«России белый снег...»

* * *

Ростовских куполов тесненье,
Вздыманье их со всех сторон,
И с купольного возвышенья
Свет от креста сквозь тьму времен.
 
Душа горит, кресту подобно,
У двери храма небольшой.
И охает громоподобно
Могучий колокол Сысой.
 
На всех — кто целый день в молитве,
И кто молиться не дорос,
На землю, как на поле битвы,
Глядит страдающий Христос.
 
И мокрый снег, без всякой меры,
Летит с небесной высоты
На тех, кто, обретая веру,
Прозрел на куполах кресты.

 

 

 

ТРИ ЖУРАВЛЯ

Три журавля по небу проплывают,
Так медленно, так плавно, как во сне.
И крылья их всю землю обнимают,
А я стою под ними в тишине.
 
Уносит их высокая дорога,
Луч солнца освещает золотой.
Но там, вверху, они не спросят Бога,
Что станется с Россией и со мной.
 
И крыльями в жилищах поднебесных
Блаженный воздух тихо вороша,
Они из глаз вовеки не исчезнут,
Так крепко их запомнила душа.
 
Трех журавлей от стаи оторвало —
Их крылья, словно по сердцу, скользят.
Земли им мало, да и неба мало,
Они летят над миром и молчат.
 
Гляжу, застыв, как на исходе лета,
В той вышине, где смертный не живет,
В лучах всепобеждающего света
Их троица небесная плывет.

 

* * *

Проведи меня, мальчик, на колокольню,
Я хочу увидеть озеро Неро,
Рыбаков, неподвижно на льду сидящих,
Острова, что разбросаны, словно пятна,
Горний свет, что столбами стоит над ними,
Отражаясь в крестах золотых Ростова.
 
Дай мне, мальчик, подняться еще повыше,
Сосчитать хочу я головы храмов,
Что стоят вдалеке, как толпа народа,
Как сосуды, светом небесным полны,
Так их много, что все я сбиваюсь со счета.
 
Дай послушать, мальчик, как колокол грянет,
Его звук полетит над озером Неро,
И достигнет ушей рыбаков сидящих,
И дрожать заставит дома в Ростове,
И войдет трепетанием в каждое сердце.
 
И тогда пойму я, что мне не надо
Ничего, кроме этой слепящей шири,
Кроме света, стоящего надо мною,
Кроме звука колокола большого,
Что заставил меня над землей подняться,
Выше храма и колокольни выше,
Постигая то, что дано немногим.

 

* * *

Над деревней, что в полях видна едва,
Приподнялась золотая голова.
 
Баба по воду отправилась с утра —
Расплескала, глядя в небо, полведра.
 
Золотой пророс над крышами шелом —
Своим светом озаряет каждый дом.
 
А над ним — нечастый гость для этих мест,
Разгорелся нестерпимым светом крест.
 
Ходит, глаз не поднимая, голытьба,
Но не крестит тяжелеющего лба.
 
Лишь старуха у разваленных ворот
«Спаси, Господи!» — прошепчет и вздохнет.
 
И пойдет она по крестному лучу,
И затеплит воску ярого свечу,
 
И помолится, склоняясь до земли,
За безбожников, что в церковь не пришли.
 
А над нею крест горит, летит листва,
И сияет золотая голова.

 

СЕВАСТОПОЛЬ

Скрипит пирамидальный тополь,
И за бортом бурлит вода.
Я в русский город Севастополь
Хочу уехать навсегда.
 
На рейде корабли застыли,
Матросы выстроились в ряд.
«Мы русской славы не забыли!»,
Бьют волны в берег, как набат.
 
Плечом удары принимая,
Скалистым берегом крутым,
Под парусами туч без края
Качается на волнах Крым.
 
И слышен белой чайки вопль,
Что видит с неземных высот,
Как отплывает Севастополь,
И Крым уводит, словно флот.
 
От берега, чужого ныне,
Навеки оторвался он,
И в моря Черного пустыне,
Как вечный призрак, растворен.

 

* * *

В дымке рассветной спят корабли.
Взмыленных волн удар —
На горизонте — из-под земли
Солнца взлетает шар.
 
Как на качелях, я на скале —
И не упасть хитро! —
Над головою — в голубизне —
Облака спит перо.
 
В страхе за камень хватаюсь я,
Желтый, словно янтарь.
Это мой камень, моя земля,
И с ней расставаться жаль.
 
Здесь генуэзцев плыла ладья
И греки на веслах шли.
Им ласково пела ветра струя
О тайнах чужой земли.
 
Они смотрели туда, где я
Стою на крутой скале.
И под ногами гудит земля,
Родная уже вполне.
 
Здесь кости русских бойцов лежат
Под слоем травы сухой.
Их кровь упала, как водопад,
И стала родной землей.
 
Пусть солнца дуло глядит в меня,
Тумана пугает дым,
Не отпущу, свою жизнь храня,
Скалы твои, о Крым!

 

* * *

Тепло отца в себе храня,
Смерть не приемлю.
Как будто это часть меня
Ушла под землю.
 
Как будто это я лежу
В холодной яме.
И ничего уж не скажу
Оттуда маме.
 
Как будто это мне постель
В земле стелили,
Меня оплакала метель,
Дожди омыли.
 
И если он навек заснул
На жестком ложе,
То над собой сосновый гул
Я слышу тоже.
 
Я тоже, тоже не пойму,
Что это значит —
Жил на земле, ушел во тьму,
И ветер плачет.

 

* * *

Уходит жизнь сквозь пальцы, как вода.
Но дух мой не стареет никогда.
 
Буравя неба серого графит,
Он птицей беспокойною летит.
 
«Постой!» — кричат мне русские поля —
Хребтом кавказским дыбится земля.
 
«Не отпущу!» — хрипит мне вслед Эльбрус —
Я над тайгой сибирскою несусь.
 
Тобольский Кремль сверкает, как алмаз.
Заката кровь встает у самых глаз.
 
Здесь дед мой стал тобольскою землей,
Она, как угль, чернеет подо мной.
 
Я над Игаркой, с тучей наравне,
Окликну всех, кто вечно дорог мне.
 
И выплывет в тумане Магадан —
Нет необъятней, чем Россия, стран.
 
И широта ее, и глубина,
В душе моей навек погребена.
 
Потоки рек — и Лены, и Двины,
Как кровь моя, текут внутри страны.
 
И тело ее делят неспроста,
Как кровь и плоть убитого Христа.
 
Ее просторы не охватит взгляд,
Из края в край лишь птицы долетят.
 
И даль ее, нетленную вовек,
Всей кожей чует русский человек,
 
Чей дух летит в любую сторону,
Чье сердце шириной во всю страну.

 

* * *

Как чистый лист, России белый снег.
Я на него без слез не погляжу.
Не поднимая отягченных век,
Ей о любви вслепую напишу.
 
И черными следами на снегу
Я напишу на краешке листа,
Что весь свой жар ей передать смогу,
И что пред ней душа моя чиста.
 
Что я люблю мороз и ветра свист.
Их дарит мне родимая страна.
Моя душа как чистый белый лист,
Где проступают жизни письмена.

 

* * *

Вот вечной книги вещие страницы —
В ней все дела мои и все мои грехи.
Свет от свечей из тьмы выхватывает лица,
И песни стон щемящий длится, длится,
Душа хотела бы молиться —
А получаются стихи.