Лестница в небеса

История и современность Просмотров: 3315

Великий князь Владимирский и Московский Иван Данилович Калита

Примерно в 1300 году, когда княжичу Ивану Даниловичу было лет, наверное, двенадцать (точно мы не знаем), он стал восприемником младенца Елевферия (по другим источникам — Симеона), сына-первенца Федора Бяконта, одного из самых влиятельных бояр его отца, московского князя Даниила Александровича. Событие, конечно, обыденное, даже мелкое по историческим меркам, но оно стало знаковым для современников. Дело в том, что Федор Бяконт не был московским уроженцем, но перебрался в Москву из Чернигова, бежав из родного края по причине его полнейшего разорения ордынцами. И то высокое положение, которое черниговский боярин довольно скоро приобрел при дворе московского князя, становилось видимым символом общей политики Даниила Александровича по привлечению в свои владения людей из разных русских земель. Однако участие Ивана Даниловича в обряде крещения Елевферия оказалось значимым и для всей последующей русской истории, недаром рассказ о нем сохранился в письменных источниках того времени.

 

 

ВРЕМЯ КАЗНЕЙ

Мы не знаем всей истории скитаний Федора Бяконта, как не знаем историй и других скитальцев, которых тогда, в конце XIII века, было многое множество. И далеко не все из них находили столь гостеприимный приют, какой обрел в Москве бывший черниговский житель. Ведь в те времена на Руси, задавленной ордынским игом, практически не осталось ни одного уголка, где бы можно было наладить спокойную, размеренную жизнь.

Ордынское иго и впрямь легло тяжелейшим бременем на русские плечи. Во-первых, русские княжества потеряли политическую самостоятельность. Теперь верховными правителями считались ордынские ханы, которых с тех пор и до конца XV века на Руси называли «царями». Именно ордынский хан своим решением разрешал или запрещал русским князьям занимать княжеские столы. Одним из знаков вассальной зависимости стала обязательная практика получения русскими князьями в Орде «ярлыка» на великое Владимирское княжение и «ярлыков» на княжения удельные. Во-вторых, все русские земли были обложены тяжелейшими данями. Самой тяжкой из них был «ордынский выход» (или «царева дань») — дань, которую должны были ежегодно выплачивать все русские княжества. «Ордынский выход» составлял от полтины до полутора рублей в год с человека. А ведь по расчетам современных историков, предельная плата, которую мог получить простой работник в русских землях за год, в те времена составляла 1 рубль, т. е. у людей отнималось практически все, что им удавалось заработать, а то и больше. При этом кроме «выхода» русские земли были обязаны исполнять еще более десяти видов «ордынских» повинностей. Только Церковь ордынцы, стремясь задобрить непонятного им христианского Бога, не стали облагать налогами. В-третьих, монголы установили в подвластных им русских землях жесточайшие порядки. Для сбора налогов в русских городах поселились баскаки — ханские наместники, которые обирали местных жителей до нитки, а малейшее неподчинение карали смертью. Кроме того, монголы часто обрушивались на русские княжества с опустошительными и грабительскими набегами, которые на Руси именовали «ордынскими ратями». Только за 1275–1300 гг. произошло 15 больших ордынских походов на русские земли. Один из таких походов, так называемую «Дюденеву рать» 1293 года, современники считали пострашнее Батыева нашествия, а потомки, сельские жители Владимирской губернии, с ужасом вспоминали еще и в XIX веке. Так что, наверное, правы были те современники, кто назвал трагические события XIII столетия «временем казней Божиих», и полагал, что от ужасов монгольского погрома «мог бы прослезиться антихрист»…

Последствия ордынского ига были поистине катастрофичны. Прежде всего, русские княжества оказались на грани демографической катастрофы: резко и в несколько раз сократилось число жителей русских земель. Ордынское иго привело к тому, что на Руси разразилась экономическая катастрофа: погибли сотни ранее процветающих городов и сел, в уцелевших городах на долгие годы прекратилось каменное строительство, исчезли многие ремесла. На краю гибели оказалась русская культура: во время монгольского нашествия были сожжены и уничтожены тысячи храмов, книг, икон, в русских городах прервалось летописание, погибли или были угнаны в рабство десятки тысяч мастеров разных специальностей. Наконец, в результате ордынского владычества произошла геополитическая катастрофа: Русская земля оказалась окончательно разорвана на две части. Юго-Западная Русь уже в XIV веке попала под власть Литвы, Польши и Венгрии. И только Северо-Восточная Русь еще сохраняла экономический и политический потенциал для борьбы за восстановление независимости и нового объединения русских земель.

 

БОРЬБА ЗА ВЕЛИКОКНЯЖЕСКИЙ СТОЛ

К сожалению, даже монголо-татарское нашествие и ордынское иго ничему не научили русских князей и они, уже подчинившиеся «ордынскому царю», продолжали бесконечные усобицы друг с другом. После краткого периода успокоения в 1252–1263 годов, когда великокняжеский стол занимал Александр Ярославич Невский (годы жизни: 1220–1263), практически все последние десятилетия XIII века усобицы на Руси не прекращались. Сначала между собой воевали сыновья Александра Невского, потом его внуки и племянники… При этом к себе в союзники враждующие князья стали призывать ордынские отряды, которые еще больше разоряли русские земли.

Предметом основной борьбы был титул Великого князя Владимирского, который давал владеющему им князю господствующее политическое положение в северо-восточных землях, а также возможность сбора с подвластных княжеств «ордынского выхода» и контроля над этими немалыми средствами. Но интересно, что чем более жестокой становилась борьба князей и чем дольше она продолжалась, тем меньшее значение играл собственно город Владимир. Зато стали набирать силу новые северо-восточные княжества с центрами в Твери, Рязани, Нижнем Новгороде и Москве.

В начале XIV века особенно сильными оказались Тверское и Московское княжества и в борьбу за великокняжеский титул вступились князья Михаил Ярославич Тверской (1272–1318) и Юрий Данилович Московский (1281–1324). Михаил Ярославич Тверской имел больше прав на великокняжеский титул — он был старше московского князя.

Согласно традиции власть в роду русских князей передавалась по принципу «старейшества»: старшему в роде, а не старшему сыну. Стоит напомнить, что князь Даниил Александрович Московский (1261–1303), возглавивший московское княжество в конце XIII века, был всего лишь четвертым сыном Александра Невского. Причем он даже не успел побывать Великим князем, ибо умер раньше своего старшего брата Андрея. Еще меньшими правами на великокняжеский стол обладали его сыновья. К примеру, тверской князь Михаил Ярославич (племянник Александра Ярославича Невского и сын его младшего брата Великого князя Ярослава Ярославича) имел перед Юрием и Иваном Московскими (внуками Александра Невского и сыновьями Даниила Александровича) преимущество третьего поколения перед четвертым. В этом отношении интересно, что у Ивана Даниловича не было, казалось бы, даже призрачной возможности занять великокняжеский стол, ибо он, как четвертый сын четвертого сына Александра Невского, никак не мог претендовать на «старейшество».

Пользуясь своими правами старшего в роду русских князей, Михаил Ярославич Тверской добился в Орде ярлыка на великое княжение. Однако оказалось, что захватить великокняжеский стол легче, нежели удержать его в своих руках. И проблема была в том, что не только московские правители, но и многие русские земли не хотели подчиняться тверскому князю. Дело даже дошло до того, что в Костроме и Нижнем Новгороде против него поднялись восстания. Причина заключалась в том, что Михаил Ярославич в борьбе за великокняжеский титул взял на себя слишком завышенные обязательства по выплате дани Орде и потому влез в огромные долги. И теперь ему приходилось силой выбивать из подчиненных земель средства, необходимые для покрытия своих долгов. А Новгород Великий вообще не признал князя Михаила Ярославича. Здесь, помимо прочего, свою роль сыграл тот факт, что тверской князь был очень близок с Литвой, и новгородцы опасались литовского засилья в русских землях после его победы. Не смог Михаил Тверской наладить отношений и с новым главой Русской Церкви митрополитом Петром. После смерти предшествующего митрополита Максима тверской князь хотел видеть русским митрополитом только своего сторонника, но константинопольский патриарх назначил главой Русской Церкви Петра, выходца из Галицко-Волынского княжества. Князь Михаил Ярославич так и не принял нового митрополита, более того, строил против него всяческие козни.

Ордынским правителям была выгодна вражда русских князей: сталкивая претендентов на великокняжеский титул, ими было легче манипулировать. Поэтому когда Юрий Данилович Московский в очередной раз оказался в Орде, ему сказали: «Если ты дашь дань больше князя Михаила, то будет тебе великое княжение». Юрий Данилович пообещал бóльшую дань и тоже получил ярлык на великое княжение. К тому же он женился в Орде на сестре ордынского хана Узбека, в христианском крещении получившей имя Агафьи, и теперь надеялся на полную поддержку ордынского хана. На Русь Юрий Данилович вернулся с ордынским отрядом и сразу же начал новую войну с Михаилом Тверским. Однако в жестокой битве тверской князь разгромил и московское войско, и ордынский отряд, и захватил в плен княгиню Агафью. Но в тверском плену она умерла. Михаила Тверского вызвали в Орду на суд, где он был осужден и принял мученическую смерть.

После кончины Михаила Тверского великокняжеский стол наконец-то занял Юрий Данилович Московский. Но в 1324 году в отместку за отца его сын Дмитрий Михайлович Грозные Очи прямо в Орде убил Юрия Даниловича Московского. А через год и сам князь Дмитрий был казнен за это преступление по приказу ордынского хана.

 

НА ВЕЛИКОМ КНЯЖЕНИИ

Вот так и оказалась разрешена династическая ситуация в пользу Ивана Даниловича (ок. 1283–1340) — в середине 20-х годов XIV века он нежданно-негаданно оказался «старейшим» среди русских князей (его старшие братья Александр и Борис умерли раньше: первый — в 1309 году, второй — в 1319-м). Но само обладание правом «старейшего» — это только предпосылка к тому, чтобы возглавить движение Руси к объединению. В реальной же жизни все зависело от решения конкретных ситуаций, возникающих на историческом пути, и от общей направленности политического поведения. Как показала история, Иван Данилович смог не только воспользоваться представившейся ему ситуацией, но и заложить значительный потенциал дальнейшего развития Московского княжества.

Впрочем, в 1325 году ярлыком Великого князя Владимирского еще пока владели тверские князья. Но в 1327 году в Твери поднялось восстание против насилий баскака Чол-хана (на Руси его прозвали Щелканом). Из Орды на Тверь вышла очередная карательная экспедиция — «Федорчюкова рать», прозванная так по имени своего предводителя Федорчюка. К этой рати по ханскому приказу присоединились многие русские князья, а старшим над ними был назначен Иван Данилович. Тверские князья бежали из города, а тверская земля была полностью разгромлена и сожжена. Как писал летописец: «И людей множество погубили, а иных в плен повели, а Тверь и все грады огнем пожгли». После такого разгрома Тверь уже более никогда не смогла вернуть себе прежнее величие. Но Иван Данилович своим участием в походе на Тверь спас от разорения московские земли. В летописях не случайно возникли комментарии о том, что во время «Федорчюкового погрома» Москву и Московское княжество «заступил» «человеколюбивый Бог»: «Точию соблюде и заступи Господь Бог князя Ивана Даниловичя, и его град Москву и всю его отчину от пленения и кровопролития татарскаго».

В 1328 году Иван Данилович получил ярлык на великое княжение и более уже не отдавал его (правда, до 1331 года он делил великое княжение с суздальским князем Александром Васильевичем). Как показала дальнейшая история, именно Иван Данилович в наибольшей степени стал продолжателем спасительной политической линии, выработанной еще его дедом Александром Невским. Во внешней политике — осторожные, мирные отношения с Ордой и активные действия на западных границах; во внутренней политике — неспешное, но целенаправленное «выдавливание» представителей Орды из процесса непосредственного управления русскими землями.

И современников, и потомков поражали терпение, дальновидность и целеустремленность московского князя. Уже при жизни он заслужил прозвание «Собиратель земли Русской», ибо любыми путями стремился присоединить к своему княжеству новые уделы, завоевывая их или покупая. Причем, если не удавалось присоединить целое княжество, он приобретал во владениях князей-соседей города с округой (Углич, Галич, Белозерск), села, деревни. Еще одна черта — Иван Данилович в своей деятельности нередко опирался на сохранившееся городское (земское) самоуправление различных земель, а сама «земская власть» многих городов стала тянуться к Москве. Даже капризный Новгород Великий предпочитал видеть у себя представителей московского правителя, нежели других князей.

Иван Данилович часто ездил в Орду, вел тонкие дипломатические переговоры, одаривал ханов и ханш «многим златом и серебром», раздавал взятки многочисленным ордынским чиновникам. Этими способами он впервые за сто лет ордынского владычества добился права самому собирать «ордынский выход» и в русских городах более не появлялись ненавистные баскаки. В своих же владениях он наводил порядок и жесткой рукой подавлял всякое сопротивление своей власти. И если кто-то проявлял непокорность, Иван Данилович теперь сам добивался подчинения: подавил выступления в Ростове, Пскове. Но таким образом он на несколько десятилетий спас русские земли от губительных ордынских нашествий. А это дорогого стоило! И не случайно все летописи говорят о «тишине», наступившей по всей Руси после вокняжения Ивана Даниловича. Даже враждебно настроенный по отношению к Москве тверской летописец с восторгом записал: «И была с той поры тишина великая на сорок лет, и перестали татары воевать Русскую землю». Эту «тишину» при Иване Даниловиче современники совершенно справедливо ставили в заслугу московскому князю.

Конечно, методы «собирания Руси» и обеспечения «тишины» в русских землях были разными: использовался и пряник, но чаще кнут. К примеру, в 1328 году, чтобы обеспечить сбор «ордынского выхода», в Ростов, оказавшийся среди должников, вошли московские воеводы и устроили жесточайший «правеж», но добились своего — необходимую сумму собрали. Однако эта история имела еще одно парадоксальное и судьбоносное для всей русской истории продолжение. Чтобы не допустить волнений, многих ростовчан выселили из города в московские земли. Так, волей Великого князя Ивана Калиты в подмосковном местечке Радонеж оказался ростовский боярин Кирилл с женой Марией и сыновьями Стефаном, Варфоломеем и Петром. Через девять лет Варфоломей уйдет из дома, примет монашество и станет основателем Троицкого монастыря. А затем он прославится как величайший русский подвижник преподобный Сергий Радонежский, который считался небесным покровителем всех московских государей и главным небесным молитвенником за Московское государство. Вот такие парадоксы нам дарит история…

А Москва, в которой теперь собиралась дань со всей Руси, все больше богатела и разрасталась. В городе строились новые каменные (!) храмы и дома. Зимой 1339–1340 года Иван Калита выстроил новый московский Кремль — из могучих дубовых бревен. Эта крепость целых двадцать пять лет защищала город от вражеских нашествий. А к концу правления Ивана Даниловича Москва превратилась в настоящий столичный город.

Можно назвать два фактора, которые, как кажется, обеспечили экономическое могущество Московского княжества. Во-первых, установление контроля над сбором «ордынского выхода» со всех русских северо-восточных земель, что давало возможность Ивану Даниловичу использовать определенную его часть на благо собственного княжества. Во-вторых, установление контроля над добычей и торговлей «мягким золотом», пушниной, которая с тех пор и на долгие годы вперед становится практически основной статьей московского экспорта.

А за свое умелое правление, рачительное отношение к доставшемуся ему наследству и милосердие Иван Данилович еще при жизни получил прозвание «Калита» («калита» в переводе с древнерусского языка означает «кошель», сумка для ношения денег). В московских землях даже возникла такая легенда о прозвище Ивана Даниловича: «Нарекли его Калитою вот почему. Был он весьма милостив и всегда носил при поясе калиту, насыпанную серебряными деньгами. И куда ни шел, давал нищим, сколько вынется».

ИВАН КАЛИТА И МИТРОПОЛИТ ПЕТР

Помимо экономических и политических факторов, определивших возвышение Москвы, был еще один, связанный с духовно-политическим своеобразием русской жизни: Иван Данилович сумел наладить добрые и плодотворные отношения с Церковью, чего не удалось сделать тверским князьям. Еще в 1308 году во главе Русской Церкви встал митрополит Петр. Не поладив с Михаилом Тверским, святитель Петр начинает поддерживать московских князей, а позиция Церкви играла важную роль в политическом противостоянии русских княжеств. И, судя по всему, особо теплые, можно сказать, дружеские отношения установились между митрополитом Петром и Иваном Даниловичем. В 1325 году, когда Иван Данилович занял московский стол, митрополит Петр вообще переехал из Владимира в Москву и заложил здесь первый в городе каменный собор — церковь Успения Богородицы. По преданию митрополит Петр сказал князю Ивану Даниловичу: «А если меня послушаешь и храм Пресвятой Богородицы воздвигнешь в своем граде, и сам прославишься больше других князей, и сыновья и внуки твои, и город твой славен будет по всей Руси, и святые будут жить в нем, и прославится Бог в нем».

Иначе говоря, по замыслу митрополита Петра и князя Ивана Даниловича в этом случае Москва становилась духовной преемницей двух русских столиц — Киева и Владимира. Первый храм, выстроенный Владимиром Святым в Киеве в IX веке, был также посвящен Богоматери (знаменитая Десятинная церковь). Успенский собор являлся главным собором и другой бывшей русской столицы — города Владимира. Но через прославление Богоматери Москва наследовала и более глубокие религиозно-мистические связи. Ниточка тянулась к Византии: под хранительством Пречистой находился Константинополь. Таким образом, устанавливая и поддерживая в Москве особое почитание Божией Матери, Иван Данилович отдавал свое княжество под водительство и покровительство Пречистой и подчеркивал особую расположенность Господа к Московской Руси.

Митрополит Петр прожил в Москве совсем недолго. В ночь с 20 на 21 декабря 1326 года он скончался и был похоронен в строящемся Успенском соборе. Летописец отмечает, что там он «и ныне лежит, много чудеса содевая с верою приходящим к нему». Уже вскоре после кончины святителя, по инициативе Ивана Калиты, начинается подготовка к официальной его канонизации. При полной поддержке нового митрополита Феогноста в 1339 году святость митрополита Петра была признана в Константинополе. Таким образом, Москва обрела своего первого святого, что в глазах людей того времени также свидетельствовало об особой избранности и духовном предназначении этого княжества. И этот фактор — веру в особую Божию избранность Москвы и московских князей — нужно обязательно учитывать в понимании того, почему именно Московское княжество объединило вокруг себя русские земли. Если бы этой веры не было, если бы эта вера не укреплялась в сознании современников, то и сама Москва не смогла бы исполнить возложенную на нее миссию спасения Руси от ордынского владычества.

 

НАСЛЕДСТВО ИВАНА КАЛИТЫ

Иван Данилович Калита был очень рачительным хозяином. Чтение его духовной грамоты (завещания) создает впечатление, что он знал свое имущество до самой последней вещицы. Вот только небольшой фрагмент из этой духовной грамоты: «А ис порт (т. е. из одежд. — С. П.) из моих сыну моему Семену: кожух черленыи женчужныи, шапка золотая. А Ивану, сыну моему: кожух желтая обирь (т. е. из шелковой ткани. — С. П.) с женчугомь, коць (разновидность верхней одежды. — С. П.) великии с бармами. Андрею, сыну моему: буган (разновидность верхней одежды. — С. П.) соболии с наплечки с великим женчюгомь с каменьем, скорлатное (т. е. бархатное. — С. П.) портище с бармами. А что есмь нынеча нарядил 2 кожуха с аламы (нагрудье, пристегиваемое к платью. — С. П.) с женчюгомь, а то есмь дал меншим детем своим Марьи же Федосьи, ожерельем». Столь же тщательно отдает Иван Данилович распоряжения и насчет остального имущества, как движимого, так и недвижимого — земли, сел, городов. И в этом отношении Иван Калита заложил важнейшую традицию, которая непременно поддерживалась всеми последующими российскими государями как из рода Рюриковичей, так и Романовыми: скрупулезное собирание и пополнение государственной казны. Свидетельство тому — собрания Оружейной палаты, других музеев Московского Кремля, Эрмитажа и многих иных музеев, производящие и сегодня потрясающее впечатление своим богатством, несмотря даже на гигантские потери, понесенные в беспощадном XX веке. Некоторые предметы из времен Ивана Даниловича Калиты стали важнейшими государственными символами или общерусскими святынями. К примеру, «шапка золотая», упомянутая в духовной грамоте Ивана Калиты — это, по мнению исследователей, та самая знаменитая в будущем «шапка Мономаха», венчальный головной убор русский царей. А важнейшим символическим предметом при поставлении патриархов Московских и всея Руси и сегодня является сохранившийся до наших дней посох митрополита Петра.

Но главным наследием Ивана Калиты стало само Московское княжество, из которого спустя 140 лет после смерти Ивана Даниловича выросло независимое Русское государство. Конечно, сам Иван Калита, впрочем, как и другие его современники-князья, даже не помышлял о том, что русские княжества смогут вступить в открытую борьбу с Ордой за свое освобождение. Но уже для его внуков эта задача стала вполне практической, ведь именно за те «сорок лет тишины», которые Иван Данилович обеспечил Русской земле, выросло новое поколение, не знавшее ужасов ордынского насилия, и потому смело вступившее в бой с Мамаевой ордой на Куликовом поле.

 

ЛИЧНОСТЬ

Среди немалого числа историков XIX–XX веков было популярным довольно-таки скептическое, а точнее, критическое отношение к московским князьям вообще, и к Ивану Даниловичу Калите, в частности. Объясняется это несколькими причинами. Во-первых, тверское летописание, критически настроенное по отношению к московским правителям и их политике, сохранилось лучше, нежели московское. Во-вторых, несколько тверских князей героически и мученически погибли в Орде и были позднее возведены в лик святых, что создавало намного более яркий и более нравственный их образ в сравнении с московскими государями, занятыми кропотливым и неблагодарным трудом государственного строительства. Наконец, и это в-третьих, нужно учитывать общий политический настрой российской и, особенно, советской историографии, в глазах которой московские князья представали создателями «ненавистного самодержавия», а значит, «угнетателями» и «узурпаторами», достойными только осуждения, несмотря на достигнутые ими успехи.

Во многом под влиянием этих привходящих факторов сложился и образ Ивана Даниловича Калиты, как человека жадного, корыстного, способного на любые безнравственные поступки. Конечно, жизнь любого человека, тем более правителя, наделенного огромной властью, не может быть безгрешной. Но даже в этом случае вряд ли можно согласиться с тем, что подобный образ Ивана Калиты соответствует действительности. Во всяком случае, исследования последних лет, лишенные прежней политической ангажированности, рисуют иной облик Великого князя: истинно и искренне верующего, мудрого, неторопливого, хозяйственного, в каких-то ситуациях жесткого и даже жестокого, но всегда заботящегося о благе своей земли.

Кончина Ивана Даниловича была спокойна и благостна, что было редкостью в те беспокойные времена, когда русские князья слишком часто находили свою смерть на поле битвы, в ордынских застенках или в мучениях от страшных болезней. Иван Калита скончался в собственной постели в окружении родных людей 31 марта 1340 года, приняв перед смертью иноческий постриг под именем Анания. Летописец сообщает нам: «И плакашася над ним князи, бояре, велможи и вси мужие москвичи, игумени, попове, дьякони, черньци, и вси народи, и весь мир христианьскыи, и вся земля Русская, оставши своего государя…» 1 апреля 1340 года Иван Калита был похоронен в построенном им же кремлевском Архангельском соборе, который с той поры стал усыпальницей всех последующих московских государей. Позднее Иван Данилович Калита был канонизирован Русской Православной Церковью. День его церковной памяти отмечается в Соборе Московских святых в воскресенье перед 26 августом (8 сентября по ст. ст.).

И здесь самое время вернуться к продолжению истории о Елевферии, крестнике Ивана Даниловича. Елевферий избрал духовный путь и в девятнадцать лет принял монашество под именем Алексия. Под именем Алексия в начале 1350-х годов он и был возведен в чин митрополита Киевского и всея Руси и стал со временем известен как величайший русский подвижник, инициатор монастырской реформы, благодаря которой на Руси возникло множество общежитийных монастырей. Именно митрополит Алексий сумел сохранить великокняжеский стол для потомков Ивана Калиты, когда в 1350-е годы в короткие сроки скончались все сыновья Ивана Даниловича, а в живых остались только его внуки: двоюродные братья девятилетний Дмитрий и шестилетний Владимир. Именно благодаря неустанным заботам святителя Алексия два этих юных княжича выросли в настоящих героев русской истории: Великого князя Дмитрия Ивановича Донского и серпуховского князя Владимира Андреевича Храброго. Так крестник не только спас род своего крестного отца, но и продолжил его дело…

Иван Данилович Калита и митрополит Алексий вновь встретились, наверное, уже там, на небесах. Там, в вечности, в Соборе русских святых, рядом с ними пребывают и другие герои нашего повествования: Даниил Александрович Московский, Михаил Ярославич Тверской, святитель Петр, Дмитрий Иванович Донской… Вечность примирила их, ибо, хотя у каждого из них и была своя лестница в небеса, но небеса-то — одни на всех…

 

 

Об авторе

Перевезенцев С. В. (Москва)