* * *
Средь суеты внезапно онемею,
Услышав, как лаская песней Русь,
Средь облаков, вытягивая шею,
Идет по небесам пролетный гусь.
Я тосковал по этим пьяным крикам
И синеве, распоротой крылом,
И городу, светлеющему ликом,
И куличу за праздничным столом.
Подснежник рвал оттаявшую землю,
И я молился, глядя в небеса,
Чтоб было свято все, что я приемлю,
Как этот день и эти голоса.
Чтобы не гасли радости улыбки,
И вечерами в волосы сосны
Вплетались звуки тростниковой скрипки
В прозрачных пальцах ветра и весны.
Чтоб сердце вновь любило и грустило,
И не смолкала вечера струна,
Чтоб никогда меня не обольстила
Своей красой чужая сторона.
* * *
Я вырос здесь, где сосны и березы,
Где череда прилипчива, как мед,
Где в январе в крещенские морозы
Остывший сад от инея цветет.
Я вырос здесь в полуденной дремоте,
Когда сморив усталые леса,
Бесшумно бродит на болоте
Июль, сжигая небеса.
Я вырос здесь в озерной благодати,
Где разливанное тепло,
Где лижут волны на закате,
Губами чмокая, весло.
Где пахнет торфом и полынью,
И зорям молятся леса,
Где купола окрасив синью,
Церквушки смотрят в небеса.
Где отражают чувства лица,
И на земле среди садов
В крапиве спит моя провинция
Глухая к шуму городов.
* * *
В сухих руках ржаного поля
Дрожала зыбь от тишины…
Судьба моя, судьба и доля
Уже давно предрешены.
Я лет, уже не помню сколько,
В воспоминаниях храню
Лаптежный след в песке проселка
И след тележный по жнивью,
И эту тропку на заречье,
Где после утренней косьбы
Выносит мать, сутуля плечи,
Воды холодной из избы,
Медовый запах сеновала,
И вкус парного молока,
И речку в пятнах краснотала,
Где пили воду облака,
Чугун распаренной картошки,
И хлеб горячий из печи,
И голос плачущей гармошки,
Мне не дававшей спать в ночи…
Я все храню светло и свято,
И жду, а может быть в ночи
Мелькнет в свекольной тьме заката
Огонь растопленной печи.
* * *
Души моей неистовый огонь
Подкатит к горлу песней, словно комом.
Разлепит губы старая гармонь,
И ветер, стихнув, сядет перед домом.
И не понять: я плачу иль смеюсь.
Душа поет, растягивая ноты,
И еле слышно подпевает Русь,
Забыв на время тяжбы и заботы.
И упадет, заслушавшись, закат
В меха гармони розовою тенью,
Пройдет луна бесшумно через сад
И глаз прикроет влажною сиренью.
И где-то эхом вырвется припев
Из дальних сел, подернутых туманом.
Поет Россия, грустью захмелев,
Шурша во тьме парчовым сарафаном.
* * *
На чью-то песню откликаясь,
Себя я мысленно ловлю,
Что потому живу и маюсь,
Что все до одури люблю.
На рыжей проседи суглинка,
Затмив ольховые кусты,
Огнем оранжевым осинка
Сжигает к августу мосты.
Не внемля глупому злословью,
Скажу себе: не прекословь.
Я сберегу себя любовью,
Я сберегу в себе любовь…
В немую рань кленовой грусти
И подмороженного мха
Душа моя, как вздох, отпустит
На волю музыку стиха.
* * *
Стихи, как молитву, читать не устану,
Я буду беспечно смеяться и петь,
И в праздник престольный, внимая баяну,
О ком-то грустить и о чем-то жалеть.
Я буду терзаться от слез и желаний,
И на слово верить, что скажут, всему.
Наслушаюсь песен и бабьих рыданий,
И, жадно хмелея, вас всех обниму.
Неважно, что жизнь незаметно, но пройдена,
И песней мы словно подводим черту.
Нас всех окрестила ромашками родина,
И русского видно везде за версту.