Две актрисы

Русские судьбы Просмотров: 2310

Судьба в очередной раз улыбнулась мне, дав возможность встретиться и познакомиться с двумя легендарными женщинами — Зоей Валуевой (Сасон) и Верой Кальман.

В декабре 1991 года ушла из жизни моя милая мама. Я очень тяжело перенесла потерю, и мои дети, то есть дочь и зять, решили, что мне нужно куда-нибудь съездить, сменить обстановку, развеяться. Предлагали поехать к друзьям в Канаду или на север Австралии, и потом у них вдруг появилась идея отправить меня к их очень дальней родственнице Зое Сасон в Париж. Идея была подхвачена всеми присутствовавшими на семейном обеде, зять моментально позвонил Зое в Париж, и моя судьба была решена.

Я не возражала, но решилась на это не сразу, как бывало раньше. Подумав, я сообразила, что от Парижа до Москвы всего четыре часа полета, да еще мои знакомые, имевшие нуждавшихся родственников в России, попросили меня отвезти им деньги, я поняла, что мне необходимо ехать. На меня возложена серьезная миссия.

Надо напомнить читателю, что 1992 год в России был очень трудным. Для многих он был голодным, поэтому помощь из-за границы была нужна всем. Короче говоря, я решила ехать. Позвонили Зое, назначили день полета — и я в Париже.

Прилетаю на аэродром Шарля де Голля. Беру такси и приезжаю на улицу Христофора Колумба. Зоя встречает меня в своей крошечной квартире. Высокая, статная, видно, что в молодости была красива. Манеры безукоризненные, приятная в обращении. Квартира на первом этаже, и после наших австралийских просторов кажется странным, что люди, проходящие мимо по тротуару, мелькают прямо перед глазами. Окна квартиры напротив открыты, и не следует открывать свое окно, если вы не одеты или в неглиже. Мне все видно, что происходит в их квартире, а им, естественно, видно, что происходит у нас. Квартира в своем роде очень интересная. Мебель — отдельные стулья и кресла стиля Людовика XIV — очень старая и очень неудобная.

Париж и Зоя — это не Россия и не наши русские друзья. Никто тебя не встречает, ты предоставлен сам себе. Но ожидать от Зои, чтобы она встречала, было бы несправедливо, потому что она очень и очень преклонного возраста. Ее возраст — загадка. По книге «Кто есть кто» ей должно было быть около ста лет. По ее рассказам, она женщина без возраста. Когда я взглянула в книгу «Очерк истории кино СССР» Н. А. Лебедева, заметила, что легендарный артист советского кино Н. Черкасов был только начинающим, в то время Зоя была уже на главных ролях.

Бесспорно, самое интересное — это сама Зоя, ее альбомы и портреты, развешанные по стенам. Она на них в ролях всегда ведущей актрисы из разных фильмов, снятых уже в Европе. Мне особенно понравился один из ее портретов, написанный маслом (не знаю имени художника). Она в зеленом платье, и украшает ее красивую шею и грудь изумительное колье с огромным изумрудом, окруженным крупными бриллиантами. Заметив, что я любуюсь этим портретом, она принесла мне толстую книгу аукционов Кристи, где это колье сфотографировано в натуральную величину и под фотографией приведено имя его владельца, описание колье и цена, за которую оно продано.

Будучи красивой и талантливой женщиной, она имела много поклонников и обожателей.

Первым ее мужем был банкир. Зоя, в присущей ей манере, рассказывала мне о знакомстве с ним. Она со своей мамой отдыхала в Одессе, и на пляж совершенно неожиданно подкатил длинный лимузин, из которого вышел интересный мужчина. Они познакомились, и очень быстро между ними вспыхнул бурный роман. Вернувшись в Москву, они поженились, помню, что мне Зоя рассказывала, что они жили в гостинице «Метрополь», он задаривал ее драгоценностями, шубами, на шкурках меха стояли печати с ее именем. Но, по не зависящим от них обстоятельствам, им пришлось срочно уехать, оставив все драгоценности в сейфе и не имея возможности попрощаться с мамой. Этого мать ей не могла простить всю жизнь.

Жизнь Зоя прожила яркую, насыщенную впечатлениями, но и переживаний было тоже немало. Этот муж через два года трагически умер при непонятных обстоятельствах.

Мне кажется, главным ее переживанием было то, что мать не простила ей измены и обмана, и ей никогда не пришлось с ней встретиться, хотя она стремилась ее выписать в Париж, купила большую квартиру, но мать отказалась приехать. После ее смерти Зоя продала половину этой квартиры и осталась в меньшей ее части. Она часто мне говорила, что не могла найти в жизни покоя из-за того, что не произошло примирения с мамой. Но она постоянно была в контакте с оставшимися родственниками, с дочерью племянницы, с которой я тоже познакомилась, будучи в Петербурге в 2003 году. Родственники в Советском Союзе всегда нуждались, и Зоя очень щедро им помогала. Ее даже называли доброй феей.

У Зои была потрясающая карьера. Вначале в Петербурге она была балериной. После серьезного заражения ноги из-за педикюра она должна была оставить балет и нашла себя в кино. Уже оказавшись в Европе, она снималась в немецком кино, во время войны в Англии она в чине офицера армии пела и ездила с труппой развлекать солдат, была знакома и дружна с Имре и Верой Кальман, пела в оперетте «Наталка Полтавка». Готовилась еще к какой-то оперетте Кальмана, я не помню какой, но помешала война.

С Кальманом и его женой она была связана крепкой дружбой, которая продолжалась и после смерти Имре. Я лично была свидетельницей этой дружбы, потому что была гостьей у легендарной Веры Кальман.

Познакомившись с Зоей, при первой возможности я поехала в музей импрессионистов Орсе (d'Orsay). Там, насладившись вдоволь, не торопясь осмотрев все картины, я не заметила, как подошло время закрытия музея. Выходя, я услышала русскую речь, — это оказались работники кино из Москвы. Мы, конечно, моментально познакомились и, разговорившись, незаметно дошли до Елисейских полей, и я оказалась уже почти дома. Один из моих новых знакомых — Миша Мошкин — предложил мне поехать на следующий день на кладбище Сент-Женевьев де Буа. Я с радостью согласилась. Сама я туда бы не попала, так как нужно было ехать разными видами транспорта, поэтому я была благодарна Мише за его приглашение.

Зашли в церковь, нас встретил старенький священник с доброй улыбкой и указал путь в контору, где мы взяли план кладбища, но живой контакт со смотрителем оказался много приятнее. Узнав, что мы русские, он направлял нас по всем могилам, которые, как ему казалось, были интересны. Он как бы указывал адрес, где покоится: Бунин и Лифарь, Твардовский и Новиков, академик живописи Коровин, киноартист Мозжухин. Многие из них умерли в богадельне и забвении. Печально было осознание того, что великие люди русской культуры нашли место упокоения на чужой земле. Невольно вспомнила слова поэта Алексея Ачаира: «А за то, что нас Родина выгнала, мы по свету ее разнесли...»

Осмотрев кладбище, поклонившись могилам известных нам людей, приехали домой, и я познакомила Мишу с Зоей. Для него это была ценнейшая встреча. Зоя представляла для него большой интерес, потому что он работает в архивах кино, и по приезде в Москву он отыскал те фильмы, в которых она снималась, но, к сожалению, имени ее не было, фотографии тоже были, но информации о ее биографии не было, как изменницы родины. Тем не менее, фильмы представляли для него большой интерес. Она рассказала ему историю своей творческой жизни, подкрепляя все рассказанное фотографиями. После этой встречи Мише удалось сделать телевизионную программу в России о ней и ее жизни в кино (на Ленинградской кинофабрике, как она называлась).

Прожив несколько дней в Париже, осмотрев все, что можно, в отведенное судьбой время, мы с Зоей по приглашению Веры Кальман поехали в Монте-Карло. Там сняли квартиру и отдыхали две недели.

Жила мадам Кальман на самой верхней точке Монте-Карло. Там улицы идут террасами. Ее дом знаменит (его называют романовским), в стиле растреллиевских построек. Квартир там много, и одну из них занимает она.

Встретила нас мадам Кальман. Небольшого роста, изящная, элегантная. Одета безупречно. На ней был черный шерстяной костюм, на шее красовалось роскошное колье из трех ниток крупного жемчуга, а на пальце кольцо с большим изумрудом, окруженным крупными бриллиантами.

Легко уловимы черты прежней красоты. Парик, искусственные ресницы, макияж, но все сделано безукоризненно, в меру — ни размазанной губной помады, ни сдвинутого парика — все идеально.

С ней живет компаньонка, а возит ее женщина-шофер. Сама она уже не управляет машиной, как раньше. В квартире у нее полный порядок, и видно, что за всем следит она сама. Увидев ниточку на ковре, она медленно наклоняется, чтобы ее поднять. Говорила мне, что перед своей очередной поездкой в Швейцарию она распорядилась вычистить медные украшения на камине и сетку перед камином. Мне кажется, что это отношение к порядку и чистоте неподвластно возрасту. Не все в такой глубокой старости следят за ниточкой на ковре.

На камине стоит какая-то часть сервиза из белого фарфора с широкой золотой каймой, на которой выпуклым золотом отпечатаны ноты из оперетты Кальмана «Принцесса цирка».

Мне было потешно наблюдать за этими двумя дамами-подругами. Мы все трое сидим в белых креслах в гостиной Веры. Она говорит Зое, указывая пальцем на ее живот: «Зоечка, тебе нужно похудеть». Зоя, закинув одну ногу на другую, в туфлях на каблучках, и, шаловливо болтая ногой, говорит: «Зато посмотри, Верунчик, какие у меня ножки!»

Мне мадам Кальман тоже дала пару советов. В то время я была в форме. Не страдала от излишнего веса, была вдовой, и мне Вера говорит: «Галочка, вам нужно похудеть на полстоны1, и не вздумайте выходить замуж. Заведите любовника». Я посмеялась, поблагодарила за совет и сделала все наоборот. Вышла замуж и прибавила в весе больше, чем полстоны.

В одной из комнат на трех стенах висели тесно развешенные портреты ее покойного мужа, детей и друзей, в числе которых Марлен Дитрих, Грета Гарбо, Тайрон Пауер, Анна Стэн (русская эмигрантка, подруга Зои и Веры) и многие, многие другие, а из молодых — Элизабет Тэйлор и Пласидо Доминго, с которым, по ее рассказам, она ездила в Россию. Замечательные портреты членов ее семьи — мужа и троих детей. Сын жил в Нью-Йорке, и при мне, когда он позвонил, она долго с ним разговаривала.

После нашего первого знакомства Вера пригласила нас на ужин. Зоя сказала мне, что ей не хочется идти. Скажи, что у меня болит голова. Я, взяв такси, поехала одна. Встречает меня Вера словами: «А где Зоичка?». Я сказала, что Зоя извиняется, приехать не может из-за головной боли. «Ну так и лучше», — последовал ответ. По-видимому, они не особенно скучают друг без друга.

Стол был накрыт. Закуска, белое вино искрилось в бокалах, компаньонка Веры, исполнив свою несложную миссию, скрылась в кухню или в свою комнату, а мы приступили к ужину, и полилась беседа. В этот вечер Вера была одета в свободное платье с большим шарфом на плечах и без парика, а голова была туго повязана малиновым платком. Я взглянула в окно на ночной Монте-Карло и была восхищена его видом.

За ужином Вера рассказала мне всю историю своей жизни — от страшной бедности до сегодняшних дней. Рассказала, как бедные эмигрантские девочки в кафе заказывали одну чашку кофе на двоих и сидели, выжидая окончания спектакля, чтобы попасться на глаза великим мира сего — богеме. Так она и познакомилась с Кальманом. Сейчас я привожу разговор с самой героиней. Она рассказывает мне, как в очередной раз они с подружкой делили одну чашку кофе на двоих, хозяин кафе стал требовать деньги, которых у них не было, произошел скандал. В это время зашел в кафе Кальман. Спросил, что происходит, заплатил и спросил Веру, может ли он чем-то помочь? Вера сказала: «Да, можете. Дайте мне работу в Вашем театре. Сегодня я потеряла работу, и мы с мамой бедствуем. Нам не на что жить». Кальман спрашивает: «Вы танцуете?» «Нет». «Вы поете?» «Нет». Он был озадачен, говорит Вера, но тем не менее попросил ее завтра прийти в театр. Вера продолжает: «Вы знаете, Галя, у меня были очень красивые ножки, да и сама я была хороша. Нашли для меня работу. Сделали большой круг, с которым я, проходя по сцене, показывала, какой номер программы публика увидит. Черные чулки, высокие каблучки и красота девушки покорили Кальмана, и, как Вера рассказывает: занавес закрылся, и мы стали мужем и женой». С женитьбой он не торопился, но когда узнал, что Вера носит под сердцем ребенка, они поженились, родился сын, а затем дочь и вторая дочь. Кальман был счастлив. Первый раз он не был одинок. Красавица жена, трое детей, большой круг знакомств. Судя по фотографиям в Зоиных альбомах, я вижу Веру на всяких вечерах, приемах, венгерские парти Вера устраивала у себя в национальных костюмах, в общем, жизнь кипела, и случилось то, что Кальман не ожидал. Вера влюбилась во французского дипломата и сказала мужу, что она его бросает и оставляет детей с ним.

Вот тут история имеет три версии. Я расскажу о версии, которую мне поведала сама Вера. «Я с близким другом приехала в аэропорт встречать своего любовника. Этот друг принес большой бокал коньяка и попросил меня выпить. Я очень удивилась, выпила, он настоял, чтобы я выпила второй бокал, и я слышу по громкоговорителю сообщение о крушении самолета, в котором летел он». Едва оправившись от шока, я увидела семью, детей, мужа, которые окружили меня заботой и просили вернуться в семью, что я и сделала».

Версия ее подруги — он не ожидал, что флирт может вылиться в страшную драму. Разбить семью, лишить детей отца… он не смог взять на себя такую ответственность и решил исчезнуть.

Википедия не вдается в детали, просто говорит, что она вернулась к мужу после того, как он перенес инсульт, и осталась с ним до последних дней его жизни. Мне хочется верить той версии, которую поведала мне сама Вера. Она была на тридцать лет моложе своего мужа.

Я спросила ее о фильме «Верушка». Он был поставлен с ее одобрения, и она была консультантом. По ее словам, ей предложили самой играть роль, но она отказалась, потому что не считает себя хорошей актрисой.

Когда я вернулась домой после ужина, Зоя меня спросила: «Ну, что она тебе рассказала?» Я с энтузиазмом все повторила, но Зоя сказала: «До такого-то момента все правильно, но потом было все иначе». Версия Зои описана выше.

Много они мне обе рассказывали о своих подругах, которым досталась судьба эмигранток. Выбившись из страшной бедности, многие из них сделали блистательную карьеру. Русские женщины пользовались успехом, о каждой из тех, о которых я слышала от Зои или Веры, можно было бы писать книгу.

В один прекрасный день Вера повезла нас в Ментону и дальше в Сан-Ремо. Так мы пересекли границу с Италией. Была католическая Страстная пятница. Приехали в старый-старый городок. Мальчишки на улице играли в мяч, итальянки сидели около своих домов на скамейках, никакого приготовления к Пасхе не чувствовалось. Зашли в храм, поставили свечи, помолились и поехали обратно. Верина шофер жила в окрестностях Ментоны, ближе к Монте-Карло. У нее семья — муж и дочь. Дочь делала успехи в живописи, и Вера спонсировала ее, веря в талант девушки. Вера привезла всем членам семьи пасхальные подарки и приложила к ним деньги. Вообще, меня удивила ее организованность в таком возрасте. Каждую поездку, в которую она брала нас, она делала свои дела по пути, кому-то что-то привозила, с кем-то встречалась. Когда мы остановились выпить кофе, я заметила, как искусно она кокетничает с официантом. Русскую бабулю в таком возрасте трудно представить кокетничающей с мужчиной.

На ужине у Веры я была в Великую субботу по католическому календарю. Монако, Монте-Карло — католическое государство. Не дождавшись такси, я решила идти пешком. Это очень легко, потому что со всех террас-улиц спускаются эскалаторы или лифты, либо устроены лестницы. Я быстро вышла на главную улицу, которая ведет к казино, к отелю и на главную площадь. Меня поразило бурное оживление, движение, музыка, развивающиеся шарфы, шампанское (только пробки летели!).

Я все это фотографировала, а потом спросила прохожего, что происходит. Оказалось, что были футбольные соревнования, и команда выиграла. Я не могла представить себе, чтобы мы, русские, в Страстную субботу праздновали победу в матче, который состоялся именно в субботу в полночь, когда у нас идет Заутреня и Пасхальная литургия. Это меня поразило. На следующий день, в воскресенье, я пошла в церковь на литургию. Я каждый день проходила мимо этого собора и в этот раз зашла. Народу было много, но храм не был переполнен. А ведь это был первый день Пасхи. Невольно сравнила с нашими храмами и тем патриархальным духом, присущим русским, и подумала: «Через две недели будет наша православная Пасха, и я буду проводить ее с Алевтиной Николаевной в монастыре в Коломне. Это не поддается никакому сравнению».

В Монте-Карло я уже все посмотрела, была на премьере балета… Все магазины мод я обошла днем с большим удовольствием. Пригляделась к одной накидке, отделанной крашеной лисицей. Очень она мне понравилась, и цена была доступной, к моему удивлению, несмотря на то, что это Кристиан Диор. Продавщицы очень вежливые, надевали на меня то одну, то другую, а я в это время соображала, что за покрой у этой накидки и как она отделана. Вежливо попрощалась и сказала, что подумаю, и подумала... Решила, что мне еще нужно ехать в Москву, хватит ли денег? Хорошо, что подумала, потому что потом в Москве я истратила все мои деньги с гораздо большей пользой — для помощи людям. Это лучше, чем если бы потратила на себя.

Съездила в Монако, посетила государственный музей Гримальди, зашла в собор, видела надгробие принцессы Грайс. Около дворца есть интересный музей, посвященный Наполеону. Все, что связано с ним, начиная от распашонок и детских заштопанных носочков, которые носил Наполеон, — все было там. Походила по лоткам, магазинчикам, но в музей рыб почему-то не пошла. Не прельщают меня рыбы.

Мадам Кальман доставила мне большое удовольствие, прокатив по Лазурному побережью по дороге в Ниццу. Вид моря и побережья был потрясающим, акварельным. Удовольствие я получила огромное, и завершилось оно бульваром Царевича, который ведет в Св. Николаевский храм в Ницце. Это изумительный храм в русско-ярославском стиле XVI–XVII веков. Еще вдова Императора Николая I приезжала в Ниццу для поправления здоровья со своей свитой. Великий князь Николай Александрович, который тоже находился в Ницце на излечении, умер здесь на руках у своего отца Императора Александра II в присутствии матери и невесты — молодой датской принцессы Дагмары. Тело покойного было перевезено в Санкт-Петербург, а на месте смерти Великого князя была построена часовня в византийском стиле, которую расписал известный русский художник К. Нефф.

Как известно, принцесса вышла потом замуж за брата своего покойного жениха, Великого князя Александра, будущего Императора Александра III. При крещении принцесса получила имя Марии Федоровны.

Русская знать приезжала в Ниццу, и появилась необходимость построить большой храм, потому что старый, основанный Императрицей Александрой Федоровной, перестал отвечать требованиям русских, приезжавших для лечения в Ниццу. После того как Император Николай II остановился на одном из нескольких вариантов новой постройки, он подарил для его возведения землю, принадлежавшую лично ему. Профессор архитектуры Императорской академии художеств М. Преображенский руководил постройкой, тонко учитывая материалы и краски, климатические условия и особенности природы Ниццы. Внутреннее оформление храма восхищает своими иконами и фресками. Он получил статус собора, что необычно для церквей, находящихся не на русской земле. Я осталась очень благодарна Вере за то, что она дала мне возможность увидеть этот замечательный храм.

В общем, две недели, отпущенные на Монте-Карло, показались мне длинными. Все, что было в моих финансовых возможностях, я увидела, а остальное время мы с Зоей отдыхали, она научила меня играть в карты, и игра называлась «крокодил». Это единственная игра, которую я запомнила, и даже научила играть в нее своих друзей в Мельбурне, только им не понравилось название, и я переименовала ее в «Монте-Карло».

Помимо игры в карты я слушала бесконечные Зоины рассказы. Один из них. Однажды Зоя во время войны пошла в ресторан в Лондоне с одним из своих мужей (за свою длинную жизнь она похоронила их несколько). Как полагается светской даме, она была одета в вечернее платье, меховое манто и пр. Поужинав, послушав музыку, они пили кофе. Зоя всегда пьет только одну чашечку кофе. Они выпили кофе, официант предложил ей вторую, и ей самой было непонятно, почему она согласилась. Пока она пила эту вторую чашку, в дом, где они жили, попала авиабомба, и он был полностью разрушен. Если бы не эта чашка кофе, они бы погибли.

Свои рассказы Зоя обычно сопровождала выразительными жестами. Вот что еще она мне рассказала: «Иду я однажды по улице Парижа, вдруг останавливается длинный лимузин, — и она показывает, какой он длинный. — Выходит мужчина и говорит: “Мадам, король Фарук, который сидит в лимузине, приглашает Вас с ним поужинать в ресторане «Максим»”. Я отвечаю этому мужчине: “Скажите Вашему королю Фаруку, что я его приглашения не принимаю”». Я спросила, почему она не приняла приглашение. — «Потому что я не хочу быть в списке его многочисленных любовниц», — был ответ, но я не унималась: «Да, но почему он остановил машину на улице и, не зная тебя, пригласил на ужин?» — «Деточка, — она меня так называла, — ножки! Он увидел мои ножки!» И много, много историй она мне рассказывала, и я с удовольствием слушала ее.

Для семьи, оставшейся в Советском Союзе, она была доброй феей. Ее поклонники не отказывали ей в просьбах, и много раз она выручала родственников из бедственного положения.

При жизни она устроила себе место упокоения на кладбище Сент-Женевьев де Буа. Ее могила оказалась около могилы Р. Нуриева.

Как я уже писала, московский работник кино старался с какой-нибудь оказией посылать к ней своих знакомых, когда они ехали в Париж. Одной из них оказалась Марина, которая из своих деловых поездок привозила письма от Миши Мошкина и мне. Так, однажды эта Марина, как всякая русская душа, пришла на кладбище и видит на памятнике надпись: «Зоя Валевская». Она расстроилась, но, вернувшись в гостиницу, решила позвонить Зое и, с облегчением услышав ее крепкий голос, поняла, что памятник заказан заранее. Однажды Зоя сама приехала на кладбище и увидела на своей могиле шелковые цветы. Она с ними в руках сфотографировалась (у меня есть эта фотография), потом взяла букет домой, разделила его и расставила у себя в квартире по разным вазам.

Вернувшись из Монте-Карло, Зоя заболела. Я заволновалась и настояла на том, чтобы она вызвала доктора. Зоя лежит в постели и говорит мне: «Деточка, зажги настольную лампу на этой тумбочке, под портретом лампу потуши, нет, под портретом зажги, и на тумбочке оставь зажженную тоже». Когда я все сделала по ее просьбе, я увидела эффект. Пыли, которая лежала толстым слоем, не стало видно, освещение создало полную картину уюта, и вся старинная, скрипящая мебель Людовика ХIV выглядела просто великолепно.

Зоя не могла признаться в своей немощи. Гуляя по улицам Монте-Карло, она останавливалась, принимала позу и восхищалась видом, на самом же деле она давала себе возможность отдохнуть и снова набраться сил. Если ей трудно было встать со скамьи в парке, а рядом с нами был мужчина, она кокетливо поднимала ручку, как бы давая ему возможность прикоснуться к ней, на самом же деле — помочь подняться со скамьи. Это я заметила в Булонском лесу, куда нас возили на прогулку ее друзья.

Зоя скучала, когда я уходила из дома. Она не могла понять, почему я бегаю по музеям и галереям. Она все уже видела сто раз и не хотела понять, зачем я еду в Лувр или к Инвалидам, или в музей импрессионистов, или в музей Родена. Мне повезло, потому что я увидела выставку Тулуз-Лотрека. Она была совсем недалеко, я быстро нашла ее и получила огромное удовольствие.

Читатель моих скромных трудов может удивиться, что я называю Зою на «ты» и без отчества. Ведь возраст ее подходил к ста годам, но ей хотелось оставаться навеки молодой. Это было ее желанием, и я не хотела ее огорчать. Она сразу попросила меня звать ее на «ты» и объявила своим друзьям и знакомым, что я ее племянница.

Скончалась Зоя Валевская 28 января 2005 года. Похоронена на кладбище Сент-Женевьев де Буа.


 


1   Стон — (англ. stone) единица массы в английской системе мер, содержит 14 фунтов, равна 6,35 кг.

 

 

 

 

Об авторе

Кучина Г. И. (Австралия, Мельбурн)