«Чтоб почуять родину душой!»

Поэзия Просмотров: 3426

* * *

Ни отца, ни мамы. Жизнь делю:
До — и после. Полсудьбы не стало.
Как же сильно их теперь люблю!
Что же раньше так любить мешало?!

Подарили поле мне и лес,
Подарили заводи и звезды,
Эти зори в пажитях небес,
Эти молчаливые погосты.

Молодые яблоки в саду.
Прикушу — и вспомню дорогое...
С XXI веком не в ладу
Мы с тобой, село мое, изгои.

Потому, что — деньги, суета,
Нанотехнологии и нано —
Совесть, честь —
                         и ходит без креста
Наножизнь, покачиваясь пьяно.

Свищут ливни, стонут ковыли.
Вот ведь как, родимые, бывает:
Нет цивилизации вдали,
Изжила себя и умирает.

Мы живем в трагическом краю.
Мы живем в трагическое время.
Мы — на самом, может быть, краю,
Землю удушающее племя.

ЛЕТОМ 2010

Как шмель огромный, влажный глаз коня
Последнего, быть может, на Мещере,
Вдруг отразил клокочущее море,
Рассудок потерявшего огня.

Привычно у ограды стог дремал.
Но сердце встрепенулось, придушило,
И кровь пошла ознобом, и заржал,
Зверея, конь,
                   и задышали жилы.

И люди выбегали из дворов
С иконами, с детишками, с узлами...
Утробное мычание коров,
Как полымя стелилось над домами.

И зарычали ветер и огонь,
Когтями золотыми небо рыли.
И полетел дымами старый конь,
Опережая огненные крылья.

И ни луны, ни солнца над землей!
И в небо поднимается деревня,
И оседает черною золой
На пажити и серые деревья.

Но конь летит! Последний, может быть!
Уж он-то должен вырваться из плена!
Горит в Мещере... Прошлый век горит.
И роет землю огненная пена.

Густое пламя сходится в кольцо,
И нет нигде спасения на суше.
И оседает на мое лицо
Горючий пепел горестной Криуши.

Смотрю на неживые небеса,
Но ржание далекое, родное,
Я слышу, слышу.
                      Душит дым глаза,
И меркнет смертный мир передо мною.

МОЛЕНИЕ О КРЕСТЬЯНАХ

...Сохрани же, Господь, нашу светлую, щедрую землю
От пожаров, потопов и прочих негаданных бед.
Я и сам возмущенье твое человеком приемлю,
Потому что страшнее, наверное, хищника нет.

Не наказывай всех. Эти люди в деревне у леса
Виноваты ли в том, что доверились власти чинов —
Не смогли отстоять свои вольные чистые веси
И погрязли в морщинах полей и мозолях дорог.

Не губи их, Господь. Без того им по жизни досталось
Колотить и рубить, отправлять сыновей на войну.
Кроме этой избы с огородом у них не осталось
Ничего.
Ничего не вменяй им, Всевышний, в вину.

Сохрани им любовь к этим пажитям, синим болотам,
Буеракам и песням в исчерченных плугом полях.
Здесь полынь на меже пахнет кровью и дедовским потом,
И ладонями бабушки теплится мята в лугах.

УХОДЯЩЕЙ ДЕРЕВНЕ

У крыльца задумалась крапива
Молодая, с нежною иглой,
Скоро встанет жестяною гривой
За седым забором, за ветлой.

Вот она взошла, хотя скосили,
Выдернули с корнем, а растет!
Как и мы — от корешка России.
Ловит дождь у маминых ворот.

Шелестит, поет... Сорняк! Отродье!
Но весною нежной, но листвой
В пенных щах гуляет половодьем,
Лижет губы зеленью густой.

Не поймет ни Азия такого,
Ни Европа это не поймет:
Ждет крапива у крыльца родного,
Ловит дождь у маминых ворот.

* * *

                        Затерялась Русь в Мордве и Чуди...
                                                      Сергей Есенин

Расскажи мне, река... На охрипшем в ветрах крутояре
Сколько стрел просвистело и песен угасло в веках?
На поречных лугах гомонят до полночи татары
И потеет конина, шипит в раскаленных углях.

Только пляска кривая теней да подлунная птица...
Петушиным пушком догорают седые угли.
И черствы, что копыта, под утренним заревом лица —
Пролетают войска серым ветром дорожной пыли.

Миновали века. Но наследство — оно неизбежно.
Мне навстречу бежит татарчонок, а тоже, ведь — Русь.
Также листья ему шелестят сокровенно и нежно,
И в глазах его светит такая рязанская грусть!

Не сама ли земля — хоть каких ты кровей и замесов —
Тайным током любви, словно пульсом, втекает в виски.
Вот пшеница плывет, разбиваясь волною у леса,
Облака над холмами роняют свои лепестки.

Хорошо на заре править лодку в кувшинках — на заводь,
И ловить молодых ветерков быстротечную грусть.
И тогда наплывает, как песня, далекая память,
И росою на сердце мерцает рассветная Русь.

НА РЕКЕ ПРЕ

Здесь пахнет Севером и Русью,
И у мостов, волной хрипя,
Проходит Пра и словно бусы
Озера нижет на себя.

Здесь, накренясь, сосна-калека
Земную зацепила ось.
Стоянку каменного века
Скопа оглядывает вскользь.

Толпятся дикие угоры,
И белой искрой — там и тут, —
Мерцая, словно волчьи взоры,
По темноте костры бредут.

Теснятся струги со снастями,
И комариный пляшет гуд,
И деревянными костями
Телеги тяжкие трясут.

Спасая жизнь, спасая веру,
К груди прижавши топоры,
Уходят топью староверы
В молитвословные боры.

Рычат века. Все ближе, ближе
Гармонь колхозной городьбы.
А Пра плывет и нижет, нижет
Туманы, судьбы и гробы.

И город давний, деревянный —
Сады, песок да лебеда —
Встречает улочкою пьяной,
Туда петляющей, сюда.

На рынке — солнце с новостями,
И тополиный пляшет пух,
И щуки с гладкими хвостами
Уныло пялятся на мух.

Улыбки, встречи... Душу пели
Мы под гармошку, под баян.
Какие войны одолели!
Какие жизни пролетели
И в сизый канули туман!

То гром ружейный, то небесный.
То стяг Победы, то полон.
Неужто были бесполезны
Все жертвы прожитых времен?!

Зачем все это было, было,
Зачем терзало и трясло,
И всё, что гены прознобило,
Травой тяжелой поросло?!

И для чего от века к веку
Мы ищем смысл бытия?
Вполне достойно человеку
Жить незлобливо и любя.

Любя, как есть! Не тщась, не мучась!
Душой открытою принять
Полей родительскую участь,
Лесов напевных благодать.

Вот эту даль — с рекой и песней,
Вот этот серенький мосток
Любить, как любишь в поднебесье
Звезды рождественской росток.

Любить, как мать, любить, как Бога,
Как жизнь случайную свою, —
Сырую от кровей дорогу
И в ней — родную колею.

* * *

Поплыли селенья на том берегу,
Поплыли холмы и овраги.
И все, что недавно лежало в снегу,
В весенней запенилось браге.

Пустынные дали разбил ледоход,
Задвигали скулами льдины.
У пристани старой проснулся народ,
Скользит сапогами по глине.

Выводит петух засидевшихся кур.
От облака — длинные тени.
У Любки-буфетчицы — синий прищур
И солнцами светят колени.

Анюта соседу несет молока.
Наладил сетенку Василий...
Пока что не громко, пока что слегка,
А все ж, оживает Россия.

* * *

Я вырос в городе уездном
В пятидесятые года
С каким-то чувством бесполезным,
Что счастье будет навсегда.

В саду мелькала кепка деда.
Я с ним на пасеку ходил.
И зеркальцем велосипеда
Мне зайчик солнечный светил.

Вареньем пахло, огородом.
И в тишине по вечерам
Гармонь бродила за народом
И мы шныряли по садам.

Открыты, чисты, незлобливы
Мы ликовали, — Боже мой! —
Когда в весенние разливы
Летел Гагарин над страной.

Трубили в горны пионеры,
Знамена яркие несли.
Мы жили в счастье, но без веры,
А значит, слабыми росли.

И вот теперь, когда сломались
И век, и песня, и страна,
Мы в новой жизни потерялись
Безвольно, горестно, сполна.

Не встали мы с тобой ни разу
За лес и песню у реки,
Когда банкирчик пучеглазый
Всю даль скупал за медяки.

Звенят чеканные монеты,
И воровской жирует класс,
А счастья — нету, счастья — нету
Ни у него и ни у нас.

В СТАРОМ ДОМЕ

Как прежде ровен статных сосен шум.
Года — прошли, скорее — пролетели.
Я в дом вхожу, как будто в старый трюм —
Давно корабль уплыл от колыбели.

Но свет избы, желанный и родной,
И пятна солнца на полу дощатом
Все эти годы прожили со мной
И в трудную минуту были рядом.

Какой потерей полнится душа!
Как будто я стою на пепелище,
И вот душа все что-то ищет, ищет.
На месте все — и нету ни шиша.

Вздохнут сиротски форточка и дверь,
И по-сиротски скрипнет половица.
Они теперь до смерти будут сниться
Средь горьких неминуемых потерь.

Кровать, сундук и вековая пыль.
Не возвращайтесь в детские просторы!
Пусть давние леса твои и горы
Живут в тебе, как прожитая быль.

Но как влечет в родимые места!
Как хочется из мира нажитого
Попасть туда, где у крыльца родного —
Отец и мать,
                 и жизнь твоя — чиста.

* * *

Горевые русские селенья
Прячутся в чащобах у болот.
Денег нет — варенья да соленья
До весны сосед не сбережет.

Разошлась капустка на закуску,
Разбрелись под рюмочку грибы.
За село снесли тропою узкой
Зимние студеные гробы.

Будет по весне сирень вихриться,
День придет просторный и большой.
Дачники приедут из столицы,
Чтоб почуять родину душой.

Примут от земли печаль и сладость,
Пропоют про луг и лошадей,
Но поймут, что жизнь уже промчалась
На сырых асфальтах площадей.

Подытожат прибыли-утраты,
Соберутся — и растаял след.
И как будто в чем-то виноваты,
Будут избы щуриться вослед.

ИЗ ДЕТСТВА

Сижу у реки и ловлю облака,
И лодки, как длинные тени.
Корявые ножки гнилого мостка
Озябли в воде по колени.

Ловлю облака, но они по воде
Уходят, минуя коряги.
Сопит водяной, и в его бороде
Зеленые плавают ляги.

Горит костерок на другом берегу,
И тихие кони пасутся...
И осами росы сидят на лугу
И жалят, когда прикоснутся.

Приду с окуньками, кота накормлю,
А утром под щебеты птичьи
Проснусь и пойму, что бессмертно люблю
Весь мир этот в звонком величье.

Томятся грушовка и белый налив
На розовом блюде щербатом.
И яблочный воздух, волною наплыв,
Скользит по щеке ароматом.

И снова — в луга, по росе молодой,
К стрекозам, к речному затону...
И бабушка тихо качнет головой:
— Никак тебе нет угомону! —

И волны по солнцу бегут босиком.
Вот так же и время промчится...
Я это узнаю не скоро, потом,
Успею еще огорчиться.

 

Об авторе

Юшин Е. Ю. (Москва)