Родина требует воли и жизни

Военные башмаки

Стоит надеть военные башмаки,
Что словно свирепые псы,
Крепки и мощны,
Ждут тебя на пороге,
Тут же помимо воли своей
Ты снимешь ружье со стены
И отправишься в путь
По разбитой дороге.

Когда оружия час подступает,
Ночи героев, рыцарей дни,
Когда чужаки захватили Отчизну,
И всюду ущерб и потери одни,
Родина требует воли и жизни:
И ты бредешь в башмаках, и они
Вместе с тобой на врага наступают.

На войне для тебя они, ох, как важны,
Блистательна роль башмаков тяжелых:
Чтоб ты пол вражьего войска рассеял,
А половину пленил,
Как охотник добычу, лучшую в жизни.
Чтоб мать и отца защитил от войны,
Драгану, Анку, Йованку, Соню,
Зорицу, Раду и всю свою школу,
И спортплощадки,
И лужайки, и грядки,
Словом — чтоб ты защитил Отчизну.

Вот — ушли чужаки,
Мир наступает.
Целыми днями скучают военные башмаки.
Зевает один, другой засыпает.

Ждут, как верные псы, сурово —
Не засвищут ли пули, разрывая мир на куски,
Не тронешься ли на войну ты снова.

                                       Перевод И. Голубничего

Пир тишины

Тихо ложится краска на краску,
выпит глазами покой старины,
свет нас уводит в древнюю сказку,
наши жестокие души темны.

В дивном краю отчего мы застыли
пред совершенным таинственным ликом,
в зрелых чертах его мы уловили
взрыв от прозренья —
к последнему крику.

Новую силу в той вспышке добуду,
множество звуков сольются в аккорд\
и воскресят первородное чудо,
ветхий чертог будет временем стерт.

Небытие к нашим дням прикоснется,
маятник уничтоженья пробьет,
новую музыку гибель кует,
звук темноты нам навстречу несется.

                                     Перевод А. Базилевского

Мои права

Имею право на крохотное оконце —
Выход к Великому Белому Свету.

 

Через него
Я вижу урывками То или Это,
Вижу лишь птицу, не вижу стаю,
Вижу верхушку дерева, но не корень,
Слишком мало конкретного вижу,
Все больше мечтаю.

Поэтому шаг мой по камере неверен,
Ибо ни разу не видел я всей Лазури.
Наполовину до пропасти путь отмерен,
Бич и тюремщик пасут
Половину другую.

Имею право, но неофициально,
Любить тебя украдкой,
И на плач право,
И право на плач имею,
Тихий, непрестанный:

Губы чуть вздрогнут, а сердце
Слезами исходит втайне.

О, этот плач сокровенный многого стоит.

                                      Перевод И. Числова

Черная сказка

Чтоб я ослеп, на самом деле!
Как я хочу смотреть на вещи
Твоим касаньем — легким, белым...
Сдаюсь.
Твой взор — да будет вещим.

Веди меня сквозь этот ужас,
Сквозь черную, дурную сказку,
О мученике, сыне, муже
Тоскуй всей силой женской ласки.
Ну что с того, что я ослепну?
Весь ужас я впитаю взглядом.
Пусть только ночь звенит и светит —

Любому другу сердце радо.
Петух объявит всем на свете,
О чем молчу.
Ты будешь рядом.

                                   Перевод А. Базилевского

Петница (фрагмент)

Прошипела змея подколодная,
И слова расползлись заветные.
Дуб, у которого нас расстреливали,
Дуб, живая история,
Раскачивает тень пустую, нас окликая,
Протягивает ее нам вслед.
Долго он ждал ответа,
Долго искал нас взглядом,
Но все еще верит, что мы где-то есть.

Утренняя бомба (фрагмент)

И сучьями машет.
Давно от меня отказались
Все альтруисты.
Тлею, как сигарета на губе воспаленной:
Ищут меня повсюду —
А я, в засаде росистой,
Жду великого шанса
Пуститься вниз по наклонной,
Отринуть свое же право
И бросить утренней бомбой
Смех —
Я, человек одинокий,
Темного нрава.

                            Перевод И. Числова

Ноктюрн

Всю ночь шел снег.
Словно солнце — внезапно и скоро —
входит он
в ночные комнаты города.

Входит дух его, и аккорд
колыбельной и колокольчика
лишает город сна.
Все тихо и прозрачно,
как перед смертью.
Без сомненья, некто об этом знает —
он начеку, поверьте.

                           Перевод А. Базилевского

На вершине Дурмитора

Вот я опять карабкаюсь один,
Как призрак из томительных глубин,
Как по обету, не страшась расправы,
На тот утес.
На камень древней славы.

Карабкаюсь единственным путем:
Со злом не разминуться нам вдвоем.
Налево — извивается гадюка.
Направо — пропасть.
                       Прямо — только Бог.

...Горят глаза, в которых свет и мука.
И — нет иных тропинок и дорог,
Как только ввысь, в распахнутую даль,
Сопрягшую надежду и печаль.

Здесь и шалфей —
                   Перунов щедрый дар;
Он был мечом разящим, чей удар
С души усталой ржавчину сгоняет
И искренне показывает — где,
Доступная лишь вере и звезде,
Два лика Бога высота скрывает.

Но почему срываюсь с кручи я?
Десятый век я предан бренным требам,
Повиснув меж землей небытия
И бесконечным небом.

Пусть замысел свой довершает Бог.
А мой удел — прорвав тщету молчанья,
Оттачивать рога, словно пророк.
О твердь небес, залитую сияньем,
И из осколков целое собрать.
Чтобы на ту скалу взойти опять
И оглядеть с вершины наконец
Родной простор:
Как отчим.
Как отец.

                                     Перевод А. Голова