Язык нравственности — один для всех

Опыт XX столетия, я имею в виду катаклизмы в его начале и конце, демонстрирует закономерность: в одном и том же обществе, в одном и том же человеке всегда сосуществуют и анархические, социально и личностно разрушительные страсти, и инстинкты, и большие силы созидательного, консервативно охранительного, духовно здорового объединяющего начала. Огромная ответственность при этом лежит и на государстве. Находясь в центре житейских забот и попечений, терзаемое соблазнами, тем не менее оно должно создавать такие условия, в которых легче выжить этому здравому национально-консервативному началу. Тем более во время кризиса.

Нынешний кризис переживает и Западная Европа. И там огромное количество консерваторов бьют в набат и пишут о том, что кризис должен побудить нас задуматься о том, как сохранить себя в мировой истории, не утратить то, что в результате явило миру великие державы, великие нации и великую культуру. В России многие понимают, что сегодня как никогда важно, чтобы нация сохранила себя в преемственности как целое, как организм, связанный духом, верой, миросозерцанием, общими представлениями о грехе и добродетели, о добре и зле, общими историческими переживаниями. Если это исчезает, то никакая отметка в паспорте не поможет скрепить нацию. Мы станем не гражданами, а просто народонаселением, для которого родина там, где ниже налоги.

Слава Богу, мы можем радоваться, что в последние годы государство и Церковь идут навстречу друг другу. Но всем известные современные проблемы — коррупция, нежелание защищать Отечество, безнравственность, вакханалия порока, распутство, алкоголизм, сексуальная распущенность, апатия социальная — все это вызвано не только естественными трудностями, но поощрением смешения понятий добра и зла, глумления, под видом свободы, над национальными ценностями, которое мы наблюдали еще двадцать лет назад, когда не сумели достойно перевернуть страницу истории, расстаться с заблуждениями прошлого, не поглумившись над жизнью отцов. За это тоже терпим кару.

Уместно вспомнить, что и большевистский тоталитаризм вырос когда-то из той же вакханалии разбоя, разрушения государственного устройства, что было вызвано многолетней предреволюционной пропагандой презрения к вере, к Церкви, к власти, к таким традиционным ценностям, как честный труд, законопослушность, семья, целомудрие, честь, служба Отечеству не за страх, а за совесть.

К счастью, и это фиксируют социологические службы, с середины 90-х годов остается огромная инерция традиционных ценностей у выходцев из крестьянства. Опросы показали, что если в начале 90-х количество людей с добрым отношением к семейным ценностям, к родственникам, друзьям, для которых честное имя было важнее, чем символы современного успеха и богатства, из года в год уменьшалось, то уже к 2000 году 92 % поставили в опросах на первое место все-таки хорошие семейные и дружеские отношения. А в социологии такой высокий показатель квалифицируется не как мнение большинства, а как интегральная характеристика социокультурной среды. Много примеров тому процессу.

Никто не ожидал, что уже буквально через несколько лет бывшие комсомольцы пойдут поклониться Серафиму Саровскому, будут ночевать в палатках у святых мест.

В тех священных для русского сердца местах их не ждали с распродажами, и сэкономить было не на чем. А они шли, шли и шли. И весь мир изумлялся. Вот она загадочная русская душа! С одной стороны, порок, коррупция, а с другой — такое прозрение. Да, это и есть Россия!

Без тесного сотрудничества государства и Церкви в вопросах образования и воспитания невозможно сохранить преемственность национального мировоззрения и установки на абсолютную мораль.

Если государство начинает понимать это — слава Богу! Никаких законодательных, конституционных препятствий сегодня для того, чтобы преподавать православную культуру в школах, там, где есть коренные православные традиции, у меня, как у бывшего депутата, не понаслышке знающего наш народ, нет. Ведь это служит только добру.

О понятии «свобода» спорили еще древние греки. Как понималась она нами в последние двадцать лет? Свобода совершать любое беззаконие и насилие: я свободен, значит, я каждому могу дать, грубо говоря, по физиономии. Нет — я свободен, и мне никто не может дать по физиономии, а значит, и я тоже не могу.

Православное христианское толкование свободы — это прежде всего понимание, для чего нужна свобода, где нравственный ее ориентир.

В Евангелии четко заложена подлинная, нравственная, положительная цель в жизни человека на земле. А если это исчезает, то свобода совести превращается в свободу от совести. На либертаристском Западе та же свобода совести исчезает. Христианин там публично не может высказываться о многих явлениях жизни современного общества, он тут же будет обвинен в неполиткорректности, его объявят отсталым, архаичным, не понимающим все богатство свободных проявлений разных индивидуумов. Вот такое смешение греха и добродетели.

Свобода — категория глубоко христианская. Почему я так много говорю о свободе? Да потому, что набившая оскомину тема прав человека и свобод подменяет рассуждения о ее сущности и источнике. А свобода — это дух внутренний, связанный с Богом. Русские философы Л. Тихомиров и С. Левицкий полностью разбивают претензии либералов на первенство в формулировании свободы в системе общественно-государственных отношений. Сама потребность личности в свободе, политической и гражданской, что очень важно для построения гражданского общества, правового государства, о чем мы говорим все время, является производной от свободы внутренней. Источником же этой способности к самостоянию является дух. Тихомиров показывает, что именно внутренняя свобода — гарант свободного существования общества. И общество, и государство предоставляют свободу только потому, что со стороны личности есть постоянный запрос на нее. И рождается эта свобода в области духовно-религиозного существования.

Опасность атеистического отношения к свободе существует не только для духовного роста человека, но и для свободы гражданской и политической, о который мы бесконечно говорим.

Сегодня мы видим повсюду, как, мечтая о свободном общественном строе, наиболее рьяные деятели относятся пренебрежительно к значению религии, стараются подорвать религиозные чувства и сознание, придумывают некую новую гражданскую мораль.

Сфера образования абсолютно неразрывно связана с просвещением и воспитанием, которые наряду с объемом знаний для интеллекта дают мировоззренческую систему ценностей. Человек, снабженный знаниями, но будучи без нравственных основ, как волк — опасен для общества.

В России невозможно ограничиваться рамками технократического мышления. Поэтому концепция воспитания и образования ради духовно-нравственного преображения общества имеет у нас прямое отношение к таким конкретным задачам, как преодоление демографического спада, главной причиной которого является, по оценкам демографов, вовсе не оскудение материальной жизни, а прежде всего смена ценностных установок в результате проповеди освобожденности от нравственных ограничений и пропаганды гедонистического начала, то есть проповеди жизни как источника наслаждения. Становление гражданского общества, уважение прав человека неотделимы от культуры самоограничения.

В этой же плоскости лежит и решение проблемы обеспечения межнационального мира. Мы видим, что сегодня творится в Западной Европе. Атеистические общества не только не являются там гарантами от межнациональной розни, а, напротив, создают для этого благоприятную среду. В самых примерных демократических странах совершаются убийства со стороны как эмигрантов, так и аборигенов, славящихся своей великой европейской культурой.

Обеспечение межнационального мира неотделимо от задачи сохранения живого источника национального чувства. Потому я всегда была против того, чтобы заменить понятие «русский» на «россиянин», но я и против бездумного противопоставления их.

Российский имперский опыт имеет куда большее значение, чем несостоявшийся «плавильный котел» США. Мы сумели сохранить наследие Империи. И мы не можем позволить себе роскошь игнорировать российскую многонациональность, но и пренебрежительно относиться к русскому державотворящему этносу — основателю и стержню российской государственности. Русский человек прошел от Буга до Тихого океана, вовлек в свою орбиту сотни народов, которые продолжали молиться своим Богам, но принадлежность к целому стала источником их ценностей.

Подъем экономики, социальная реабилитация миллионов отверженных за предыдущий период и снова выброшенных на обочину в связи с кризисом, искоренение главной причины пресловутой коррупции — это тоже связано с концепцией нашего воспитания и образования. Наконец, модернизация и боеспособность армии, восстановление престижа звания солдата, защитника Отечества, обесцененного либеральной пропагандой самого понятия Отечества. Сегодня чтобы повернуть вспять тенденции социальной распущенности — пьянства, безответственного отношения к себе и к близким, для этого нужно изменить ценностные ориентиры, помочь тем, у кого они пока глубоко запрятаны, а я убеждена, что они есть практически у каждого.

Мне довелось как-то в Нью-Йорке заменять учительницу истории в 6 и 7 классе, поэтому я представляю, что это трудно — учить. На уроке я называла школьников на Вы, а они кидали бумажных голубков через мою голову. Но когда я перехватила письмо, которое девочки передали друг другу с именами понравившихся им мальчиков, но не стала читать, а порвала его на мелкие кусочки и сказала: чужие письма не читают, за это в прошлые века вызывали на дуэль, чтобы честь дамы не уронить, — они меня вдруг поняли, полюбили и перестали кидать этих голубков. Потому что язык нравственности — он один для всех.

Разумеется, методы воспитания и образования должны быть и привлекательными, и современными. Но они должны опираться на нашу исконную педагогическую традицию, которая куда больше, чем копирование неудачных, не совсем к тому же бескорыстных, методик и всяких болонских процессов, подходит нашему государству и реальному состоянию нашего общества.

Мы живем в информационном пространстве, поэтому роль СМИ колоссальна и ответственность на них должна быть возложена особая. Потому что манипуляция сознанием — есть главный инструмент политики. Деньги, которые крутятся в сфере информационного обеспечения, сравнимы разве что с теми, что идут на оборону. Тиражируемые образцы для подражания — этакие беззаботные гедонисты, не отягощенные сомнениями нравственного порядка — ложный путь просвещения, полностью, кстати, отсутствующий на Западе. Я восемь лет проработала в США и знаю не понаслышке, что американское студенчество — это наиболее обремененные долгами, кредитами, обязательствами, работой по ночам в кафе во время летних каникул, стригущие чужие лужайки члены общества. Гедонистический идеал вовсе не свойственен западному человеку, как нам пытались представить для того, чтобы мы почувствовали контраст с нашей советской бытовой скудостью, той, по которой кто-то теперь ностальгирует. Тут мы мало что можем сделать, если не потесним с экранов телевизора программы привлекательно безнравственного содержания.

Мы все помним, как создавался тип экономически успешного человека. Дилерами, менеджерами, как оказалось, очень легко стать в одночасье, а вот суметь ограничивать себя в своих поступках оказалось гораздо труднее. Нужно помнить, однако, что производительная инициатива принадлежит прежде всего труду духовному. Рушатся экономические основы жизни России, потому что разложились духовные ее основы, нравственная и религиозная дисциплина трудящейся личности — эти мысли высказаны в 1918 году Николаем Бердяевым. Но они всецело приложимы к России 90-х, с их культом удачливого и богатого, абсолютно чуждого русской культуре вообще и русской культуре хозяйствования в частности, предпринимателя. Хозяйство, по словам Сергея Булгакова, есть явление духовной жизни в той же мере, в какой и все другие стороны человеческой деятельности. У нас же происходит люмпенизация нации вследствие реформ, но и люмпен тоже не может защитить себя, так как тоже оказался вне социума. Остановить этот процесс можно только совместными усилиями Церкви и государства.

Культ богатства без чести, проповедовавшийся в 90-е годы, оказался особенно губителен для России после принудительной атеизации четырех предшествующих поколений.

Одно из следствий — это утрата образованным слоем места в социальной иерархии, снижение его статуса в общественном сознании, утрата социальной энергии интеллектуального ядра нации. Через 15–20 лет у нас будет недобор высококвалифицированных научных кадров во всех отраслях экономики. И тогда мы схватимся за голову. Образование было всегда великим ресурсом России и Советского Союза. По сравнению с нами, даже с любым троечником, в 80-е годы в Секретариате ООН иностранцы выглядели просто как неграмотные люди. Мы были корифеями для них во всех областях. Спасибо советским учителям, низко кланяюсь им всем. Благодаря им я в Совете Европы единственная могла цитировать баллады Шиллера и «Прометея» Гете наизусть, ни один немецкий депутат столько не знал.

Конечно, у нас много было в образовании того, что надо было преодолевать. Но русская педагогическая традиция достойна своего продолжения. Нельзя допустить так называемой интернационализации рынка образовательных услуг, который служит глобальному управлению без учета культуры собственной страны. Дальше произойдет просто деградация национального образования. В стране с такой протяженностью, как наша, начнет дичать провинция, удаленная и так на тысячи километров от Москвы.

Правовое государство немыслимо без нравственных скреп. Горе такому государству, где от преступления удерживает лишь страх перед уголовным наказанием.