Современный рынок и экологический императив: драма противостояния

Современный мир вступил в стадию нарастающих рисков экологических, техногенных, военных, генетических, криминально-террористических, геоклиматических, демографических, экзистенциально-психологических.

Современность оказалась беспрецедентно противоречивой. Завершивший свой стремительный бег ХХ век — век, столь не похожий на все предшествующие времена человеческой истории, казалось, до бесконечности расширил возможности человечества, открыл ему новые заманчивые перспективы и горизонты. Масштабы научно-технической революции (НТР) оказались грандиозными. Достаточно сказать, что только за последние 50 лет человечество израсходовало столько энергии, сколько за всю предшествующую пятидесятитысячелетнюю историю. В ХХ веке стали возможными передвижения в пространстве со сверхзвуковой скоростью, полеты на Луну, проникновение в микромир, овладение ядерной энергией, создание телерадиокоммуникаций, ЭВМ и информатики, новых конструктивных материалов, высоких технологий, расшифровка генома и т. д., и т. п. Но все это почему-то у современных землян не вызывает оптимизма. Напротив, какое-то субстанциональное беспокойство, душевное смятение, ощущение «конца времен», надломленности и хрупкости бытия, предчувствие нового «цивилизационного слома», бед и катастроф с пугающей быстротой захватывает сознание современного человека.

Ныне мы стали свидетелями произошедших в мировоззрении и мироощущении людей глубинных сдвигов, трансформаций, изменений. Например, люди всегда знали, что существуют темные иррациональные силы бессознательного, всевозможные сексуальные извращения, безумия и т. д. Однако вплоть до середины ХХ века общество относилось к этим сторонам жизни недоброжелательно, часто репрессивно. Теперь же, напротив, данные феномены человеческого поведения становятся доминирующей темой средств массовой коммуникации, художественного творчества, кино, культивируются и поощряются. Отказавшись от веры в какие бы то ни было Абсолюты (как однозначно зафиксировал эту ситуацию Ф. Ницше — «Бог умер»), разочаровавшись в разуме, социальности и т. д., т. е. во всех прежних «базовых опорах» жизни, «цивилизованный» человек конца ХХ — начала ХХI века остался один на один со своей чувственностью, погрузился в мир «чувственной культуры» (П. Сорокин). В настоящее время ужас осознания бессмысленности, неразумности жизни стал фактом истории. Возникло ощущение безопорности во всех сферах жизни: в экономике, морали, политике и т. д.; сформировалась эпоха тотального плюрализма, для которого нет никакой иерархии ценностей, нет никакой смыслообразующей и общезначимой цели.

Социальные философы, футурологи, экологи, просто мыслящие люди разных мировоззренческих ориентаций и взглядов со все более развернутой аргументацией и доказательностью пишут о том, что мы находимся накануне «бури тысячелетия», характеризуют современные мировые процессы не иначе как в терминах турбулентности, говорят о надвигающейся «смене эпох».

Изменения негативного характера ныне получают необычайно интенсивное распространение и развитие. Здесь уместно вспомнить блестящую фразу, высказанную в свое время Ф. Энгельсом: «Кипит котел у чародейки Истории, чем дальше, тем быстрее идет дело». Сегодня, похоже, это дело подвело наш мир к ситуации «взрыва»: давление внутри котла истории вот-вот должно разнести его в клочья. «Человечество оказалось перед дилеммой: либо гибель популяции homo sapiens, либо коренное переустройство отношения к природе и самому себе... Человек так разогнал колесницу истории, что порой не видит возможности удержаться в ней» [1, с. 119–120].

Уже становится очевидным многим, что современная экономическая система глобального капитализма накопила огромный потенциал внутренней нестабильности и саморазрушения. Сейчас рассуждений, высказываний, утверждений на эту тему становится все больше и больше. Опыт истории свидетельствует, что такого рода ситуации в духовной жизни общества никогда не бывают случайными и беспочвенными. Напротив, они всегда есть верный признак, симптом действительного неблагополучия и кризиса общественной системы, фиксация тектонических ударов, реальных глубинных сдвигов в недрах социума. Чтобы убедиться в этом, достаточно хотя бы поверхностно познакомиться с состоянием общественного сознания, надеждами и опасениями людей, живших и действующих во времена, предшествующие всем переходным эпохам истории.

Обнаружившиеся сегодня фундаментальные, социально-экономические и ценностно-антропологические изменения могут быть в своей совокупности идентифицированы как глобальный цивилизационный кризис, как «точка бифуркации» глобального масштаба, угрожающая самим основам человеческого существования.

Альтернативы современному миропорядку, зашедшему в исторический тупик, возможны и необходимы. Однако важно еще до того как надвигающиеся перемены разрушат все защитные цивилизационные механизмы, успеть их выдвинуть и осмыслить, т. е., по сути дела, провозгласить новый цивилизационный проект.

Какие же конкретно глобального характера задачи стоят сегодня перед человечеством?

Человечество сегодня, чтобы сохранить себя, должно решить две взаимосвязанные задачи: 1) обезопасить себя от духовного вырождения и деградации, саморазрушения себя изнутри в результате эрозии «экологии души», утери человеком человеческого; 2) обезопасить себя от разрушения внешней среды обитания, коллапса биосферы, эрозии «экологии природы». В этом, возможно, и есть смысл истории[2, с. 78–79].

Сосредоточим наше внимание на второй задаче — предотвращение разрушения внешней среды обитания человека, биосферы. Ибо без решения проблемы выживания человечества, т. е. без «ответа» на «вызов», которым сегодня является экологический кризис, решение всех других проблем может оказаться, даже в недалекой исторической перспективе, лишенным смысла.

Сегодня, т. е. спустя более чем треть века после публикации материалов первого доклада Римскому клубу под впечатляющим названием «Пределы роста», можно констатировать, что, во-первых, прогноз «Пределов роста» оправдывается и, во-вторых, за прошедшие с тех пор годы не было предпринято сколь-нибудь эффективных практических действий, направленных на преодоление экологического кризиса. Публикация результатов исследований Римского клуба послужила лишь поводом сенсационных кампаний в средствах массовой информации, материалом для пафосной риторики предвыборных обещаний и различного рода лукавых идеологических проповедей. Даже те, как подчеркивалось на недавней сессии Генеральной ассамблеи ООН, очень незначительные решения Всемирного саммита в Рио в 1992 г. остаются столь же далекими от осуществления, как и в момент их принятия [3]. Более того, если оставить в стороне словесную шелуху и посмотреть на экологическую проблематику с практической точки зрения, то можно определенно утверждать, что человечество с нарастающими темпами скатывается в бездну экологического коллапса. Нереализуемыми остаются не только международные, но и региональные экологические инициативы. Смеем утверждать, что и ничего не будет реализуемо в плане преодоления экологического кризиса до тех пор, пока продолжает господствовать утвердившаяся на европейском континенте в эпоху Нового времени экономоцентрическая парадигма развития общества. Ядро этой парадигмы, ее главная пружина — предпринимательская экономика, основанная на принципе получения максимальной прибыли и расширенного потребления, закон самовозрастания капитала, как некая внешняя сила, господствующая над всем и ни перед чем не останавливающаяся, подминающая под себя народы и государства, отдельных людей и даже тех лиц, в которых она персонифицируется. Именно эта сила с нарастающей скоростью погружает наш мир в ситуацию глобальной нестабильности, грозящей трансформироваться в катастрофу вселенского масштаба. Цивилизация, для которой характерен всеохватывающий меркантилизм и монетаризм, культ денег, власть денег, расширение пространства денег, усиление влияния денег на любые проявления человеческой активности и жизнедеятельности общества, становится принципиально несовместима с экологическими, нравственными и, в целом, социокультурными императивами, призванными обеспечить выживание человечества. Поэтому, как считают многие исследователи, скоро глобальному доминированию Запада придет конец — по той причине, что та модель бездуховного экономоцентризма, которую Запад навязал человечеству, не жизнеспособна ни социально, ни экологически.

 

Болезнь экономизма и «религия прогресса» как препятствие на пути становления духовно-экологической цивилизации

Попытки ответить на вопрос, почему человечество в своих взаимоотношениях с природой перешло Рубикон, неоднократно предпринимались учеными Римского клуба. В частности, в 1997 году был подготовлен и опубликован доклад, одним из основополагающих выводов которого является утверждение, что главной причиной неосуществимости антикризисных экологических проектов является рыночная экономика. И действительно, в современном капиталистическом обществе принципы рыночной экономики определяют такое применение природных ресурсов и факторов производства (капитал, труд, информация и др.), которое предполагает максимальную эффективность их отдачи. Механизмы рынка, ориентированные на потребительские предпочтения и прибыль, не только не содержат, но исключают возможность учета экологической составляющей производства. По мнению авторов доклада «...рынок — это всего лишь инструмент, а не религия; средство, а не цель... Он не всесилен, и опасно полагать, в частности, что рынок может заменить этику и политику» [4, p. 154].

Можно определенно утверждать, что господствующая роль институтов рынка в обществе вступает в противоречие с потребностями социокультурного развития человечества в долгосрочной перспективе. Рыночные стимулы по своему определению не могут быть нацелены на инвестиции в будущее — в сбережение природных ресурсов и защиту окружающей среды, в духовно-нравственное и физическое здоровье людей, в воспитание и образование. Здравый смысл миллионов, а не избранных «джентльменов удачи», не позволяет уповать на рынок как на главный регулятор общественной жизни. Сам по себе он не способен гармонизировать нематериальные стороны жизни, в особенности человеческие отношения. Подлинная культура при нем становится нерентабельной. Показатели рыночного успеха не дают адекватного отражения многообразных и все более значимых измерений качества жизни, они скорее вводят в заблуждение там, где затрагиваются долгосрочные интересы и цели1. Навязывая обывателю бесконечную смену (выбор) потребительских товаров и погружая его в мир искусственных (надуманных) потребностей, капиталистическая рыночная экономика резко сужает спектр выбора естественных, чисто человеческих благ и потребностей, таких как душевное спокойствие и равновесие, радость общения с нетронутойприродой, возможность дышать чистым воздухом и т. п. Неудивительно поэтому, что бездумное потребительство (как и алкогольная или наркотическая зависимость) зачастую становится источником разочарований, недовольства, стрессов, ощущения бессмысленности жизни и т. д. С этой точки зрения все видимые достижения предпринимательской экономики, нацеленной на получение максимальной прибыли, — одно и отнюдь не главное из измерений качества жизни людей. При этом, в соответствии с неолиберальной практикой (особенно в ее российском варианте), во многих сферах общественного производства сокращается все, что не сулит немедленной окупаемости и выходит за рамки забот о прибыльности. Отсюда обвальный «секвестр» науки, образования, наукоемких производств. Так, фундаментальная наука не может быть оправдана по критериям рыночной рентабельности, потому по ней наносится целенаправленный удар. Мишенью «рынка» оказались, вопреки первоначальным ожиданиям, не носители примитива и рутины, а, в первую очередь, носители наиболее рафинированных и перспективных видов опыта, которые, в силу своей сложности, почти невозможно перевести на бухгалтерский язык. Если по критериям прогресса именно накопление общих знаний универсального применения служит залогом долгосрочной стратегии научно-технического и экономического успеха, то по критериям российского рынка все это мешает получить большую и скорую прибыль. Рыночные цензоры, пытающиеся сэкономить на общем образовании и как можно раньше отправить молодежь в «работающую экономику», ведут себя разрушительно по отношению к исторической перспективе развития общества. В этом отношении ушедшая советская эпоха выглядит прямо-таки роскошно: при ней общество великодушно содержало те группы и виды практик, у которых не было какого-либо оправдания по критериям немедленной практической пользы и отдачи, но которые символизировали деятельность на перспективу.

Размышляя о перспективах развития современного общества, мы должны отдавать себе отчет в том, что корни экологического кризиса погружены в глубины европейской истории, что наиболее существенные предпосылки того тупика, в который попало сегодня человечество, были заложены именно в Западной Европе.

Выдвинем тезис: для того, чтобы экологизация развития социума стала реальностью, необходим слом всех механизмов предпринимательской экономики, в том виде, как они утвердились в Западной Европе, отказ от вульгарно трактуемого принципа экономического детерминизма. Ибо сегодня экономизм в качестве идеологического постулата стал серьезным препятствием не только на пути утверждения экологических приоритетов современности, но и препятствием к адекватному осознанию ценности духовных, культурно-образовательных компонентов в реализации стратегических целей общества.

Мы сегодня, оказавшись в зоне сильного воздействия евроамериканской техногенно-потребительской цивилизации, сверх всякой меры экономизировали наше отношение к жизни, впали в болезнь экономизма и в «религию прогресса», стали все или почти все, включая человеческое тело, дух и душу, рассматривать через призму коммерческого интереса, забыв при этом, что экономика всего лишь часть общественной жизни. Болезнь экономизма (господство экономики в обществе) породили небывало примитивный тип человека — homo economicus, для которого только деньги стали мерой жизненного успеха, единственной мотивацией жизненных ориентаций и поступков. В результате прогрессом объявляется все то, что помогает делать деньги. С такой же меркой теперь стали относиться к науке и культуре. А это означает, что сегодня человечество оказалось в ситуации тирании капитала, безудержное самовозрастание которого, его анархичность и спонтанность явились оковами социального развития, ведут к нескончаемым локальным и глобальным кризисам, ставят человечество перед угрозами смут и катастроф.

Вирус потребительства, взращенный в Западной Европе, теперь распространился по всему миру. В этом смысле весь современный мир стал «Европой» — инструментально-рациональной системой насилия над природной и социальной средой, нацеленной на получение максимальной прибыли любыми средствами. Причем, что интересно: экспансия насилия идет в ногу с экспансией потребительской идеологии и психологии. Эти процессы, следует заметить, затрагивают «физический баланс» православной славяно-русской культуры в целом, поскольку в ее рамках культ потребительства и накопительства никогда не доминировал над духовными ценностями.

В наше время экономический рост стал своего рода фетишем. Огромное количество исследователей именно в нем усматривают неизменный и вечный двигатель «прогресса». Фетишизация экономического роста, безудержная рыночная конкуренция и различного рода геополитические игры отвлекают внимание властей и широкой общественности от решения лавинообразно нарастающих экологических проблем. Здесь особенно важно учесть, что экономический рост относится к экспоненциальным процессам, а любые экспоненциальные процессы предельны. Неограниченный рост в ограниченной среде невозможен. Его реальные физические пределы заданы конечной несущей емкостью природных экосистем нашей планеты. Однако повсеместно утвердившаяся к нашему времени система рыночной конкуренции побуждает к безудержному росту накопления, производства и потребления. Рынок становится механизмом, создающим и форсирующим спрос, в том числе и на те товары, которые не только выходят за рамки всяких разумных человеческих потребностей, но и зачастую являются вредными для нормальной человеческой жизни. «Рыночным силам выгодна атмосфера вседозволенности, и они вольно или невольно ее поддерживают и культивируют. Производители товаров и услуг заинтересованы в том, чтобы возбуждать ощущение постоянной неудовлетворенности, даже «ненасытности» у потенциальных потребителей, которым внушают: для вас «нет пределов!» [6, c. 10–11].

При этом необходимо иметь в виду: векторы роста и векторы развития могут не совпадать. Начиная с 70-х годов прошлого столетия на фоне экономического подъема и технологического прогресса в большинстве индустриально развитых стран происходило ухудшение целого ряда важнейших показателей качества жизни и социального развития. Сюда можно отнести рост преступности, насилия и коррупции, распространение половой распущенности — гомосексуализма и лесбиянства, атомизацию общественной жизни, снижение уровня доверия людей друг к другу, государству, депопуляцию коренных европейских народов, их физическую и духовную деградацию и т. д. Исследователи связывают все эти явления с формированием коммерциализированного информационного общества и характерным для него ростом крайнего индивидуализма.

Сегодня, таким образом, мы сталкиваемся с ситуацией, когда величина ВВП (или ВНП) не дает адекватного представления об уровне благосостояния людей и качестве их жизни. Так, греческий экономист Костас Золотас на основе скрупулезных расчетов еще в 1981 году показал, что каждой единице прироста материального производства соответствует снижающийся процент прироста реального общественного благосостояния [7]. И это неудивительно: качество жизни людей зависит не только от уровня доходов и потребления, но и от состояния окружающей среды — как социальной (сверхурбанизация, скученность населения, эскалация перемен, стрессы, психические и нервные перегрузки, техногенные аварии и т. п. издержки «прогресса»), так и природной (изменение климата, рост заболеваемости в связи с ухудшением экологической ситуации и т. п.). Анализируя данную ситуацию, все больше исследователей прогнозируют, что разрыв между показателями роста ВВП и реальным положением людей в предстоящие десятилетия будет и дальше увеличиваться [6, c. 5–9].

Ныне становится совершенно очевидным, что «механизм развертывания потребностей» начинает выступать как источник повышенной опасности и риска в существовании человеческой цивилизации. Паразитарное потребительство как феномен современного «потребительского общества» направляет траекторию развития цивилизации в русло, противоположное актуальным задачам свободного гармонического развития Человека в диалоге с Природой, коэволюции общества и его природной среды. Паразитарное потребительство вместе с милитаризмом, «виртуальной экономикой», финансовыми спекуляциями и массовой культурой становится сегодня причиной роста и углубления глобальных проблем и конфликтов. В этом, надо сказать, иррациональность буржуазной рассудочности, ее «репрессивность». Техногенная цивилизация если и не уничтожает совсем, то сильно ограничивает шансы альтернативы, ибо превращает человека в существо, неспособное отказаться от благ, этой цивилизацией предоставляемых. Сама мысль об отказе от потребительских благ, от удовлетворения большей частью искусственных, надуманных потребностей, навязываемых предпринимательской экономикой, кажется современному человеку просто ужасной.

 

Экологический кризис как кризис способа самореализации современного человека

Конечно, «потребительский фетишизм», если взять его индивидуально-психологический аспект, проистекает из стремления чем-то компенсировать не состоявшуюся реализацию человеком своих данных от природы потенциальных способностей и интенций, потерянность и ненайденность в тех сферах человеческой деятельности, которые требуют от него постоянного самосовершенствования, а соответственно, и постоянного возобновления усилий, что в практике реальной жизни оказывается далеко не всем по плечу. Отсюда — жгучая психологическая неудовлетворенность, которую, как правило, легче всего заглушить внешними атрибутами успеха, в частности, престижным потреблением. Иначе говоря, потребительство основано на сильнейшем стимуле — стремлении человека к самоутверждению. «В индивидуализированном обществе (которое сегодня, заметим, интенсивно навязывается и в странах постсоветского пространства. — Ч. К.)такое стремление тождественно желанию выделиться из массы, стать отличным от других людей. Но поскольку тенденция к индивидуализации потребления становится всеобщей, субъекты интегрируются в единую систему, незаметно подчиняясь ей» [8, c. 130]. На деле стремление приобрести индивидуальную неповторимость посредством потребления оборачивается всеобщей унификацией, трансформируется в «тотальную нейтрализацию» (Г. Маркузе), а всякий декларируемый на индивидуальном уровне нонконформизм (в данном случае стремление выделиться) превращается в реальной практике функционирования общества как определенной целостности в поголовный конформизм, конформизм массового масштаба. В конечном итоге, не прекращающаяся смена потребительских товаров начинает выступать как одна из самых безнадежных и неудачных попыток заполнить пустоту и бессмысленность жизни. Другие способы борьбы с психологической неудовлетворенностью, обусловленные кардинальной потребностью человека в самореализации, — алкоголизм, наркомания, токсикомания и т. п. — стоят в этом ряду. По большому счету, все это явления одного порядка. Такова парадоксальная логика экспансии в современных экономически развитых странах психологии и идеологии потребительства.

И, тем не менее, действительный «смысловой код» потребительского фетишизма невозможно понять и объяснить вне анализа современного социально-экономического контекста, исходя только из экзистенциально-личностных особенностей и психологических трудностей, связанных с проблемой самореализации и самоосуществления человека в этом мире. Полное торжество рыночного обмена, процесс превращения «рыночной экономики» в «рыночное общество», проникновение логики рынка во все сферы человеческого бытия, придание экономизму характера тоталитарной идеологии — вот глубинные корни и причины победного шествия «демона потребительства» по современному миру. Ныне «потребительское общество» обернулось тем, что люди в нем стали рассматриваться не столько как индивиды, стремящиеся все больше потреблять, сколько как одушевленные товары, желающие и покупать, и «быть купленными» одновременно.

Вообще, если говорить о способе самореализации человека в современном мире, то следует подчеркнуть, что сегодня с потребительством, как доминирующей системой организации жизни людей, определяющей алгоритм их поведения и ценностные установки, сопряжен целый комплекс связанных в тугой узел сложных и трудноразрешимых проблем. Здесь и стремительное разрушение биосферы, и распад института семьи, и снижение рождаемости, и рост уровня преступности, и увеличение количества людей с избыточным весом, и захватывающие все новые слои и группы населения психические расстройства (прежде всего в форме депрессии), и растущий уровень употребления алкоголя, и, наконец, быстро возрастающее количество самоубийств. В действительности, как бы это странно ни было, расцвет потребительского общества имеет своей обратной стороной духовную деградацию и физическое вырождение населения самых богатых и, казалось бы, преуспевающих стран.

В последнее время «пандемия» потребительства обернулась еще одним преломлением, могущим, в совокупности, конечно, с целым рядом других факторов привести человечество к весьма драматическим последствиям. Сказанное, в частности, имеет отношение к развернувшемуся в 2008 году на нашей планете глобальному финансово-экономическому кризису. Как обнаружилось, непосредственным поводом к последнему как раз и выступила многолетняя привычка граждан западных стран и, прежде всего, граждан США, жить в долг, постоянно брать кредиты с целью приобретения все новых и новых товаров. В конце концов, практика опережающего потребления за счет кредитов и займов привела к потере платежеспособности и разорению в массовом масштабе. Массовый же невозврат кредитов побудил банки реализовывать залоговое имущество. В результате недвижимость упала в цене. А это обернулось цепной реакцией невозврата кредита по всей ипотечной пирамиде.

Данного рода кризисные процессы свидетельствуют о несомненном изменении потребительского поведения, причину которого следует искать в трансформации сознания, в формировании соответствующей иерархии ценностей. По большому счету данная ситуация свидетельствует о наступлении новой эпохи символического потребления, эпохи манипулирования культурными кодами (символами), инициирующими потребительские психологические установки на потребление ради потребления. Здесь мы сталкиваемся c интересной метаморфозой: функциональное потребление, обусловленное производством, нацеленным на обеспечение надлежащих функциональных свойств вещи (на удовлетворение реальных потребной человека), заменяется символическим потреблением, в котором функциональные свойства вещи отходят на второй план, становятся лишь только средством обеспечения соответствующего имиджа товара и через него — обеспечение для потребителя возможности утверждать свой социальный статус [8, c. 130]. «В течение каких-то десятков лет всепроникающая телереклама создала целый мир разнузданного, не знающего удержу потребительства, где физические нужды граждан, ограниченные, казалось бы, самой природой, раздуты и доведены до абсурда столь же искусственно, сколь и искусно. Демон потребительства, втягивая в свой круговорот все большее число людей и ресурсов; заставляет «свободных граждан» участвовать в бешеной гонке по кругу до полного физического и морального истощения. Отсюда — невиданная по масштабам пандемия сердечных и нервных болезней, резкое пополнение рядов душевнобольных и самоубийц. Отсюда и СПИД, который, как считают специалисты, напрямую связан с исчерпанием ресурсов организма из-за злоупотребления лекарствами и тониками. Но — отсюда и питательная среда для коррупционеров, рэкетиров и прочих носителей анархии, когда разборки бандитов и терроризм становятся социальной нормой» [9, c. 1018].

Сегодня идея материального благополучия («удовлетворения всех материальных потребностей») прочно утвердилась в массовом сознании большинства людей мира. Возникла ситуация абсолютного доминирования престижного потребления, сопровождающегося формированием целого мира искусственных, ложных и надуманных потребностей2. Поведение потребителя в данном случае имеет сходство с поведением человека, страдающего разного рода маниями — к азартным играм, алкоголю или наркотикам. Удовлетворение не достигается — человек оказывается во власти «дурной бесконечности». А это означает, что индустриальная (постиндустриальная) цивилизация Запада, придав престижному потреблению массовый характер и возведя его в ранг «основного инстинкта» человечества, вступила на опасный, даже катастрофический путь развития. Ибо процесс разрастания престижного потребления, в принципе, не имеющего верхней границы, выступает как развитие по экспоненте, уходящей в бесконечность, что на синергетическом языке может быть описано как выход современной цивилизации на «режим с обострением», т. е., по существу, на режим сверхбыстрого нарастания кризисных явлений. Даже на повседневном уровне жизнедеятельности общества обнаруживаются в этом отношении весьма зловещие гримасы. Так, в США (2008) на ежегодной предрождественской распродаже ворвавшаяся в один из супермаркетов, озверевшая от долгого стояния в очереди толпа задавила служащего этого магазина, а двое других мужчин из этой толпы, не поделив между собой какой-то товар, застрелили друг друга. Люди, незаметно для самих себя, стали превращаться в свиноподобное стадо.

Исходя из сказанного, нам весьма странным представляется стремление огромной массы исследователей рассматривать характерную для западноевропейской цивилизации (разумеется, включая США) парадигму развития как магистральный путь всего человечества. Впрочем, как свидетельствует опыт, европоцентризм — трудноизлечимая болезнь мирового обществознания. Корни этой болезни — в зависти к материальному благополучию Запада, в «религии прогресса», закрывающей глаза на видение иных перспектив и горизонтов бытия. И это происходит в период глобального экологического кризиса, когда уже без особой исследовательской интуиции становится очевидным, что западноевропейская цивилизация и сама вступает в кризисное состояние, и всему человечеству навязывает бесперспективный, тупиковый путь развития, и несмотря на то, что все предшествующие попытки обществоведов интерпретировать мир исключительно в европоцентристском ключе потерпели полный крах.

Люди должны быть готовы к этому заранее — пройти посредством неизбежных катаклизмов и катастроф определенного рода перевоспитание. Однако новую этику самоограничения органично внедрить в массовое сознание — дело необычайно трудное, сравнимое, как справедливо отмечает известный итальянский публицист Джульетто Кьеза, «разве что с переменой вероисповедания, в котором личность воспитывалась с детства» [10, c. 213]. Но делать это так или иначе придется, если мы хотим сохранить род человеческий на нашей планете.

Трудно обо всем этом говорить в сегодняшних условиях. В России, например, в последние два десятилетия престиж рынка официальной пропагандой поднят на недосягаемую высоту. Мы здесь столкнулись со своего рода «рыночной истерией». В результате российские экологические движения не только в реальности не поддерживаются бизнесом и властью, а «подвергаются жесткому давлению ... не пользуются достаточным влиянием в обществе» [11, c. 29].

 

Самообольщение технического разума

Научно-позитивистский, инструментально-технологический подход к окружающему миру, исподволь подготавливаемый конструкторскими устремлениями Леонардо да Винчи, естественнонаучными прозрениями Галилея, астрономическими открытиями Коперника, «классической физикой» Ньютона, «новой философией» Бэкона и Декарта и целым рядом последующих естествоиспытателей и философов, оказался удивительно созвучен предпринимательской экономике, основанной на принципе получения максимальной прибыли. Капитализм породил могучую индустрию, сделавшую возможным преобразование окружающей среды в гигантских масштабах. Он стимулировал также развитие всеохватывающей рациональности, прежде всего, технической рациональности, духа утилитаризма и узкого практицизма, наживы и торгашества. Направляя энергию частной инициативы в сторону приобретательства, капитализм породил то потребительское отношение к природе, для которого оно лишь объект жесткой эксплуатации. При этом становление капитализма на Западе и использование незападными странами догоняющей Запад модели развития привело к отделению экономики от других сфер общества и ее возвышению над ними. Представление о прогрессе утратило полноту своих характеристик и стало отождествляться с экономическим прогрессом, а также с пониманием человека как «экономического». Этот образ человека в экономике постепенно распространился на человека вообще. Внеэкономическая среда вульгарно сводилась к экономической, от чего искажалось содержание не только общества, культуры, морали, но и самой экономической сферы. Квазиэкономическая идентичность человека не соответствовала наличию у него других жизненных смыслов и задач, упрощала человека до экономического ресурса, общество — до совместных социальных действий, а культуру до одинаковой для всех народов программы человеческой деятельности, присущей Западу [12, c. 39].

Иллюзия о безграничных возможностях экономического роста, постоянно подпитываемая представлениями о всемогуществе современной техники, по-прежнему захватывает сознание и надежды широких слоев населения современного мира. Великое множество политиков и экономистов в современном мире убеждены, что рыночные механизмы и новые технологии позволяют людям решить не только экологические, но и все другие проблемы, связанные с жизнеобеспечением человека. Но новые технологии влекут и новые проблемы. Сегодня примеров тому даже не перечислить. Практика однозначно свидетельствует о том, что одни только технократические решения без соответствующих социальных изменений скорее вредны, чем полезны, явно недостаточны и не дают ожидаемых результатов. Рынок и технологии, не подчиненные целям и ценностям, отличным от тех, которые господствуют в рыночных отношениях, не в состоянии обеспечить экологическую безопасность общества. Напротив, они лишь способны ускорить наступление катастрофы. Вызываемые ими последствия обуславливаются целями, которые ставит перед собой рыночный человек (homo mercatorіus). Значит, нужна другая ценностная система координат и, соответственно, другой тип экономического и социального развития.

Похоже, уже пришло время, когда нельзя игнорировать факт моральной усталости техноцентрической модели развития, которая, хотя и обеспечила в свое время мощный рывок Запада, сегодня ведет весь мир к тотальной экологической катастрофе. Поэтому, как бы нам ни было тяжело расставаться с привычными взглядами, мы должны согласиться с современной глобалистикой, показывающей на основе цифр и фактов, что продолжение сложившихся тенденций развития современной техногенной цивилизации уже в недалеком будущем — возможно, при жизни родившегося поколения — будет непременно пресечено. К тому же теперь стало ясно, что проблемы, порожденные развитием техники, принципиально нельзя решить с помощью самой же техники, пусть даже еще более совершенной, что новая эффективная техника очистных сооружений, энергосберегающих технологий и других достижений научно-технического разума не помогут избежать экологического коллапса, что при любых сценариях технического развития планета не выдержит техногенной перегрузки, ибо глубинные корни экологического кризиса лежат в вытеснении техническим, искусственным естественного, натурального, в выхолащивании души и тела человека, в превращении его в некое подобие робото-компьютерного устройства. Все дело в том, что технический прогресс воспроизводит на Земле процессы, к которым эволюционно не приспособлены ни окружающая природа, ни сам человек. Ведь в естественных условиях на Земле нет источников атомной энергии, термоядерных реакций, нет природных квантовых генераторов, не происходит в короткий промежуток времени массового образования материалов с новыми химическими свойствами, макротела не передвигаются со сверхзвуковой скоростью, не взлетают в космос многотонные массы и т. д. Все эти процессы являются инородными в макромире Земли, нарушают эволюционно установившееся природное равновесие, создают эколого-кризисные состояния. Поэтому ставка на либеральную программу всемирной вестернизации на деле представляет собой губительную планетарную авантюру. Такая ставка превращает нас в людей, похожих на пассажиров «Титаника», абсолютно уверовавших в безопасность своего путешествия на |этом чуде техники и поэтому суетно продолжающих выяснять отношения друг с другом, добиваться переселения из одной каюты в другую, хитрить и обманывать один другого.

В наше время, для того, чтобы выжить, человечеству необходимо отказаться от самообольщения техническим разумом, реабилитировать другие, не западные, стратегии, связанные с преодолением техноцентрической модели развития и возрождением этикоцентричных традиций мировой культуры, среди которых свое законное место занимает и наша восточнославянская православная традиция. Речь, собственно, идет об утверждении эпохи постэкономизма, которая будет означать смену приоритетов земной цивилизации в целом, переориентировку усилий человечества с инструментальной деятельности, направленной на удовлетворение растущих потребительских вожделений, с всепожирающего молоха экономизма и техноутилитаризма, на деятельность, связанную с поддержкой экологического равновесия мира.

Сказанное подтверждается многочисленными математическими расчетами и статистическими данными. Так, каждый человек в наиболее богатых странах потребляет в 20–30 раз больше природных ресурсов, чем жители всех остальных стран. Коэффициент же давления с их стороны на природную среду при среднеглобальном, принимаемом за 1, равен 5, в то время как весь остальной мир имеет коэффициент 0,6 [13, c. 8]. Потоки антропогенной серы, поступающие, например, на Русскую равнину из Западной Европы, в 10 раз превосходят обратные потоки воздушных загрязнений. США, население которых составляет менее 5 % от мирового, потребляют около 40 % мировых ресурсов. Промышленность, транспорт и инфраструктура, которая обслуживает потребности и стратегические интересы этих 5 % населения, «съедает» уже более чем в течение 30 лет весь кислород, образуемый наземным фотосинтезом растений на территории США, и т. п. А если к США добавить другие государства, где достигнуты наиболее высокие стандарты потребления, т. е. взять в целом страны так называемого «золотого миллиарда» населения нашей планеты, то суммарное потребление задействованных сырьевых ресурсов здесь уже будет составлять около 80 %, а выброс в атмосферу углекислогогаза будет равен 60% [14, c. 99]. В итоге получается, что использование биосферных ресурсов планеты Соединенными Штатами Америки примерно в 4, а Европой — в 2–2,5 раза превышает среднемировой уровень [15, c. 926]. Примечательно при этом, что США из 72 жизненно важных источников сырья 69 ввозит из слаборазвитых стран. Что это, как не экологический вампиризм? По свидетельству российского исследователя Сергея Кара-Мурзы, в Гарвардском университете на дверях семинара по глобальным проблемам висел плакатик: «Помните, что один гражданин США вносит в создание “парникового эффекта” такой же вклад, как 1450 граждан Индии». Неудивительно, что третий мир, в орбиту которого в последние годы стремительно вовлекаются и постсоветские страны, стал не только объектом экономической эксплуатации и вывоза капитала (в обмен на ввоз некачественных товаров и суррогатов массовой культуры), но и объектом, пока еще не переводимой на язык экономических цифр, новой формы эксплуатации — экологической эксплуатации. Получилось так, что сегодня наша планета оказалась разделенной на две части не только по уровню научно-технического и экономического развития, но и по экологическому признаку — на страны экологических доноров, интересы которых никак не защищены справедливыми законами и эффективным контролем, и страны-реципиенты, имеющие возможность (безвозмездно и безнаказанно) потреблять чужие экологические ресурсы в размерах, далеко превосходящих воспроизводство этих ресурсов на их национальных территориях.

Сегодня, в связи с обозначенными процессами, человечество оказалось в ситуации своего рода экологического антагонизма [6, c. 14]. Богатые страны не желают поступиться своим «образом жизни», а страны третьего мира с их увеличивающимся населением не могут отказаться от развития и экономического роста. «Конкуренция за ограниченные земные ресурсы втягивает богатый Север (Запад) и бедный Юг (Восток) в конфликтные отношения (которые проявляются также в форме культурно-цивилизационных противоречий), побуждая придавать особое значение фактору силы в мировой политике и расходовать все больше средств на вооружения.

Трагизм ситуации состоит в том, что попытки всего мира приблизиться к стандартам потребления в западноевропейских странах на нынешней технологической основе могут быстро натолкнуться на абсолютные пределы ресурсов, находящихся в распоряжении человечества. Такие попытки неизбежно обернутся коллапсом, подлинной экологической катастрофой. Подсчеты специалистов ООН свидетельствуют, что если бы, например, все страны выровнялись бы по уровню потребления энергоресурсов на душу населения с США, то еще потребовалось бы 2,6 таких планет, как наша, а нефть и газ в этом случае были бы выкачаны из недр Земли за одно десятилетие [16]. А стало быть, путь, приведший промышленно развитые страны к процветанию, не может быть всеобщим.

Людям, если они хотят выжить на этой земле («обшаренном шарике»), придется отказаться от инструментально-потребительского отношения к миру и искать новые горизонты человеческого бытия, в том числе и новую модель хозяйствования и потребления. При этом вполне можно допустить, что эта новая модель будет органически включать в себя требования сознательного регулирования и управления социально-экономическими процессами, содержать в себе в преобразованном виде значительные элементы идеи социализма, эгалитаризма, планомерности, сильного, и не только правового, влияния государства.

 

Рыночно-потребительская модель — достояние прошлого

В настоящее время экономику, ориентируемую на получение максимальной прибыли и расширенное потребление, необходимо рассматривать как достояние вчерашнего дня и как неэффективную [17, c. 41]. В ситуации обострения экологических проблем рыночно-потребительская модель развития общества, имевшая известное оправдание в условиях изобилия естественных ресурсов и возможностей экспоненциального роста, становится опасной и разрушительной. Отсюда — потребность перехода от частно-рыночных механизмов регуляции экономики (конкуренция, формирование искусственных, надуманных потребностей у населения с целью получения прибыли и т. д.) к развитию системы планирования на основе эколого-экономических балансов и нормативов.

Данная потребность все в большей степени так или иначе осознается многими западноевропейскими исследователями и аналитиками. Питер Дракер в своей работе «Посткапиталистическое общество» (1995) обосновал концепцию преодоления утвердившейся ныне стадии капитализма и формирования новой системы ценностных ориентаций современного человека. Видный американский социолог Амитаи Этциони в книге «Новое золотое правило» (1966) главное внимание сосредоточил на проблеме формирования моральной парадигмы справедливого общества. В этом же русле находится и книга всемирно известного исследователя Дж. К. Гэлбрейта «Благое общество» (1996), в которой он представляет «гуманистическую повестку» развития социума, усматривая при этом главную задачу в ускоренном развитии механизмов социального регулирования.

Российский исследователь Е. В. Балацкий считает, что если «конец света» и наступит, то не в результате космической катастрофы, геологических катаклизмов или термоядерной мировой войны, а из-за экономического «самопожирания» общества» [18, c. 825]. А на вопрос, существуют ли способы нейтрализации тенденции к саморазрушению общества и реальная возможность утверждения такой экономической системы, которая находилась бы в состоянии перманентного равновесия, Балацкий отвечает: «Теоретически подобный гомеостаз возможен, но чтобы его достичь... необходима жесткая психология экономической умеренности, разделяемая подавляющим большинством членов общества. Должна повсеместно властвовать философия “экономического буддизма”...» [18, c. 825]. Согласно ему, длительность жизни любого этноса «зависит от его “коллективного разума”, проявляющегося в адаптивных возможностях, в способности к своевременной смене социально-экономической парадигмы своего развития» [18, c. 827].

Вопрос о том, что же возьмет верх на нашей земле — «планетарный разум» или «планетарный тоталитаризм», а не исключено и вселенский апокалипсис, все еще остается открытым. Доминирующие в современном обществе рыночные силы по-прежнему диктуют свои условия, оказываются все еще способными навязывать большинству предлагаемые ими модели поведения и образа жизни. Сопротивление, которое встречают природоохранительные планы, вполне достаточно, чтобы их реализацию почти полностью блокировать. Отсюда необходимость в изменении структурных рамок социально-экономического развития, отход от доминирующей ныне модели интенсивного производства, ориентированной на удовлетворение исключительно материальных потребностей. Отсюда и потребность выдвигать на передний план социальные проекты, ориентированные на цели и задачи более высокого порядка — становление культуры «постматериальных» ценностей, развитие неэкономической, немонетарной составляющей общественных интересов, формирование нового качества мотивации человеческой деятельности и т. п.

Человечество сегодня, как никогда ранее, нуждается в новой парадигме развития, в великом альтернативном проекте, концепту «одномерного мира», ориентированному на тотальное господство олигархического интернационала во всех без исключения регионах мира. Ныне, для того чтобы выжить, человечеству необходимо реабилитировать другие, не западные стратегии, связанные с преодолением техноцентрической модели развития и возрождением этикоцентричных традиций мировой культуры, среди которых свое законное место занимает и наша, восточнославянская, православная — традиция.

Кто и как в современном мире может дать «ответ» на этот жесткий «вызов», осуществить «прорыв» к тому типу социальной реальности, который чаще всего определяют как экологобезопасное общество или духовно-экологическую цивилизацию?

В своей действительности прорыв к духовно-экологической цивилизации может стать только результатом мощного творческого, инновационного скачка, кардинальной ценностно-мировоззренческой революции, духовной реформации.

Способны ли на такого рода духовный прорыв все народы одновременно и сразу? Думается, что нет.

Движение к духовно-экологической цивилизации не будет, как это принято думать, осуществляться всеми народами одновременно и в одинаковой степени. Это движение, несмотря на всю свою видимую транснациональность, будет носить неодномерный характер, иметь свои прорывные, инновационные точки (точки «возбуждения»), свой центр и свою периферию. Оно, по крайней мере, на начальных его стадиях, будет, вероятнее всего, осуществляться теми народами, которые окажутся наиболее способными в силу внутренних потенций и особенностей пути своего социокультурного развития, дать адекватный ответ на «вызов среды». Новый уклад жизни никогда не возникает сразу и везде. Напротив, первоначально он имеет четкую географическую локализацию и длительный, порой незаметно подспудный, период своего созревания. Возможно, что этот процесс какое-то время будет вдохновляться идеалами этноцентрической или культуро-центрической окраски, обретать свои наиболее мощные импульсы в пространстве отдельных регионов и локальных цивилизаций. И только потом, на основе новых духовных прозрений и установок, начнется интеграция народов в качественно новую общность — мировую духовно-экологическую цивилизацию.

Сегодня мы видим, что Запад утратил стратегическую инициативу. Он уходит все дальше в сторону от основополагающих основ эпохи модерна. Так, декартовское «Я мыслю, следовательно, Я существую» заменяется формулой «Я покупаю, следовательно, Я существую» [19, с. 195]. Несмотря на все свои внешние успехи, экономическое могущество, политическое и культурное влияние в мире, Запад сегодня оказался в ситуации отсутствия ясных перспектив своего дальнейшего цивилизационного развития. Запад на этот раз не смог выдвинуть никакой новой идеологии (если, конечно, не считать таковой концепцию «Конца истории» Ф. Фукуямы), которой могли бы увлечься даже падкие на все европейское наши западники. Поэтому новый виток исторического движения и новые ответы на вызовы современности надо ожидать не от него, а от иных регионов и цивилизаций мира.

Поскольку Запад пока еще является наиболее успешным игроком на современном геополитическом и торгово-рыночном поле (победитель в холодной войне), он менее всего способен на прорыв к новым горизонтам бытия, к иному будущему. Запад устраивает существующее положение вещей. Настоящее — сфера его торжества и успеха. И дело здесь не только в том, что политическая и духовная сила Запада исключительно эгоистична и самодовольна. Просто Запад в силу ряда объективных причин истощил свои энергетические импульсы, утерял «пассионарность», столкнулся с небывалой порчей человека. Ресурсы Запада в формировании постэкономического, постматериалистического человека и, в целом, в достижении духовной стадии развития общества оказались крайне ограниченными. Столетия господства протестантской этики, интенсивно насаждаемой с целью получения прибыли, идеологии и психологии потребительства, подорвали потенциал западной культуры.

Запад уже давно свершил «подмену пафоса святынь на банальность интереса» [20, с. 199], растворил свои духовные и культурные архетипы в «культуре туловища», в этике безудержного гедонизма. Поэтому его сегодняшнее демографическое неблагополучие нельзя истолковать иначе как результат духовного вырождения. «Это культура не жизни, а смерти, ибо она не дает объяснения, ради чего и как жить, замыкая человеческое бытие в границах профанных смыслов, — в пространстве того, что можно купить и чем можно насладиться. Запад уходит от поиска трансцендентных смыслов бытия, от стремления реализовать себя за пределами данных современному человеку возможностей. Он уходит все дальше от основ локальности своей цивилизации, не столько модернизируя, сколько преодолевая свои христианские архетипы. Во всех этих процессах такие специфические черты западной цивилизации, как индивидуализм, личная свобода и предприимчивость, социальный плюрализм и мобильность, в свое время являвшиеся средством возвышения и динамичного развития, в изменившихся исторических условиях становятся источником цивилизационного упадка, потери пассионарной мощи западного духа» [20, с. 200]. С этим сопряжен и процесс погружения Запада в глубокий моральный кризис, практически полное его освобождение от норм традиционной морали, его расчеловечивание. Запад окончательно порывает с традициями во всех сферах человеческой жизни. Он ускоряющимися темпами упраздняет все институты традиционного общества — религию и Церковь, семью и даже половую принадлежность. Разворачивающаяся сейчас на Западе гей-революция — это проявление доведенного до логического конца, до абсурда индивидуализма, лежащего в основе либеральной идеологии. Борьба за ничем неограниченную свободу сексуальных меньшинств осуществляется под маской «прав человека», возможности реализации им своей индивидуальности в любых, даже самых извращенных формах. Народы, придерживающиеся вековых традиций и исповедующие традиционные религии, находятся под мощным прессом этой новой брачно-половой идеологии, проводниками которых выступает большинство политических элит западных стран. Не удивительно, что мэры многих столиц и мегаполисов Европы и Северной Америки настойчиво и навязчиво демонстрируют и рекламируют свою нетрадиционную сексуальную ориентацию. Похоже, мы и в самом деле вступаем в эпоху отречения от фундаментальных основ человеческого бытия, слома всех испытанных временем библейских ценностей, в эпоху Содома и Гоморры. Поэтому сегодня борьба за традиции — это борьба за сохранение человеческого в человеке.

Есть все основания полагать, что в формировании духовно-экологической цивилизации XXI века, новой картины мира и нового практического отношения к действительности важную роль наряду с некоторыми другими народами мира, в частности, индийским народом, культура которого содержит мощные постпотребительские и постэкономические импульсы, могут сыграть и восточнославянские народы. Восточнославянским народам, как отмечают многие исследователи, присущ целый ряд специфических черт, вытекающих из их геополитического положения, уникальности исторического пути развития, своеобразия духовно-ментальных структур и архетипов сознания, которые в условиях нарастающего экологического кризиса могут послужить исходным пунктом в формировании новой модели социокультурного развития человечества.

Однако вопрос о том, какими стратегическими ресурсами обладает Россия и близкородственные ей народы для реализации прорыва к духовно-экологической цивилизации, — тема отдельного рассмотрения.

 

Литература

 

  1. Андреев И. Л. Перегнать не догоняя // Свободная мысль. 2013. № 1.
  2. Сагатовский В. Н. Что такое гуманистическое развитие общества? // Социально-гуманитарное знание. 2002. № 3. С. 78–80.
  3. Чумаков А. Н. Глобализация: контуры целостного мира // М.: Проспект, 2009.
  4. Weizacker E. von Lovins A., Lovins L. / Factor Four. Doubling Wealth — Having Resource Use. 1 lie New Report to the Club of Rome // London, I997.
  5. Экология и социальное развитие. Мн.: ИООО «Право и экономика», 2005.
  6. Вебер А. Б. Глобальное потепление и устойчивое развитие // Свободная мысль. 2006. № 5.
  7. Zolotas К. Economic Growth and Declining Social Welfare // Athens, 1981.
  8. Кузнецова Л. В. Дурная бесконечность символического потребления // Философия и общество. 2008. № 3.
  9. Силин А. А. Духовность против терроризма // Вестник РАН. 2003. Т. 73. № 11.
  10. Кьеза Дж. «В сумерках» договорного капитализма // Наш современник. 2008. № 8.
  11. Романов Б. Экологические движения в России // Свободная мысль. 2008. № 8.
  12. Федотов Н. Н., Федотова Л. Н. Внеэкономический капитал и его значение для экономики и общества // Философские науки. 2009. № 2.
  13. Иванов А. В., Фотиева И. В., Шишин М. Ю. Время великого размежевания: от техногенно-потребительской — к духовно-экологической цивилизации // Вести Московского университета. Сер. 7. Философия. 1999. № 6.
  14. Крылова И. А. Дестабилизация социально-экономической обстановки в России // Философия и общество. 1999. № 1.
  15. Wackernagei M. Tracking the ecological overshoot of the human economy — «Proceedings of the National Academy of Sciences». 2002, July 9, Vol. 99. N 14.
  16. Российская газета. 3 сентября 2002 г.
  17. Бурак П. М., Водопьянов П. А. От нестабильности к устойчивому развитию // Беларуская думка. 1996. № 9.
  18. Балацкий Е. В. Наступит ли Апокалипсис? // Вестник РАН. 1998. № 9.
  19. Делягин М. Г. Падение в смуту: опасение и надежды // Наш современник. 2013. № 6.
  20. Козин Н. Г. Есть ли будущее у Запада // Свободная мысль, 2005. № 4.

 


1   Многие апологеты экономического детерминизма, наверное, всему сказанному могут возразить, заметив, что сегодня в стране с развитой рыночной экономикой постоянно осуществляется совершенствование природного законодательства, оптимизация собственного природопользования, создание заповедников и воспитание бережного отношения к природе у своих граждан. Однако такого рода аргументы могут возыметь воздействие только на сознание тех людей, которые специально не занимаются экологической проблематикой. В действительности, экономия западными странами собственных природных ресурсов — это «прямое нарушение природосбережения стран третьего мира, истощения их запасов... Богатые развитые страны не желают ограничивать уровень потребления, а создаваемый через СМИ и средства массовой культуры “идеал общества потребления”, идеал нетрудового существования влечет на этот путь остальные общества и государства, находящиеся на более низкой ступени мирового потребления. Они тоже судорожно пытаются достичь вожделенного состояния, безумно вывозят и распродают свои ресурсы опять-таки на Запад, только усиливая неравновесность потоков. Финансовая политика МВФ и МБРР ведет к унификации социально-производственных связей, потере цивилизационной самобытности и, тем самым, необходимой меры разнообразия в природопользовании и решении экологических проблем» [5, c. 29].
  Иной читатель, конечно, всему этому может возразить, заметив, что для основной массы населения, например, постсоветского пространства разговоры об экспансии искусственных, ложных потребностей не более как надуманная проблема: дай Бог как-нибудь удовлетворить самые элементарные потребности и обеспечить свое физическое выживание. Это верно. Однако какова интенция? Каковы ориентации? Они известны. Любой ценой стать Западом («обществом потребления»), воспроизвести его социальные структуры и образ жизни. «Вирус потребительства», завладевший сознанием и поведенческими реакциями значительной части населения постсоветских государств, в том числе и восточнославянских стран, уже давно является серьезным препятствием на пути к реализации исторического выбора и утверждения социокультурной модели развития, соответствующей экологическому императиву XXI века. Так что все эти проблемы уже актуальны и для нас.