Нина Михайловна Кристесен (Максимова)

Сидя за чашкой чая, мы беседовали с отцом Игорем о проблемах, возникавших в мире, в нашем обществе, касавшихся всех нас, и в большей мере меня, из-за моего сильно увлекающегося характера и страстного искания истины и справедливости. Я находилась в постоянном волнении, и вдруг отец Игорь, со свойственной ему мудростью, говорит мне: 

— Галина Игнатьевна, пишите, не думайте о том, что вас волнует, пишите! Кстати, вы писали о Нине Михайловне?

— Да, писала в разных публикациях, писала в моей книге «Люди и судьбы в письмах...».

— Сейчас напишите о ваших впечатлениях об этой замечательной женщине, о ваших встречах, о ваших беседах с ней, о жизненном опыте, полученном от общения с ней.

— Да я бы с удовольствием писала, но ведь о ней уже много написано. Писал Олег Альбертович Донских — профессор, доктор философских наук в своей книге «Остров Элтам или одна счастливая жизнь», писала Джулия Армстронг...

— Но вы опишите ваши впечатления. Ваш личный опыт от знакомства с Ниной Михайловной — это ваше личное общение.

И, как всегда, этот мудрый священник, которого я безгранично уважаю и люблю, осчастливил меня в очередной раз. 

Священник, о котором я говорю — протоиерей Игорь Филяновский Московского Патриархата в Мельбурне. Знакома я с ним и его семьей с первых дней их прибытия в Австралию из России. Я, будучи основателем Литературного общества имени В. Солоухина, а впоследствии переименованного в Литературно-театральное общество им. В. Солоухина, устраивала ежемесячные доклады и часто приглашала отца Игоря выступить с докладом. Отказа не было никогда. Он только спрашивал, о ком рассказать. Я предоставляла ему темы на выбор, он приходил на лекцию с книгой, клал ее на стол, я устанавливала микрофон, он начинал свою лекцию, зачастую не открывая книгу совсем, «и речь его катилась как волна», как сказал поэт. Благодаря отцу Игорю мы, то есть члены нашего общества, ознакомились с бесчисленным количеством великих людей литературы, искусства и богословия. 

Повезло нам и с приездом О. А. Донских — автора книги «Остров Элтам». Его лекции о литературе были потрясающими. Необъятное количество писателей и поэтов было охвачено в его программе. 

Жена О. Донских, Нина Ильинична Макарова-Донских — искусствовед, она провела много лекций по иконописи и изобразительному искусству.

Необходимо отметить, что работа этих замечательных людей была неоплачиваемой. Все на волонтерских началах. 

Так же часто выступали со своими произведениями наши местные поэты: Анатолий Карель, Игорь Смолянинов, Евгений Деменюк, Олег Козин. Все эти одаренные поэты ушли в лучший мир, оставив нам свои дарования, которые благодаря современной технике записаны на пленку и изданы в отдельных изданиях.

Выступала и Нина Михайловна Кристесен, о которой я буду писать ниже.

Мое первое знакомство с Ниной Михайловной произошло в 1957 году. Год, когда мы эмигрировали из Китая в Австралию.

Приехали мы, как многие харбинцы, при содействии Uniting church. В то время приехавшим из Китая помогала Зарубежная Православная Церковь, Католическая церковь. От государства мы не получали никаких пособий, зато была работа. И вот для того, чтобы найти работу, мне понадобился перевод с русского языка на английский моих документов об образовании. Мне посоветовали обратиться в Русское отделение Мельбурнского университета, что я и сделала моментально. Подсказали, к кому обратиться. Конечно, этой личностью оказалась Н. М. Кристесен.

Я приехала в Мельбурнский университет. Среди разбросанных зданий на огромной территории университета я легко нашла «Бабел билдинг» и неуверенно прошла по коридору, пытаясь найти кабинет Нины Михайловны. Нашла. Тихонечко постучала в дверь и услышала милый голос: «Войдите». Это была она. Как сейчас помню маленькую изящную женщину, стоявшую в глубине кабинета около письменного стола, одетую в элегантный, но скромный костюм. По ее виду я поняла, что она готова была уходить.

Нина Михайловна выслушала мою просьбу, извинилась за то, что она очень спешит в аэропорт, но ничем не проявила своего неудовольствия по поводу того, что я пришла без предварительного звонка и нарушила ее планы.

Когда я приехала в очередной раз забрать перевод, я познакомилась с ней ближе и уехала с чувством глубокой симпатии, благодарности и признательности к ней, и это чувство не оставляло меня на протяжении всей моей жизни, а только усиливалось и развивалось.

Ввиду того, что наша дочь училась в Мельбурнском университете на русском отделении, основательницей которого была Нина Михайловна, нам приходилось встречаться довольно часто. Каждая встреча приносила мне новые впечатления, и чувство уважения и восхищения этой милой женщиной росло. Особенно меня удивляли ее скромность, простота в обращении.

Как много раз на страницах моей книги «Люди и судьбы в письмах» мелькало имя Нины Михайловны Кристесен, а писем от нее я не могла предоставить для издания, потому что их нет, но вдруг сейчас я обнаружила розовый конверт с запиской Нины Михайловны, в которой она пишет следующее: 

«Дорогая Галина Игнатьевна, большая просьба к отцу Владимиру: сделать мне еще одного ангелочка. Мои австралийские знакомые в восторге от его бумажной скульптуры и забрали у меня то, что он мне так щедро подарил. Я тогда поставлю его в стеклянный шкаф вместе с сувенирами из России и никому не буду давать — пусть сами к нему обращаются.

Надеюсь видеть Вас в недалеком будущем. Мне еще не удалось вырваться из дому. Но, может, через неделю смогу дать Вам более точные сведения о пушкинском спектакле.

Сердечный привет Вадиму, извините, ради Бога, опять забыла отчество.

Ваша Нина Кристесен». 

О чем же говорит эта маленькая записка? Сделайте вывод сами, дорогой читатель.

Общение с Ниной Михайловной всегда происходило «живьем». Встречалась я с ней очень часто, по телефону общались постоянно, знакомство с ней я очень ценила, потому что любовь и уважение к ней у меня были безграничны. Думаю, что она это чувствовала, потому что не стесняясь обращалась ко мне с любой просьбой, зная, что для меня выполнить любую просьбу Нины Михайловны было радостью и честью. По ее просьбе я проводила концерты, а после ее смерти я задалась целью провести большой концерт в Melba Hall, посвященный памяти Нины Михайловны. Мне захотелось включить в программу концерта всех, кто в какой-то степени был связан с Ниной Михайловной. Тут выступал мальчик, участвующий в «Пушкинском литературном конкурсе», созданном Ниной Михайловной. Бывший студент Нины Михайловны Том Готт вел концерт на чистейшем русском языке; бывший студент, ныне лектор русского языка при Мельбурнском университете Роберт Линдельберг выступал с воспоминаниями о Нине Михайловне. И, конечно, выступал профессор Олег Альбертович Донских, безгранично уважающий и любящий Нину Михайловну. В концерте приняли участие лучшие силы музыкального и вокального мира Мельбурна.

Вот что конферансье концерта Том Готт рассказал о знакомстве с Ниной Михайловной.

«В начале 1970 года я поступил на отделение русского языка и литературы в Мельбурнский университет. Первые четыре года я был студентом, а потом поступил в аспирантуру. Будучи аспирантом, я некоторое время преподавал в отделении. Самые яркие воспоминания того времени связаны, конечно, с Ниной Михайловной Кристесен.

Почему я стал изучать русский язык? Собственно, и решение изучать русский язык я принял, когда познакомился с Ниной Михайловной, а вернее, даже раньше, — когда услышал ее голос. Произошло это так. Я, молодой человек, выпускник школы, должен был решить, какими предметами заниматься на первом курсе университета. Я очень интересовался языками, в школе учил французский язык и латынь. В университете мне хотелось начать изучать другой, совсем новый язык. Я стал ходить на различные летние языковые семинары, но ничего такого, чтобы задело душу, не находилось. Кто-то мне сказал: “А вы сходите на четвертый этаж здания “Бэйбл” (так называлось здание, где преподавали европейские языки) и поговорите с заведующей отделением русского языка. Может быть, что-нибудь из этого выйдет...” Я поблагодарил за совет. Поднялся на лифте на четвертый этаж и вышел в коридор. Одна дверь была приоткрыта и оттуда был слышен женский голос. Кто-то разговаривает по телефону и повторяет одно слово: “Да. Да-да. Да-да-да”. Нежный женский голос, как будто летит куда-то. Этот голос, это непонятное мне слово... — и я сразу влюбился в русскую речь, в русский язык. Я заглянул в кабинет, увидел улыбающуюся женщину: “Входите, мальчик, чем я могу вам помочь?” И в этот самый момент я понял, что нашел свой “родной” иностранный язык, и уже предчувствовал, как приятно будет заниматься в отделении, которым заведует такой ласковый, интеллигентный, добрый человек, как Нина Михайловна.

Ни разу в течение последующих пяти лет я не пожалел о своем выборе. Нина Михайловна прекрасно понимала, что нельзя раскрыть богатство русского языка и литературы, не создав по-настоящему русской атмосферы в отделении, что надо создать кусочек русского мира на территории Мельбурнского университета. Она окружала себя преподавателями, которые так же страстно, как и она, любили все русское. Так и получилось, что в отделении создалась такая обстановка, что студенты не только учились грамматике и лексике, но и принимали живое участие в русской жизни отделения».

Нина Михайловна была основательницей отделения по изучению русского языка при Мельбурнском университете, после чего русский язык стали преподавать во всех университетах Австралии.

О Н. М. Кристесен (урожденной Максимовой) написано много книг: The «Christesen Romance» by J. Armstrong, «Остров Элтам или одна счастливая русская жизнь» Олега Донских, «Воспоминания о Нине Михайловне», изданные Мельбурнским университетом, много очерков и статей. Хочется привести несколько высказываний о Нине Михайловне. Софья Яковлевна Визеридж вспоминает: 

«Говорить о Нине Михайловне трудно, и даже немного кощунственно, ведь сама она выражала свое отношение к людям не словами, а делом, и в первую очередь тем, что помогала всем, кому могла, причем она помогала не только тем, кто непосредственно обращался к ней за помощью, но и тем, кого к ней посылали друзья и знакомые, зная, что она не откажет. Это особенно ярко вспоминается теперь, когда люди стали то и дело взвешивать, кому надо и кому не надо помочь».

Летом Нина Михайловна со своими студентами пользовалась домом в Шорхеме на побережье океана. Дом принадлежал ее другу, известному искусствоведу и художнику Мак Каллуму. Это была летняя школа. Студенты должны были говорить только по-русски, и за каждое английское нечаянно оброненное слово взимался символический штраф.

Там я увидела, с какой любовью Нина Михайловна относится к своим студентам. Это была воистину материнская любовь к каждому из них. Она суетилась на кухне, чтобы их накормить, собирала их на пляж, на прогулки. После завтрака бывали уроки русского языка, а затем ходили собирать ягоды, грибы или на берег купаться. Вечером после ужина все собирались в гостиной. Мы с мужем были приглашены в один из выходных дней и получили огромное удовольствие от царившей там атмосферы. В гостиной рассаживались на стульях, креслах, а студенты, конечно, устраивались на полу. Звучала музыка. Читали стихи, пели песни. Этот единственный вечер, проведенный в студенческой компании, мне запомнился навсегда.

Мой муж, Владимир Михайлович Сухов, обладал прекрасным голосом и довольно хорошо играл на гитаре. В этот вечер он смог увлечь всех своим пением. Помню, что я по просьбе Нины Михайловны читала стихи К. Симонова «Ты помнишь, Алеша...», «Жди меня...». Студентка Аня Кобызева привезла с собой аккордеон, играла на нем и пела русские песни. Студенты читали стихи и снова пели. Ах, какой был прелестный вечер! Там же была мамочка Нины Михайловны Татьяна Семеновна. Утром она повела меня в дом господина Мак Каллума, познакомила с ним и его женой. Здесь я получила огромное удовольствие от знакомства с таким интересным и в то же время простым и доступным человеком. Он показал мне свои картины. В студии были разбросаны разные зарисовки, скетчи, там же без рамы, небрежно прислоненная к стене, стояла одна из ранних работ Тома Робертса. На мольберте стояла незаконченная работа самого художника — морской пейзаж. В кухне, куда мы вернулись из студии, шла оживленная беседа между Татьяной Семеновной и женой художника. Предметом обсуждения был маленький аквариум с рыбкой, камушками и ракушками.

Помню студенческие спектакли, душой которых была Нина Михайловна. Поставленная М. С. Стефани «Сказка о царе Салтане» прошла на сцене Мельбурнского университета с большим успехом. Работали над этим спектаклем все: и студенты, и преподавательский состав. Ольга Федоровна Винокурова, урожденная княжна Ухтомская, многолетний секретарь русского отделения, работала над произношением участников спектакля, а потом передавала их режиссеру М. С. Стефани, а муж Виктор Яковлевич Винокуров руководил музыкальным оформлением спектакля. Марина, моя дочь, обычно бывала конферансье на всех студенческих концертах и справлялась с этой ролью великолепно. Так хорошо, что обратила на себя внимание молодого человека, который однажды после спектакля пришел за кулисы, познакомился с ней и вот уже 40 лет выступает в роли ее мужа и отца трех совершеннолетних детей. Нина Михайловна, конечно, была почетным гостем на свадьбе Марины и Васи, а из серебряных бокалов, подаренных ею, пьют шампанское до сегодняшнего дня.

Не раз Нина Михайловна приглашала меня на ланч в университетскую столовую и всегда знакомила с интересными людьми, иногда ее муж Клем, когда ему позволяло здоровье, разделял с нами эти встречи. На одной из таких встреч Клем был в прекрасном настроении и с увлечением рассказывал мне, как он встретился с “Ниночкой”, влюбился в нее с первой встречи и с энтузиазмом стал изучать немецкий язык, который она преподавала.

Я не только уважала Нину Михайловну, я любила ее. Я восхищалась ее скромностью, деликатностью, чуткостью, щедростью ее души. Ведь она была добрейшим человеком, а скромность ее меня просто сражала. Помню ее рассказ о том, как она оказалась свидетельницей репетиции Мстислава Ростроповича. Это происходило в доме Корнея Чуковского в Переделкине. Нина Михайловна скромно сидела в уголке комнаты, тихонечко наслаждаясь игрой великого мастера, оставаясь незамеченной, но счастливой. Боже, какая скромность, совершенно не свойственная мне! Может быть поэтому я ее так любила. Или еще один из ее рассказов. Опять на даче у Корнея Чуковского. За обеденным столом она обратила внимание на сумрачного мужчину, это был Александр Солженицын во время гонений на него. Она не решилась заговорить с ним, представиться, а скромно сидела за столом. И это глава русского отделения Мельбурнского университета! Определенно у нее было много вопросов о литературе, которую она преподавала, о его творчестве, но она не посмела войти в мир его переживаний и нарушить его. 

В августе 2001 года я с внучкой Аленкой ездила в Россию. Я побывала в доме Корнея Чуковского после того, как мне позвонил муж из Австралии и сказал: «Галюша, Нина Михайловна тебя не дождалась».

Быть в этом доме после сообщения о смерти Нины Михайловны было ужасно трудно. В каждом уголке этого дома я ощущала присутствие Нины Михайловны. Она очень дружила с Лидией Чуковской. Я с трудом боролась со слезами, экскурсовод как-то странно смотрела на меня, вроде ничего грустного в ее повествовании не было, а я плачу. Мне пришлось рассказать ей о причине моих слез. Она поняла и выразила свое сочувствие.

Оказавшись в доме Чуковского, я вспомнила рассказ Нины Михайловны о ее первой, случайной встрече с Чуковским в Чеховском домике. Это был 1957 год, работала она в Оксфорде и считала, что это было совсем рядом с Россией и было так соблазнительно поехать туда. С Ниной Михайловной поехали человек двадцать студентов. Однажды они пошли в домик Чехова в Москве. Там была группа школьников, и учительница, показывая им картинки, что-то им рассказывала. Нина Михайловна вспоминает и говорит мне: «Я прислушалась к тому, что она говорила детям, мне не очень понравилось. Мне показалось, что можно больше сказать, интереснее. Детишки зевают. А рядом, немножко позади меня, стоял высокий человек, и вдруг он спрашивает: “Вы думаете, можно иначе рассказывать?” Я удивилась, как он читает мои мысли, и говорю: “Да”». 

Учительница с детишками вышла, мы со студентами и этот человек остались в зале, и он вдруг говорит: «Подумайте, ведь тут Лика ходила», и он начал говорить так, что мы заслушались... На другой день мы должны были пойти в университет на встречу с Корнеем Чуковским. Нам с писателями было встречаться очень трудно, но не с Чуковским, потому что ему разрешали встречаться с иностранцами. Я ожидала увидеть какого-то профессора, а тут нам навстречу идет этот человек из чеховского музея. И мы все засмеялись: получилось, как будто специально подстроено для пьесы какой-то. Мы уже оказались знакомы. Потом мы встречались, я бывала у него в Переделкино.

Дело в том, что Нина Михайловна просила меня провести концерт в Мелба Холле, чтобы отметить переход Русского отделения из университета имени Монаша снова в Мельбурнский, и, кроме того, чтобы привлечь внимание профессуры университета, русской общественности и студентов, в том числе потенциальных, к русскому отделению. Перед моим отъездом в Россию я снова позвонила Нине Михайловне. Она была уже смертельно больна, и она подтвердила свою просьбу. Я тогда хотела к ней сразу приехать, чтобы все детально обсудить, но она сказала: «Деточка, сейчас не приезжайте. Вы возвращаетесь из России 21 августа, я вас дождусь». Но она не дождалась. 

После смерти Нины Михайловны мы вместе с Олегом Альбертовичем Донских и моей дочерью Мариной Толмачевой решили организовать и провести этот концерт, который воистину оказался посвященным светлой памяти Нины Михайловны. Помню сцену Мелба Холла, портрет Нины Михайловны, вазу ее любимых цветов, проникновенные слова ее любимых учеников и коллег. Я счастлива тем, что на мою долю выпала привилегия провести этот концерт, о котором я уже написала выше.

Теперь мне хочется написать несколько слов о ее студенте, который приехал из Новой Зеландии специально, чтобы принять участие в этом концерте и выступить в роли конферансье. Это Том Готт. Публика не могла поверить, что это австралиец, а не русский человек. Настолько хорош был у него русский язык!

Нина Михайловна была поклонницей таланта Иннокентия Михайловича Смоктуновского. Когда МХАТ с пьесой Чехова «Чайка» был приглашен правительством Виктории, Нина Михайловна, зная, что я в дружбе со Смоктуновским, зная, что я встречаюсь с ним и другими артистами МХАТа, попросила пригласить ее ко мне на прием, который я для них устраивала. Она мне очень вкрадчиво и в высшей степени деликатно сказала, что, как она заметила, встречаясь с ним в прошлом, он очень любит кедровые орешки. Я последовала ее совету. И как было приятно видеть, как он ходил по моей большой гостиной с блаженной улыбкой на лице, держа в руках вазочку с кедровыми орешками в то время, когда остальные гости с бокалами в руках развлекались, кто как мог. В основном звучала тихая музыка и лились бесконечные разговоры здешних гостей с приезжими знаменитостями. Среди них были В. Невинный, Б. Щербаков, Е. Киндинов и, конечно, И. Смоктуновский. Он был очень тронут и благодарен за орешки, но я сказала ему, что в этом заслуга Нины Михайловны. Она подсказала мне, чем ему можно доставить удовольствие.

Кстати, Смоктуновский при всей своей славе был исключительно скромным и благородным человеком. Думаю, что эти черты его характера импонировали Нине Михайловне.

Когда я издала книгу моего папы Игнатия Каллиниковича Волегова «Воспоминания о Ледяном походе», я попросила Нину Михайловну сделать презентацию книги. Презентация проходила у всем мельбурнцам хорошо известного добрейшего отца Георгия, который всегда охотно предоставлял помещение для всяких культурных мероприятий. Собралась публика. Был приготовлен буфет, вино, прохладительные напитки, на отдельном столе разложены книги. Вдруг Нина Михайловна заволновалась, что недостаточно стульев, чтобы всех присутствующих посадить. Оказалось, что она приготовила презентацию на 20 минут. Если бы я только знала! Ведь я даже не подумала принести магнитофон, а видео в те года еще широко не употребляли. Как я жалела, что не останется памяти о ее словах. А моя мама уже была больна и не выходила из дома. 

И что же делает Нина Михайловна? Прежде всего она берет букет роз, преподнесенный моим внуком Сережей, и тут же говорит, что этот букет роз она посылает моей мамочке. Кроме того, она сообщает мне, что она «специально для Вашей мамочки» полностью повторит все, что она сказала о книге, у меня дома. Так она и сделала. Благодаря этому у меня осталась память об этом знаменательном дне для моей семьи, для меня, и память о доброте Нины Михайловны. Для меня она является примером, которому хотелось бы следовать, но не всегда удается. 

Когда муж Нины Михайловны Клем серьезно заболел и требовал ее постоянного внимания, она иногда обращалась ко мне с просьбами. Так, она позвонила мне в 1991 году и попросила заняться Артемом Рудницким. О нем и событиях, происходящих в это время в России, я писала в своей книге «Люди и судьбы в письмах».

В год двухсотлетнего пушкинского юбилея Нина Михайловна попросила меня организовать концерт в Мелба Холле. Он состоялся 28 мая 1999 года. В первом отделении принимали участие профессор Московского университета им. М. В. Ломоносова С. Г. Тер-Минасова, профессор О. А. Донских, доктор Роберт Лагерберг. Публике была представлена сцена из «Барышни-крестьянки», прозвучала декламация из «Евгения Онегина». Были музыкальные и вокальные номера. Концерт прошел на высоком профессиональном уровне. Надо отметить, что это, как и многие другие мероприятия, финансировала Нина Михайловна. Она же заказала роскошные букеты. По убедительной просьбе Нины Михайловны я со сцены благодарила всех, кто как-то был связан с русским отделением.

Мне посчастливилось знать Нину Михайловну на протяжении многих лет. Каждый раз ее пример доброты, любви, щедрости и скромности воодушевлял меня. Она беззаветно и жертвенно любила своего мужа Клема. Она воистину материнской любовью любила своих студентов, но, несмотря на это, была строга и требовательна с ними. Всем известна ее безграничная любовь к русской культуре, языку, традициям, и она старалась привить эту любовь всем людям русского и нерусского происхождения. «Литература является частью нашей души», — говорила Нина Михайловна. 

Нина Михайловна основала русское отделение в Мельбурнском университете. Она создала журнал Melbourne Slavonic Studies (сейчас Austrelian Slavonic and East European Studies), серию «Русские в Австралии», Пушкинский литературный конкурс. Она финансировала все мероприятия из своих собственных средств. Ее щедрость, казалось, не имела предела. Она оказывала помощь моральную и материальную всем, кто в ней нуждался. Я уверена, что этой замечательной женщине было доступно понимание смысла жизни. Вечная ей память!