Награда

Печатается в сокращении

1

Редкие лучи неяркого ноябрьского солнца, с трудом пробив клубящийся полог низких облаков, на минуту осветили поселок, расположившийся на самой окраине города N. На пересечении двух, засыпанных угольным шлаком улиц, недалеко от железного столба водопроводной колонки, на прислоненной к забору лавочке, пользуясь отсутствием дождя, собрались покурить трое жителей поселка.

Двое из них — бывшие квалифицированные рабочие, а сейчас — пенсионеры попали в эти края вместе с эвакуированным заводом.

Третьим был — полноватый мужчина лет 40, в модной болоньевой куртке, работающий в городе таксистом.

Все молчали, дымя папиросами.

— Воскресенье сегодня, а на улице никого. Неужели из-за погоды? — прервал молчание Егор Сергеевич.

— Какое там из-за погоды, — отозвался Борис Николаевич, — сосед мой Саша Орлов сына сегодня в армию провожает, — там все собрались.

— Это Вовку-то? — переспросил Егор Сергеевич.

— Да, Вовку, — подтвердил Борис Николаевич, — ему еще в четверг повестку принесли, сегодня гуляют, а завтра на призывной пункт.

— Ну, из этого солдат хороший выйдет: высокий, здоровенный, — произнес Егор Сергеевич, — и продолжал, посмотрев на водопроводную колонку: — Я помню, когда ему еще лет 12 было, пойдет за водой на эту колонку, наберет два ведра полных, руки в сторону вытянет, да так и несет воду домой, а ведь отсюда до их дома не меньше сотни шагов. Непременно его в гвардию возьмут.

— И специальность у него хорошая — шофер, — добавил Борис Николаевич, — он после восьмого класса в училище пошел, на сварщика выучился, а потом и автошколу закончил. После работы, вечерами учился. В технике хорошо разбирается, но только шебутной уж очень.

— Ничего, в армии послужит — остепенится, — ответил Егор Сергеевич, — 3 года это не шутка. Конечно, за баранкой сидеть не то, что сапогами грязь месить, но и там командиры есть — научат жизни. Как говорится: «Не умеешь — научим, не желаешь — заставим».

 

2

А у Орловых веселье набирало обороты.

Отец призывника — Александр Иванович Орлов, сухой жилистый среднего роста человек, по случаю торжества надел новый костюм, украшенный орденами и медалями.

Мать — Анна Ивановна, полная женщина лет 45, сидела между отцом и сыном с влажными от слез глазами.

Старшие сестры: высокая и уже начинающая полнеть Тоня и небольшая худенькая Люся, то и дело выбегали из-за стола на кухню, где Тоня, работающая поваром в кафе, готовила цыпленка табака.

Покончив с закуской, Володя попросил отца:

— Бать, расскажи, как ты стрелять научился.

— Научился? — не понял вопроса отец, — я не учился, а всегда умел. И начал рассказ:

— Родился я на севере Вологодской области, в глухой лесной деревушке. С 12 лет начал ходить с отцом на промысел, а в 14 уже работал охотником-промысловиком.

Белок и куниц бил из малокалиберной винтовки, в иной день по 70 штук домой приносил. В 1939 году забрали меня в армию, и, узнав, что я промысловиком работал, отправили на курсы снайперов. Курсы закончил, а тут война с Финляндией началась. Ну, нас, конечно, сразу вперед двинули, и попал я на фронт. Всю войну провоевал, 25 врагов уничтожил.

Однажды командир полка говорит: «Слушай Орлов, фамилия у тебя подходящая, да и боец ты неплохой, завтра должен ты нас выручить. Ты должен в тылу перебить пулеметчиков». Той же ночью одел я лыжи, маскхалат и пошел занимать позицию. Километров 15 я тогда по лесу прошел, чтобы в тыл к противнику пробраться. Позицию занял, в снег зарылся, лежу, а холодно было. На рассвете враги подходят, тоже позиции занимают. Посмотрел я, где у них какое оружие, пулеметы, где командир, и лежу себе, жду наших. Вижу, наконец, идут. Вот уже и боевое охранение прошло, основная колонна показалась. Смотрю, командир финский: весь в ремнях, полевая сумка на боку, руку поднял, — команду хотел подать «Огонь», но не успел. Я его раньше срезал. Когда он упал, его два ихних солдата хотели утащить, но ничего у них не получилось, рядом с ним легли. Потом принялся за пулеметчиков, троих убил. А наши в это время в атаку бросились, враги бежать. Далеко их куда-то погнали. А у офицера убитого карту важную нашли, где вся их дислокация была указана. За этот бой меня Орденом Боевого Красного Знамени наградили, вот этим вот, — и Александр Иванович постучал прокуренным ногтем по эмали ордена.

Сестра Тоня предложила тост за орденоносцев:

— Пожелаем же и Володе прийти из армии домой с таким же орденом. Собравшиеся дружно поддержали ее: — Даешь орден, Вовка!

Выпив, Александр Иванович закурил и, немного подумав, сказал:

— Ордена просто так не даются. Их, рискуя жизнью заслужить надо, а это нелегко.

— А с немцами мне не повезло, одного только ухлопал в Сталинграде, — сказал отец, и продолжал: — Когда Отечественная началась, мы стояли на Карельском перешейке. Боев там почти не было, так, перестрелки одни. Ну а осенью 1942 года нас перебросили в Сталинград. Бои там упорные были, наши за самый край берега держались, линия фронта в 100 метрах от воды. Прибыли мы ночью, по землянкам рассредоточились, стали спать готовиться. Часть наша сборная была, с разных мест насобирали, чтобы дыру на фронте заткнуть, мы даже друг с другом познакомиться толком не успели. А взводным нам дали младшего лейтенанта, после курсов офицерских, из учителей. И вот лежим мы в землянке на полу, и он приходит. Полез к себе на нары на второй ярус спать. А у меня винтовка снайперская к нарам была прислонена. Так он, чтобы наверх забраться на прицел встал, как на ступеньку. Тут я не выдержал. «Что же, говорю, — ты творишь, козел драный? Боевое оружие перед боем решил испортить? Ты же мне прицел сбил, где я его по новой здесь пристреливать буду?» А он мне отвечает: «Какой прицел? Какое оружие? Ты знаешь, сколько здесь людей погибло? И нам жить только до утра, когда в атаку пойдем». Ну, я и не выдержал, заехал ему. Заверещал он что-то и убежал комбату жаловаться. Вызывает меня комбат: «В чем дело рядовой Орлов?» — Ну, я ему честно все и рассказал. — «Правильно сделал, солдат, а взводного мы уберем, не беспокойся. Ты вот, что завтра ты затемно займи позицию возле сгоревшего танка. Будешь оттуда атаку огнем поддерживать».

Я так и сделал, себе позицию в воронке оборудовал, лежу, цели выбираю. Как наши в атаку пошли, я одного немца все-таки подстрелил. Две обоймы на него потратил, сбил мне все-таки прицел зараза взводный. А тут вдруг бомбежка. Бомба рядом взорвалась, меня контузило, землей засыпало. Мне потом рассказывали, что еле-еле откопали. Очнулся в медсанбате. Оглох я, и руки дрожать стали. Так сюда, в город N, и комиссовали.

 

3

— Наш поезд подходит, — услышал Владимир слова лейтенанта и увидел на зеленой стене подходившего вагона белую табличку с надписью «МОСКВА-ВЛАДИВОСТОК».

До Хабаровска ехали семь суток. Из вагона вышли на рассвете. Слева еле угадывалось небольшое станционное здание, справа — грязная, уходящая в тайгу дорога.

В девять часов утра Владимир стоял на правом фланге шеренги призывников, на большой покрытой асфальтом площади, со всех сторон окруженной одноэтажными кирпичными постройками, прямо перед небольшой бетонной трибуной. Вскоре к трибуне подошла группа офицеров, и один из них — пожилой подполковник, обратился к вновь прибывшим с речью:

— Товарищи! Поздравляю вас с прибытием в N-ский гвардейский, орденоносный, ракетно-артиллерийский полк, имеющий славные боевые традиции. Знаменательно, что ваше прибытие в часть произошло накануне нашего профессионального праздника — Дня артиллериста, и это хороший знак.

Полк оснащен реактивными системами залпового огня, раньше их называли «Катюшами», но наши установки значительно превосходят по огневой мощи образцы предыдущего поколения. Часть с боями прошла тысячи километров по дорогам Великой Отечественной войны и всегда была на острие главного удара. Будьте достойны славы ваших отцов. Служить в нашем полку — большая честь. До границы с соседом — Китайской Народной Республикой — десять километров. В последнее время отношения между нашими странами ухудшились. В Пекине беспорядки, недавно хунвейбинами было блокировано Советское посольство. Возможны провокации и на границе. Вопросы есть?

— Нет, понятно, — вразнобой ответили призывники.

Володя попал в команду шоферов, и жизнь закрутилась в какой-то бешеной карусели. Подъем, физзарядка, завтрак, строевая подготовка, политзанятия, обед, изучение автомобиля, марш-броски, стрельбы, ужин, сон и опять подъем. Часы и дни недели перестали иметь значение.

 

4

Присягу принимали на торжественном построении перед самым Новым годом.

После Нового года Владимира допустили к самостоятельным поездкам. Сержант привел его в автопарк и, указав на бортовой ЗИЛ, сказал:

— Вот твой Труман.

— Почему Труман? — удивился Орлов.

— Американцы их так назвали, — ответил сержант. — Тогда только появились ЗИСы — почти полная копия студебеккера. Когда они узнали, что ЗИС означает завод имени Сталина, то сказали: «Нет, это не Сталин, это Трумэн», — и увидев худощавого, среднего роста солдата, выходящего из ангара, крикнул: — Коля! Я тебе салагу привел. Учить его будешь.

И уже тише добавил для Володи:

— Ему весной на дембель, а пока инструктором у тебя будет.

— Ничего себе салага, — сказал Николай, снизу вверх посмотрев на Владимира, — с таким не забалуешь.

Сев за руль, новобранец завел автомашину и плавно тронулся с места. Немного поездив по улицам военного городка, он по команде Николая подъехал к металлическим воротам контрольно-пропускного пункта. Дежурный солдат, увидев Николая, открыл створки ворот и махнул рукой. За воротами машина покатилась по гладкой поверхности недавно расчищенного тракторами зимника.

На станции Владимир загрузил в кузов почту — мешок с письмами и десяток деревянных ящичков с посылками.

— А шофер ты вроде нормальный, — на обратном пути, как будто нехотя, сказал Николай.

С этого дня Володя все больше времени проводил в автопарке: помогал обслуживать автомашины, ездил за почтой. Владимиру казалось, как будто он дома, везет кирпич на областную стройку. Глаза узнавали знакомые дороги и перекрестки, и только выехав за пределы населенного пункта, на таежный зимник, он вспоминал: «Это армия — служба».

 В один из солнечных весенних дней, на утреннем построении, командир учебной роты объявил об окончании курса обучения и зачитал список новых назначений.

Владимир Орлов попал в первый взвод первой батареи реактивных минометов водителем боевой машины. Собрав свое нехитрое имущество, он в тот же день перебрался в казарму первой батареи и познакомился со своим экипажем, состоящим из четырех человек. Кроме водителя в него входили: сержант Истомин Сергей, из Волгограда, — командир боевой машины; младший сержант Шамиль Гибирюлин, из Татарстана, — наводчик; ефрейтор Рустам Усманов, из Андижана, — заряжающий. Затем он принимал у «старого», готовящегося к демобилизации водителя, боевую машину. Посмотрел, как закрываются броневыми, с узкими прорезями, шторками окна кабины, проверил двигатель, подвеску. Осмотром остался доволен, — ничего техника, жить можно.

 

5

На выходе из штаба его остановил командир взвода:

— Орлов, передай моему заместителю приказание: К 10 часам всем свободным от нарядов прибыть в солдатский клуб, будет лекция о международном положении. Читать будет полковник из политотдела армии.

После короткой вступительной речи командира полка к трибуне, стоящей в левом углу сцены, подошел офицер с погонами полковника на тщательно выглаженном кителе и обратился к аудитории:

— Товарищи! Экономика нашей страны продолжает успешно развиваться, только по Российской Федерации объем валовой продукции за год увеличился на 8,2 %, население РСФСР увеличилось на один миллион человек и составило 127 миллионов. Растет благосостояние нашего народа.

Но не все еще спокойно в мире. Внушает опасение обстановка в соседнем Китае. По поступающим оттуда сообщениям отряды хунвейбинов, вместе с недавно появившейся их разновидностью, «отрядами бунта», захватывают местные органы государственной власти, провинциальные, городские партийные комитеты, смещают их нынешних руководителей. Политическая и хозяйственная жизнь Китая все больше подпадает под военный контроль. В настоящее время группа Мао Цзэдуна возложила дальнейшее проведение так называемой «культурной революции» на вооруженные силы. Антисоветские лозунги раздаются на митингах китайских военнослужащих, истерическая кампания вытеснила в печати и дацзыбао все другие темы.

Докладчик отпил глоток воды из стоящего на трибуне стакана и продолжил:

— Вы несете службу в непосредственной близости от границы, поэтому призываю вас усилить бдительность, решительно пресекать возможные провокации, но в то же время проявлять выдержку и спокойствие. Необходимо больше времени уделять боевой и политической подготовке, активнее включаться во всесоюзное социалистическое соревнование за достойную встречу 50-летия Октябрьской революции. Сейчас появились новые, более мощные вооружения, но нарезная и реактивная артиллерия не ушли в отставку. В умелых руках они представляют собой грозное оружие.

— Как думаешь, война будет? — на выходе из клуба спросил Владимир идущего рядом Истомина.

— Вряд ли. Техники у них маловато, чтобы с нами воевать, — ответил Сергей.

Зима наступила как-то сразу, неожиданно. Три дня лил дождь. Холодные струи хлестали по потемневшим от влаги домам военного городка. А ночью пошел снег, и еще три дня тяжелые, белые хлопья ложились на землю, сразу приглушив все краски и звуки. Вместе с зимой пришел второй год службы, а за ним и третий.

 

6

Ночь на 3 марта 1969 года Владимир встретил в карауле. Проверяющий в три часа ночи поднял караул командой «В ружье». Солдаты, построившиеся в караульном помещении, одетые в длинные, до пят, овчинные полушубки с оторванными пуговицами и огромные разношенные валенки, более всего напоминали бригаду колхозников, собравшуюся в лес на заготовку дров.

Проверяющий сообщил, что 2 марта китайские власти организовали в районе пограничного пункта Нижне-Михайловка, на реке Уссури, вооруженную провокацию. Вооруженный отряд перешел государственную границу и направился к острову Даманский. По советским пограничникам, охраняющим этот район, с китайской стороны был внезапно открыт огонь, имеются убитые и раненые.

 На следующий день Орлов, сидя в теплушке, с тоской смотрел на проплывающие мимо сопки. Где-то, в конце эшелона, стоял его, ставший родным «Труман», с прикрученными проволокой к открытой платформе колесами.

К утру прибыли в широкий распадок, с приземистой казармой, стоящей посередине. Здесь отряд остановился. Командующий оперативной группой пожилой полковник, приказал выставить часовых и разбить палатки. К вечеру все свободное пространство заполнили стоящие ровными рядами, большие армейские палатки, задымили красноталовым дымком полевые кухни. Вдали виднелись накрытые маскировочными сетками танки, бронетранспортеры, батареи ствольной и реактивной артиллерии. Количество прибывшей техники радовало солдат и офицеров. Исчезло тревожно-щемящее чувство, охватившее всех вырванных сухими строками приказа из своих частей и отправленных в неизвестность.

16 марта поступил приказ выдвинуться на позиции. Прозвучал приказ рассредоточиться и занять позиции для стрельбы. Уже через пять минут небольшой каменистый распадок перечеркнула пунктирная линия боевых машин. Экипажи стояли возле машин и в ожидании новых распоряжений дружно дымили папиросами.

— Орлов, — неожиданно услышал Володя за спиной голос командира взвода. — Помоги вычислителю планшет на сопку поднять.

— Есть, — ответил Владимир, и, взяв у вычислителя — худенького очкастого солдата планшет, похожий на походный мольберт, какими пользуются художники, стал карабкаться вслед за взводным по каменистому склону. Поднявшись на плоскую вершину, они увидели командира батареи, что-то внимательно разглядывающего в бинокль.

Когда данные для стрельбы были готовы, комбат спросил у Владимира:

— Что, солдат, хочешь на остров Даманский посмотреть?

— На Даманский? — переспросил Орлов. — Хочу.

И, взяв протянутый ему бинокль, стал внимательно смотреть туда, куда недавно смотрел командир.

— А где он? Я не вижу, — удивленно сказал Володя.

— Левее смотри, каменистый такой, небольшой островок, — подсказал комбат.

— Теперь вижу, — ответил Владимир, и добавил: — Он всего-то с километр в длину будет, да метров 500 шириной, а разговоров то сколько: Даманский, Даманский.

Затем, внимательно присмотревшись, добавил:

— И народу по нему много ходит, а говорили всего взвод пограничников на нем.

— Ладно, давай бинокль, — построжавшим голосом произнес командир, и, прилаживая на жилистой шее ремешок, добавил: — Не пограничники это, а китайцы. Пограничников оттуда отвели.

Всю ночь не спали, прислушиваясь к звукам отдаленной перестрелки. Костры разводить не разрешили, так же как и выключать двигатели автомашин, замерзшие солдаты грелись в кабинах, по очереди.

В три часа ночи мегафон комбата прокричал приказ: «Открыть огонь». Тяжелые снаряды сошли с окутанных дымом направляющих и, огибая вершину сопки, с которой днем Володя рассматривал остров Даманский, исчезли в темноте. Где-то недалеко зарокотала и ствольная артиллерия, и эхо тяжело заметалось среди проснувшихся сопок.

— Заряжай! — перекрывая гул, донесся усиленный мегафоном голос взводного командира.

Небо запестрело факелами реактивных снарядов. Вынимая тяжелые снаряды из ящиков и укладывая их на направляющие, Володя с удовольствием озирался вокруг. Стреляли долго. Возле боевых машин выросли горы пустой тары из-под снарядов.

Уже рассветало, когда на южном склоне ближайшей сопки, на грязной проталине, вдруг что-то сверкнуло и вверх взметнулся черный фонтан. Владимир с удивлением посмотрел на кусочек земли, упавший на рукав его гимнастерки.

«Что это? Извержение вулкана или гейзеры забили?», — подумал он. Но додумать эту мысль ему помешал усиленный мегафоном голос взводного командира:

— Прекратить огонь. Сменить позицию.

Через несколько минут «Труман», скрипя и покачиваясь, вновь двигался по проселочной дороге, стараясь не отстать от идущей впереди автомашины. Под колесами скрипела галька, на направляющих мирно лежали снаряды, а на лавочке, расположенной между кабиной и реактивной установкой, о чем-то весело переговаривались наводчик и заряжающий. Но ехали недолго. Сделали привал. Владимир дозаправил автомашину от стоящего неподалеку бензозаправщика, затем экипаж пообедал разогретой на двигателе тушенкой и сухарями. Орлов видел, как неподалеку от них комбат долго говорил по рации, а затем вместе с командирами взводов рассматривал карту. Он слышал, как его взводный сказал командиру батареи:

— Говорят — кто напрямик ездит, тот в поле ночует, но и все время объезжать тоже не годится.

Комбат согласился и махнул рукой вычислителю, который тут же разобрал планшет, а офицеры вновь склонились над картой.

«Целеуказания готовят, — понял Володя, и подумал: — сейчас опять стрелять будем».

Подтверждая его догадку, командир взвода спрятал карту в полевую сумку и прокричал команду:

— Первый взвод! За мной. Затем сел в кабину к Орлову, потеснив Истомина и указав рукой на уходящую влево дорожку, сказал: — Поехали.

Владимир включил скорость, и ЗИЛ пошел вперед, проминая дорогу, за ним тронулись две остальные машины взвода. Вскоре выехали на берег и увидели за рекой припорошенную снегом территорию сопредельного государства. Солдаты притихли, настороженно сжимая в руках автоматы.

Боевую позицию заняли в каменистом устье небольшого ручья. Командир взвода тщательно проверил установку прицелов, и, махнув рукой, дал команду на открытие огня.

Снаряды огненными гроздьями пересекли покрытую льдом реку и скрылись из виду.

— Товарищ лейтенант, куда теперь? Обратно возвращаемся? — спросил Владимир у взводного, когда боевые машины были приведены в походное положение.

— Нет, вперед поедем, так ближе будет, — ответил взводный и добавил: — Через три километра еще один ручей будет, пересечем его и вправо уйдем.

Когда впереди уже показалось устье ручья, кабина автомобиля содрогнулась от шквального грохота, впереди выросло несколько грязных, высоких грибов, состоящих из гальки, снега и грязи. Лейтенант, приподнявшись на сидении, дернул за ручку закрытия бронешторок, и в кабине сразу стало сумрачно. Орлов до упора нажал на акселератор и приник к смотровой щели. Автомашина пересекла ручей и поднялась на противоположный берег, когда от сильного удара громко вскрикнул и заглох двигатель.

— Выходим! — крикнул лейтенант и выпрыгнул из машины.

Взяв из крепления автомат, Владимир последовал за ним. По всему устью ручья гроздьями вскипали разрывы. Следующую за ними автомашину взвода взрывом положило на левый борт, и замыкающий грузовик, объезжая ее, резко взяв вправо, стал карабкаться вверх по покрытому заснеженной галькой склону. Когда он преодолел склон, возле задних колес что-то сверкнуло, и Володя увидел, как оторванный задний мост, кувыркаясь, полетел обратно в ручей. Автомашина проползла еще десяток метров, волоча за собой оторванный средний мост, и встала.

— Туда! — задыхаясь от волнения, выдохнул взводный и вытянутой рукой показал на видневшийся впереди небольшой, заросший ивняком овражек, примыкавший к южному склону сопки, и первым побежал к нему. Солдаты, пригнувшись, бросились следом. Орлов пробежал больше половины пути, когда страшный удар в спину повалил его на землю. Владимиру показалось, что какой-то великан, со всего размаха, ударил его по спине длинной доской. Передернув затвор автомата, он оглянулся, но ничего не увидел, кроме края воронки, дымившейся метрах в тридцати от него. Ничего не понимая, он вскочил, и бросился догонять своих. Ноги и руки слушались, но острая боль в спине не проходила. Едва спрыгнув в ложбину, он увидел на льду реки, возле нашего берега, группу солдат, одетых в непривычную форму: черные ботинки, широкие брюки и куртки цвета хаки, шапки-ушанки с опущенными ушами.

— Примерно взвод, метров четыреста до них, — привычно определил Владимир.

— Китайцы, — упавшим голосом сказал лейтенант, и добавил: — занимаем оборону.

— Место хорошее, открытое, близко не подпустим, продержимся, сейчас остальные экипажи подойдут, — успокаивая себя, произнес Истомин.

Орлов осмотрелся: слева блестел на неярком солнце снег на замерзшей Уссури, впереди до противника тоже открытое пространство, но справа возвышался крутой склон сопки.

— А если они на сопку залезут? — спросил Владимир, и сам ответил: — тогда, как в тире, всех перестреляют.

— Не залезут, не догадаются, они ведь не любители по горам лазать, на равнине живут, — скорее успокаивая себя, чем Орлова, ответил лейтенант, и добавил: — Да и что мы можем сделать? Нас пока трое, ты ранен — бушлат на спине разорван и весь кровью пропитался.

— Я в порядке, — не согласился Владимир.

Неожиданно отряд противника разделился на две части: большая часть осталась на прибрежном льду, а десяток солдат, на бегу развертываясь в цепь, бросился в прибрежные кусты.

— Ну, я все-таки на сопку залезу, на всякий случай, оттуда вас прикрою, — упрямо мотнул головой Вова, — и, крепко сжимая в руке автомат, стал подниматься по склону.

— Вот упрямый какой, никаких слов не понимает, хоть кол на голове теши. Как с такими воевать? — пожаловался взводный Истомину.

— Да он наверно контуженный, ничего не понимает, — выгораживая товарища, сказал командир боевой машины.

Тяжко вздохнув, лейтенант огорченно махнул рукой.

В начале подъема Владимир ничего вокруг не замечал, мысленно продолжая диалог с лейтенантом: «Не полезут они, как-же, держу карман шире. Все дураков вокруг ищет, а в зеркало не догадывается заглянуть. И как с таким воевать»?

К середине подъема его начала охватывать непонятная слабость, появилась одышка, ноги дрожали, руки сделались ватными. «Ничего прорвемся, немного осталось», — подбадривал он себя. Когда до вершины оставалось не более тридцати метров силы кончились.

«Все, больше не могу», — подумал Орлов, тяжело опускаясь на снег. Вспомнился дом, отец, мать… Вдруг ему показалось, что на вершине сопки мелькнула какая-то тень.

«Китайцы! — испуганно подумал Вова, — опередили, быстрей меня поднялись. Сейчас увидят, и начнут на мне стрелковые навыки отрабатывать».

Волна слепой ярости охватила его: «Ну, уж это вам хрена! Я так просто не сдаюсь, сейчас попрыгаете у меня, сволочи».

Он вскочил и, бешено работая руками и ногами, стал подниматься на вершину. Когда он поднялся на то, что считал вершиной, то увидел, что находится на горизонтальной широкой террасе, продолжающейся до противоположного склона, правый склон продолжал повышаться, и метрах в двадцати переходил в другую, более узкую площадку, и уже за ней, метрах в пятидесяти, виднелась заросшая деревьями вершина сопки. Вокруг никого не было, и только под ногами он увидел петлявшие между кустами ямки беличьего следа.

«Белка напугала, — понял солдат», — и счастливо улыбнулся.

Внизу гулко рассыпалась дробь автоматных очередей. Чтобы узнать, что происходит Владимир бросился к противоположному склону сопки. Когда до края осталось метров десять, осторожность все-таки пересилила любопытство, и дальше он пополз по-пластунски, расталкивая руками и лицом крупитчатый весенний снег. Оказавшись на краю, он сразу же увидел четырех солдат противника, гуськом, друг за другом поднимавшихся по склону, метрах в пятидесяти правее.

Сняв автомат с предохранителя, Орлов короткими, скупыми очередями расстрелял всех четверых, начав с того, кто был ниже по склону. Трое упали, даже не успев выстрелить, и только четвертый, дав неприцельную очередь, выронил автомат и устало прилег на заснеженный склон.

Орлов приподнялся, чтобы посмотреть, что делается у подножия сопки. Тотчас внизу, в кустарнике, сверкнуло несколько желтых искр, и воздух загудел от роя пуль, пронесшихся над головой. Володя упал, и, превозмогая боль в спине, откатился к противоположному краю террасы, где он был недосягаем для пуль. Затем, встав на ноги и вскарабкавшись на верхнюю площадку, опять пополз к опасному склону. Здесь обзор был лучше, но внизу царила обманчивая тишина, ни одно движение не выдавало противника. Владимир перевел флажок автомата на одиночную стрельбу и стал, через прорезь прицела, рассматривать подножие сопки. Неожиданно перед глазами замельтешили черные мошки.

«Удивительно, зима еще не кончилась, а уже мошки, сколько вылетело», — подумал он, и, отложив автомат в сторону, попытался рукой поймать несколько насекомых.

«Да это же не мошка, это у меня в глазах», — наконец понял он и посмотрел по сторонам. На нижней террасе увидел на снегу пятна крови, которые оставил, когда откатывался от края.

«Крови много потерял, значит, вот мошки и появились», — шевельнулась ленивая мысль.

Внезапно Орлов насторожился, у подножия сопки что-то шевельнулось. Присмотревшись, он увидел вражеского солдата, по пояс высунувшегося из кустарника. Владимир неторопливо прицелился. Руки не дрожали, мушка застыла точно посередине прицельной рамки. После выстрела кусты вновь сомкнулись над головой солдата. Наступила тишина. На Владимира навалилась невыносимая сонливость, он впал в забытье. Сколько оно продолжалось, час или минуту, он не знал. Очнулся от ярких лучей заходящего солнца, бивших прямо в глаза. С трудом пошевелив непослушным телом, он осмотрелся. На льду, возле противоположного берега он увидел едва различимую группу людей, пересекающих реку.

«Китайцы домой возвращаются, — догадался Владимир, и решил: — Надо проводить».

Он поставил прицельную рамку автомата на максимальную дальность стрельбы, перевел флажок на автоматический огонь и, тщательно прицелившись в фигурку, идущую в центре, дал длинную, очередь. Один человек упал, остальные бросились врассыпную. Орлов дал еще одну очередь, и автомат замолчал, зияя открытым затвором. С трудом двигая онемевшим телом, он заменил пустой магазин на полный и понял, что сил больше не осталось нисколько, ни капельки, что бороться больше не имеет никакого смысла, и с облегчением опустился в затягивающий омут сна.

 

7

Владимир очнулся на рассвете. Увидел, что лежит на кровати в небольшой комнате. Закрашенная белой краской нижняя половина единственного окна, белые простыни, серое шерстяное одеяло.

— Где я? — не понял Орлов.

— В госпитале, в окружном госпитале, солдат, — ответил доктор, и добавил: — Две недели в реанимации пролежал, не приходя в сознание. Мы уже не чаяли дождаться, когда очнешься.

— Что со мной? — вновь спросил Вова.

— Сейчас уже можно сказать, что самое тяжелое позади, — ответил врач, и добавил: — Скользящее осколочное ранение в спину, жизненно важные органы не задеты, но потерял много крови. А теперь молчи, рано тебе еще разговаривать, потом наговоришься.

Силы быстро возвращались к Владимиру. Через два дня он уже пробовал ходить, держась то за кровать, то за стену бокса, еще через два дня его перевели в общую палату.

В палате кроме него лежали еще пятеро «фронтовиков», получившие ранения во время военного конфликта, в том числе и его командир — Сергей Истомин с пулевым ранением в ногу. От него Вова узнал, что в тот злополучный день погиб их командир взвода и еще двое солдат, а пятеро были ранены. Пока Владимир был без сознания, в госпиталь приезжал навещать раненых командир оперативной тактической группы. Он объявил о награждении всех раненых медалями «За Отвагу» и, кроме того, о присвоении рядовому Орлову внеочередного воинского звания «младший сержант», а также награждении его орденом Боевого Красного Знамени.

— Как у отца, — обрадовавшись, подумал Вова, и тут же спросил: — А за что?

— За уничтожение вражеской разведгруппы, пытавшейся зайти в тыл к нашим войскам, — пояснил Истомин.

 

8

В полку Владимир обнаружил много изменений. Почти не осталось знакомых: одни демобилизовались, другие были переведены в другие части, кого-то комиссовали по состоянию здоровья. Только командир батареи остался на своем месте, он пополнел, округлился, приобрел некую солидность, которую подчеркивали новые майорские погоны. Тепло приняв солдата, он направил его дослуживать последний месяц срочной службы на транспортную автомашину.

Часть осваивала вновь поступившую технику — установки залпового огня «Град». Орлов с удовольствием сидел в пахнущей заводской краской кабине нового «Урала», с наслаждением ездил на нем по территории военного городка, удивляясь мощности и удобству нового автомобиля.

Жизнь постепенно возвращалась в накатанную колею. Служба казалась несложной, и каждый прожитый день приближал Владимира к встрече с родными. Единственное, что омрачало жизнь, были не сложившиеся отношения с новым командиром взвода. Небольшого роста, худой и очень суетливый старший лейтенант сразу не понравился Орлову. Яростные, до истеричности, попытки взводного командира поддерживать в подразделении уставной порядок в том виде, как он его понимал, наталкивались на глухое непонимание, а иногда и откровенные издевки со стороны Володи, пользовавшегося во взводе непререкаемым авторитетом. Противостояние обострялось с каждым днем.

В полку был объявлен строевой смотр, и весь личный состав построился на плацу. Командиры подразделений придирчиво проверяли у подчиненных форму одежды и наличие необходимых документов.

— Орлов, опять верхняя пуговица у гимнастерки не застегнута, сколько можно повторять одно и то же. Что мне с тобой делать? — услышал Владимир вопрос командира взвода.

— А ты меня забодай, — нагло усмехнувшись, ответил солдат.

Взводный, побелев от злости, залепил наглецу звонкую пощечину. Кровь бросилась в лицо Володи, правая рука рефлекторно дернулась и пудовый кулак врезался в челюсть командира. Тело старшего лейтенанта описало пологую дугу и, пролетев несколько метров над землей, рухнуло на асфальтированный плац.

Дальнейшее Владимир помнил как в тумане: испуганные глаза стоящих рядом солдат, укоризненный взгляд командира батареи, его слова: «Эх, Орлов, Орлов, как же ты нас подвел». Затем узкие, покрашенные в темно-серый цвет коридоры гауптвахты, темная и сырая камера с деревянным лежаком-«самолетом» вместо кровати, вызовы на допросы к следователю военной прокуратуры. Нелепые вопросы, под протокол: «На какую разведку работаешь? Когда завербовали? Где слушал зарубежные радиоголоса? Где читал и распространял самиздатовскую литературу?»

Владимир чувствовал себя мелким зернышком, попавшим под жернова репрессивного аппарата. С каждым днем, все больше и больше, его охватывало равнодушие к собственной судьбе.

На заседании суда, слушая путаные показания потерпевшего и свидетелей: Орлов сначала неуклюже пытался оправдаться:

— Он первый начал, я только защищался, — но видя, что судьи не принимают его оправдания, тоскливо замолчал.

 Суд удалился на совещание, и вскоре вернувшийся председатель военного трибунала огласил приговор:

— За грубое нарушение воинской дисциплины, выразившееся в неуставных взаимоотношениях с вышестоящим командиром, приговорить Орлова Владимира Александровича к лишению правительственных наград, воинского звания «младший сержант» и трем годам лишения свободы с отбыванием наказания в дисциплинарном батальоне.

Закончив чтение приговора, председатель суда предоставил последнее слово осужденному.

Владимир нехотя встал.

— Все правильно, осудили, все правильно, виноват, — тихим и скрипучим от волнения голосом начал он свою речь, а затем неожиданно весело улыбнулся и громко добавил: — Звание отобрали, в тюрьму посадили, орден отобрали, а мне не жалко, берите. Самая дорогая награда у меня здесь, — повернувшись спиной к председателю суда, он задрал подол гимнастерки, обнажив огромный багровый шрам на спине. — Затем, опустив гимнастерку и повернувшись к председателю лицом, продолжил, — и никакой суд у меня ее не отберет.

Увидев побагровевшие от гнева лица членов военного трибунала, он закончил свою речь:

— У вас такой никогда не будет.