«В разноцветье воскресших трав»

Игорь МАЛЫШЕВ, г. Орел

СТРАНА

Резные ставенки, крылечки,
Густые заросли травы,
И всюду печки, печки, печки —
В ста километрах от Москвы.
 
У изб — размашистые ели,
Беседки, лавки... Но, увы,
Пустуют детские качели
В ста километрах от Москвы.
 
А что сказать, когда за тыщу,
А как стерпеть, когда за две —
В остывших трубах ветер свищет,
Накувыркавшись по траве?
 
В горах теряются закаты,
В озерах — отблески зари.
И в рыхлый мох врастают хаты
В трех километрах от Твери.

 

* * *

В Москве не пишется.
Не знаю, почему!
Столичный дух не кажется пьянящим.
Я вижу здесь убогую страну,
Живущую убогим настоящим.
 
Век Золотой осел на куполах,
Серебряный — растаскан по музеям;
Век нынешний — от двух минувших прах,
Покрытый политическим елеем.
 
На улицах великих москвичей —
Чужая речь, неузнанные лица.
Не пишется в Москве.
Ну, хоть убей!
Не пишется, любимая столица!
 
Я лучше — в глушь, где воздух по утрам
Так густ и прян, что с рук напиться можно.
И дышится, и пишется мне там.
В Москве — не то.
Неискренно.
Тревожно.

 

* * *

Пахнет сосновой стружкой,
Ржавчиной и смолой,
Выскобленной кормушкой,
Высушенной ботвой.
 
Пахнет борщом и мясом,
Тестом для пирогов,
Пахнет отцовским квасом,
Пряностями стогов.
 
Крашеной пахнет рамой —
Так, что под носом зуд;
Пахнет отцом и мамой,
Родиной пахнет тут!
 
Завтра уеду в город,
И растворится в нем
Запах, который дорог,
Запах с названьем Дом.

 

НА РЫБАЛКЕ

Туман над тихою водой,
А в камышах — как будто всплески.
Сопит сынишка за спиной,
Впотьмах распутывая лески.
 
Над ним еще воркует сон,
И он позевывает сладко...
— А есть такая рыба-слон?
А рыба-клоун? А зубатка?
 
Молчим минуту, может, две...
Вода под нами розовеет.
Коряги ивовой правей
Мой поплавок дрожит, как веер.
 
— А червяку не больно, пап,
Когда его крючком — по пузу?
— А что всех больше любит карп?
Перловку или кукурузу?
 
— А что...? А если...? А когда...?
Болтает — пусть себе, не жалко.
И черт с ней, с рыбой. Ерунда!
Ведь это сынова рыбалка!

 

Елизавета МАРТЫНОВА, г. Саратов

* * *

Птичий день зашумел за окошком.
Замелькала рябая вода.
Не останется день этот в прошлом.
Он достанется нам навсегда.
 
Он продлится на долгие годы,
Разольется туманом в крови.
Шумом крыльев и небом холодным
Отзовется и в нашей любви.
 
Этой рифмой правдиво-банальной,
Рваным шепотом ясной листвы,
Этим кленом — осенним, опальным,
Разговором людей и травы.
 
Это мы с тобой — тайна и тайна,
Дальний поезд, поля, ковыли.
Жизнь с печалью ее не случайна,
Если в нас бьется сердце земли.

 

* * *

Костры — Дон Кихоты осени,
Медлительны и остры,
Себя в синий воздух бросили
До сумеречной поры.
 
Качаются — не кончаются
Их пламенные бои,
Как будто звезда-печальница
Роняет искры свои.
 
И на костров неистовство
Смотрит речная мгла,
Пристально смотрят пристани
И тихих вод зеркала.
 
Вода утекает медленно,
Огонь погасает враз.
Ночные костры последние
Не помнят меня сейчас.
 
Их время уже закончилось,
Их пепел совсем седой.
...Я стану костром пророческим
И никогда — водой.

 

* * *

На клочке бумаги без помарок
Пишет он волшебные стихи —
Непонятный, сумрачный подарок
За его проступки и грехи.
 
Что бы ни случилось в эту осень:
Кутежи, дуэли, снегопад —
Музыка его уже не бросит,
Все слова до Бога долетят,
 
Как снежинки в хаосе метели,
Как искринки заревой свечи.
Вот и жизнь прошла на самом деле.
Но не плачь, а слушай и молчи:
 
Смерть лишь сон, и долго не продлится,
Кончится когда-нибудь она,
И душа, таинственная птица,
Снова будет жить и петь вольна.

 

Андрей ПРОСКУРЯКОВ, г. Оренбург

* * *

Город встретил не меня,
Город встретил электричку,
В море пьяного огня
Тухнет маленькая спичка.
 
Ну, признайся, глупый я,
Разглядеть слону едва ли
Коротышку-муравья
С позолоченной медалью.
 
Что ему твоя мечта?
Что ему твои поэмы?
Город любит поезда
И пожарные сирены,
Дым железных сигарет,
Глянец окон темно-синих...
 
Погаси на кухне свет
И поставь на «шесть» будильник.

 

ВЕСЕННЕЕ

Весна! Теперь официально,
Поскольку люк над головой
Раскрылся в плоскости овальной
И дунул Божьей синевой;
 
Поскольку с горюшка в стаканчик
Я наливаю не вино,
Но сам воскресший одуванчик
Мне солнцем брызнул на окно;
 
И я впервые за полгода
Пришел без насморка домой,
Как Ломоносов за подводой —
За двадцать первою весной.

 

* * *

Все, что вами двигало,
Милые мои, —
Это жажда прибыли —
Евры и рубли.
 
А теперь рыдаете
И глядите в пол —
Черные копатели
Безымянных гор.
 
Что ж вы обнаружили?
Золотых тельцов?
Кости и оружие
Собственных отцов...
 
Ямы рыли узкие,
Силы берегли, —
Мало-, бело-, русские
Рядышком легли...
 
Чем желтее косточки,
Тем святей народ —
Точно капли дождичка,
На лопатах мед.

 

* * *

Облака — близкие, близкие —
Дотянуться рукой могу!
Наша жизнь — это только присказка,
Да и то: на лету, на бегу.
 
Скорым поездом в даль апрельскую,
Там уж точно тают снега!..
Наша жизнь — это только лесенка,
Чуть повыше глаз чердака.
 
Притворюсь на три дня спящим и —
На перрон, в уходящий состав...
Скорым поездом в даль звенящую,
В разноцветье воскресших трав.