* * *
Вот и уносит печали
Реченька тихой волной.
Где-то в полях запропали
Годы, прожитые мной.
Выйду на голос гармошки —
Где он в закатном дыму?
Кажется, эта дорожка
К детству ведет моему?
Песни моей колыбели
Не позабыла заря.
Сам я в веселье апреля
Слышу печаль сентября.
Вижу над желтой половой
Редкую сетку дождя.
Каждому доброму слову
Радуюсь, будто дитя.
МЕРТВЫЙ ХОД
Из детской дальней той печали
Мне ясно помнится одно:
Был жив еще Иосиф Сталин
И было лозунгов полно.
Там где-то в гору шла Отчизна
С призывом пламенным «Даешь!»,
А в нашем «Путь социализма» —
Колхозе скромном — был падеж.
К весне ни сена, ни обрата,
И холод лютый, как назло.
И пали первыми телята,
За ними овцы, и — пошло.
На мясо б, что ли, прикололи!
Нельзя... И, к радости ворон,
Всю ночь возил подохших в поле,
Поклав на дровни, Филимон.
Хлебнув для удали портвейна,
Перед собой и властью чист,
С задачей справился партейный
Наш сельский шустрый активист.
Отвез и, ладно б, скрыл огрехи,
Зарыл в сугроб, похороня,
Но туши в дьявольской потехе
Воздвиг он во поле стоймя.
А поутру с зарей, с восходом
Мы враз узрели — боже мой:
Непостижимым мертвым ходом
Телята к ферме «шли», домой.
«Шел», тяжело водя боками
В тупом движении своем,
Косматый, с гнутыми рогами
Баран и ярочки при нем.
И как-то робко, виновато,
Все тычась ярочкам в бока,
«Резвились» малые ягнята,
Глотая льдинки молока.
В последний раз метель кружила,
Верша суметы на буграх.
А стадо будто вправду жило,
За ночь насытясь в клеверах.
Так шло — копыто за копытом,
Шажок за медленным шажком:
За кои годы ходом сытым,
В молчанье хрупая снежком.
НЕИЗВЕСТНЫЙ
В гимнастерке застиранной, скромной,
Да и выправкою — не орел,
Он стучался к нам полночью темной,
Обогрелся и дальше побрел.
Детство, детство! По белому свету
Сколько сирых прошло и калек!
Но запомнился сумрачный этот,
Неприметный ночной человек.
Может быть, на побывку спешил он,
Может, в полк возвращался назад?
У дороги проселочной стылой
Захоронен солдат, говорят.
И душа — то болит, то отпустит:
Столько было чудес на земле,
Что не верится собственной грусти,
Безымянным могилам во мгле.
Вот узнать бы в селеньях окрестных,
Старожилов бы надо спросить:
Не стучался ли к ним неизвестный,
Не просил ли кваском напоить?
СЛУЧАЙ
Старый конь провалился под лед,
Не бывал он в такой передряге.
Не поспей на подмогу народ —
Не вернуться бы с речки коняге.
А потом он дрожал у плетня —
Хорошо бы под теплую крышу! —
И под звонкие крики мальчишек
В крайний дом затолкали коня.
Сокрушаясь, хозяин нагреб
Полведерка овса из сусека:
— Это видано ль, граждане, чтоб...
Чтоб скотину — в жилье человека!
Грустно старый коняга заржал,
Ржанью вьюги откликнулся тонко,
Может быть, он в тот миг вспоминал
Вольный луг и себя жеребенком...
ЗАПАХ ХЛЕБА
Потерялись дымки факторий,
Словно нити чужой судьбы.
Вдруг пахнуло в Чукотском море
Хлебом из вытяжной трубы.
Потянуло душком полынным,
Теплой пашней, где спит заря,
Позабытой почти, равнинной,
С паутинками сентября.
Столько каждый в деревне не был!
И, повысыпав из кают,
Мы услышали — будто в небе
Наши жаворонки поют.
Даже боцман, он житель местный,
Улыбнулся, хоть весь продрог.
А всего-то — в духовке тесной
Каравай подрумянил бок.
Вот какая случилась повесть:
Дрейфовали мы много дней,
И меня донимала совесть —
Сухарями кормлю парней.
Крепко вахты братва стояла,
Но за ужином всякий раз
Не без умысла повторяла:
— Хлебца б свеженького сейчас!
Что ж, рискнуть — небольшое горе!
Плыл мой камбуз в мучном дыму
И запахло в Чукотском море —
Как поутру в родном дому.
ПОД ЮЖНЫМ КРЕСТОМ
В этих будто бы райских кущах,
Где кокосы висят окрест,
Добываю свой хлеб насущный
Под созвездием Южный Крест.
Южный Крест. И луна в полнеба,
И тропический дух парной.
Притерпелся и здесь. Но мне бы
Хоть на ночку да в край родной.
Там, конечно, под снегом крыши
И морозная ночь долга.
Вот и дочка из дома пишет:
«Нынче прямо до звезд снега».
Пятый месяц по жарким весям —
То ль хвалить, то ль хулить судьбу?
На своем испытал горбу,
Сколько Крест этот Южный весит.
* * *
В сиянье заснеженных крыш
Великая дремлет природа.
Быть может, пронзительней тишь
Была только в детские годы.
А сколько таится чудес
В лыжне, убегающей с хрустом!
И вечер, и пашня, и лес
Созвучны движениям чувства.
И то, что мы снова с теплом,
Спасибо избушке угрюмой,
Где можно, хоть поздним числом,
О собственной жизни подумать.
* * *
И вот вхожу в знакомую страну
Цветов и трав, и пашни незабытой.
И коршун держит в лапах тишину,
Кружа своей разбойною орбитой.
И злой комарик с криком «Помоги!»
Напрасно бьется в лапах паутины.
И по тропинкам ползают жуки,
Как тяжело груженные машины.
Я слышу вновь крестьянский зов земли!
Она парит к полуденному зною.
Над ней, как пули, носятся шмели,
В нектар цветов ныряя с головою.
А там, где с пашней слился окоем,
Найду друзей по тракторному гулу.
Былинной Русью пахнет чернозем.
И вновь в себе я чувствую Микулу!