В память 10-летия натовских бомбардировок Сербии
Трагическая история Косово всколыхнулась в памяти в марте 2009 г., в канун десятой годовщины начала крупномасштабной агрессии НАТО против Союзной Республики Югославии, завершившейся победой североатлантических сил и разделом дружественной нам страны. Чудовищный акт агрессии, совершенной, якобы, во имя прекращения этнических чисток албанцев в Косово, сопровождался массовым избиением сербов. Десятки убитых, сотни раненых, тысячи изгнанных из отчего дома. Разрушены и подожжены многие церкви и монастыри, осквернены православные святыни. Если это не те самые чистки, не геноцид, то что же? Но только ли натовцы виноваты? Вспоминает участник тех событий, генерал-полковник, начальник Главного управления международного военного сотрудничества Министерства обороны РФ (1996–2000) Л. Г. Ивашов.
В октябре 1996 г. Указом Президента России Б. Н. Ельцина я был назначен начальником Главного управления международного военного сотрудничества Министерства обороны РФ. И почти сразу же югославская проблема стала в моей повседневной работе одной из главных. Обстановка вокруг дружественной нам Союзной Республики Югославии (СРЮ) нагнеталась. В западной прессе политический режим С. Милошевича характеризовался как диктаторский, коррумпированный, и уже не только правозащитные организации, но и правительства ряда стран обвиняли его в геноциде албанцев. Из Вашингтона и Брюсселя, где размещается штаб-квартира НАТО, все чаще звучали откровенные угрозы в адрес Белграда. Мировое сообщество явно готовили к возможности силовой смены там политического режима под надуманным предлогом «угрозы» со стороны сербов.
Ситуация обострилась к лету 1998 года. Командование Североатлантического блока объявило о проведении на территории, сопредельной с Югославией, крупного военного учения.
Когда начались натовские учения, я с И. Д. Сергеевым находился в Греции с официальным визитом. Начало учений стало для нас неприятным сюрпризом, ибо X. Солана и председатель военного комитета НАТО К. Науман во время визита министра обороны РФ в штаб-квартиру Североатлантического блока дали твердое обещание обязательно поставить российское руководство в известность о сроках и планах этих учений. Налицо был обман России, которая к тому времени уже больше года официально являлась партнером альянса: еще 27 мая 1997 г. был подписан Основополагающий акт Россия–НАТО, заложивший принципы двухстороннего сотрудничества. И именно натовцы первыми нарушили их, не поставив нас в известность о готовящихся учениях. Это делало предположения относительно опасности, которая нависала над Югославией, еще более основательными, так как никто не давал гарантии, что учения не перерастут во вторжение. Тем более, что американцы были по-прежнему верны политике двойных стандартов. Жестко следя за тем, чтобы со стороны сербов санкции соблюдались, что называется до последней буквы, они сквозь пальцы смотрели на рост военной силы у косовских албанцев, а то и негласно способствовали этому. Становилось более чем очевидным желание США разогреть котел косовского сепаратизма до температуры кипения и создать условия для вторжения сил НАТО. Подготовка к нему после проведения летних учений 1998 г. шла по сценарию военной оккупации, предусматривавшему ликвидацию политического режима, расчленение Югославии и отделение Косово.
Первые ракеты и бомбы упали на засыпающие города и села Югославии в ночь с 24 на 25 марта 1999 года. Еще накануне территорию Косово стали покидать международные наблюдатели. Хорошо просматривалась и активная подготовка Североатлантического блока к военным действиям. X. Солана во всеуслышание заявил о завершении политической фазы кризиса. Элементарная логика, не говорю уже о разведданных, подсказывала: основная ставка теперь сделана на военную силу. С началом военных действий я настоял на том, чтобы Министерство обороны РФ рассматривало их как нарушение принципов Организации Объединенных Наций, как агрессию против суверенного государства и предприняло все возможные меры. По решению И. Д. Сергеева группе связи НАТО, размещенной в Москве в соответствии с Основополагающим актом Россия-НАТО, было предложено в 48 часов покинуть пределы России, до минимума была ограничена деятельность военных атташе стран-членов блока. Наши военнослужащие, обучавшиеся на Западе, были отозваны на родину. Все программы сотрудничества с НАТО в целом и с государствами—участниками агрессии были заморожены.
Российские военные высказывали полную солидарность с действиями дружественного нам народа по отражению агрессии. Оказав сопротивление натовским силам, армия СРЮ действовала в полном соответствии с 49-й и 51-й статьями Устава ООН о праве на индивидуальную или коллективную оборону и другими нормами международного права. Больше того, несмотря на соотношение военных сил не в пользу югославской армии, я считаю, она выдержала испытание и не была разгромлена. Именно этот фактор стал решающим в предотвращении наземной операции НАТО. По нашим данным, альянс в ходе воздушной операции планировал нанести поражение войскам, военным и экономическим объектам Югославии, парализовать управление страной, деморализовать население и затем осуществить наземное вторжение. На пути этих планов встали высокий боевой дух югославских, прежде всего, сербского, народов, чувство патриотизма и готовность сражаться даже без оружия против агрессора, а также сохранение боеспособности вооруженных сил.
Улучшить ситуацию насколько возможно российская сторона попыталась при разработке военно-технического соглашения, заключение которого было предусмотрено «Мирным соглашением по Косово». По решению министра обороны РФ в Куманово (на территории Македонии), где шли переговоры, были направлены генералы В. М. Заварзин и Е. Н. Бармянцев. Однако участию наших представителей натовцы воспрепятствовали, имея на то формальное основание. Перехватить инициативу удалось лишь после того, как 7–8 июня в Бонне на заседании министров иностранных дел «восьмерки» был выработан проект резолюции Совета Безопасности ООН, которая после ее принятия получила памятный для многих номер — 1244.
Эта резолюция более или менее выправила ситуацию. Но требовалось точно определить нашу и НАТО роль в косовском урегулировании. Американцы «великодушно» разрешили нам одним батальоном участвовать в американском секторе. Нечего сказать, «великодушное» и «соблазнительное» предложение. Переспросив переводчика, действительно ли был использован термин «разрешаем», и, получив подтверждение, я предложил генералу изучить резолюцию Совета Безопасности № 1244: в соответствии с резолюцией присутствие по безопасности в Югославии осуществляют члены ООН и международные организации. При этом не НАТО, а Россия как постоянный член Совета Безопасности, имеет приоритетное право на это самое присутствие. Одной из действенных мер в этом направлении мог бы стать одновременный с натовцами ввод в Косово наших миротворческих подразделений.
По-доброму вспоминаю ту небольшую команду специалистов, которой довелось разрабатывать план участия российского контингента в миротворческой операции. Коллеги из Министерства иностранных дел: А. А. Авдеев — первый заместитель министра, А. Н. Алексеев — начальник департамента МИДа. От Минобороны: в Белграде — генерал-лейтенант В. М. Заварзин, в Москве — офицеры Главного оперативного управления и ГРУ Генштаба, от моего главка — вице-адмирал B. C. Кузнецов, начальник Международно-договорного управления, полковники Е. П. Бужинский, Е. И. Дубков, другие генералы и офицеры, все люди разумные, толковые. Суть плана сводилась к всесторонней оценке ситуации и предложению предусмотреть одновременный с натовцами ввод российского миротворческого контингента, чтобы вернуть Россию в процесс урегулирования на Балканах на равноправной основе, восстановить ее международный престиж.
Санкцию на синхронный с натовцами ввод российского контингента на территорию Косово усилиями министров обороны и иностранных дел дал Президент. Для выполнения этой задачи Генеральный штаб определил батальон воздушно-десантных войск из состава российской бригады, входившей в многонациональные миротворческие силы, которые были сведены в дивизию «Север» под командованием американского генерала и дислоцировались на территории Боснии. Российским воинам предстояло совершить марш из Углевика (БиГ — Босния и Герцеговина) до Приштины (Косово) протяженностью более 600 км, пересечь две границы. Одновременно планировалось посадочным способом десантировать два батальона с территории России. Ввод наших десантников имел смысл только при условии синхронных с натовцами действий. В противном случае было лучше вообще ничего не предпринимать: опоздание не только лишило бы вмешательство России в события какого бы то ни было смысла, но и усугубило бы унизительное положение, в котором она оказалась. Выходило бы, что ни дипломаты не смогли сработать, как должно, ни военные. Однако если натовские подразделения выдвигались с территории соседней Македонии, где они уже сосредотачивались в открытую, то нашему батальону, чтобы успеть к границе с Косово в час «X», необходимо было начать марш заблаговременно и — главное условие — незаметно.
О нормативах подразделений НАТО — сколько им потребуется времени на развертывание и выдвижение — наша военная разведка проинформировала точно и своевременно. С их учетом специалисты произвели расчеты, когда нашему батальону следовало начать выдвижение, и какое количество времени он мог максимально затратить на выполнение марша, был разработан оптимальный маршрут, предусмотрен порядок поддержания связи с министром обороны и Генеральным штабом, определены меры по соблюдению скрытности и дезинформации натовского командования.
На последнем остановлюсь особо. В группе, которая работала над планом, отдавали себе отчет в том, что в условиях боевых действий в регионе наша бригада в Углевике не могла не находиться «под колпаком» американцев. Поэтому сделать попытку покинуть место постоянной дислокации тайно от командования дивизии «Север» — означало бы наверняка провалить замысел. Дело не в том, что командир бригады проявил бы некое своеволие: нет, он и не подчинялся командованию дивизии, а, согласно установленному порядку, лишь информировал штаб дивизии о тех или иных своих действиях. Но любые, не оговоренные заранее перемещения, неизбежно вызвали бы подозрения и доклад в штаб-квартиру НАТО по линии разведки. А если задействована разведка, то такие доклады — нам было хорошо известно — быстро идут на самый верх. В этом случае наш замысел рисковал рухнуть в первый же час своего воплощения в результате мощного политического давления на Б. Н. Ельцина из Вашингтона и Брюсселя, которое последовало бы незамедлительно.
После многочасовых размышлений родилось, казалось бы, простое, но очень остроумное решение — не пытаться скрыть, а наоборот официально проинформировать командование дивизии «Север» о выходе батальона из места постоянной дислокации. Такая практика установилась давно: наши офицеры постоянно находились в штабе дивизии и, оперативно не подчиняясь ее командованию, тем не менее, в порядке информации сообщали ему, когда то или иное подразделение российской бригады выходило на разминирование, патрулирование или выполнение иной задачи подобного рода. Поскольку информирование о таких выходах стало, повторяю, обычным, даже рутинным делом, очередное из них не должно было никого насторожить. И вот в установленный час в череду таких обыденных докладов командование бригады по указанию из Москвы ввело информацию о том, что наш батальон получил приказ на выдвижение на территорию Союзной Республики Югославии. При этом специально был выбран момент доклада — в послеобеденное время, когда тянет вздремнуть и восприятие имеет обыкновение притупляться. Командир дивизии воспринял эту информацию более чем спокойно. Лишь поинтересовался, не нужна ли какая помощь для выполнения той самой «частной задачи». «Помощи не требуется», — услышал в ответ и пожелал русским успеха.
Тонкий учет психологии командования дивизии «Север» сыграл свою роль. Спрятав начало марша за рутинным выходом, мы добились главного — не пошли доклады «наверх» по линии натовской военной разведки и ЦРУ. Сам же штаб дивизии «Север» — это достаточно автономная структура, выше него находился лишь штаб многонациональных сил, в худшем для нас случае командир дивизии доложил бы туда, да и то, вероятно, лишь в рамках итогового доклада за день. В общем, наш батальон получил временную фору и в течение нескольких часов двигался в удивительно спокойной обстановке. Хочется надеяться, что когда-нибудь имена двух достойных россиян — офицера Генерального штаба и офицера ГРУ, авторов этой остроумной дезинформации, можно будет назвать публично.
Колонна состояла из 15 БТРов и 35 бортовых автомобилей с личным составом. На стороне наших 200 парней был один, но исключительный фактор: большая часть марша проходила по территории дружественной Сербии, и с первых часов стало ясно, что наш расчет на горячие симпатии сербов к воинам под российским триколором оправдался с лихвой. Эффективную помощь в продвижении батальона оказал генерал-лейтенант Е. Н. Бармянцев, наш военный атташе в Югославии.
Под Белградом батальон принял под свое командование генерал-лейтенант В. М. Заварзин.
Разведка постоянно докладывала министру обороны о местоположении натовских войск, и как только спецподразделения альянса (разведки, связи и другие) пересекли границу Македонии с Косово, генералу В. М. Заварзину была дана команда: «Вперед!». Ночью 12 июня наш батальон в соответствии с планом пересек административную границу Сербии с Косово и двинулся на Приштину.
К этому времени о выдвижении российских десантников в Брюсселе уже знали. Мы ощутили это по резко возросшему дипломатическому давлению со стороны США. Американская делегация во главе с С. Тэлботтом была на пути в Вашингтон, когда во время полета над Европой на борт поступила команда возвратиться в Москву. Задача, как потом стало ясно, состояла в том, чтобы сковать военно-политическое руководство России видимостью переговоров и обеспечить упреждающий ввод натовских войск в Косово. Министр иностранных дел И. С. Иванов поздно вечером привез всю команду С. Тэлботта в Министерство обороны. Последний назвал себя специальным представителем президента США и потребовал (именно так!), чтобы переговоры с ним вели министр иностранных дел, министр обороны, начальник Генштаба и другие высокопоставленные военные. И. С. Иванов почему-то согласился удовлетворить это требование. В зале для заседаний коллегии сели за стол. Никаких переговоров на самом деле не было. Украдкой поглядывая на часы, заокеанский визитер вел неспешный светский разговор. Пустое времяпрепровождение становилось все более очевидным. Я предложил: пусть министры и начальник Генштаба идут заниматься своими делами, а «переговорщиками», если угодно, будем мы. Если нет конкретной темы, военные могли бы приступить к согласованию вопросов технического плана — об организации взаимодействия и прочее. С. Тэлботт категорически возразил, заявив, что он против отдельных переговоров военных. И действительно, ему нужно было отвлечь от дела не нас, а первых лиц Министерства обороны и Министерства иностранных дел.
Наконец, у И. Д. Сергеева и И. С. Иванова терпение лопнуло, и они ушли в кабинет министра обороны. Спустя некоторое время я последовал за ними, оставив С. Тэлботта и его команду в зале на попечении одного из генералов. И. С. Иванова больше всего страшила перспектива возможного боестолкновения с натовцами. Он настаивал: батальон вводить нельзя, давайте его вернем, задержим, посмотрим, как будет развиваться обстановка. Однако это самое худшее в военном деле, когда несколько раз меняешь подчиненным задачу. Они, видя нерешительность командира, и сами начинают действовать с оглядкой. По вопросам и репликам И. Д. Сергеева я видел, что маршал тоже опасался неспровоцированного открытия огня против нашего контингента. Но в отличие от своего коллеги склонность к импульсивным решениям не демонстрировал, а побуждал нас к более углубленному и всестороннему анализу ситуации. Вопрос о возможности вооруженного столкновения с натовцами мы отрабатывали еще на стадии принятия решения о броске в Косово. Опираясь на данные разведки и на практику принятия решений в НАТО, приводили аргументы в пользу того, что без решения Совета НАТО американцы удар не нанесут, а другие западные страны тем более. А чтобы такое решение не состоялось, нужно было работать с отдельными членами альянса. И даже если решение о вооруженной конфронтации примут, у нас оставалось время для реагирования, поскольку это могло случиться лишь после неоднократного со стороны США выкручивания рук своим союзникам. Но и при этом на конфликт с Россией решились бы немногие. Так что перспективы консенсуса в НАТО по вопросу о вооруженном столкновении с Россией были весьма призрачными.
Был и еще один вариант, запасной: лететь в Белград и в случае угрозы боестолкновения с натовцами провести блицпереговоры о совместном противодействии угрозе нашим миротворцам. Мы хорошо знали настроения сербских военных: они были готовы развернуть войска в южном направлении и войти в Косово. В этом случае натовцы оказались бы перед перспективой наземной операции, которой они страшно боялись. Тем более, что армия СРЮ с удовольствием отомстила бы агрессорам и за жертвы и за поруганную честь. Да еще в братском союзе с русскими. Этот аргумент стал решающим. Но можно лишь представить, какой груз ответственности брал на себя министр обороны. Как стало известно, почти сразу же, к давлению на него добавлялись и самочинные действия некоторых должностных лиц. Я находился в кабинете министра обороны, когда его адъютант сообщил мне о звонке B. М. Заварзина по мобильному телефону. Он сообщал: только что по командно-штабной связи боснийской бригады получен приказ начальника Генерального штаба А. В. Квашнина развернуть батальон в обратном направлении (колонна к этому моменту уже пересекла границу и двигалась по территории Косово, правда, об этом из числа присутствующих в кабинете министра обороны знали лишь единицы). Пришлось напомнить В. М. Заварзину, что решение на ввод батальона принял Верховный Главнокомандующий — Президент России, а приказ о нем отдал министр обороны.
Этот приказ обязателен к исполнению. Следовательно, никаких разворотoв и остановок — только вперед. А чтобы уберечь В. М. Заварзина от новых, не санкционированных министром обороны приказов, я предложил ему на некоторое время выключить мобильный телефон. Потом, правда, была еще одна попытка А. В. Квашнина — опять же через штаб бригады (в колонне шла командно-штабная машина со своей аппаратурой связи) — передать приказ на остановку батальона. Виктор Михайлович, помня о нашем разговоре, действовал четко и жестко, взяв на себя ответственность за выполнение поставленной задачи.
Между тем в кабинете И. Д. Сергеева обстановка явно стала уравновешеннее: батальон, если судить по докладу А. В. Квашнина, двигался в обратном направлении, и И. С. Иванов успокоился. Неожиданно в кабинет вошел генерал-лейтенант А. И. Мазуркевич, присматривавший за американской группой, и сообщил, что CNN ведет прямой репортаж о вхождении в Приштину российского батальона. А господин С. Тэлботт срочно желает видеть министра иностранных дел. Для И. С. Иванова это было подобно грому с ясного неба. Он полагался на заверения А. В. Квашнина (начальник Генштаба и сам был уверен, что его команда о возвращении батальона дошла до исполнителей и действует), а тут... И. С. Иванов в сердцах обругал нас: мол, с вами, военными, как свяжешься, так обязательно попадешь в неприятность. Вышел к американцам и попытался объяснить им, что допущена техническая ошибка, которая будет оперативно исправлена. И уехал к себе. Вслед за ним здание нашего Министерства обороны покинули и С. Тэлботт с командой. Через непродолжительное время по основным телеканалам прошел сюжет, в котором И. С. Иванов публично повторил сказанное американцам и добавил, что российский батальон будет возвращен в место постоянной дислокации. Но десантников уже с ликованием встречало сербское население Приштины, а мировые СМИ трубили об этом как о триумфе России. Затем наш батальон вышел на аэродром «Слатина» и, как положено по уставу, занял круговую оборону.
Но одно напряжение сменилось в Министерстве обороны другим. Назавтра в 11 часов утра И. Д. Сергееву предстоял доклад у Президента страны, и он, естественно, волновался в ожидании, как отреагируют натовцы? Не спровоцируют ли обстрел, столкновение? В тот же район шла английская бригада. Пытались мы предвосхитить и возможную реакцию Б. Н. Ельцина. Обстановку разрядил звонок В. М. Заварзина. Он докладывал, что англичане предлагают ему встречу. Я, в свою очередь, доложил И. Д. Сергееву, получил согласие и поставил задачу генералу:
— Встречайся, но на своей территории, англичан должно быть не более пяти — шести человек, чтобы не допустить даже тени провокации или чего-то подобного. По завершении встречи доложить.
Время проходит, В. М. Заварзин молчит. Наконец докладывает:
— Англичане — нормальные мужики. Никакой политики: обсуждаем, как организовать меры безопасности, взаимодействие и т. д.
Потом дополнительно доложил, что командир бригады и пять его старших офицеров просят разрешения переночевать в расположении батальона. У них еще ничего не устроено, а о русском гостеприимстве они наслышаны. Как быть?
От такого звонка сразу стало спокойнее на душе. Доложил Игорю Дмитриевичу Сергееву. От неожиданности он, кажется, даже слегка опешил. Гостей приютить разрешил, посоветовал накормить ужином и даже предложить им по рюмке водки, но не больше. Так что первую ночь новой косовской драмы руководители английской бригады ночевали в нашей командно-штабной машине.
Потом, уже под утро, и Д. Фогльсонг попробовал установить связь с В. М. Заварзиным. То есть стало ясно, что натовские военные восприняли рейд российского батальона спокойно и на разных уровнях стали налаживать взаимодействие. Это окончательно разрядило обстановку в окружении И. Д. Сергеева, и мы приступили к подготовке его доклада Б. Н. Ельцину. Изложили ситуацию до ввода нашего батальона и после, указали на попытку С. Тэлботта ввести нас в заблуждение относительно срока ввода натовских войск, убаюкать видимостью переговоров и упредить российский контингент, заняв важнейший стратегический пункт Косово — аэродром «Слатина». В текст заложили твердое убеждение, что Россия, не сделав в сложившейся ситуации решительного шага, потерпела бы поражение, и не только на дипломатическом фронте, оказалась бы просителем в процессе осуществления международного присутствия в Косово.
Со слов очевидца знаю, что когда И. Д. Сергеев появился в зале, где должно было состояться совещание, присутствующие смотрели на него настороженно, и никто особенно не стремился поприветствовать его, обменяться рукопожатием. Вошел Б. Н. Ельцин, попросил доложить об обстоятельствах ввода российского контингента. Маршал не стал ссылаться на кого-то из подчиненных, хотя и знал, что реакция президента — Верховного Главнокомандующего, обычно плохо предсказуема. Вполне можно было сойти с трибуны уже и не министром обороны, как случилось с его предшественником. Но взял всю ответственность на себя и доложил: «В сложившейся ситуации, выполняя ваше указание об одновременном вводе, принял решение выдвинуть батальон, взять под контроль стратегически важные объекты. Задача выполнена успешно. Воины-десантники под командованием генерала Заварзина действовали решительно и смело».
После доклада в зале наступила тишина. Паузу прервала фраза, произнесенная со всем известной ельцинской интонацией: «Ну, наконец, я щелкнул по носу...» (здесь Президент назвал некоторых руководителей стран НАТО). Тут же из зала донеслось подобострастное: «Вы, Борис Николаевич, не щелкнули — вы врезали по физиономии». Б. Н. Ельцин поднялся и обнял И. Д. Сергеева, поблагодарив за подвиг российских ребят. К маршалу тут же выстроилась очередь с поздравлениями.
Добавлю, что на следующий день Б. Н. Ельцин подписал указ о присвоении В. М. Заварзину очередного воинского звания — генерал-полковник, с чем И. Д. Сергеев и мы, члены его команды, искренне поздравили старшего воинского начальника вновь образованного приштинского гарнизона. Правда, и в этой ситуации не обошлось без маленькой интриги со стороны антироссийских (не побоюсь этого слова) сил. Нам стало известно, что лейтмотивом готовившейся на НТВ программы «Итоги» небезызвестный Е. А. Киселев собирался сделать заявление, будто военные пошли на ввод батальона в Приштину самочинно, вопреки воле Президента и Верховного Главнокомандующего. Намекалось на своеволие военачальников и чуть ли не на возможность военного переворота. Пришлось пойти на упреждающие меры. Как только указ о присвоении В. М. Заварзину воинского звания «генерал-полковник» был подписан, мы позаботились о скорейшем распространении этого известия по каналам оперативной информации. Теперь уже ни у кого не возникало сомнений, что военачальник отмечен Президентом именно за успешный рейд батальона. Столкнуть военных с Верховным не удалось, и Е. А. Киселеву осталось лишь пробормотать нечто невразумительное: мол, если за командование батальоном давать генеральские звезды, то сколько же будет в России генералов?
Как стало известно, уже после некоторой стабилизации обстановки в Косово, в НАТО все-таки нашлись горячие головы, которые предлагали вооруженным путем воспрепятствовать российскому контингенту. Но наш батальон прочно закрепился на аэродроме «Слатина». Первоначальный план предусматривал, что с территории России будут переброшены по воздуху еще два батальона. Один предназначался для Косовской Митровицы, а второй бы усиливал наш первый батальон в районе аэродрома. Потом он мог бы отойти в город Ниш и стать оперативным резервом. Однако Румыния и Венгрия в нарушение Чикагской конвенции о праве авиационных полетов не предоставили воздушного коридора, и тот вариант не сработал.
Какой должна быть зона ответственности российского контингента, определилось на переговорах с американцами в Хельсинки 18 июня. В конце концов в соответствии с резолюцией Совета Безопасности № 1244 в Косово была развернута многонациональная группировка сил стабилизации. В ее состав вошли части и подразделения 22 государств мира, в том числе России. Общая численность группировки КФОР составляла около 46,5 тыс. солдат и офицеров. Российский воинский контингент насчитывал свыше 3,5 тыс. человек и организационно состоял из четырех тактических групп. Каждая из них выполняла свои обязанности в соответствии с общим планом операции, не подчиняясь натовскому командованию. Дополнительно российские миротворцы предупреждали провокации албанских боевиков, оперативно выезжали на защиту православных храмов, откликались на социально-бытовые просьбы сербского населения. Сложностей было много. Но по общему признанию, пребывание в регионе российских десантников существенно стабилизировало ситуацию.
Так продолжалось до апреля 2003 г., когда начальник Генштаба А. В. Квашнин против всякой логики заявил: «У нас не осталось стратегических интересов на Балканах, а на выводе миротворцев мы экономим 25 млн долларов в год». Как следствие, российские миротворческие подразделения были выведены из Боснии и Герцеговины, а также из Косово. Убежден, что это шло вразрез со стратегическими интересами России на Балканах. Они есть в регионе уже не одно столетие, не исчезли и сегодня. К сожалению, в силу господствующей ныне бухгалтерской, утилитарно-прагматической логики мы бросили на Кубе уникальный разведцентр Лурдес, оставили вьетнамский Камрань — лучшую бухту в Юго-Восточной Азии... И что, Россия выиграла? Сдачей всех геополитических позиций обернулся и уход с Балкан. А ведь впервые за много лет ребята-десантники, совершившие бросок на Приштину, возродили у той части мирового сообщества, которая не желает жить по указке из Вашингтона,
