«Служить земле своей»

О петербургском живописце Владимире Смирнове

Творческое стремление, наполняющее душу художника в минуты вдохновения, в часы созидательного труда, не имеет точного выражения, наверное, потому, что это очень сложное, совокупное многих признаков и причин духовное явление глубоко индивидуально. Но гениальный Гоголь собственным творческим опытом все-таки нашел обобщенную причинную формулировку, когда сказал: «Я примирился с писательством своим только тогда, когда почувствовал, что на этом поприще могу также служить земле своей»¹, которой он от рождения жаждал служить и трагически трудно до последнего вздоха служил своим талантом.

Глядя на проникновенные, тонкие пейзажи петербургского художника Владимира Смирнова, воспевающего русскую землю, свой родной Петербург, его окрестности, можно согласиться с определением Гоголя, но трудно представить, что это, на первый взгляд, легкое, поэтичное живописное служение требует изнуряющего усердия и упорства, так ясны, понятны, воздухоносны картины известного нашего современника. И только его рабочая палитра, на которой множество чистых природных цветов и новых сложных оттенков расположены в неожиданном соседстве, в мучительном, проникновенно дополняющем беспорядке, напоминающая поле битвы, свидетельствует о сложнейшем творческом напряжении и художественном поиске мастера, обладающего авторским почерком и узнаваемой живописной гармонией. Еще точнее можно сделать заключение об особенностях творчества В. Смирнова, взглянув на коробку с пастелью, излюбленным художественным его средством. В ней обращают на себя внимание с одинаковыми углами наклона рабочей поверхности чаще всего используемые мелки белых, небесно-голубых, тепло-золотых цветов и до крупинок раскрошенные черные карандаши. По выбору цветов, по подбору оттенков, даже по характеру нажима на инструмент можно представить, что художник особенно любит и умеет писать.

Выпускник Ленинградского художественного училища им. В. А. Серова 1972 года, Владимир Смирнов свой жизненный путь связал с городом на Неве. Сегодня он признанный, известный мастер, произведения которого находятся во многих частных коллекциях, мастер разносторонний, многоплановый. Его привлекает художественный эксперимент, он пробует себя в различных стилях и направлениях, о чем свидетельствуют картины в его мастерской, среди которых портреты, классические копии, натюрморты, пейзажи, выполненные в технике пастели, акварели, масляной живописи. Очевидно, мастера привлекает различная техника письма. Мастихином он пишет авангардные работы за один прием, делая акценты на объеме и цвете. Его пастельные работы отличаются уверенной твердостью, эластичностью штриха, яркостью композиции, мягкостью растушевки. Над реалистическими картинами работает он долго, кропотливо, тонко, изящно, прозрачными лессировками создает произведения в классической живописной традиции. Очевидно, что более всего близки художнику пейзажи, в которых полнее раскрываются грани его таланта, сущность его мировоззрения, в основе которого нескрываемое стремление «служить земле своей». И это служение тождественно ее постижению и прославлению.

Наиболее полно свои наблюдения художник, кажется, может выразить в пастельной технике, требующей прикосновения к бумаге не только мелка, но и пальцев, и ладони для тщательности растушевки. Такое физическое взаимодействие позволяет художнику полнее изливать свои чувства и образы, вызревающие в наполненной красотой его душе. Хотя нельзя сказать, что это просто красивая живопись. Несмотря на то что мастер обращается к самым известным видам Петербурга и пригородов, создает яркие, запоминающиеся образы архитектурных шедевров, его художественная миссия заключается не только в том, чтобы напомнить людям о той прекрасной архитектуре, которую оставили нам великие мастера прошлого. В пейзажах Владимира Смирнова мы соприкасаемся с особым авторским мироощущением, с глубинами души, болящей от невозможности противостоять разрушающему времени и находящей в себе силы этому неумолимому времени противостоять. Пейзажи талантливого художника создают сложное настроение: одновременно потери и обретения, прощания и встречи, успения и воскресения. Достигается это особым образным строем. Изображая разные времена года, художник как будто вводит в свои произведения время. Причем наибольшее художественное ощущение его образа достигается в пейзажах, изображающих пограничное время года, когда точно не ясно — это ранняя весна, поздняя осень или зимняя оттепель. Поэтому, наверное, в живописной коллекции Владимира Смирнова много зимних и осенних пейзажей, в которых более всего проявляется закономерность красоты окружающего мира, доступная художественному зрению автора.

Щемящее чувство ранней зимы как ранней потери вызывает картина «Павловский парк. Павильон-мавзолей» (2005). Художественный образ архитектурного шедевра, созданного архитектором Тома де Томоном в 1809 г. как памятник трагически скончавшемуся Императору Павлу I по заказу Императрицы Марии Федоровны «Супругу благодетелю», расположен в глубине несимметричной художественной композиции, выполненной в неярких, сумеречно-белых тонах, большею частью используемых для изображения влажного, насыщенного тенями раннего снега. Умело изображенный монолит мавзолея, сложенного архитектором из северных пород — гранита и песчаника, как будто бережно прикрыт, нежно окутан окружающими его деревьями. Хотя на переднем плане художник изображает старую умирающую ель с ярко-черным ровным высоким стволом, с осыпающейся на верхних ветвях хвоей, символизирующую бренность земных красот, это художественное произведение не оставляет чувства безысходности, безвозвратной потери. Бодрые молодые березки на дальнем плане прославляют жизнь и неиссякаемую любовь, яркие цветовые пятна их стряхнувшей снег еще живой зелени наводят на философские размышления и вносят декоративный элемент.

Картина «Екатерининский парк. Зимний пейзаж» (2010) тоже вызывает зябкое ощущение невозвратной потери. Неожиданна точка взгляда художника, изображающего знакомый уголок старинного парка вблизи Камероновой галереи. Саму галерею мы не видим, но узнаем о ее близости по фигуре Геракла, который с неожиданного ракурса расположен к нам спиной. Однако не черный схематизированный силуэт этого скульптурного шедевра является смысловым центром пейзажной композиции, а оголенное раскидистое дерево, помещенное художником на передний план. Художник передает мучительное зимнее пленение старинного дуба-исполина, изображая его могучий черный ствол, от которого змеевидно, раскидисто отходят такие же неумолимо черные голые ветви, особенно символично смотрящиеся на фоне окружающего их глубокого, рыхлого снега. Непонятно, какой зимний месяц изображен на картине, но извивающиеся, заключающие в свои объятия большое пейзажное пространство ветви кажутся оживающими после зимнего успения. Эти змееподобные ветви — запоминающаяся находка художника — как будто создают вибрацию, ощущение трепета и дуновения, рождения и возрождения. Так что старый, корявый ствол помнящего многие времена дуба, кажется, тоже дышит и наполняется соками новой весенней жизни. В этой картине много неба, которое как будто просачивается между голыми, не заслоняющими его ветвями дерева, и много снега, ощущаемого художником частичкой неба, сошедшего согреть зимнюю землю.

На большой картине «Весенний Петербург» (2006), изображающей Исаакиевский собор, окруженный тающим весенним снегом, тоже много неба. Художник использует тот же излюбленный свой прием — на передний план помещает деревья с оголенными ветвями, не заслоняющими весенних небес и золотого купола величественного собора, расположенного в глубине композиции. Ощущение освобождения, накатывающегося весеннего тепла достигается мастерским изображением превращающегося в воду снега, которого зимой выпало так много, что еще не видно ни пяди земли, под обширной лужей-озером, разливающейся на подушке нетающего снега. Похожая композиция наблюдается и в осеннем пейзаже «Троицкий Измайловский собор» (2009), в котором на переднем плане изображена полноводная лужа от недавно пролившегося холодного дождя. Так же холодно, четко в ней, обрамленной яркими осенними деревьями, отражаются строгие синие купола старинного собора, тяжеловесный массив которого художник изображает извечной, незыблемой доминантой на фоне предзимнего неба. Вообще, неба много в каждом пейзаже петербургского художника Владимира Смирнова, наверное, потому и любящего изображать холодное время года, что яркие оперения деревьев не отвлекают от созерцания глубины небес, не мешают зрительному проникновению в изображенный пейзаж. В нарядных полнозвучных летних пейзажах мастер тоже обязательно оставляет место небу, находит свои живописные приемы прикосновения к нему. Чаще всего он использует образ дороги, тропинки, проселка, постепенно просветляющихся и обязательно сливающихся в глубине картин с небом, а во многих пейзажах уходящих к храму, возносящему в небеса православный крест.

Особенно запоминается пейзаж «Заброшенный скит» (2006). Насыщенная темная серо-зеленая гамма картины, на которой изображена забытая в лесной глуши часовенка, создает настроение заброшенности, отчужденности. Это настроение усиливается изображением на переднем плане сухих, но ровно стоящих елей. Запущенный, плотной стеной разросшийся вокруг скита кустарник, затеняющий его стены, затрудняющий подход к сооружению, как будто символизирует препятствие, требующее преодоления. Но высоко и свободно в просвете леса возносится в ясное небо скитский шатер, увенчанный крестом.

Обращает на себя внимание, что почти во всех пейзажах художника, написанных в последние годы, присутствуют культовые строения. И большие, известные соборы, и маленькие деревенские церковки не может обойти своим художественным и духовным взором живописец. Созвучно мировоззрению художника и цветовое решение картины, написанной в масляной технике «Зимний Петербург». На небольшом полотне изображен заснеженный Исаакиевский собор со стороны Александровского парка. На переднем плане аллея белоснежных деревьев, у подножия их дорога, покрытая почерневшим, смешанным с грязью снегом. Постепенно, от стволов к ветвям, от ветвей к заснеженным капителям собора снег становится все чище, все белоснежнее, как будто очищается, как людские души, по мере приближения взора к кресту, венчающему собор. В этой картине мастерство художника, увидевшего и запечатлевшего сложнейшие, просветляющиеся градации белого цвета, кажется, выходит на более высокий, духовный уровень. Это подтверждается и в беседах с мастером, являющимся прихожанином Никольского храма в Павловске, интересующимся церковной жизнью, надеющимся обрести духовника.

Верится, что основы мастерства Владимир Смирнов постигал у великих художников, как он сам говорит, учился у Брюллова и Серова, у Рубенса и Ван Гога, воспринял от них основы рисунка, методы цветопередачи, гармонию композиционной целостности. Но, как известно, лучшие русские живописцы всегда были живописцами слова, мысли, душевного чувства, живописцами темы прославления Творца и созданного им мира, особенно родной земли. Владимир Смирнов, очевидно, находится на том пути, на котором можно достичь особой выразительности художественного языка, приблизиться к высшей степени мастерства на основе христианского духовного опыта. К его постижению постепенно сегодня обращается известный петербургский живописец в обретение нового уровня творчества, во служение своей родной земле.