Авария

Рассказ

Этот весенний день: после оттепелей и заморозков, снегопадов с налипающим мокрым снегом, тяжелыми свинцовыми облаками, резким холодным ветром, который жестко, словно бритва без пены, прикасался к лицу, был с самого утра, однако, солнечным и нарядным. Еще утром, добираясь до работы от остановки автобуса, Алексей обратил внимание, что на деревьях уже видны набухшие почки, из которых вот-вот выскочат ярко-зеленые листочки. Над деревьями и кустами фиолетовая дымка. На еще голых ветвях сидели грачи и скворцы, недавно вернувшиеся из своей «зимней ссылки». Они кричали, перелетая от дерева к дереву, словно возмущаясь, что им не подготовлено гнезд. Крики и шум разлетались далеко по округе.

Алексей остановился на пригорке, оглядев дома бывшего поселка Кузмиха, включенного в границы города. Издалека не было видно улиц, дома располагались в живописном беспорядке, непохожие друг на друга, каждый имел свое особенное архитектурное лицо. От ярких лучей весеннего солнышка играли различными цветами крыши, они освободились от снега и, чистые, блестели и радовали глаз.

— Слава Богу, весна пришла, — подумал он, — и пусть зима еще будет хвататься цепкими лапами льдов и снегов, какое-то время не сдавая свои позиции, но все равно весна победит. Уже идет она с гомоном птиц, подснежниками и звонкими ручьями, полными талой, студеной воды. — Смотри-ка, как я поэтически думаю, — усмехнулся он. — Это от тепла и яркого солнышка, — словно оправдывая себя, подумал молодой человек.

Сегодня первый день, как Алексей Зорин стал работать прорабом. После окончания техникума, он почти три года «отпахал» мастером. Наконец-то, в связи с увеличением объемов строительно-монтажных работ в управлении, в котором он работал, ввели в штатное расписание новые должности, одна из них прорабская. Дело не только в зарплате, кто от нее откажется, но Алексей, как и все молодые работники, мечтал о профессиональном росте. Для кого-то три года — мгновение, для него они тянулись, и казались вечностью. Работал он на строительстве комплекса научно-исследовательского института Академии наук. Такое дело обязан вести прораб, но штатное расписание, словно барьер, не давало возможности быть им. Хотя начальство, понимая все, производило доплату, назвав его должность старшим мастером.

Но мастер, даже будучи старшим, все равно остается мастером.

И вот, случилось. Вчера, доводя приказ на оперативке, начальник участка, Анатолий Федорович Ивановский, бывший военный строитель, поздравляя его, сказал:

— Ну, Леша, со званием старлея тебя, расти до генерала.

Алексей рассмеялся.

— До генерала, Анатолий Федорович, Вам расти надо, тем более Вы уже майор.

— Разговор не обо мне, мне уже, видимо, майором придется оставаться.

— Что так грустно?

— Да, не грущу я, просто всему свое время. — Начальник похлопал Алексея по плечу и закончил словами:

— Удачи тебе, старлей.

Хотя и стал Алексей прорабом, но пока в подчинении у него никого не было, да и объект остался прежний, на нескольких корпусах шел монтаж железобетонных каркасов, наружные стены одевались в кирпич, уже несколько месяцев назад стали появляться субподрядные организации из других трестов и даже министерств. Работа с ними отнимала уйму времени. Нужно было передать фронт работ, составить график совмещенных работ, и еще много чего: и большого и малого. Может сейчас дадут помощника, а то рабочий день стал затягиваться.

Приходится задерживаться до поздней ночи. Жена понимала его. Знала, с чем связаны его поздние приходы домой. Она тоже работала в строительстве, только была конторским работником. Там было все размеренно. Вовремя начало, обед и окончание работы, случались переработки в конце квартала, когда делался сводный баланс. Работа задерживала его, однако, ему всегда хотелось быть с ней, видеть ее и слышать голос. Заполняя журналы работ, акты, делая реестры документов по приходу материалов, проверяя работу второй смены, мыслями он был с ней.

Женился Алексей три года назад, перед защитой диплома. Такой, как Мария, не было во всем городе, да что в городе, на всем белом свете. Он увидел ее впервые в шестнадцать лет. Она ослепила его своей красотой, неповторимой летящей походкой, плавными движениями. Стоило услышать ее певучий голос, проходил гнев, исчезла боль, Алексей переставал бояться неизвестности и досадовать на прошедшее. Все эти чудеса делал ее родной голос. Она сразу вошла в его жизнь, такой, какой была, он под ее влиянием становился похожим на нее, нет, не внешне, а внутренне, отбрасывая от себя все наносное, что пришло к нему в самом начале жизненного пути. Рядом с ней Алексей становился совершенно другим: чистым, нежным. Время не меняло отношения к ней. Он не мог насмотреться на ее ангельское лицо. От прикосновения даже к ее руке начинало учащенно биться сердце. Хотелось носить ее на руках, словно ребенка, вдыхать аромат ее духов, сладких, вкусных, пеленой обволакивающих его. Алексей чувствовал себя благодарным Марии за счастливые миги, подаренные ему. В ее взгляде он всегда видел нежность, доброту и любовь. Кроме нее он не замечал никого. Он никогда не сравнивал Машу с кем-то. Для него она была идеалом. Алексей еще подростком прочитал о том, что у каждого человека на Земле есть вторая половинка. Может быть, человек ее никогда не встретит, но она есть. А свою половинку он встретил, сомнений в этом не было, и, наверняка, поэтому они получали, находясь рядом, столько радости, не прикладывая при этом чрезмерных усилий, а просто живя по людским и Божьим законам. Главным из которых был один: не надо никогда обманывать и нужно верить друг дугу.

Совместная жизнь была для обоих счастьем. Они никогда не говорили об этом, но знали. Близкие радовались, кто-то из знакомых завидовал, вспоминая свою непутевую жизнь.

Жили они втроем, вместе с Машиной мамой. Для Алексея она тоже стала мамой. Неожиданно для себя, после свадьбы он назвал ее мамой. После этого так звал всегда.

Иногда мама с улыбкой напоминала им о внуке или о внучке. Маша неловко улыбалась, пытаясь что-то сказать в свое оправдание. Алексей не задумывался об этом. Хотя был уверен, что дети будут красивые, как Маша.

Железобетонные колонны на строительство главного корпуса привезли на большом прицепе, машина с трудом развернулась на стройплощадке. Пока водитель выписывал повороты и развороты, подошло время обеда. Монтажники разбежались, кто в столовую, кто в бытовку, крановщик Игорь спускался с башенного крана.

Водитель поспешил к Алексею и стал его упрашивать:

— Родной, разгрузи, мне еще нужно под погрузку в одно место.

— Не видишь, что обед и никого нет.

— Да что тут, две колонны, сам зацеплю, ну уважь, пожалуйста.

Игорь уже слез с крана и подошел к ним, водитель стал просить его о разгрузке.

— Вы порожним через Южный поселок поедете? — спросил Игорь водителя.

— Если сейчас разгрузите, так и быть, сделаю крюк.

— Алексей, зацепи груз, а я на кран вернусь.

— Чего ты, Игорь, на Южном забыл?

— Там прекрасная столовка, моя благоверная в ней работает, от нашей рабочей оскомину уже набил.

— Столовая, говоришь, хорошая, так вместе поедем, Игорь.

— Хорошо.

Игорь почти мгновенно забрался на кран, Алексей зацепил колонны, и они в один подъем их разгрузили.

Водитель был рад радешенек, быстро прибрался в кабине и весело пригласил Игоря и Алексея. Рядом с водителем приладился Игорь, Алексей сел с краю. Кабина МАЗа была старенькой, наверняка одного из первых выпусков, Алексею показалось, что она была деревянной, но все это подумалось и тут же забылось.

День к обеду изменился, весна боролась с зимой. Небо покрылось тучами, то выглянет солнце, то подует порывистый ветер. На улице снова минусовая температура, и вновь подморозило.

— Ты посмотри, Игорь, какое утро было, и как завернуло к обеду, думал, все, прощай зима, ан нет, цепляется, старая.

— Да куда она денется, весна все равно победит.

— Победит-то, победит, да уж надоело ждать тепла.

— Что тут поделаешь?

Машина с трудом начинала движение после остановок у светофоров.

— Что, резина лысая? — спросил водителя Алексей.

— Лысая, и цепи рано снял, думал, весна пришла, а она, видишь, какая капризная нынче.

— Да уж, нынче весна только по календарю, — добавил Игорь. Нам до Южного недалеко, дойдет твой корабль?

— Дойдет, — ответил водитель, потихоньку сбрасывая газ на поворотах.

Недалеко от столовой дорогу пересекала железная дорога. Как назло, при подъезде к ней, переезд закрылся шлагбаумом.

— Чуть-чуть не дотянули, — посетовал Игорь!

— Так давай выйдем и добежим.

Алесей уже приоткрыл дверцу кабины, но в тот же момент послышался гудок тепловоза.

— Поздно уже, переждем, — махнул Игорь рукой.

Состав был коротким, с десяток вагонов, видимо, с ближайшего завода перегоняли вагоны на станцию. Прошел он быстро, и шлагбаум на переезде уже взметнулся вверх. Железная дорога находилась на горушке, и весь подъезд к ней был заледенелый. Машина натужно начала подъем. Через секунду стало понятно, что она не тянет, после переключения на другую передачу идет провал, затем рывок. Обороты двигателя увеличиваются, машину начинает ощутимо трясти. Прицеп от рывков толкает кабину, которая все больше и больше перемещается на встречную полосу. Со стороны переезда железнодорожный путь по встречной полосе пересекает многотонный автомобильный кран.

Водитель машины начал волноваться, зачем-то переключать ручку коробки передач, от этого машину разворачивает на дороге, и она становится поперек уже намертво. На кране, видя, что происходит, начинают тормозить, но поздно, и многотонная махина уже не имеет возможности остановиться. Видимо, от испуга, водитель крана вместо тормоза жмет на газ, и какая-то неведомая сила толкает машину и кран навстречу друг другу. Удар страшной силы разносит деревянную кабину в щепки. Сплетенье тросов, что оканчивается большим стальным крюком и кольцом, зацепленным за выступ крана, врезается в водителя и в Игоря, подминая их. Алексея, успевшего нажать на ручку дверцы, крайним канатом ударяет по левой руке, но он не чувствует боли, его уже выбрасывает на обочину. С маху ударившись о мерзлую землю, он делает попытку встать, но остатки кабины догоняют его, и здесь сознание отключается.

Все секунды происходящего он видел словно на большом экране, ничего не понимая. Что беда случилась с ним, он даже не сообразил, все он видел со стороны. Вдруг он услышал голоса:

— Этот кажется живой.

Какие-то люди отбрасывали навалившиеся на него разные предметы.

— Тоже весь в крови, но стонет. Горе-то какое! Надо же такому случиться! — слышит он опять тот же голос.

И вновь наступает тишина. Сознание возвращается, машина скорой помощи везет его. На ухабах трясет. Рядом сидит пожилая медсестра, держит руку на его запястье. Увидев, что он открыл глаза, успокаивает:

— Потерпи, родимый, потерпи, уже скоро.

Алексей попытался что-то спросить, но в рот словно насыпали песка, и потому язык не смог даже повернуться, а в горле закололи тысячи иголочек.

— Не надо ничего говорить, — уловив его желание, стала успокаивать медсестра, влажной салфеткой обтерев его потрескавшиеся губы.

Он снова закрыл глаза и очнулся уже на каталке, колесики которой стучали по керамической плитке больничного пола.

Наблюдая, как его готовят к операции, хотел спросить, что с ним, но помешала застенчивость и молчание врачей. Ему было неудобно перед ними за свой обнаженный вид, но глаз он не закрывал, следя, как они обтирают его, отбрасывая окровавленные повязки в небольшую урну, затем закрыли белой простыней, перед этим окутав его проводами и тонкими длинными трубками, ввезли в большую просторную комнату. По лампам на потолке в середине комнаты он понял, что это операционная. Ему поставили укол и через минуту все исчезло.

Очнулся Алексей ночью в палате. За окном была темнота. Над кроватью горела лампочка. Страшно болела голова. Ее как будто разламывало на части. Он вспомнил, с ним было что-то похожее, когда он у приятеля перепил на свадьбе. На другой день не мог пошевелить головой, она болела так, словно всю ночь ее били палкой. Вот так и сейчас. Ну, тогда вино, а нынче-то что. Он вспомнил, что с ним произошло. Даже почувствовал удар прилетевшей кабины, и то, как он вылезал из-под нее, боясь, что сейчас свалится и передняя часть машины. Воспоминания были точечные, кадры из тьмы высвечивались и вновь закрывались шторкой забвения. Вдруг память пронзила мысль. Маша, как же она. Господи, ведь Машенька наверняка ищет его, откуда ей знать, что он здесь. Надо попытаться сообщить ей. Голову разламывало, но даже в таком виде он чувствовал, что тело его, ноги, руки, голова, кроме глаз и губ, забинтованы. Вдруг он услышал покашливание, потом человек стал кашлять долго, откашляться у него не получалось, и в коротких передышках он успевал ругаться на себя. Алексей скосил глаза: кто-то шевелился на соседней койке.

— Где я? — с трудом произнес Алексей.

— Где, где, в больнице, — проговорил с соседней койки пожилой мужчина. — Долго ты отходил после операции, привезли как мертвого, сказав это, он снова начал кашлять.

Алексей попытался повернуться на бок, но все тело пронзила боль.

— О, о, о… — застонал он.

— Ну, все, отходняк начался, жить будешь, — снова сказал сосед. — Сейчас сестру позову.

Он нажал кнопку, вскоре пришла сестра. Она поправила все трубочки, проверила бинты, подоткнула подушку.

— Сестра, что со мной?

— Утром придет доктор и все расскажет, сейчас постарайся уснуть.

— А где Игорь и водитель?

— Наверное, в другой больнице.

— А с ними что случилось?

— Ну, откуда мне знать, хватит вопросов, пора отдыхать.

Сестра уже стала уходить.

— Подождите, — из последних сил закричал Алексей.

— Что случилось?

— Пожалуйста, сообщите Маше, что я здесь.

— Больной, о чем Вы?

— Я прошу сообщить Маше, она ведь ищет меня.

— Ну, мы ведь не бюро находок.

— Ну, я ведь живой человек, а не вещь. Маша моя жена, сообщите ей.

— Успокойтесь, больной, все сделаем, только утром. А Вы поспите.

Алексей все равно не мог заснуть, он лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок, он старался понять, какая часть тела пострадала больше. Одна рука чуть двигалась, вторая забинтована толстым слоем, движению не поддавалась.

— Значит перелом, — подумал он, и ноги, наверное, в таком же состоянии. Все тело перетянуто бинтами. Так что же со мной? Подождем врача. Как же Машенька? Наверняка ищет.

Рано утром вместе с медсестрой пришел следователь. Извинился, но сказал при этом, что случай особый, и врачи разрешили ему поговорить с больным. Вопросы были просты, касались они в основном действий водителя. Алексей рассказал все, что помнил, под конец разговора спросил:

— А что, водитель другое говорит, но есть же Игорь.

Следователь внимательно посмотрел на Алексея, потом махнул рукой и ничего не ответил. После его ухода словоохотливый сосед, внимательно наблюдавший за следователем, высказал свое мнение.

— Видимо, в живых никого нет, кроме тебя.

— Ну, скажете!

— Скажу. Если следователь с утра прибежал, значит, есть трупы. Были бы живы, куда ему торопиться.

— Типун Вам на язык, какие могут быть трупы?

— Да я уж молчу, дай Бог, если все обошлось.

Разговор закончился, но только не в голове у Алексея, там все продолжалось, и крутилось, словно пластинка, он уже не мог отбросить эти мысли. Врач заглянул на минутку, с улыбкой сказал сестре об уколах и микстурах, погладил по плечу Алексея и со словами — молодец, исчез. Уже от безысходности Алексей подозвал разговорчивого соседа и попросил его позвонить на работу и Маше, будучи уверенным, что им никто не сообщил об его нахождении здесь.

От всех волнений и движений боль усилилась. В висках стучали молоточки. Даже при открытии век боль усиливалась, словно проникая в открытые щелочки глаз. Ноги стягивало и скручивало, как будто кто-то, прибив подошвы, тело тянул вверх. Грудь, руки, даже челюсти отзывались болью. Пришла сестра, сделала несколько уколов. Все поплыло перед глазами и вмиг исчезло, успокоилось и утихло, и Алексею показалось, что он находится внутри удивительного мира.

Он видел себя спускающегося с высокого, но полого холма. Дорога сделана из каменных плит. Кругом изумрудно-цветущая земля. Трава до боли в глазах бирюзовая, а деревья в такой же зелени, на некоторых яркие пятна, он трогает бело-розовые абрикосы, хочет сорвать, но не может, плоды словно приклеены к ветвям, тут и там разбросаны хинно-желтые курчавые кусты, он силиться вспомнить их название, нюхает, но так ничего из этого не получается.

Алексей остановился, взглянул вверх на бездонную синь неба, освещенного лучами яркого солнца. Глазам от синевы и солнца стало больно, опустив взгляд, он видел на соседнем холме изумрудную зелень.

И вдруг, совсем рядом, заплескалось синее-синее море. Цвет волн такой синевы, что только от взгляда на них перехватило дыхание. Леша побежал навстречу морю, но оно не приближалось, а отдалялось, и цвет его становился ультрамариновым, а возле берега вода стала приобретать бирюзовую окраску, сливаясь с красками травы и листьев деревьев.

Вдоль моря показалась тропинка, ее защищали от знойных лучей стоящие в ряд пальмы, на вершине которых густая бирюзовая крона. Большие двухметровые листья пальм похожи на шикарные распущенные хвосты гигантских павлинов. Алексей устал и присел на каменную скамью, но не мог оторвать взгляда от сказочно красивых долин, почти нереально зеленой травы с огромным количеством цветов. Вдали стояли небольшие селения со старинными домами и замками, изящные и массивные. Тропинка, по которой он только что шел, то поднималась вверх, то опускалась вниз, часто прячась в туннелях. Покатые холмы удивляли обилием растительности. Буйные субтропические растения наполняли воздух своими диковинными ароматами и навевали мысли о рае.

Вершина холма, на котором стояла скамья, позволяла Алексею хорошо видеть море и другие холмы, покрытые аккуратными прямоугольниками полей и ровными рядами виноградников.

Вдруг он с удивлением подумал: а где же люди, они словно исчезли из этого прекрасного мира. Но, стоило ему подумать об этом, как люди стали появляться: на баркасах под небольшими парусами на море, на узких улочках, на полях, на виноградниках и даже рядом с ним на скамейке сидел седой старик с пронзительно голубыми глазами. Алексей вздрогнул от неожиданности.

— Испугался, — то ли спросил, то ли просто сказал старик.

— Не знаю, я никогда не бывал в таких красивых местах.

— Да, такое место одно.

— На всей земле одно?

— На небесах одно.

— На небесах, — с удивлением протянул Леша.

Он еще раз посмотрел вокруг себя, а когда повернулся, старика рядом уже не было.

— Господи, чудеса какие-то. Вот здорово, если бы здесь найти Машу.

Вдруг, где-то вдалеке, он увидел Машу. Ее фигура терялась за мохнатыми пальмами, подул ветер, и знакомый запах Машиных духов он почувствовал сразу.

— Маша, — закричал Алексей, — Маша, — махал он руками.

Она повернулась к нему, ее огромные глаза наполненные слезами смотрели на него с грустью и жалостью.

— Маша, ведь это я, родная моя.

Он прижался к ее груди, вдыхая родной, любимый запах.

Она гладила его по голове и шептала словно молитву:

— Лешенька, дорогой, ненаглядный. Я очень люблю тебя.

Он потянулся, чтобы поцеловать ее, но страшная боль пронзила правую сторону тела от головы до самых пяток. Алексей резко дернулся и открыл глаза. Рядом была Маша. Доли секунды он не мог поверить, что это не сон. Когда понял, казалось, радостно вскрикнул, но на самом деле тихо прохрипел — Маша…

Маша сидела рядом, она своей ладошкой прикрыла губы Алексея.

— Помолчи, пожалуйста, не надо напрягаться, родной мой.

Он смотрел на любимое лицо, на глаза наполненные слезами, на щеки с натуральным румянцем, на локон волос, что отделился от уха и покачивался словно пружинка. Все было настолько родное и дорогое, что от счастья он погрузился в блаженное состояние.

— Господи, какое счастье быть живым, видеть и чувствовать самого родного человека, — шептал он.

— Леша, тебе стало плохо?

— Ну что ты, Маша, мне никогда не бывает плохо, когда ты рядом. Если бы не бинты. Я так и не могу узнать, что со мной.

— Роднулька, ты попал в ДТП, и самое главное — ты жив. Конечно, авария не самое приятное дело, но ты справишься, я помогу тебе.

— А где же Игорь? Он ведь был рядом со мной.

— Лешенька, я не знаю где Игорь. Всю ночь я искала тебя.

Снова пришла сестра, сделала Алексею уколы, через короткое мгновенье он уснул. Очнулся от разговора, сразу понял, что это врач.

— Скрывать не буду, положение у Вашего мужа тяжелое. Он был госпитализирован со множественными переломами ног и рук, будучи доставленным в больницу, перенес операцию. Усилия докторов были сосредоточены на правой руке, наиболее поврежденной, и, хотя ампутация руки исключена, еще слишком рано давать прогноз, насколько хорошо будет проходить восстановление. Возможно, придется сделать новую операцию на кисти правой руки, в противном случае никто не ручается за ее функциональность. Я как врач не исключаю новых операций, слишком большие травмы он получил.

— А ноги… он будет ходить? — спросила Маша, Алексей сразу узнал ее голос.

— Что касается переломов ног, то на полное срастание костей потребуется три-четыре месяца, уверен, что ходить будет.

Алексей открыл глаза, перед ним стоял высокий, уже пожилой доктор с седыми волосами, которые по цвету сливались с халатом, и рядом Маша.

— Ну, вот и проснулся молодой человек. Как Вы чувствуете себя?

Алеша не знал, что ответить. У него по-прежнему болела голова, его немного тошнило. Врач ждал.

— Болит голова, шея, — наконец произнес Алексей.

— Ну, ничего, Вы молоды, все заживет. Шейные позвонки испытали большую перегрузку. Позвоночник — это ведь не цельная кость, строение его очень сложное. К сожалению, при автомобильной аварии, травму позвоночника получает большинство пострадавших. Но, Вам и здесь повезло, мы все проверили: у Вас не произошло смещение шейных позвонков, что обычно вызывает сдавливание шейной артерии и ухудшение кровоснабжения задней полусферы головы, и не пострадал вестибулярный аппарат. Произошло сотрясение головного мозга. Но, мы будем наблюдать, к сожалению, автомобильная травма коварна и может приводить к длительным болезненным симптомам.

Алексей слушал, даже не понимая, о чем говорит врач. От усталости он закрыл глаза.

Первые несколько дней Алексей чувствовал себя отвратительно. Головная боль не давала покоя, больно было открыть глаза — сразу начиналась резь, чтобы взглянуть, нужно сделать усилие. Боль пронизывала каждую клеточку. Иногда повышалась температура до тридцати девяти градусов. Молодой организм и препараты делали свое дело. Через неделю он уже чувствовал себя лучше. Все дни рядом с ним была Маша. Несмотря на боль, с радостным чувством воспринимал присутствие любимой жены. Глядя на нее, он с удивлением и восхищением наблюдал, как она ухаживает за ним. Ни ворчаний, ни упреков, всегда ласковые слова, терпение при выполнении процедур не совсем приятных, но так необходимых в жизни. Ее спокойное, красивое лицо, заботливые руки помогали ему. Приходя в палату, укрывая его одеялом, проветривала комнату; как только стало тепло и появились мухи, окно занавесила марлей, и даже добилась невозможного: чтобы сдвинули кровать и прямые солнечные лучи не слепили глаза Алексею.

Каждый день, делая невероятные усилия, перестилала постельное белье, особенно это касалось простыней. Алексей просил не делать этого, но Маша только улыбалась в ответ, целовала его и тщательно разглаживала все складки и неровности, чтобы они не раздражали ни кожу, ни Алешу.

Около кровати появилась прикроватная тумбочка, стало удобно размещать лекарства, термометр, расческу и стакан, хватило места для воды и морса, и даже книг для чтения.

Алексей впервые узнал, какой обузой может быть человек в его состоянии, и часто ставил себя на место Маши, задавал один и тот же вопрос: а смог бы он сделать то же, что и она, и боялся признаться даже себе, что вряд ли у него получилось так ухаживать.

Каким-то чудом Маше удалось договориться с больничным начальством, и соседа Алексея переместили в другую палату, а на его месте разрешили находиться Маше.

Стоило ему очнуться, даже застонать во сне, сразу рядом появлялась Маша. Дела пошли на лад, хотя врачи готовили его к очередной операции.

Весна уже окончательно расправилась с зимой. В городе установилась по-летнему теплая погода. Правда, с утра над рекой появлялся туман, но солнце уже при восходе поедало его своими жаркими лучами. Синоптики пугали, что еще могут вернуться холода, но разве поверишь, когда погода больше похожа на лето, чем на весну.

Маша присела у кровати Алексея, он улыбнулся ей:

— Ну, как, родной, ты чувствуешь себя?

— Хорошо, Маша.

— Завтра операция, Алеша, все будет хорошо, нужно верить.

— Я верю, желаю сам себе легкой операции и спокойного выхода из наркоза, чтобы вновь увидеть тебя.

— Я думала тебя успокоить, а ты у меня сильный, наоборот, меня успокаиваешь, Алеша. Я хочу раскрыть тебе тайну.

— Тайну?

— Вот, сейчас расскажу, и она перестанет быть тайной.

— Тогда я тебя, Машенька, слушаю.

— Знаешь, в тот день, когда случилась с тобой беда, я была у врача. Мне нужно было получить окончательные анализы.

— Маша…

— Да нет, Алеша, анализы не о моей болезни. Я могу сказать о счастливом дне в нашей жизни.

— Каком?

— Алеша, ты не даешь сказать.

— Молчу, молчу, любимая моя.

— Алешка, у нас будет ребенок.

Алеша закрыл глаза, глубоко вздохнул.

— Что с тобой, что с тобой, Алеша.

— Солнышко мое, я счастлив, мне хочется встать, поднять тебя высоко-высоко и нести, не давая тебе сделать даже шагу.

— Успеешь поносить нас, да-да, нас, меня и маленькую принцессу.

— Принцессу? Что, уже известно, что будет она?

— Ничего не известно, это я так хочу.

— И я тоже.

— А если будет мальчик?

— Значит, будет здорово.

— Ну, какой ты непостоянный.

— Маша, я рад человечку. Буду любить того, кто появится на свет.

— Леша, как прекрасно, что у нас будет ребенок.

— Маша, так хочется, чтобы он появился завтра.

— Да ну тебя.

— Маша, появится завтра и увидит, что отец лежит в гипсе.

— Ну, и что хорошего ты сказал.

— Сам не знаю, чего язык мелет, мне так хорошо, спасибо тебе, родная.

Алексей замолчал, счастливыми глазами глядя на Машу.

Появилась медсестра, с улыбкой оглядела влюбленных, сказала:

— Ну, голубки, начинаем готовиться к операции, дел у нас много. Маша, если не боишься, помогай мне.

— Конечно, не боюсь, Вы только говорите, что нужно делать.

— Скажу, конечно, скажу.

Алексей с улыбкой воспринимал все, что с ним делали.

— Это что ты у нас такой сегодня счастливый такой, даже боли не чувствуешь, — спросила его медсестра.

— Счастливый, счастливый, очень счастливый! — громко подтвердил Алеша.

— Ну, молодец, потерпи.

— Хорошо, хорошо, я все вытерплю.

— Ну ладно тебе, расхвастался, — с улыбкой заметила Маша, делая перевязку руки.

Алеша улыбнулся ей, не отрывая от нее своего счастливого взгляда.

За май и июнь ему сделали три операции, врачи удивлялись его стойкости. Молодой организм и еще какая-то неизвестная врачам внутренняя уверенность помогали Алексею, и он становился сильнее и восстанавливался, на радость всем, быстро. Маша уже вышла на работу, и он ждал ее всегда с двойным чувством. Конечно, он хотел видеть ее, целовать лицо, руки, но тут же просил приходить пореже, боялся за ее самочувствие. Она улыбалась его словам, но чувствовалось, что ей нравится забота, хоть и на словах.

Осень так и не порадовала. Не выпало теплых дней бабьего лета. Не успели листья деревьев приобрести желтый цвет, до других цветов дело не дошло, выпал первый снег, нет, не тот, который исчезает на другой день от теплых солнечных лучей. Выпал и остался, а с ним пришли морозы, сначала так, чуть-чуть, верхний слой земли коркой покрыли, а потом и настоящие, от которых можно спрятаться только в теплых квартирах. Подули ветра, срывая не только листву с деревьев, но и крыши, и плохо замотанные стога сена. Вчера было лето, а сегодня уже зима, а щедрая осень затерялась где-то в морях-океанах.

Алексей уже вышел на работу. Правая нога еще болела, но он никому об этом не говорил. Да и кому говорить. Родная и любимая Машенька беременность переносила нелегко. К ней постоянно прицеплялись респираторно-вирусные инфекции. Да, к тому же, организм ее повышение температуры переносил плохо. Часто Алеша обтирал ее марлей, смоченной в прохладной воде, заставляя на ночь пить чай с малиной, травяные отвары и различные морсы, какое благо, что мама все это готовила. От всех этих инфекций постоянная боль в мышцах не проходила у Маши. Очень часто она не могла уснуть, порой пульс отбивал сто ударов и больше. Алеша укладывал ее к себе на колени, как маленькую девочку, и раскачивал под детские песенки, если они заканчивались, пел стихи Пушкина, Есенина, благо, что он с детства знал их наизусть. Как ни странно, под такой аккомпанемент она засыпала. Леша сидел неподвижно, боясь растревожить сон любимой. Были случаи, когда сна не было всю ночь. Мама и Машенька уговаривали его поспать, но он молчал и не соглашался с ними. Ему казалось, и так это было на самом деле, в общении с ним Маша легче переносила все неприятности.

В конце декабря на свет появилась дочка. Когда Алексей перед Новым годом привез свое богатство домой, он не мог насмотреться на Машеньку, которая стала еще прекраснее, и на дочку, которая была вылитая Маша.

— Родная моя, — повторял он одни и те же слова.

Маша улыбалась, гладила его своей прохладной ладошкой по лицу.

— А ты, Леша, наш родной, для меня и Анюты.

— Анюты?

— Да, а у тебя есть другое имя?

— У меня есть только Анюта. Когда она вырастет, будет Анной, может кто-нибудь назовет ее Нюрой, так деревенские звали мою маму.

Маша улыбалась.

— У нас же не деревня, потому и звать ее будут Анютой.

— Любимая моя, солнышко светлое, спасибо тебе, за муки, за праздник великий, за принцессу нашу ненаглядную.

Он обнял Машу, закрыл свое лицо копной ее русых волос, и шептал ей на ушко дорогие слова, понятные только им двоим.

2014 г.