«...В себе одном нашел спасенье целому народу»

Критика, литературоведение Просмотров: 3209

К 200-летию М. Ю. Лермонтова1

Михаил Юрьевич Лермонтов всегда писал то, что потом подтверждал своей жизнью. Все его творчество — предельная исповедь, абсолютная правда сердца. Правда, обретенная поэтом ценой самой жизни, «купленная кровью».

Явившись на свет Божий через два года после победы русского оружия над Наполеоном в «Москве, спаленной пожаром», Лермонтов с «младых ногтей» впитывал рассказы о ратных подвигах в войне. Воевал и его отец, и многие сородичи Столыпины, и тарханские соседи, и крепостные мужики, недавно возвратившиеся с полей брани, которым юный Лермонтов требовал от бабушки ставить новые избы.

Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя...

Лермонтов был привезен в тарханское имение бабушки, когда ему было полгода. Здесь прошла половина его жизни, здесь среди необозримых полей, раздольных российских просторов, среди деревенской жизни с ее вековечным крестьянским укладом, обычаями, обрядами, сказками, преданиями и песнями пробуждалось его светлое бесстрашное сердце, здесь обрел он любовь к Отечеству.

Здесь в тринадцатилетнем возрасте узнал он о казни пяти декабристов, о том, что его любимый дед-герой, генерал Д. А. Столыпин, которого декабристы прочили в состав своего правительства, внезапно и странно скончался во цвете лет той страшной зимой, когда начались аресты «бунтовщиков». Здесь он постигал творения своего кумира А. С. Пушкина, открыл потрясшего его поэта-бунтаря Байрона...

Нет, я не Байрон, я другой.
Еще неведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.

Здесь, в Тарханах, напитавшись соками родной земли, духовной красотой и мощью народа, созрело сердце поэта, пропевшее однажды:

А вольность мне гнездо свила,
Как мир необъятное...

Вольность, воля — ключ к пониманию творчества и жизни М. Ю. Лермонтова. «За дело общее, быть может, я паду...» — эти провидческие слова поэт написал, когда ему было всего шестнадцать лет.

Еще не знаешь ты, кто я.
Утешься. Нет, не мирной доле,
Но битвам, родине и воле
Обречена судьба моя...

Пафос патриотического служения, самопожертвование во имя Отчизны освящают многие поэтические произведения Лермонтова.

О взгляни приветно в час разлуки
На того, кто с гордою душой
Не боится ни людей, ни муки,
Кто умрет за честь страны родной.

Гений Лермонтова был способен даже увидеть сам миг своей смерти, пережить его многократно и не один раз описать то, чему суждено будет с ним случиться.

Скажи им, что навылет в грудь
Я пулей ранен был.

Лермонтов предвидел даже то, что жизнь его будет пресечена на Кавказе.

В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая еще дымилась рана,
По капле кровь точилася моя.
Лежал один я на песке долины;
Уступы скал теснилися кругом,
И солнце жгло их желтые вершины
И жгло меня — но спал я мертвым сном...

Не к самому ли Лермонтову относится его бесстрашная ода «Смерть Поэта», положившая начало его восхождению на литературную Голгофу России, ставшая поводом для нескончаемой опалы, ссылок и, наконец, подлого убийства?

Знание Лермонтовым своей жизни и смерти поражает, отвага, бесстрашное служение истине и Отечеству при понимании неотвратимости своей гибели на этом пути восхищает, окрыляет сердца потомков, вызывает преклонение перед жизненным подвигом великого поэта. Впрочем, у кого преклонение, а у кого и ненависть, клевету.

Я предузнал мой жребий, мой конец,
И грусти ранняя во мне печать;
И как я мучусь, знает лишь Творец;
Но равнодушный мир не должен знать.
И не забыт умру я. Смерть моя
Ужасна будет; чуждые края
Ей удивятся, а в родной стране
Все проклянут и память обо мне...
……………………………..
Кровавая меня могила ждет,
Могила без молитв и без креста,
На диком берегу ревущих вод
И под туманным небом...

Можно еще и еще приводить примеры провидения Лермонтовым своей трагической гибели, как, впрочем, и множество поэтических примеров бесстрашия поэта перед своей «казнью».

Напрасна врагов ядовитая злоба.
Рассудит нас Бог и преданья людей;
Хоть розны судьбою, мы боремся оба
За счастье и славу отчизны своей.
Пускай я погибну... близ сумрака гроба
Не ведая страха, не зная цепей.

История России богата именами патриотов. М. Ю. Лермонтов по праву стоит в первых рядах героев Отечества, совершивших христианский подвиг самопожертвования.

Уж постоим мы головою
За Родину свою!

Так написал, так и прожил Лермонтов. В 26 лет от роду, приняв мученическую смерть, он вспыхнул ярчайшей звездой на российском небосклоне, освещая и укрепляя сердца потомков своим примером.

Как ни печально, но приходится признавать определенную правоту поэта и в предвидении своей посмертной участи. «Собаке — собачья смерть», — изрекла высочайшая особа, заглушив сановную память о поэте на долгое время. Надолго, но не навсегда, ибо есть независимое от злой воли «чувство правды в сердце человека». «Бог и преданья людей» рассудили по-своему. Народ и время канонизировали М. Ю. Лермонтова как великого русского поэта, классика, основоположника и предтечу современной поэзии.

Тысячи раз рука Михаила Юрьевича написала слова «любить», «любовь». Это самые часто повторяемые поэтом слова, которые, по подсчетам лермонтоведов, встречаются в его поэзии более 1500 раз. Влюбленность — постоянное состояние его пламенной души.

Я вижу, что любить как я, порок,
И вижу, я слабей любить не мог.
……………………………………….
И не могу любовь определить.
Ни эта страсть сильнейшая! — любить
Необходимо мне; и я любил
Всем напряжением душевных сил.

Лермонтов любил свою мать, песню которой он пронес в сердце через всю жизнь, любил отца и бабушку, страдая от их разлада, любил и защищал крепостных крестьян, плативших ему ответной любовью, любил своих подлинных, увы, немногочисленных друзей. Не многих он допускал в свое сердце, и эти немногие друзья говорили и писали о нежном, трепетном, любящем сердце Михаила Юрьевича Лермонтова. С другими, не допущенными в свою душу, а таковых «в свете» было большинство, поэт мог быть совершенно другим.

Он знал, с какой миссией он явился в этот мир: «Я рожден, чтоб целый мир был зритель торжества иль гибели моей». И он мог постоять за свой поэтический дар, за свою душу, полную любви к истине, поэзии и Отечеству. От его огненных, всевидящих, проницательных глаз иные убегали, как от молний. Поэт мог бесстрашно ответить убийцам Пушкина, мог постоять за свою честь, мог даже ребенком броситься с ножом на человека, истязавшего дворового мальчика, мог дать отпор своим духовным антиподам, но никогда агрессивные начала не были сутью Лермонтова, как то хотели подчас преподнести иные сплетники.

Я холоден и горд; и даже злым
Толпе кажуся; но ужель она
Проникнуть в сердце дерзко мне должна?
Зачем ей знать, что в нем заключено?
Огонь иль сумрак там — ей все равно.

Лермонтов понимал, что его любовь к Отчизне будет непонятной и странной в глазах окружавшей его «светской черни», столичных баловней, кочующих по паркетам. Ведь все, что любит поэт, слишком «простонародно»...

...Но я люблю — за что, не знаю сам —
Ее степей холодное молчанье,
Ее лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек ее, подобные морям...
Проселочным путем люблю скакать в телеге,
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень;
 
Люблю дымок спаленной жнивы,
В степи ночующий обоз,
И на холме средь желтой нивы
Чету белеющих берез.
С отрадой, многим незнакомой,
Я вижу полное гумно,
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями окно;
И в праздник, вечером росистым,
Смотреть до полночи готов
На пляску с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужичков.

Стихи Лермонтова — предтеча грядущей за ним деревенской лирики, предтеча Есенина, Рубцова...

Достаточно вглядеться в прижизненные портреты Лермонтова, чтобы избежать сомнений в том, что это был очень красивый человек. Разные художники писали Лермонтова в разные годы его жизни. Изображая Михаила Юрьевича и различных мундирах, все художники были едины в передаче пламенных глаз поэта. В них — высокая душа, сердечная любовь и нежность, ум и бесстрашие.

Порой говорят, что Лермонтов был завистлив. Но кому мог завидовать храбрейший офицер, любимец первых красавиц света, всегда появляющийся со своей «сотней» в красной мансуровой рубашке там, где было всего опасней? Кому мог завидовать воин-джигит, которому не было равных во владении пистолетом, саблей, конем, дважды представленный к почетному оружию — золотой сабле с надписью «За храбрость»?

Лермонтов говорил на нескольких языках, был образованнее обучавших его профессоров Московского университета. Он прекрасно пел, играл на фортепьяно и на скрипке, был удивительный математик и шахматист... Много выдающихся достоинств Лермонтова можно было бы еще назвать, но ограничимся лишь еще двумя — замечательный художник и великий поэт, признанный еще при жизни преемником А. С. Пушкина.

Наибольшей тайной в лермонтоведении окутан трагический финал жизни поэта, его «казнь»... По сей день неизвестно, что же произошло «во вторник 15 июля 1841 года близ Пятигорска, у подножия горы Машук, где Лермонтов был убит выстрелом в грудь навылет».

Но зададим вопросы себе и будущим исследователям жизни Лермонтова, чью честную, бескомпромиссную работу, чьи ответы ожидает наша культура.

Вероятно, был близок к проникновению в эту тайну известный литературовед и критик Юрий Иванович Селезнев, чья жизнь внезапно оборвалась в расцвете творчества. Он готовил книгу о Лермонтове для серии «ЖЗЛ» и поделился со мной, только что приступившим к созданию фильма о поэте, своими мыслями. Многие из этих мыслей нашли отражение в моем фильме «Лермонтов», и этот фильм я посвятил светлой памяти Юрия Ивановича. Неоценимыми оказались и его советы мне как режиссеру фильма.

Селезнев исследовал окружение поэта, фигурирующее в лермонтоведении как «кружок шестнадцати». Эти юнцы — графы, князья, бароны, дети особо приближенных к Императору отцов — неотступно следовали за Лермонтовым последние два года его жизни. Двое из них (Васильчиков и Столыпин-Монго) присутствовали при дуэли Лермонтова. И начинаются вопросы. Почему Столыпин-Монго, дважды приводивший своего родственника Мишеля Лермонтова под пули (на дуэль с Барантом и на дуэль с Мартыновым), до конца своей жизни не написал правды о смерти поэта? Почему убийце Лермонтова — Мартынову, — взятому под стражу, позволили свободную переписку с секундантами для выработки общности показаний? И почему при этом показания все равно полны противоречий о количестве прозвучавших на дуэли выстрелов? Почему секундант Лермонтова Глебов пишет Мартынову: «Я должен же сказать, что уговаривал тебя на условия более легкие... Теперь покамест не упоминай об условии трех выстрелов; если позже будет о том именно вопрос, тогда делать нечего: надо будет сказать всю правду»?2 Какова подлинная роль введенного в следственную комиссию подполковника корпуса жандармов Кушинникова, «осуществлявшего по заданию Бенкендорфа секретный политический надзор»?3 Когда и куда исчезли все документы о деятельности Кушинникова на Кавказе? Куда исчезло окончание «исповеди» Мартынова, решившего в конце жизни написать правду о том трагическом событии? Какова достоверность версии о том, что Мартынов во время церковной исповеди говорил священнику о своей невиновности?

Многие исследователи писали о том, что участники дуэли — Мартынов и секунданты — словно знали о своей грядущей безнаказанности. Это подтвердило и недавно опубликованное письмо князя Васильчикова (отца), посланное князю Васильчикову (сыну) в Пятигорск. Описав раздражение Императора при упоминании о Лермонтове и слова самодержца о том, что Лермонтов не должен вернуться с Кавказа, Васильчиков-отец рекомендовал сыну и его друзьям самим управиться с неуемным поручиком. И они «управились» сами... И не понесли никакого законного наказания; Мартынов даже не был лишен чинов и прав состояния. Помиловали и секундантов.

Дело об убийстве великого поэта России было закрыто, но открытыми остались вопросы потомков к участникам этого преступления.

Даже при поверхностном сопоставлении истории гибели Пушкина и Лермонтова, убитых один за другим с интервалом в четыре года, видно, что к решению судеб российских пророков причастен один и тот же круг лиц. Трагедия Пушкина и Лермонтова завязана в единое хитросплетение. В двух русских гениев стреляли два друга-однополчанина Дантес и Мартынов. Пушкин был лишен жизни пистолетом, одолженным Дантесом у Баранта. Барант ровно через два года стреляет, быть может, из того же пистолета в Лермонтова и, к счастью, промахивается. Но через год Лермонтова «добивает» приятель Дантеса Мартынов. Одна и та же петербургская модная гадалка мадам Кирхгоф предсказывает гибель Пушкину, а спустя немного времени — и Лермонтову! Явно не последнюю роль сыграл в трагедиях Пушкина и Лермонтова, а ранее и Грибоедова министр иностранных дел России, масон Карл Роберт Нессельроде, приведший в итоге своей деятельности Россию к войне с Турцией. «Лермонтовская энциклопедия» констатирует: «После дуэли Лермонтова с Э. Барантом Нессельроде был одним из противников “помилования” поэта». Жена Нессельроде — враг Пушкина. Ее салон отличался снобизмом и консерватизмом.

Смерть Пушкина и смерть Лермонтова едины в своем трагическом повторении.

Погиб поэт! — невольник чести —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..

И к самому Лермонтову применимы стихи, адресованные им Пушкину:

Ты пел о вольности, когда
Тиран гремел, грозили казни;
Боясь лишь вечного суда
И чуждой на земле боязни...

Замечательный русский философ и историк отечественной литературы Даниил Андреев писал, что Лермонтов — «огромный один из величайших у нас в XIX веке — ум».

Двадцатишестилетний Лермонтов уже стоял на пороге духовного возрождения, на пороге новых невиданных творческих откровений, готовился к написанию грандиозной трилогии из трех эпох, трех царствований российской истории. Одна за другой выходили из-под его пера жемчужины Слова, невиданные по красоте и силе, — «Мне грустно, потому что я тебя люблю», «Горные вершины спят во тьме ночной», «Наедине с тобою, брат», «Люблю Отчизну я», «Ночевала тучка золотая», «В полдневный жар в долине Дагестана», «Нет, не тебя так пылко я люблю», «Выхожу один я на дорогу», «Пророк»... Именно в это время оборвалась его жизнь...

Но и того, что успел создать гений Лермонтова, стало достаточно, чтобы он занял одно из первых мест среди великих поэтов и писателей России и мира. Учителем своим признавали Лермонтова Толстой, Достоевский, Чехов, Горький, Бунин... На все грядущие века он пребудет для потомков не только Учителем высочайшей духовной поэзии и литературы, но и пророком, бесстрашным подвижником русского духа, преподавшим потомкам светлый пример самоотверженного служения Отечеству.

За дело общее, быть может, я паду
Иль жизнь в изгнании бесплодно проведу;
Быть может, клеветой лукавой пораженный,
Пред миром и тобой врагами униженный,
Я не снесу стыдом сплетаемый венец
И сам себе сыщу безвременный конец...
Пускай виновен я пред гордыми врагами.
Пускай отмстят; в душе, клянуся небесами,
Я не злодей, о нет, судьба, губитель мой;
Я грудью шел вперед, я жертвовал собой.


 


1    Бурляев Н. П. Жизнь в трех томах. Избранные литературные произведения. Т. I. Мой Лермонтов. М.: О-во сохранения лит. наследия. «Золотой Витязь», 2011. 464 с., ил.
2    Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. С. 153.
3   Там же. С. 154.

 

 

 

Об авторе

Бурляев Н. П. (Москва)