Христианская душа ищет встреч со святыми местами, со святынями, но особо выделяет Землю, которая так и именуется — Святая. Прежде шли к Святой Земле годами, погибали в пути от диких зверей, от жажды и голода, от неведомых болезней; кому-то Господь даровал припасть к святым камням, которые соприкасались со ступнями Спасителя, отыскать в ночном небе Вифлеема звезду, которая когда-то возвестила о самом главном и необходимом для землян Рождении, очиститься от греховной накипи там, где принял за всех нас страдания Иисус Христос.
Иерусалим — начало начал нашей духовной истории, вся культура, все струны души русского народа звучат мелодиями христианства. Отсюда, из Иерусалима, в мир шагнула вера, которая сделала этот мир одухотворенным, обретшим цели в Вечности, вера превратилась в Веру, двигающую судьбы народов. Миллионы паломников приходили в Иерусалим, какая-то их часть лицезрела схождение Благодатного Огня, кто-то для себя, кто-то и для публикации оставил свои записи, а нынешнее телевидение и вовсе создает эффект присутствия; многократно написано, рассказано, показано все, что происходит в канун Светлого Христова Воскресения, и все же каждый паломник имеет собственную душу, собственное сердце, собственное созерцание, а они неповторимы.
Хроника полутора суток нашего паломничества вместила и впечатления от перелетов, и от разговоров с попутчиками, и от автобусных переездов к Иерусалиму от Тель-Авива, и от молебна в Троицком Соборе, и от встречи с Патриархом Иерусалимским, и от знакомства со Старым городом, где, как отмечалось в энциклопедическом издании конца XIX столетия, «из ста семидесяти улиц нет ни одной совершенно прямой, или вполне удобной для экипажной езды, движение по ним возможно только пешком или верхом», множество событий расширило границы обычного течения времени и могло бы превратиться в обширное повествование. Между тем, и мне, и, полагаю, читателю, не нужна поверхностная хроника, имеет смысл поделиться потрясениями души при встрече с высшими святынями христианства. Понимаю тех, кто приходит в Храм Гроба Господня в третий, в седьмой раз, а такие были в нашей группе. Единственная встреча с Храмом — это ожог для души, для чувств; настолько она молниеносна, что нет в ней времени для обдумывания, для рефлексии, как принято говорить в философии.
Уже стало привычным, естественным ежегодное появление в пасхальную ночь Благодатного Огня из Иерусалима — в Храм Христа Спасителя Владимир Иванович Якунин вносит лампаду с Благодатным Огнем и свершается таинство возжигания свечей от лампады, преодолевшей путь за немногие часы от Храма Гроба Господня к храмам нашей столицы, и не только столицы.
Перед входом в пещеру-часовню, в Кувуклию, еще сохраняется сознательная оценка происходящего, хотя уже трепещет душа, улавливая перемены в лицах, фигурах, согбенно покидающих место, где свершилось Воскресение Христа.
В Кувуклии не было душно, напротив, воздух показался чистейшим, освежающим, отчего же выходили отсюда в испарине? Да оттого, что есть баня очистительная для тела, а есть — очистительная для души. Ради такого преображения и входят в Храм Гроба Господня, ради такого и преодолевают тысячи километров, терпят неимоверную жару и скопление паломников, не спят ночами, выстаивают в очередях. Это Храм спасительной надежды, здесь открывается строка «Символа Веры» — «Чаю воскресения мертвых». Икона Христа словно благословляет вошедшего сюда на таинство будущего воскресения. Преображение Господне, о котором помним по праздничному дню 19 августа, имеет отношение и к каждому из нас, разумеется, это преображение иного смысла, но как еще точнее обозначить то просветление, которое потрясает и изменяет нашу душу?
К плите, на которой лежал Христос, снятый с креста, припал я, потеряв всякие представления о внешнем мире, по-видимому, там и произошло, хотя бы на мгновения, превращение внешнего человека во внутреннего, о котором много писали богословы. Крохотная пещера, в которой погребен был Спаситель, воспламеняет к подлинности дел, поступков, а это и есть преображение, дарованное мгновениями бессловесного моления в Кувуклии под благословляющим Образом Воскресшего Христа. Лампады, свечи, сияющие в часовне-пещере, оставляют ощущение света, неземного света, после которого солнечный день на площади неподалеку от Храма показался тусклым. Наши паломники расположились за уличными столиками, пили чай, кофе, воду, почти не переговариваясь, каждый оставался в тех мгновениях, которые соединили его с божественным, богочеловеческим миром.
Смеркалось, когда наш автобус взбирался все выше и выше, то распахивая обзор, то сужая его горами и деревьями, пока не углубились мы в зеленый оазис, наполненный тишиной монастырского уединения. Свечи приобрели не только для того, чтобы возжечь здесь в храме, но чтобы потом они стали напоминанием об этом прохладном вечере на горе, где обитала Елизавета, мать Иоанна Крестителя и родственница Пресвятой Девы Марии, первая передавшая ей Благую весть о том, что она и есть «благословенная между женами».
С 1865 года и в течение двадцати девяти лет главой Русской Духовной Миссии в Иерусалиме был архимандрит Антонин (Капустин), его усилиями Русская Церковь создала свои духовные очаги на Святой Земле. «С его личностью, — отмечал выдающийся богослов архимандрит Киприан (Керн), — связано очень многое, если и не все, что роднило нас с Палестиной и с паломничеством туда»1. «18 участков земли приобретены о. Антонином, в том числе был куплен участок в Горней («Айн-Карем»), по преданию, месте целования праведной Елисаветы, где архим. Антонин начал организацию женской полумонашеской общины»2.
Горний монастырь — островок русской монашеской жизни в Иерусалиме, это родной дом для наших паломников, забота о них, сопровождение — основное послушание для насельниц этой обители. Не оставили без внимания они и наши два автобуса, пояснения их не похожи на заученную трескотню экскурсоводов; душа, наполненная любовью ко Христу, словно свидетельствует об евангельских событиях: монастырская жизнь с Богом и в Боге сделала их сопричастницами истории Святой Земли.
День, показавшийся неправдоподобно длинным — от Москвы до Горнего монастыря в Иерусалиме — завершился скромной трапезой с благословения настоятельницы монастыря матушки Георгии: как путешествующим позволено было в эту скорбную Великую Пятницу отведать соки, оливки, монастырские овощи, хлебцы.
На ночлег определили нас в современную гостиницу, достоинства которой оказалось возможным оценить утром. Отель «Ридженси Иерусалим» лишь небольшой своей частью открылся нашему взору при подъезде к нему, строение скатывалось под гору. Оказалось, что выбраться из отеля можно лишь через шестой этаж, более низкие этажи уходят лесенкой под гору. Только утром открылись с обширной ложи, соединенной с коридором четвертого этажа, бесконечные взгорья Иерусалима. Удивительно, что обозреваемое здесь воочию вспоминалось как уже многократно виденное, картины эти совпадали с иконными пейзажами Святой Земли, при всей их ненатуралистичности, они передавали нашим чувствам не внешние пейзажи, а их сокровенную, духовную суть, поскольку природа Иерусалима хранит в себе духовную энергию, оттого издавна благоговели паломники не только перед несомненными святынями этой Земли, но перед всей неповторимостью этих мест.
Календарь пасхальных праздников в 2010 году совпал и у православных, и у католиков. Если очевидцы схождения Благодатного Огня прежних лет повествовали о невозможности высвободить руку, о потерянных в толчее туфлях, то можно было предположить, какое число верующих заполнит Храм Гроба Господня на сей раз. По-видимому, такими предположениями были в несравненно большей степени озабочены служители порядка, они имели изрядный опыт, чтобы оберечь паломников и не помешать им — это мы почувствовали сразу, количество полицейских не оставляло сомнений в серьезности их отношения к этому дню.
Чтобы легче видеть нам друг друга, а полиции пропустить паломническую группу в Храм, снабдили нас шейными шелковистыми платками — косынками, повязали мы их, как когда-то пионерские галстуки, косынки смотрелись весело, их голубовато-белые полоски напоминали что-то морское.
Прохлада раннего субботнего утра быстро оттеснялась теплом, исходящим будто и не от солнца, а от внутреннего дыхания воздуха, земли, возможно, свою работу исправно выполняла пустыня, где-то неподалеку подступающая к взгоркам Вечного Города. Улочка, входящая в старый город, похожа на окаменелое русло речки, над ней вздыбились высокие берега стен. Группу нашу, как и другие группы паломников, остановили полицейские. Начиналось долгое ожидание, к которому нас готовили организаторы поездки. Солнце раскаляло тесный коридор, особенно правую его сторону. Якунин призвал всех переместиться под левую стену в спасительную тень, чтобы уберечься от обмороков и сердечных приступов. Напоминание не зряшное, в подобной поездке два-три года тому назад свалился без сознания писатель Валентин Распутин. Духота тесных улочек может подкосить даже сибиряка. За правой стеной возвышался армянский квартал. Сопровождавший нас местный выходец из России указал на развесистую оливу, к которой был привязан Христос. И хотя понятно, что это не двухтысячелетнее дерево, но это было то самое место, и память христиан поддерживалась возрастанием здесь поросли от того самого дерева. На этой улочке, во всем Старом городе, особенно же в Храме Гроба Господня, чувствуешь присутствие Христа, словно и нет огромных по человеческим меркам двух тысячелетий. Он не просто рядом, Он в нас.
И вот появился смуглый полицейский, суровое лицо превращало его вовсе в мулата. Проехала полицейская машина, похожая на военный газик, на ступенях улочки для проезда таких машин сооружены скосы, по этим гладким скосам особенно скользят подошвы, и хорошо, что мы были предупреждены о выборе подходящей обуви, ибо едва удалился явно крупный полицейский начальник, как стало ясно, что нашей группе дают зеленый свет для движения к заветной цели. Кто-то повлек нас со спортивной быстротой, около меня оказалась монахиня, которой я опрометчиво попытался уступить дорогу, тем самым замедлив бег, и тотчас потерял главные ориентиры — лидеров нашей группы; стоило сил совершить рывок, чтобы с колотящимся сердцем наконец поймать взглядом платок-косынку на бегущем впереди мужчине. Теперь уж я неотступно следовал за ним, косынка пестрой бабочкой порхала, то убыстряя, то замедляя полет, и я неотступно гнался за нею. Хотя привычны мне и жаркая русская баня, и велосипедные нагрузки по ухабистым лесным дорогам, и долгие переходы с увесистым рюкзаком на плечах, — эта прерывистая пробежка по старому Иерусалиму сбивала дыхание, сказывалось и опасение быть отсеченным от нашей группы, остаться за пределами Храма, к которому все в этот день стремятся, а при приближении к Храму, при знакомом уже повороте к обступившим с обеих сторон торговым лавкам, стало трудно протискиваться сквозь людское скопление, оставался маленький ручеек, и его обозначила маячившая впереди косынка, дававшая надежду на то, что не отстал.
Площадь перед Храмом Гроба Господня, которая на самом деле уже и не площадь, а часть самого Храма, лишь не перекрытая куполом, разделяет потоки паломников предусмотрительно выставленными металлическими заграждениями, патрульными с автоматами, среди которых немало совсем юных чернявых девушек. Вправо потекли наши платки-косынки, теперь они уже успокоительно выстроились в ряд, и, наконец, можно было рассмотреть не только косынки, но знакомые лица, маяком возвышался ректор московской консерватории Александр Сергеевич Соколов, этот маяк вскоре исчез, ему уже посчастливилось попасть в Храм. И тут возник сбой на самом подступе к полицейскому кордону, ведающему входом: слишком напористо надавили на заграждения паломники, а это стало моментальным сигналом на прекращение пропуска в Храм, решетки сомкнулись, и мы остались за их пределами. Наш ряд замер, а поток, направляемый в Храм, ожил слева. Нас, с приметными косынками на шее, осталось не более пяти-шести, но ангелы-хранители не покинули нас, и еще на мгновение приоткрылся створ заграждения, толчок руки полицейского в плечи помог одолеть последнее препятствие, и открылось пространство Храма Гроба Господня. Кто-то незримо направлял наше движение мимо Камня Миропомазания, где Иосиф и Никодим помазали бездыханное тело Спасителя миррой и алоэ. Повернули налево, немногие, в том числе и мой спутник по самолету, детский хирург-травматолог Алексей Георгиевич, попали вместе с Владимиром Ивановичем Якуниным в Кувуклию. Проход в Кувуклию заужен подобием арки, по сторонам которой поднимаются ступени, удобные для фотожурналистов и полицейских, зорко наблюдающих с высоты во все стороны Храма. Мы тоже могли видеть многое, правда, лишь краешек Кувуклии, то есть собственно пещеры Гроба Господня, над которой возведена мраморная часовня, там мы были накануне. Созерцали мы едва ли не все пространство Храма, поскольку стояли, видя и вход в Храм, и весь путь патриаршей процессии в Кафоликон и к Кувуклии.
Рассказы о неимоверной тесноте стояния в ожидании Огня не оправдались, по крайней мере для нас, находящихся поодаль от Кувуклии. Барьер, отделяющий российскую группу от остальных паломников, создавал достаточно просторную площадку, и мы придвигались к локтю друг друга лишь тогда, когда желали на цыпочках заглянуть в сторону Кувуклии. У стены же достаточно свободно, там подходили мы к иконе Матери Божией, неторопливо молились, тихо переговаривались, вдоль стены стояла скамья, по очереди, уступая друг другу, наши паломники присаживались.
Доводилось слышать скептически-язвительное, мол, возродили языческое огнепоклонство. Не огню поклоняемся, а Свету Христову, Свет же этот проявил себя сразу после Воскресения Спасителя, когда Ангел сидел при входе в пещеру. Были ведь времена иконоборчества, нашлись и тогда воители с почитанием икон, тоже убеждали, будто противостоят язычеству, слава Богу, разобрались, что поклонение иконам и идолопоклонство ничего общего между собой не имеют.
Храм полнился ожиданием. Слабый свет, проникающий с улицы в Храм, не мог одолеть полумрак и лишь усиливал трепетное ощущение тайны этого дня. Никто не мог точно сказать о времени схождения Благодатного Огня, шел уже четвертый час ожидания, течение времени не ощущалось, лишь напоминало о совете прихватить питьевой воды из автобуса, я же взял остаток воды, чтобы погасить свечу, когда придет тому черед.
Мерное течение ожидания было ошеломительно прервано резкими выкриками, звоном бубнов, визгами, трещотками, выделялся крупный араб, сидящий на плечах другого араба, внешне щуплого, но лихо крутящего своего наездника, который размахивал распятием, сделанным наподобие детской русской тряпичной куклы. Невиданное для русской церкви громкоголосие дышало мощной энергией, и эта призывная энергетика передалась нам, с радостным восхищением и благодарностью смотрели мы на шумное шествие к Кувуклии, шествие многократно показанное в разные годы нашим телевидением, но картинка несопоставима с живым действом. Неистовство христиан-арабов продолжалось недолго, они смолкли сразу, как только приблизились к Кувуклии.
Мы не могли видеть, как в полдень опечатали Кувуклию, но когда процессия во главе с Патриархом Иерусалимским и всей Палестины Феофилом III с хоругвями и пением проследовала из Кафоликона к Кувуклии, стало ясно, что близится то, ради чего совершено паломничество.
Наступила тишина. По-видимому, Патриарх уже вошел в Пещеру Гроба Господня и молится там у смертного ложа Спасителя, у той каменной плиты, к которой довелось нам приложиться накануне. Тревога невольно вползла в сердце: а вдруг не произойдет то, что бывает только накануне православной Пасхи, вдруг грехи наши земные воспрепятствуют Благодати Божией?!
И тут по затемненной стене Храма проблеском искр пробежало предвестие События. Тишина не ушла, она стала еще напряженнее, словно все затаили дыхание… Еще мгновение и вспыхнули огни свечей, вспыхнула всеобщая радость, казалось, все свечи загорелись одновременно, так быстро передавали огонь от свечи к свече. Запылала и моя, чисто иерусалимская свеча, точнее тридцать три свечи, соединенные в одну белую с синеватой окоемочкой, она пылала обильно, как и тысячи других свечей, юная инокиня, стоящая рядом, омывала огнем истощенное Великим постом лицо, испробовал и я необжигающее чудо Благодатного Огня. Воздух Храма наполнился свежестью, какая бывает после утренней грозы.
Мы помнили уговор, помнили, что не только ради собственной радости пришли к Храму Гроба Господня в эту Великую Субботу, а чтобы одарить Благодатным Огнем все приходы нашей России. Из сумки извлек я еще две свечи, зажег и их, а потом, смочив платяную салфетку минеральной водой, загасил. Успел увидеть, как беспомощно пытается инокиня задуть свою свечу, отдал ей мокрую салфетку. Опаленные Благодатным Огнем иерусалимские пасхальные свечи увезем мы и в свои дома, и в дома дорогих нам людей, станут они помощью в наших слабых молитвах.
Ручеек наших паломников с платочками на шее потек к выходу и беспрепятственно выплеснулся на храмовую площадь. Сияющие, возбужденные лица говорили о том, что Пасха для нас уже наступила, свет Воскресения Христа пришел к нам, ибо этот Свет, этот Огонь и стал некогда знаком Воскресения.
Легко и свободно устремились мы по каменным лабиринтам, не теряя взглядом организаторов паломничества. Казалось, вот-вот вынырнем за пределы Старого города, но впереди загремели бубны, из левой улочки, куда мы намеревались свернуть, шла колонна арабской молодежи с возгласами ликования, музыкой. Вдоль стен улицы выстроились зрители, своего рода болельщики, поддерживающие шествие. На перекрестке колонна остановилась, закупорив улочки, неожиданное препятствие могло задержать нас надолго, ибо возбуждение арабов лишь нарастало. Неведомо, за кого приняли нас болельщики, одна из них громко сказала по-немецки — «Schwein», но тут же, по-видимому, увидев депутатский значок с российским флагом на груди нашего паломника, сменила негодующий тон, воскликнув «Рус!», и тут же с большим воодушевлением: «Вива, рус! Вива, Палестина!» Кто-то из наших отозвался негромко «Вива», с тем мы и миновали шумливое торжество.
Подле Русской Духовной Миссии, на тенистой ее стороне, тихой и по-домашнему уютной, приготовлено походное застолье — бутерброды, зелень, сыр, кувшины с соком, фрукты. Наполнили стаканчики вином, выпили за встречу Благодатного Огня. Второй тост Владимир Иванович Якунин предложил за отсутствующих жен, паломничество было мужским. Тут же раздались призывные возгласы, приглашающие в автобусы. Стрелки часов приближались к шестнадцати часам, а предстояло еще многое — и часовая дорога до аэропорта Бен Гурион близ Тель-Авива, и таможенная процедура, и сам перелет до Москвы, и все должно произойти в срок, чтобы к полуночи в храмы нашей столицы пришел Благодатный Огонь.
Только в самолете сказалось утомление двух бессонных суток. Ведь в четверг к часу ночи мы только устроились в московской гостинице, а в половине четвертого утра надо было уже подниматься: к шести назначен сбор во Внукове. В самолете не умею спать, да и собеседник в соседнем кресле оказался замечательный. Пятница была насыщена встречами с начальником Русской Духовной Миссии архимандритом Исидором, с министром культуры Государства Израиль, аудиенцией с Патриархом Града Иерусалима и всей Палестины Феофилом III. В тот же день поклонились мы Храму Гроба Господня, вошли в Кувуклию, поднялись на Голгофу, вечерние часы провели в Горнем монастыре — и все это в течение одного неполного дня, перевозбуждение от впечатлений которого не давало уснуть и в следующую ночь. А в субботу происходило все то, о чем рассказываю с опозданием, сразу удержал бы в памяти больше деталей, но по впечатлениям двух неполных дней и не стоит стремиться к детализации.
Возможно, когда-нибудь произойдет иная, уединенная встреча со святынями Иерусалима, неторопливая, тихая. Пусть невозможно ныне шагать по пустыне, как встарь, высматривая на горизонте кресты, купола, но все же и в наше время существуют ранняя и ночная службы, на которых стоят самые стойкие прихожане, а монашеское присутствие помогает сосредоточиться на молитве.
Пока же воздаю благодарение Господу и добрым, сердечным людям за радость встречи Благодатного Огня; в многолюдье этой встречи есть и мое личное прикосновение к вечной тайне Воскресения Христа, как и во всякой соборности, которая соединяет в себе общую и личную судьбу, стояние перед Вечностью каждого и всех вместе.
Благодать — сокровенное слово нашего церковного языка, она окрыляет, дает силы в исполнении добрых дел, поступков. Россия выстаивала всегда милостью Божией, то есть Благодатью. Не случайно в годы потрясений, ломки устоев пришел к нам Благодатный Огонь, огонь Надежды, Веры и Любви.
Невиданным сиянием встретил нас московский аэропорт. В кабинках пограничников, таможенников, в руках пассажиров уже горели свечи. Взрослые, дети, приехавшие специально в этот час к аэропорту, усаживались с горящими лампадами в машины. От трех лампад, специально приспособленных для безопасного перелета, сотни москвичей, и не только москвичей, затеплили свои свечи, лампадки. Благодатный Огонь пошел по России. Он очень нужен России.
1 Архимандрит Киприан. Памяти архимандрита Антонина (Капустина). — Париж, 1955. — С. 1.
2 Там же. — С. 12.
