Рассказы
СОВПАДЕНИЕ
Когда в Петербург привезли мощи святой Елизаветы, Ольга, чтобы приложиться к ним в Казанском соборе, долго ждала у колоннады. Очередь прихотливо закручивалась возле сквера. Народ терпеливо, спокойно стоял: кто беззвучно читал молитвы, кто — негромко пел псалмы. Мягко светило солнце. По мере приближения к мощам — в душе Ольги нарастало тихое волнение.
В храме раздавали иконки святой мученицы. Взяв из рук монахини иконку, Ольга приложила ее к святыне — к деснице — и приложилась сама. Сердце словно бы остановилось на секунду, а потом стало необыкновенно легким...
Выйдя из собора, Ольга услышала сигнал своего мобильного. Звонила Инна, вдова двоюродного брата, с которой в последнее время приходилось часто и подолгу разговаривать. Чем дольше шел разговор, тем более сбивчивой, порой бессмысленной, становилась речь. И сейчас так же. Но в конце отчетливо прозвучало ругательство.
Ольга отключила телефон. Тревога охватила ее: сегодня Инна была особенно нехороша. Похоже, она спивается. За последние годы уже вторая женщина в этой семье. Сначала дочь, теперь — мать. Ольга решила на днях съездить в Купчино.
Семья двоюродного брата огорчала Ольгу. Друг друга члены этой семьи тоже не радовали. А все началось с неверного поступка главы семьи. Сказано: «Чти отца и мать своих». Алексей, как видно, не чтил и не слушал советов отца, Ольгиного дяди.
Дядя, участник Великой Отечественной войны, дружил с другим ветераном. И дети их — красивая пара — стали женихом и невестой. Тогда, в пятидесятые годы, не принято было сходиться до брака, отношения их были целомудренными. Свадьбу решили играть после окончания Алексеем военного училища.
Но за год до этого курсанты отправились в летний лагерь. Юноша вернулся оттуда другим человеком: он женился. Там, однажды получив увольнительную и пойдя на танцы, Алексей встретил Инну. С копной светлых волос, с большими голубыми глазами, высокой грудью и тонкой талией, Инна воздействовала на мужчин убийственно. Алексей влюбился сразу. Он тоже привлекал к себе взгляды женщин. Хватка Инны была железной, она обольстила юношу — и не отпустила.
Отец Алексея не смог пережить случившееся — скончался от инсульта.
Мать, овдовев, не простила невестку и почти не разговаривала с ней. Но двух внучек любила, сама и воспитывала. Инна целыми днями была на работе, она преподавала в школе.
Ольга по традиции посещала семью Алексея два раза в год: в день рождения его и его матери, вдовы своего дяди, а когда тетя скончалась — только в день рождения брата. Радость эти посещения ей не приносили.
С годами чаще приходилось участвовать и в похоронах. Умерли многие: двоюродный брат — от инфаркта, потом — от рака в возрасте двадцати четырех лет — младшая племянница, потом у старшей племянницы, удивительной красавицы, убили мужа, и она снова вышла замуж. Денег хватало на всяческие прихоти и на алкоголь, даже беременность не остановила ежедневные возлияния. И родилась полуслепая дочь Лиза.
В последний год опять случилось горе — от пьянства умерла мать Лизы. Муж оставил семью еще раньше. Несчастья неуклонно преследовали их. А все события имели одну причину — понимала Ольга — давний поступок Алексея.
Отправляясь в Купчино, Ольга решила порадовать внучку двоюродного брата — Лизу. Этой Ольгиной внучатой племяннице завтра должно исполниться шестнадцать. Подарок для нее куплен.
Лиза встретила, замкнутая, мрачная. Ольга пошла за ней в ее комнату по коридору и заметила через открытую дверь лежащую в гостиной на диване Инну: голова запрокинута, рот открыт. Да она пьяна в стельку!
Полуслепая девочка один на один с пьющей бабушкой... Кто поможет ей?.. Ольга вспомнила про иконку новомученицы Елизаветы, достала ее из сумочки, положила в карман жакета и вошла в комнату к Лизе. Та не заметила Ольгу — в наушниках звучала музыка.
— Лиза! — тронула Ольга девочку за плечо. — Тебе сейчас нелегко. Но бабушке тоже трудно, еще год не прошел, поэтому она в таком состоянии.
— Ерунду не говорите! Она давно так, еще при маме пила. А сейчас она все быстрее становится не в себе. Иногда с утра.
— А как же вы с хозяйством? Кто в магазин ходит?
— Я хожу. Тут, рядом, я знаю дорогу.
— Она водку пьет?.. Я сейчас постараюсь привести ее в чувство. Есть нашатырь?
— Вино дешевое пьет... Аптечка в ванной.
После нашатыря, крепкого чая и контрастного душа Инна произнесла первую фразу:
— Да все нормально. Ты не суетись.
Говорить с ней было бесполезно. Она сидела на диване, тупо глядя в телевизор.
Ольга сходила в магазин, наполнила холодильник, объяснив Лизе, где какие продукты, отдала подарок, а потом вложила ей в руку иконку и сказала:
— Это образ святой новомученицы Елизаветы...
Она знала, что в этом доме никто не молится, и все же, всем сердцем надеясь, что Бог вразумит невинное создание, продолжила:
— Ты ведь Елизавета! И святая поможет тебе.
Пора было уходить, Ольга перекрестила Лизу так, чтобы она почувствовала это крестное знамение, поцеловала троекратно и обещала через неделю приехать.
На следующий день вечером раздался звонок. Инна трезвым голосом сказала:
— Лиза случайно упала из окна. Такое страшное падение... Случайно осталась жива. Она в больнице...
И заплакала... Ольге не удалось узнать у нее, как все произошло, та только всхлипывала. Ольга понимала, что пятый этаж, даже при современных низких потолках, — это высоко, Лизе грозит полная инвалидность. Ехала в больницу с трепетом, не зная, в каком состоянии девочка. Ехала и молилась.
В отдельной палате она увидела Лизу с неповрежденным лицом и головой, которая ела виноград, отщипывая его от грозди собственными руками. Только одна нога ее была в гипсе.
— Лизочка! Ты как себя чувствуешь? Что у тебя болит? Как все случилось? — Спрашивала Ольга. Она не верила своим глазам. Что же произошло вчера? Может, Инна напоила внучку вином в день рождения? Для чего девочке надо было открывать окно, забираться на подоконник? На суицид не похоже... Почему, как сказал ей врач, всего лишь перелом ноги и синяки? Это невероятно. И вспомнила тут Ольга, что святую Елизавету сбросили в шахту с такой же высоты — в пятнадцать метров...
— Как случилось — не помню. Нормально чувствую, — невозмутимым тоном, в своей манере, отвечала племянница. И понимая, что говорит что-то не то, добавила:
— Голова немного болит. Вы не волнуйтесь, тетя Оля. У меня в кармане кофты ваша иконка была.
НАСЛЕДНАЯ ИКОНА
Скончалась Антонина Митюшина, последняя из большой семьи. И нет после нее — ни детей, ни внуков. Только крохи имущества некогда богатого дома. Удивительно, что по истечении шестидесяти лет в этом доме все еще что-то оставалось. До переворота в семнадцатом Иван Михайлович владел банями у Финляндского вокзала и жил неподалеку в большой, богато обставленной квартире. Как только пришла новая власть, обладавший здравым смыслом, хорошо умеющий считать деньги и видеть выгоду, Митюшин отдал народу всю свою недвижимость, а сам стал работать бухгалтером в хозяйственном кооперативе. В его документах написали, что он происходит из крестьян Тверской губернии — так оно и было.
Он переехал с женой и тремя детьми в тесную квартирку на Лесном, полную запасов тканей, посуды, одежды, постепенно распродаваемых. Хватало и продуктов. В тайнике скрыты были золотые десятки, драгоценные ожерелья и кольца, купленные на крестины его дочерей, чтобы украсить в будущем их свадьбы.
Но Мария и Антонина так и не вышли замуж. А сын, двадцатилетний Петя, погиб на Ленинградском фронте в первые дни войны. Запасы пищи, всегда вовремя обновляемые, не дали погибнуть семье во время блокады.
Слава Богу, глава семьи скончался в канун войны в шестьдесят лет, так и не узнав трагических подробностей истории страны и семьи. Но его предусмотрительность сыграла благую роль в судьбе Митюшиных.
Вдова Митюшина Анастасия Федосеевна, никогда нигде не служила и продолжала вести дом. С соседями была не враждебна, но замкнута, и всегда щедрым застольем встречала дочкиных подруг — Дину с ее дочерьми и Раю с племянницей.
Первой в пятьдесят пять от инсульта умерла Маруся, потом Анастасия Федосеевна — от старости, и в муках, от рака — Антонина, которую все — от мала до велика — ласково называли Тонечкой.
— Леночка, помоги мне с разбором вещей Тонечки, — попросила племянницу Рая. — Ты ведь любила ее и на похоронах была...
— Раечка, у меня так мало времени, надо писать диплом, — попробовала отговориться Лена. — Ей не хотелось идти в мертвую теперь квартиру. Лучше бы оставить в памяти ту, гостеприимную, с большим овальным, накрытым крахмальной скатертью столом под оранжевым абажуром. Да, она любила Тонечку, и Тонечка всегда радовала ее — то книгой, то красивой вазочкой, то серебряной ложкой на день рождения. Она все это помнила, пришлось идти.
Да, квартира совсем не походила на прежнюю — почти пустая. Когда Лена с тетей вошли, там уже хозяйничала Дина, как оказалось, — не первый день. Ведь ключи были у нее.
На что уж не жадной была тетя Рая, но видно было, что она неприятно поражена. Дина заявила командным тоном:
— Раечка, вот возьми скатерть, жаль, она не новая, две вазочки, этот чайничек можешь взять.
— А где же чайные сервизы? — справедливо удивилась Раечка.
— У моих девочек скоро свадьбы. Тонечка обещала подарить им.
— Дина, ты знаешь, как давно я дружу с Тонечкой, как она со мной откровенна. Ничего подобного она не говорила, — возразила обычно романтически настроенная, но сейчас не желающая упустить своего Раечка. — Тонечка говорила, что один сервиз завещает мне.
Лена не хотела слушать эти разговоры, она удивлялась словам тети: ведь та всегда слыла бессребреницей. А Дина выглядела отвратительно — с горящими глазами, пылающим лицом, ни минуты не стояла на месте, руки ее тоже все время двигались — что-то доставали, упаковывали, увязывали.
— Дина! Тебе не стыдно? — Увещевала тетя. — Ты пользуешься тем, что Тонечка не может тебе помешать. Но я-то все знаю и вижу, что совести у тебя нет. Представь: ты умрешь, и за наследство будут драться две твои дочери. Именно так все и произойдет. Они наверняка похожи на тебя своей жадностью. Страшно подумать.
— Да успокойся, Рая! — снизила тон Дина. — Вот еще скатерти. Вот хрусталь. Здесь рулон тюля, бери, если надо. Вот столик, очень хороший, целый. Бери!
Лена мучилась, не зная, что ей делать: никогда не была она свидетелем ничего подобного. Выждав интервал в споре, она позвала тетю:
— Раечка! Я пойду. Ведь я не нужна.
Только тут, кажется, Дина заметила Лену:
— Леночка! Возьми книги — «Чтец-декламатор», журнал старинный «Пробуждение». И вот еще, — Дина не знала, что сказать, передавая Лене коробку. И Лена увидела в ней икону. Она поняла, что Дина просто не представляет, что с иконой делать, ей икона не нужна.
Таким образом, Лена унаследовала икону Митюшиных. В раннем детстве крестила ее бабушка, но вскоре умерла. Все иконы бабушки взяли себе ее приятельницы. Мама не возражала, в церковь она никогда не ходила. И Лена не получила православного воспитания. Теперь, когда она стала взрослой, ей предстояло, если можно так выразиться, самой выстроить отношения с Богом.
Лена рассматривала свое наследство: Богоматерь на золотом фоне с Младенцем, Младенец — на левой руке Богородицы. Надпись Лена смогла прочитать или, скорее, догадалась — Казанская. Икону она поставила на стеллаж и часто подолгу смотрела на нее. Предстояло заменить треснувшее стекло на футляре, который, как Лена прочитала в православном справочнике, взятом в библиотеке, называется — киот.
Заменив стекло, Лена решила: теперь надо правильно расположить икону.
В справочнике также говорилось, что образ должен находиться в правом углу комнаты. Каждый день, когда Лена просыпалась, ее встречал чудный взор Богоматери, а юный Христос благословлял по-особому сложенными перстами. Читая разные православные книги, Лена узнала много новых слов, стала понимать язык Евангелия. Икона в ее комнате пролила свет на всю ее жизнь. Стоя перед иконой, Лена стала читать молитвы. В молитвах своих она обязательно поминала Антонину, Марию, Анастасию, Ивана и свою бабушку Александру. И все они стали казаться ей очень близкими.
Вскоре она решила отпраздновать свои именины, а не день рождения.
Пришли две институтские подруги и удивились, откуда икона.
— Эта икона — наследная, — сказала Лена.
— Бабушкина? — Спросили подруги.
Лена ничего не ответила: пусть так думают, ей очень хотелось, чтобы это было на самом деле, чтобы что-то перешло ей от предков.
Простившись с гостями и оставшись одна перед иконой, Лена вдруг почувствовала себя неуютно, свет от иконы словно бы слегка ослабел.
— Прости Богородица, прости меня, Христос! Не знаю, зачем солгала я, — проговорила Лена, и слезы брызнули из глаз. А когда она вытерла слезы и вновь подняла глаза на икону — она опять сияла ей своим неизъяснимым светом.
