Шевцов Н. В. |
Наумова Е. Е. |
Они жили в разное время — два великих отечественных скульптора. Один родился при крепостном праве в крестьянской семье, а умер вскоре после Октябрьской революции. Другой — выходец из рабочих, появился на свет за несколько дней до октябрьских событий 1917 года, а ушел из жизни уже в наше время, в конце ХХ столетия в постсоветские времена. Оба создали немало великолепных скульптурных произведений. Но лучшими из них по праву считаются памятники «солнцу русской поэзии» А.С. Пушкину. А. М. Опекушин подарил нам памятник поэту, который установлен в Москве. М. К. Аникушин украсил монументом Пушкину Санкт-Петербург.
В нашей стране хранят память о замечательных скульпторах. На здании дома, где жил в Ленинграде М. К. Аникушин, установлена мемориальная доска. Его именем назван сквер и аллея на Каменноостровском проспекте.
А в Ярославле есть улица, которая носит имя А. М. Опекушина. Наконец, именем М. К. Аникушина названа малая планета № 3358. А астероид 5055 носит имя А. М. Опекушина–Opekushin (1986 РВ 5).
Одному из нас довелось встретиться с М. К. Аникушиным и взять у него интервью. Ну а о детстве и последних годах жизни А. М. Опекушина мы узнали немало интересного благодаря посещению спрятавшейся на берегу Волги неподалеку от Ярославля деревни Рыбницы.
Итак, начнем наш рассказ с упоминания о том, что в 1838 году в семье проживавшего в деревне Свечкино крепостного крестьянина Михаила Опекушина родился сын. Его назвали в честь издавна почитавшегося на Руси благоверного князя Александра Невского.
Свечкино находилось верстах в сорока от Ярославля на левом волжском берегу. Чтобы попасть в деревню из города, надо было переправиться на другую сторону реки, а потом долго идти по старой дороге на Кострому. Свечкино, как и окрестные селения, славилось своими ремесленниками, занимавшимися отхожими промыслами. Мастеровитые мужики по нескольку месяцев проводили в крупных городах, в том числе и в столице — Петербурге, где работали каменщиками, кузнецами, кровельщиками, плотниками. Но особо ценились приезжавшие из Свечкино и соседнего села Рыбницы лепщики. Им поручали отделку не только жилых домов и хозяйственных построек, но и храмов.
Михаил Опекушин, например, весьма преуспел при строительстве Спасо-Преображенского собора в Рыбинске. Но сын превзошел отца, достигнув вершин искусства ваяния. Вот что писала в 1872 году газета «Ярославские губернские ведомости»: «Крестьяне Боровской волости живут большею частью на промыслах в Петербурге, где занятия их состоят в торговле, подрядах и в скульптурном художестве. Так, бывший крестьянин деревни Свечкино Александр Михайлов Опекушин, который обучался скульптурному искусству в Петербургской Академии художеств, почти постоянно проживает в столице».
К этому времени имя Опекушина-младшего приобрело общероссийскую известность. В том же 1872 году он становится академиком, получает чин титулярного советника, наделяется правом носить академический мундир. В его распоряжение предоставляется мастерская.
Признанию предшествовали годы учебы, начавшейся в деревне Свечкино, где Александр Опекушин брал первые уроки у своего отца. Затем они были продолжены в столице.
Опекушин-старший работал модельщиком на одной из петербургских фабрик, где отливали различные бронзовые изделия. Там он познакомился с владельцем скульптурной мастерской Д. И. Иенсеном, который учился в молодости у великого датского ваятеля Бертеля Торвальдсена. Он-то, Иенсен, и приобщил М. Опекушина к искусству ваяния, помог ему постигнуть мастерство скульптора. В Ярославском художественном музее хранится созданная М. Опекушиным скульптурная миниатюра «Мальчик с удочкой».
Приезжая из Петербурга домой, отец обучал сына. А тот, перенимая отцовские профессиональные секреты, лепил фигурки из глины. Одну из его работ отец показал своим хозяевам в Петербурге. Те посоветовали привезти мальчика на обучение в столицу.
Так, в 12 лет, Саша Опекушин впервые оказался в Петербурге. Но он не стал работать на фабрике, помогать отцу. По совету Иенсена Михаил Опекушин отдал сына в рисовальную школу на Васильевском острове, где и начался его путь к славе.
К себе на родину, в Свечкино, младший Опекушин приезжал не так часто, но родную деревню никогда не забывал, равно как и соседнее село Рыбницы, где в детстве учился считать, читать и писать в одноклассной приходской школе при местной Спасской церкви.
Мы приехали в Рыбницы — вытянувшееся вдоль берега Волги старинное село — в начале января, в оттепель.
Теплое безветрие, пасмурное небо скорее вызывали ощущение весны, заставляя забыть, что наша встреча с Рыбницами происходила в самый разгар зимы. На полянах появились проталины, снег проваливался под ногами, когда мы подходили к полуразрушенной церкви Спаса Нерукотворного, в которой, несмотря на серьезные повреждения, с недавних пор возобновились церковные службы. Не встретив ни одного человека, долго бродили вокруг храма, стремясь достигнуть главной цели нашего посещения Рыбниц. Мы искали могилу Александра Опекушина. Наконец, среди многочисленных захоронений увидели выполненную из темного полированного гранита стелу с крестом и надписью: «Скульптор, академик Опекушин Александр Михайлович». А на самой надгробной плите можно прочитать: «Великому скульптору от благодарных потомков».
Удивительно все же! Прославленный мастер, обласканный царями ваятель, пользовавшийся заслуженной всенародной любовью, не эмигрировал после революции, не остался жить в Москве или Петрограде, а вернулся в родные края и ушел из жизни там же, где и появился на свет — в глухой деревне Ярославской губернии. Но возвращение было грустным. Опекушин оказался неугоден новой власти. Практически все созданные им монументы монархам подверглись уничтожению. Да и памятник Пушкину не вызывал особого восхищения, ведь к великому русскому поэту в первые годы советской власти сохранялось весьма сдержанное отношение, ведь он считался представителем эксплуататорского класса. О Пушкине, как о «солнце русской поэзии» вновь заговорили ближе к 1937 году, когда в СССР решили широко отметить 100-летие его гибели. А тогда, в первые годы после революции, в моду входили памятники вождям мирового пролетариата и вождям народных восстаний. Кандидатура 80-летнего «монархиста» Опекушина уже не подходила для их создания.
Великий скульптор оказался без средств к существованию. В доме на Каменноостровском проспекте ему оставили лишь несколько комнат. Лишился он и персональной мастерской. Семья Опекушина голодала, в чем можно убедиться, знакомясь с письмами дочерей скульптора.
От имени отца дочь Мария Александровна написала письмо руководству советских художников с просьбой оказать материальную помощь скульптору, чтобы он смог вернуться в родные места на Волге. К счастью, на письмо обратили внимание, и по распоряжению Наркомата просвещения осенью 1918 года за государственный счет скульптор выехал поездом вместе с дочерьми из Петрограда в Ярославль.
И все же нельзя считать, что Опекушин покинул город на Неве, лишь спасаясь от голода и холода. Его тянуло на родину, которую он бесконечно любил и где хотел завершить свой жизненный путь. Но в Свечкине его ожидали новые разочарования. Жить оказалось негде. Поначалу скульптор с дочерьми разместились в доме одной из родственниц. Старик спал на полу. Потом перебрались в Рыбницы, где местный священник предоставил в распоряжение Опекушиных дом. Говорят, что в Рыбницах убеленный сединами, с бородой по самый пояс 80-летний скульптор мечтал о появлении своих новых шедевров. Он думал о воплощении замысла: мать склоняется над улыбающимся ребенком.
В Рыбницах Александр Михайлович прожил до дня своей кончины, последовавшей 4 марта 1923 года. Он умер от воспаления легких. Перед смертью прославленный скульптор произнес: «Какое счастье выпало мне родиться в простой крестьянской избе и умереть в ней тоже».
От могилы Опекушина всего несколько сотен метров до стоящего неподалеку от шоссе красивого деревянного двухэтажного с резными наличниками дома. Здесь, в здании бывшей лепной школы Рыбниц ныне разместился музей скульптора. Когда-то школой руководил А. В. Курпатов — ученик Александра Михайловича. В 1988 году, когда отмечалось 150-летие А. М. Опекушина, состоялось торжественное открытие мемориальной доски. Надпись на ней гласила: «В этом здании находилась лепная школа имени А. М. Опекушина — скульптора и академика».
Но, увы, оказавшись в Рыбницах возле бывшей лепной школы, на прикрепленном к входной двери листке бумаги мы увидели еще одну надпись: «Музей закрыт по техническим причинам». Заглянув в окна, не увидели ни одного экспоната. И уж совсем грустно стало при виде сиротливо стоящего рядом с домом пьедестала с надписью: «Скульптору, академику А. М. Опекушину 1838–1923». Правда, первые два слова можно прочитать с трудом, они еле различимы. В 1958 году в Рыбницах по случаю 120-летия Опекушина состоялось открытие мраморного бюста А. М. Опекушина, выполненного ярославским скульптором А. И. Соловьевым. Ныне скульптуры на пьедестале больше нет.
К сожалению, то же состояние запустения мы наблюдали и в соседнем от Рыбниц селе Некрасово, где некогда находилось имение «Грешнево», принадлежавшее отцу великого поэта Н. А. Некрасова. В небольшом каменном флигеле жили крепостные музыканты. Домик-флигель так и назывался — «музыкантским». Затем в конце XIX столетия, когда надстроили второй деревянный этаж, его стали использовать под трактир с залихватским названием «Раздолье». Ну а уже в наше время здесь разместился музей. Как писал автор вышедшей в 1984 году книги «Окрестности Ярославля», прежде чем появился музей, «немало усилий пришлось потратить на восстановление этого дома». Но, видно, усилия оказались напрасными. Музей закрыт. На доме — «музыкантском флигеле» нет ни одной таблички с упоминанием о том, что он когда-то существовал. Лишь бюст Н. А. Некрасова, к счастью пока не исчезнувший, напоминает об усадьбе «Грешнево». А ведь она вместе с домом в Рыбницах могла бы составить туристический маршрут, тем более что Некрасов и Опекушин могли состоять в знакомстве. Оба хорошо знали окрестности Ярославля, к тому же, есть предположение, что они познакомились, когда плыли на пароходе в Ярославль. Скорее всего, они общались, тем более, что оба жили в одно время в Петербурге. Поэт ушел из жизни, когда Опекушину было сорок лет.
Словом, создается впечатление, что еще 20–30 лет назад в Ярославской области память о двух великих россиянах чтили больше, чем сейчас.
Ну а теперь хотелось бы рассказать о другом замечательном российском ваятеле с фамилией Аникушин. Согласитесь, она созвучна фамилии автора памятника А. С. Пушкину в Москве. Его лучшим и самым известным созданием также считается монумент в честь великого русского поэта. Бронзовая четырехметровая фигура Пушкина возвышается на четырехгранном постаменте из красного гранита. Поэт как бы читает стихотворение. В порыве вдохновения он отводит в сторону руку. Пушкин не застыл на пьедестале, кажется, что он находится в движении, приближается к смотрящим на него. Взгляд поэта полон света и добра. Семь лет трудился Аникушин над своим творением. Открытие памятника состоялось 19 июня 1957 года к 250-летию Санкт-Петербурга. Одному из нас в годы работы собственным корреспондентом газеты «Труд» в странах Бенилюкса посчастливилось встретиться с Михаилом Константиновичем. Знакомство состоялось в бельгийском городе Антверпене, куда он приехал в составе делегации российских деятелей искусств. Беседа проходила в Пушкинском культурном центре, вход в который украшала громадная фотография знаменитого аникушинского памятника поэту в Санкт-Петербурге. Ниже приводится полный текст интервью, опубликованного в газете «Труд» 7 февраля 1995 года. Думаем, что произнесенные двадцать лет назад слова великого архитектора сохраняют свою актуальность по сей день.
Михаил Аникушин: «Слухи о смерти реализма сильно преувеличены»
— Михаил Константинович, вы были одним из мэтров академического искусства советской поры. Но с того времени немало воды утекло. Наверное, теперь, чтобы удержаться на гребне успеха, нужно круто ломать что-то в себе, в подходах к творчеству?
— Да, внешне жизнь изменилась разительно, но это не значит, что должен круто, как вы говорите, измениться художник в своих взаимоотношениях с творчеством и с самой действительностью. Он ведь, художник, смотрит глубже обывателя, видит то, что лежит под поверхностью явлений. Истинное искусство куда консервативнее, чем другие сферы человеческой деятельности — скажем, политика.
Во всяком случае, я не ощущаю в себе потребности коренной внутренней ломки. А просто — работаю. Тем более что остаться без заказов — это мне вроде бы пока не грозит. Вот, например, сравнительно недавно меня попросили создать памятник, посвященный грядущему в 1996 году 300-летию Российского флота. На Петровской набережной Санкт-Петербурга отведено место для его возведения. Уже утвержден проект. В создании монумента принимает участие архитектор Т. Садовский. Члены правительства Санкт-Петербурга во главе с Анатолием Собчаком посетили мою мастерскую, ознакомились с проектом и утвердили его.
Однако, продолжая отвечать на ваш вопрос, хочу с сожалением отметить, что, конечно же, переменчивость внешних обстоятельств накладывает свой отпечаток на жизнь и творчество художников. Насколько труднее — даже в чисто материальном плане — стало жить большинству из них в последние годы! Союзы художников России, других бывших республик СССР не располагают достаточными средствами, чтобы материально поддерживать своих членов. Раньше они это делали в весьма широких масштабах — давали заказы мастерам живописи и ваяния, организовывали их выставки. Это сейчас из творческих союзов делают какое-то пугало, изображают их чуть ли не концлагерем для талантливых людей… Ведь было и много хорошего. Знаю это по собственному опыту, поскольку немало лет возглавлял Ленинградский Союз художников. Например, оказывалась (даже не членам Союза) большая помощь в найме и содержании мастерских. А теперь все чаще каждый из нас «воюет в одиночку». Разрушились не только экономические, но и человеческие связи. Мы, русские художники, все меньше знаем, как живется нашим коллегам в Белоруссии или, скажем, в Грузии, не говоря уж о Прибалтике. Ушло самое дорогое, что было в той жизни — богатство человеческого общения.
— Приближается 200-летний пушкинский юбилей. Вами создан один из лучших памятников поэту, который установлен на Площади искусств у Русского музея. Но ведь это не единственный ваш памятник Александру Сергеевичу?
— Всего мною было создано свыше десяти скульптурных изображений поэта. Их можно увидеть в Московском государственном университете, на станциях санкт-петербургского метрополитена — «Пушкинская» и «Черная речка», в столичном музее поэта, в Пятигорске и Калининграде, и даже совсем далеко — в Гаване и Дели. Пушкину я, можно сказать, посвятил всю свою жизнь.
— А какие ваши последние работы?
— Позвольте несколько уточнить ваш вопрос. Как говорил мой старший друг, замечательный авиаконструктор А. С. Яковлев, — у создателей самолетов, равно как у художников и скульпторов, бывают не последние, а новейшие работы. Так вот, новейшей работой стал скульптурный портрет балерины Г. Мезенцевой. Из изваяний последних лет мне особенно дорог памятник А. Чехову. Он установлен в бывшей Лопасне, в Подмосковье.
— Помимо пушкинских, у вас есть немало других работ, которые находятся за пределами России, в так называемом дальнем зарубежье…
— Да, две мои скульптуры были подарены нашей страной японским городам Нагасаки и побратиму Санкт-Петербурга — Осаке. В мои планы входит создание монумента для финского города Котка. Дело в том, что в 1788 и 1790 годах у берегов Финляндии произошли два морских сражения между русским и шведским флотом. В первом победили наши, а во втором — шведы. И вот в память об этих баталиях и будет установлен монумент: женщина несет два венка — русским и шведским морякам. Это — воплощение темы мира, которой я сейчас уделяю огромное внимание. Не мраморные штыки и гранаты, а образ Богоматери как символ добра, гуманизма, продолжения жизни — таким был мой получивший первую премию проект памятника Победе на Поклонной горе.
Мечтаю также завершить свой давний труд — памятник Антону Чехову, который предполагается установить на Страстном бульваре в Москве.
— Сейчас началось восстановление храма Христа Спасителя. Идея эта вызвала споры. Вы хотели бы принять участие в его возрождении?
— Конечно. Я ведь коренной москвич, родился здесь буквально за несколько дней до Октябрьской революции. Был крещен в церкви Вознесения, расположенной между Большой и Малой Серпуховской улицами. Вы знаете, храм Христа Спасителя был виден аж из Подольска! Каждый раз обращал внимание на него, подъезжая к городу со стороны Серпухова, в окрестностях которого находилось село Яковлево, где родился мой отец и куда родители отправляли нас с братом на лето… Как поднялась рука разрушить такое великолепие?! Словно бес толкал тогда людей. А сколько монументов разрушили в те годы — например, памятники генералу Скобелеву, Александру II…
— Но не кажется ли вам, что мы вновь можем пережить волну сведения счетов с монументами? Например, с памятниками Ленину, все еще в великом множестве красующимися в наших городах.
— Так не сносить же их. Я, кстати, тоже создал памятник Ленину — я нисколько не стыжусь этой работы. Повторяю, уничтожать памятники — это варварство и невежество, больше ничего. Ведь они (в том числе и художественно полноценные ленинские монументы) — знаки своего времени. Разрушать их — значит не уважать историю, а без памяти о прошлом не может быть и речи о созидании нового. Это азбука.
— И последний вопрос: вы верите, что у реалистического направления в искусстве есть будущее?
— Если бы не верил, неужели бы я был таким горячим его приверженцем? Конечно, время все расставит по своим местам. Пока же отвечу вам так: слухи о смерти реализма сильно преувеличены.
