебе эти выборы приспичили?

— Партия велела. Как будто ты не знаешь... Время такое.

— Хорошо, а кто моим соперником будет?

Партсекретарь раздраженно махнул рукой.

– Да вот хотя бы он, — он кивнул на меня.

Я не вмешивался в их диалог, потому что не понимал до конца, о чем идет речь. Похоже, они не в первый раз обсуждали эту тему, и сейчас разговор достиг своей кульминации.

— Пиши заявление, — обратился ко мне секретарь парткома.

— Какое заявление?

— Что ты согласен на выборах управляющего быть его соперником.

Меня поразил и разозлил этот цинизм, хотя партийный секретарь был, в общем, мужиком неплохим.

— Слушай, мне не до шуток, — я встал и вышел из кабинета.

Часа через два раздался звонок по внутренней связи. Звонили из парткома, срочно просили быть у секретаря.

— Что случилось-то?

— Вопрос обсудим на месте.

В кабинете находились четыре человека: секретарь, его заместитель по идеологии, управляющий трестом и секретарь партийной ячейки аппарата треста.

Секретарь не стал тянуть время, сразу приступил к делу.

— С выборами управляющего трестом медлить нельзя. Мы остались последними, кто не проводил такого важного политического мероприятия.

— Но я же сказал, что согласен, — перебил его Юрий Александрович Сенин.

— Вы-то сказали, однако соперник ваш должен быть серьезным, нам ведь не галочки нужны.

— А что, главный инженер треста не годится? — опять перебил секретаря управляющий.

— Годится, но он к этому относится как к игрушкам и не желает участвовать в выборах.

Все повернулись ко мне. Я тоже смотрел на них и лихорадочно придумывал ответ. Разные мысли одолевали меня. Господи, ну чего этим людям от меня нужно? Я главный инженер треста, многие хотели бы работать на моем месте. Я строил уникальные сооружения, аналогов которым нет не только в нашей огромной стране, но и в мире. Я люблю свою работу, что тоже немаловажно...

Что нужно этим людям: выполнить очередное указание вышестоящих партийных чиновников, или они радеют за судьбу нашего предприятия?

Сенин, обращаясь ко мне, как-то устало сказал:

— Соглашайся, Михаил Константинович... Я и сам понимаю, что это профанация, но надо, значит надо.

— Но у вас же три заместителя, им по рангу положено вас замещать и участвовать в таких «ролевых» играх.

— Да мне-то все равно, кто будет участвовать в выборах, но у замов моих возраст пенсионный. Я прошу тебя, не отказывайся. Чего мне бояться на выборах? Я двадцать пять лет работаю в тресте, начинал прорабом, каждую ступеньку прошел до управляющего. Людям я только добро делал. Потому и уверен, в нашем случае вся эта затея — формальное мероприятие. И что плохого в этом? Пусть и тебя люди узнают, лишний раз показаться перед ними не вредно. Ну как, убедил я тебя?

— Не готов я, Юрий Александрович.

— К чему не готов?

— К выборам.

— А кто тебя выбирать собирается?

— Зачем тогда участвовать, если результат заранее известен?

— Может, на колени встать перед тобой?

— На колени не надо.

— Значит, по рукам?

Я молчал, опустив голову.

— Ну, вот и решили, — с облегчением сказал секретарь. Юрий Александрович, не глядя на меня, встал и вышел из кабинета. Вышли и другие, мы остались одни с секретарем. Он дал мне лист бумаги, и я под его диктовку написал текст заявления. Делал все молча. Отдав бумагу и ручку, пошел к двери.

— Ты чего боялся-то? — спросил он вдогонку.

— Ничего не боялся.

— Не вздумай отказаться перед выборами, партия не простит.

Я повернулся и посмотрел на него.

— Ладно уж... Не смотри на меня, как на врага народа... Может, конечно, ты и прав — лучше бетон на стройке принимать, чем интригами в партийных кабинетах заниматься...

 

* * *

Большой зал Дома культуры имени Газа, что стоит рядом со станцией метро Кировский завод, был заполнен до отказа. Желающих было так много, что открыли второй ярус и балконы.

Офицерский состав военно-строительных отрядов, не имеющих права участвовать в выборах руководителя треста, явился при параде и в полном составе.

Я пытаюсь найти себе место, хочу укрыться от людских глаз. Но где уж тут скрыться! Сотни взглядов, самых разных: оценивающих, равнодушных, радостных. Что ждет меня впереди? Как бьется сердце, все-таки я волнуюсь.

Стих гул в зале. Дошла очередь до меня. Я стою на огромной сцене, освещенный светом ламп. Мне видны первые несколько рядов, а дальше — темнота. Но я знаю, что отовсюду за мной наблюдают сотни людей, я слышу их дыхание и приглушенные голоса.

Мое выступление длилось несколько минут. Я был готов к вопросам. Молодой мужчина спрашивает, почему я не рассказал о своей программе? Отвечаю, что она у меня точно такая же, как у Юрия Александровича Сенина. Слышу недовольные голоса. Задают вопросы о строительстве жилья для работников треста, о повышении заработной платы.

Всё как всегда. Но неужели люди не понимают, что здесь происходит игра? Пытаюсь отвечать честно.

Наконец, испытание закончилось. Я ухожу с освещенной сцены в темный зал. Началось голосование. И вдруг я замечаю беспокойные лица секретаря парткома, работников райкома и Главка, участвующих в собрании. Они о чем-то шушукаются, счетная комиссия вновь собирается где-то за кулисами.

Вижу, что-то пошло не так, как планировали. Что? Наконец, президиум занял места. Удивительно, но зал по-прежнему полон, никто не расходится. Обычно народ не удержишь, разбегаются сразу же после голосования. Юрий Александрович присел на первый ряд, до выборов мы сидели вместе в центре зала.

Думаю, правильно делает, рядом со сценой, чтобы поблагодарить за оказанное доверие. Но почему-то не радостны лица членов президиума. И вот финал. Председатель счетной комиссии зачитывает протокол. Я не верю своим ушам. Юрий Александрович Сенин, руководитель треста, отдавший ему столько лет своей жизни, здоровья, сил, умный, способный ко многим свершениям руководитель, отвергнут коллективом, причем убедительным большинством. Кого же выбрали люди? Меня?

Меня. Но разве я могу быть руководителем такого ранга? После того как председатель зачитал протокол, люди в зале встали и долго хлопали. И вот тут я и начал понимать, что это вовсе не игрушки, а дело вполне серьезное. Я тоже стоял вместе со всеми, кому-то кивал головой, кому-то пожимал руки. Я с трудом осознавал, что со мной происходит, чувства переполняли меня.

Никто из организаторов собрания не подошел ко мне. Вероятно, они просто не знали, как им вести себя. Я убежден в том, что сразу же после собрания они побежали советоваться со своим начальством: как им жить дальше после этой оглушительной оплеухи? Через короткое время они снова стали организаторами. Партия не любила случайностей, поэтому вскоре были назначены повторные выборы руководителя треста. Но это уже другой рассказ, не менее драматичный. Скажу лишь, что я все-таки возглавил 47-й трест, и руковожу им и по сей день.

 

* * *

Тресту пришлось перестраиваться. Через много лет он вернулся к строительству жилых домов. На первый взгляд — ничего необычного. Стройка, она и есть стройка. Однако это только на первый взгляд. На строительстве жилых домов все другое — и краны, и механизмы, и детали. Надо набраться терпения, и учиться заново — и рабочим, и руководителям. В жизни треста это уже бывало, и не раз.

И вот на городских улицах и площадях появились здания, построенные трестом № 47. Здания, где живут и работают петербуржцы. Пережив сложные структурные преобразования, трест начал поднимать производство. Не были забыты навыки реконструкции зданий. Старый фонд — «больная мозоль» Петербурга, его социальная и градостроительная проблема. С одной стороны, разрушаются памятники архитектуры, постройки, представляющие ценность как культурное наследие, с другой — нечеловеческие условия проживания петербуржцев, и как следствие — неуверенность жителей в том, что когда-нибудь их жизнь наладится.

Реконструкция жилых домов началась с жилого дома по улице Пограничника Гарькавого. От здания, построенного в конце сороковых годов, строители оставили только фундамент и стены, обеспечив сохранение изначального облика постройки, и, как следствие, историко-культурной среды микрорайона. Кировский район города, родина треста, имеет богатое прошлое, в котором причудливо пересеклись исторические коллизии Санкт-Петербурга, Петрограда, Ленинграда, создав феномен имперско-пролетарского города.

Во время Великой Отечественной войны тихому и домашнему району «Нарвской заставы» был нанесен значительный ущерб, а перестроечная и постперестроечная неразбериха завершила дело. Многие дома приобрели аварийный вид. Судя по сегодняшней ситуации, окончательное разрушение жилых построек, относящихся к культурному наследию, — вопрос ближайшего времени. Однако даже в такой ситуации трест не побоялся взяться за реконструкцию домов по Турбинной улице. Весь свой опыт и знания специалисты треста применили на первых домах квартала. Планировалось реконструировать все дома, но, как это часто у нас бывает, появилось множество «но», а потом у власти возникли новые идеи, так что стоят аварийные дома, приходя в негодность, и поныне.

В истории треста много славных страниц, без которых сложно представить развитие современного строительства в Санкт-Петербурге. На счету одной из старейших строительных организаций города — сотни тысяч квадратных метров жилья, множество объектов, жизненно важных для страны, огромный вклад внесли строители и в культуру города. Но это — тема для других статей и очерков...

Живи и здравствуй, сорок седьмой трест!

 

 

 

 

 

Об авторе

Зарубин М. К. (Санкт-Петербург)