Печатается в журнальном варианте
Кириллу тогда было лет двадцать пять, когда он сказал себе: «Все, я больше не могу так жить, я хочу учиться в семинарии и хочу служить Богу». В то время было очень тяжело осуществить эту мечту, мешало множество препятствий, но ничто не могло остановить его в этом намерении. У него была уже семья: горячо любимая жена и двое детей. Жил он со своей семьей и родителями жены вместе в трехкомнатной квартире, жили дружно, не ссорились. Но когда он объявил о своем решении поступать в семинарию, то со стороны тестя не получил одобрения и даже наоборот, тесть решительно запротестовал, стал отговаривать, напоминал о тех материальных трудностях, которые ожидают его, да и время было тогда советское... По странному совпадению, его и его тестя звали Кирилл Иванович, но что еще забавнее, — и отцов их звали тоже одинаково — Иванами Степановичами.
Но, несмотря на уговоры со стороны родных не поступать в семинарию, Кирилл все же настоял на своем решении и отнес заявление.
Была середина лета, июльское солнце ласково согревало землю. Многие горожане жили за городом, так же и семейство Кирилла отдыхало в поселке Васкелово на Лемболовском озере. Он и жена Елена оставались в городе вдвоем. Это позволяло более тщательно готовиться к вступительным экзаменам и чаще посещать службы в храме. Вдвоем они очень любили ходить на службу по четвергам, когда читался акафист святителю Николаю. Подходил к концу август, когда Кирилл, успешно сдав вступительные экзамены в семинарию, поступил сразу во второй класс. За первый он потом сдавал экстерном.
Приехали родители и дети с дачи. Узнав, что Кирилл, несмотря на их уговоры не поступать в семинарию, все же поступил, конечно же, огорчились. Но, к удивлению Кирилла и Елены, быстро смирились. К счастью, у молодой четы были небольшие денежные сбережения, которых и хватило на несколько месяцев скромной жизни. Потом Кирилл устроился дворником, вставал в четыре утра, убирал снег во дворе, обливался в душе и бежал к восьми часам в семинарию на занятия. Работа дворником нисколько не ослабляла его физических и умственных возможностей, а скорей наоборот, способствовала укреплению сил и придавало бодрости.
Труднее было другое — общение с тестем-рационалистом. Редко бывало, когда они не затрагивали религиозные вопросы, а их у Кирилла Ивановича было так много, что, конечно, не могло не радовать молодого семинариста. Ведь, если есть у человека вопросы и он слушает, значит, не все потеряно, значит, есть шансы изменить образ мыслей и дать верные ответы на поставленные вопросы.
Кирилла Ивановича давно мучил вопрос о божестве Иисуса Христа, и он хотел слышать от Кирилла исчерпывающий ответ об этом. Мало того, его интересовало то, а что же, по сути, вообще главнее всего в жизни?
Конечно, это был не праздный вопрос. Ответ на него, наверное, многие хотели бы знать.
Молодой семинарист понимал, что от его ответа зависит будущее духовное состояние тестя и их взаимоотношений, поэтому он пытался дать более полный, исчерпывающий ответ.
«Давайте, — начал он, — откроем Евангелие от Иоанна и прочитаем первые строки. В своем прологе Иоанн Богослов что пишет? “В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все через него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его”. Видите, Кирилл Иванович, этими словами евангелист обозначает вечность Слова. Уже выражение “в начале” ясно указывает на то, что бытие Слова — Логоса — совершенно изъято из подчинения времени, как форме всякого творения. А выражение “и Слово было у Бога” — означает, что Логос есть самостоятельная личность.
Говорить о Боге, исследовать Его непостижимость — самонадеянность и дерзость. Поэтому, я пытался лишь в общих чертах, как художник, очертить контуры, в пределах которых человеческий разум и сердце могут усматривать и чувствовать Бога.
Бог — безначальный, бесконечный, неприступный, неисследимый, неизреченный, неприкосновенный, неосязаемый, бесстрастный, неизглаголанный.
Бог один по существу, но троичен в Лицах.
Бог — причина всего прочего. В Нем едино есть Свет и Жизнь, Дух и Слово, Премудрость и ведение, любовь и блаженство. Он есть благо превыше всякого блага.
Бог — Свет, но Свет безначальный, не созданный, неизреченный».
«А какие в Библии есть доказательства, что Иисус Христос — Сын Божий?» — спросил Кирилл Иванович.
«О, много! — ответил Кирилл, — об этом свидетельствуют все: Бог Отец при крещении на Иордане и во время Преображения на горе Фавор словами: “Ты Сын Мой Возлюбленный, в Тебе Мое благоволение!”
Потом свидетельствуют ангелы, например, архангел Гавриил, явившись Деве Марии, сказал, что на нее сойдет Дух Святой и родит Сына и рождаемое наречется Сыном Божьим.
Еще свидетельствуют все апостолы, говоря об Иисусе, что он есть Сын Божий Спаситель.
В Библии можно прочитать много указаний ветхозаветных пророков о божестве Миссии. Рождении от Девы можно прочитать у пророка Исаии.
Но что всех нас поражает, что и падшие духи, то есть бесы, также свидетельствуют о Христе, что он есть Сын Всевышнего.
И, конечно, нельзя умолчать и о том, что Сам Господь Иисус Христос свидетельствует о Себе, что он есть Сын Божий Спаситель».
«Я понимаю, — немного помолчав добавил Кирилл Иванович, — что в Советском Союзе идет непримиримая борьба с верой, пытаются доказать, что Христа и не было, что это все выдумка, но это легко опровергается внимательным изучением истории христианства, по крайней мере мне это доказывать не надо. И я глубоко убежден в подлинности Евангелия. Но, что же тогда для людей главное в жизни. Ответь мне?».
«Да, что ж тут не понятного, — сказал Кирилл, — если мы признаем и верим, что Иисус Христос есть Сын Божий, значит мы должны осознавать, что Он от нас что-то хочет. Весь контекст Евангелия говорит о том, чтобы мы исполняли заповеди Божьи, любили Бога и друг друга и покаялись в своих грехах».
Выслушав, Кирилл Иванович добавил: «Я не молод и знаю, что такое жизнь, воевал, много раз был ранен, из всего батальона я один остался жив, когда мы форсировали реку и удерживали плацдарм. Знаю цену человеческой жизни, благородство одних и подлость других. И знаю, что нет людей без греха».
Так закончили они эту беседу.
Потом они не раз заговаривали о вере, тесть много расспрашивал о грехопадении прародителей, о чудесах, о воскресении мертвых и многое другое. Беседы, как правило, проходили в дружеской обстановке, а не так, как это бывало в других семьях, когда дети и родители совсем не понимали друг друга и разговаривали на повышенных тонах, доводящих до ссор.
После трех лет обучения, в четвертом классе семинарии, митрополитом Антонием Кирилл был рукоположен в иерея, и получил направление служить настоятелем в Покровский храм села Борисово, что в Новгородской области.
Так, совмещая учебу в духовных школах семинарии и академии и служа на приходе, отец Кирилл осуществил свою мечту, мечту служения Богу и людям. Трудно передать ту радость, которая наполняла его душу. Казалось, все земное каким-то ничтожным, мало значащим.
Он всегда любил природу, ходил на поля просто любоваться полевыми цветами. В детские годы часто сидел где-нибудь на берегу речки и наблюдал, как плавают среди камней налимы и пескари.
И вот теперь его влекло на берег озера Ильмень и там, глядя в безбрежную даль, предаваться сладостному ощущению своих новых чувств, новых переживаний, которых у него никогда раньше не было.
Много лет назад, когда он еще только начинал воцерковляться и делал свои первые шаги в храме, ему очень нравилось богослужение, церковное пение — его неудержимо влекло на службу. Теперь он стал иереем, сам служит, стоя у престола в алтаре, и это придало ему то, чего не было раньше — ответственность и необходимую требовательность к себе. Теперь он не мирянин, а отец Кирилл, священник Русской Православной Церкви, и, как все другие священники, тоже отвечает за чистоту веры на своем приходе и за нравственный облик прихожан, да и сам храм надо содержать в чистоте и порядке.
Покровский храм в селе Борисово, где он начал свое служение, был открыт после Второй мировой войны. Первые настоятели много сделали в храме по тем средствам, которые могли достать в то голодное послевоенное время. Иконостас был сколочен из досок, более и менее приличные Царские врата, а иконы, написанные в разные времена и разными иконописцами, конечно, были главной духовной ценностью прихода. Это иконы от пятнадцатого до двадцатого веков.
Сначала он приезжал в Борисово на службы из Ленинграда, а потом решил и вовсе перебраться на приход. Это было в январе, после Рождества Христова. Была вьюга и сильный мороз. Они тогда приехали с детьми в холодный нетопленный дом на кладбище, внесли вещи, сложили все посреди комнаты и начали растапливать печь. Пока постепенно согревался дом, а матушка Елена что-то готовила, он, глядя на нее, почему-то вспомнил, как увидел ее в первый раз.
Тогда он жил еще в Москве у родственников. Однажды дядя Петя, накануне первомайских праздников, предложил поехать в Ленинград. И он согласился с условием, если поедет с ним его друг, которого знал еще по Монголии, где служил в армии. В Ленинграде тогда жила очень близкая подруга Кирилла Степановича, отца батюшки, Надежда Михайловна, с которой они дружили с раннего детства. Вот и решили, что остановятся у них. Поезд по каким-то причинам тогда опоздал на пять часов, и они приехали неожиданно для хозяев. Вспомнил отец Кирилл, как вошел в комнату и увидел Лену, свою будущею жену: она стояла посреди комнаты и пила молоко прямо с пакета. Это обстоятельство явно было для нее неожиданным, она видимо смутилась, и краска смущения пробежала по ее лицу. В тот миг она была так восхитительна, так красива. У нее были распущенные до плеч кудрявые густые темно-русые волосы. Большие карие миндалевидные глаза, которые растерянно смотрели на него. Тогда он сказал себе: «Вот она — единственная, которую я ждал всю жизнь».
Верующая она была с детства, хотя родители не водили ее в храм. Только бабушка учила ее простым молитвам. Вот теперь она здесь, в этой деревне, будет разделять с ним все радости и трудности служения на приходе.
На утро, когда они встали, было уже светло. Вьюга утихла. На дворе стоял сильный мороз. В доме трещали дрова в печке, кипел чайник на плите. Вдруг за окном услышал отец Кирилл уже знакомый ему голос певчей из деревни Устрика: «Батюшка, помоги-ка мне с телеги картошку дотащить, а то уж тяжело».
Вот так, сначала одна, потом другая, третья навезли ему картошки, овощей, в общем, всего, что в огороде растет.
Дети пошли в школу: Слава в четвертый класс, а Наденька в первый. Учились они неплохо. Наде приставили отстающего в учебе мальчика — цыгана, который и стал частым гостем у них по вечерам, когда дети вместе делали уроки.
Прошло несколько месяцев. Наступило лето. Храм нуждался в ремонте. Балки пола сгнили, и надо было их менять. Стены были в копоти. Иконостас хотелось переделать. «Что делать? — думал батюшка, — надо ремонтировать, а ведь уполномоченный по делам религии строго запретил, какой-либо ремонт в храме».
Вспомнил, как его вызвал уполномоченный в Новгород и делал наставления: «У нас в Новгородской области ни один храм не реставрируется, — сказал он, — и ты ничего не делай, понял?» Голос его был строгим, хотя и вежливым. На священника он смотрел прямо в глаза, стараясь прочесть, дошли ли его слова до сознания, боится ли он его. Отец Кирилл внимательно слушал уполномоченного, стараясь не показать, что у него было в душе. А уполномоченный продолжал: «В храме ничего не переделывать. Крестный ход совершать только раз в году. В облачении на улицу не выходить. На кладбище панихиды не служить. Когда будешь причащать больных на дому, чтобы были только вдвоем, и ни с кем не заговаривать о религии. В храме проповедовать только что будет прочитано в Евангелии, и не вздумай говорить о чем-либо постороннем. Вот так учи своих бабушек!».
Тяжело было тогда это слушать отцу Кириллу, спорить было бесполезно, время было безбожное, государство стремилось уничтожить религию...
Только не стал выполнять эти требования батюшка. Когда наступила Дмитриевская родительская суббота, он объявил, что идет на кладбище служить панихиду по павшим за Родину воинам. Тогда в храме ему сразу несколько голосов старушек испуганно причитали: «Батюшка, ведь уберут тебя, никто еще не служил до тебя панихиды на братских могилах». «Ну что вы, нет, можно служить, не беспокойтесь», — сказал он тогда, а сам про себя взволнованно думал: «А, будь, что будет!»
Так с тех пор он открыто ходил на кладбище и всегда служил панихиды и не только по воинам, но и всех от века почивших православных христиан.
Как-то приехал к нему на приход отец Василий с соседнего села и псаломщик Алексей проведать. Ходят они по храму, рассматривают иконы, прикладываются к ним. А отец Кирилл вдруг неожиданно даже для себя, да и говорит им: «Может, вы мне поможете несколько досок половых оторвать?»
Принес он лом и топор, и начали они отрывать доски половые. Увлеклись, да и все и оторвали. Что ж делать-то, скоро воскресенье, как без пола — то? Надо дальше делать. Так они за три дня и заменили балки в полу, да на место уложили эти половые доски.
Понравилось батюшке самому участвовать в работах, да и делать нечего, как при малых деньгах такой ремонт осуществить? Уговорил он Алексея приезжать к нему на приход помогать дальше в ремонте храма.
Решили покрасить сначала своды и подкупольное пространство в храме из бочки, чтобы ни сооружать лесов. А внизу уже стены красить с лестницы. Сняли они в барабане оконные рамы, затащили наверх бревно и перебросили с одного оконного проема на противоположное. В колхозном гараже попросили старенькую лебедку, закрепили ее на полу под барабаном, а конец троса перебросили через бревно наверху. Нашли старую железную бочку, пробили в ней две дырки и привязали к ним трос.
Теперь оставалось решить, кому лесть в бочку. Постановили бросить жребий, который пал на Алексия.
Залез он на барабан, а батюшка лебедкой поднял пустую бочку наверх. Перекрестясь, влез Алексей в бочку. И начал он красить сначала вверху барабан, затем, понемногу отпуская трос лебедки, спускался все ниже и ниже. Наконец спустился он в подкупольное пространство. Кистью уже не мог доставать до сводов, поэтому решили привязать большую палку к кисти и так продолжать красить. По мере еще большего расширения свода и таким образом уже не возможно было доставать, и тогда, стоя внизу, отец Кирилл советует Алексею раскачиваться в бочке, а когда будет он подлетать к стене, то успевать несколько раз мазнуть кистью.
Кто бы видел, какое это было зрелище! В бочке сидит человек, в руках которого большая кисть, привязанная к палке, напоминающая метлу, на голове женский платок, чтобы не запачкать волосы краской, и летает по воздуху, да еще в храме — в общем, смех и горе! Как тут не вспомнить Николая Васильевича Гоголя!
Много отцу Кириллу пришлось потрудиться еще в храме: и иконостас новый сделали с резными позолоченными Царскими вратами; и иконы отреставрировали; и забор поставили, и многое другое.
Постепенно привыкли жители рыболовецкого села к батюшке. Многие стали приходить к нему: то крестить детей, то помолиться, то просто побеседовать.
Главным воспитателем в семье, конечно, была матушка. Она читала детям детские книги, Евангелие, жития святых. Молилась вместе с ними.
Детей у них было двое, и так как здоровье у матушки было слабое, то решили дальше жить как брат с сестрой. Хотя любили они друг друга очень, но эта любовь была за пределами земного понимания и земных отношений.
Шло время. Лето выдалось жаркое, дождей не было около месяца. Земля от засухи потрескалась. Все, что росло на полях, стало увядать и желтеть. По всему было видно, что еще немного, и урожая не будет совсем.
И вот после воскресной службы, когда все подошли к кресту приложиться, попросили прихожане отслужить акафист пророку Илии. Батюшка тогда знал прогноз погоды наперед, что дождей не будет, по крайней мере три недели. Как быть, не чувствовал он в себе такой силы веры, чтобы вот так выпросить у Бога дождь. Стал он под разными предлогами отказываться — то времени нет, мол, надо срочно ехать, да и акафиста нет пророку Илии, а хотя в алтаре акафистник был. Но не унимались старушки, глубокая у них вера была. Знали они точно, что если отслужат акафист с молебном пророку — будет дождь. Что оставалось делать отцу Кириллу, пришлось согласиться и служить. Молились все с батюшкой на коленях пред старинной иконой пророка Илии. У некоторых были слезы на глазах.
Прошло часа два после службы, вышел священник на улицу поглядеть на небо, а там ни облачка, небо голубое и жара, вздохнул глубоко он и опять удалился в дом. Во второй половине дня, спустя часов пять после службы, опять поглядел он на небо, и вот видит, приближается черное облако к поселку в диаметре всего километра три, и прошел такой сильный ливневый дождь, что все поля вокруг села пропитались живительной влагой. «Хвала Богу, — перекрестился он, и добавил, — велика вера в наших старушках, вымолят они и матушку нашу Россию!»
Не долго пришлось служить батюшке на этом приходе, года два, потом перевели его в Тихвин в храм «Крылечко», что является надвратным храмом Успенского монастыря. Там была написана прямо на стене Тихвинская икона Божьей Матери, в память о Столобенском мирном договоре со шведами.
Был батюшка назначен вторым священником на приход. И, казалось бы, не должен заботиться о ремонте храма, на это есть настоятель и староста. Но не удержался, и с согласия настоятеля отца Александра и Тамары Михайловны, старосты прихода, пригласил своего старого знакомого резчика Евгения вырезать киот и позолотить для надвратной иконы Божьей Матери. Так была украшена надвратная икона Божьей Матери.
Спустя полтора года служения на приходе в Тихвине, как-то, проходя по плотине, матушка Елена и говорит мужу: «Вот ты сколько времени служишь здесь, а иконы Тихвинской Божией Матери у нас нет». «Когда угодно будет, тогда и придет», — ответил отец Кирилл. Пришли они домой, взял он ведра, чтобы идти за водой. Подходит к источнику, что у речки Тихвинка со стороны Фишовой горы, и вот слышит он, как чей-то мужской голос его зовет. Показалось батюшке, что этот голос не трезвый, будет приставать, подумал он, и не стал оборачиваться на голос, сделав вид, что не слышит. Но не тут-то было, слышит шаги бегущего к нему мужчины, ничего не оставалось, как остановиться.
Зря опасался отец Кирилл, мужчина, очень вежливо обращаясь, сказал, что они получают квартиру и переезжают, и что не хотел бы батюшка посмотреть у него иконы. И что вы думаете? — там была икона «мерою и подобием против образа Одигитрии Тихвинская». «Вот и матушка, — подумал он, — выпросила-таки икону».
Начались годы перестройки. Стало государство передавать верующим храмы. Первым переданным храмом в Ленинграде был храм Архангела Михаила, что в Ломоносове. Потом заговорили о Софийском соборе в городе Пушкине. Тогда вызвал к себе митрополит Алексий батюшку Кирилла и сообщил ему о намерении назначить его настоятелем в этот собор и перевел временно из Тихвина в Александро-Невский храм, что в Шувалово-Озерках.
Однажды собрался батюшка и поехал в город Пушкин, посмотреть, что там за Софийский собор архитектора Камерона, в котором ему предстоит потом служить, и ужаснулся. Это было огромное сооружение, без окон и дверей, подвалы были в воде, не было ни штукатурки, ни лепнины, ни, естественно, икон. В общем, удручающее впечатление. Что делать? С чего начинать? И пришло в голову пойти в Казанский собор, тогда там располагался музей Религии и атеизма, и познакомиться с директором, а вдруг что-нибудь дадут в дар.
«Я священник, — начал отец Кирилл, — меня наш владыка назначил настоятелем в Софийский собор в городе Пушкине». «Разве собор передали Церкви?» — переспросил директор. «Да, да! — подтвердил батюшка и добавил, — совсем недавно». «Я очень хорошо знаю этот собор архитектора Камерона, — сказал Владислав Алексеевич, — но он ведь совсем в плохом состоянии. Сколько ж надо средств, чтобы восстановить его!» — с участием добавил он. «Я по этому поводу и пришел к вам, ведь всем известно, что когда разрушались советской властью храмы, вы, сотрудники музеев, что-то спасали. Когда все предавалось огню, ваши предшественники, разбиравшиеся в искусстве, несли иконы в запасники. Теперь настает время возвращения их в храмы». Директор пристально смотрел на батюшку, ему, видимо, было приятно, что священник не ругает музейщиков, идеологов безбожия, а говорит какие-то похвальные слова. Но ответил: «Я не знаю ни одного случая передачи икон из музеев в храмы, да и это даже не в моей компетенции. Все решается только на уровне министра культуры. А вам бы я советовал лучше обратиться в таможню, там иногда задерживают иконы у контрабандистов». «Но ведь там пытаются провести маленькие иконы, а мне нужны большие, настенные», — не унимался батюшка. «А знаете что, — вдруг сказал Владислав Алексеевич, — к нам в Ленинград на праздник 8 марта приезжает министр культуры РСФСР, я, пожалуй, поговорю с ним». На этом они и расстались.
Прошло где-то полмесяца, уже был позади мартовский праздник женского дня. И как договорились, отец Кирилл снова идет в дирекцию музея, входит в уже знакомый кабинет, директор как раз был на месте. Увидев батюшку, он радостно пригласил его присесть и сразу сообщил хорошую новость о том, что министр дал разрешение, и они уже подобрали шестьдесят пять единиц хранения. Среди них были иконы, облачение и бронзовые подсвечники. И даже пригласил на все это взглянуть.
Обо всем этом по телефону сообщает отец Кирилл тогда правящему митрополиту Алексию. Услышав эту хорошую новость, владыка поблагодарил его за проявленную инициативу и благословил еще раз сходить в музей и разузнать о наличии мощей Александра Невского. Только, предупредил он, говори дипломатично и осторожно. Не дай Бог, чтобы власти уничтожили их.
Серьезное было батюшке поручение, даже страшно ему стало. Вдруг он своей неосторожностью послужит причиной уничтожения мощей Александра Невского. Тогда не простит он этого себе никогда.
Однажды, после совершения Божественной литургии у себя в храме Александра Невского, что в Шувалово-Озерках, отец Кирилл объявил прихожанам о поручении владыки идти к властям просить мощи Великого князя Александра Невского и просил вместе с ним на молебне горячо помолиться об этом. Со слезами на глазах прихожане вместе со священником долго молились на коленях.
И, о радость! ему в музее объявили о том, что мощи существуют и что их могут возвратить Церкви. А также директор приватно добавил, что они со временем могут передать барочный иконостас для Софийского собора.
В означенный день собрались вместе Владыка Алексий с личным секретарем отцом Георгием, настоятелем Троицкого обора Александра Невской Лавры отцом Игорем и отцом Кириллом со стороны Церкви. И еще батюшка Кирилл пригласил отца Василия, своего духовного отца. А со стороны светской власти — работники музея. Встретились все под сводами Казанского собора, в то время музея Религии и атеизма. На столе была устлана белая скатерть, на которой стоял ковчег с мощами. Рядом еще лежали мощи преподобных Соловецких святых Германа, Зосимы и Савватия. Ковчег был опечатан. Судя по дате на печати, не вскрывался с 1925 года. Владыка митрополит вскрыл печать и открыл ковчег. Приоткрыл белую ткань и все присутствующие увидели мощи Александра Невского, черепа там не было. После осмотра, Владыка уложил мощи на место. Закрыл ковчег и опечатал сургучовой печатью. Отец Кирилл стоял рядом. И вот он видит, что небольшая частичка мощей осталась на скатерти. «Частичка!» — громко воскликнул он, и все повернулись в его сторону. Несколько секунд была пауза, Владыка тоже молчал, видимо, обдумывал, что делать. И тогда вспоминает батюшка слова своей матушки Елены: «Возьми, — говорила она, — чистый конверт в карман, тебе, я верю, достанется частичка мощей Александра Невского, за твои труды». Он достает на глазах у всех из кармана этот конверт и кладет частичку туда с молчаливого согласия митрополита.
Два года батюшка продолжал служить в храме Александра Невского.
В те годы во все храмы России шло много людей креститься. Крестилась и молодежь. Отец Кирилл открыл воскресную школу для взрослых и детей. Первые беседы он сам еще проводил в Александро-Невской церкви. Собирались тайно, чтобы ни донесли уполномоченному по делам религии, так как в конце восьмидесятых годов воскресные школы еще запрещались. Их не было ни в одном храме города. Его школа была первой, неофициальной, о ней батюшка не докладывал никому. Приходили к нему разные люди от старшеклассников до профессоров Университета. Были и двое баптистов, которые впоследствии приняли Православие.
Однажды его пригласили в школу выступить перед десятиклассниками. Для батюшки это было ответственное приглашение. Впервые после гонений на Церковь, священник идет в школу встречаться с детьми. Одно дело, когда по доброй воле сам взрослый юноша идет в храм, другое, когда, быть может, его и не желают видеть.
Вспомнил отец Кирилл Старую Руссу, когда, проходя неподалеку от школы, — он шел в рясе — в него старшеклассники бросались камнями, как в какую-то бешеную собаку, и смеялись. Это было всего лишь четыре года назад.
Поэтому готовился батюшка к беседе тщательно. К его удивлению встреча прошла хорошо, дети слушали его внимательно. После лекции подошла к нему заместитель директора по учебной части и сказала, что она впервые присутствовала на уроке, где дети не издали ни одного звука и просидели в полном внимании весь урок.
Тогда его приглашали еще несколько раз, пока ярые безбожники, которые всегда найдутся в любой школе, пожаловались вышестоящему начальству, и его перестали приглашать.
В середине лета 1989 года, он с матушкой Еленой, сыном Славой, дочерью Надей и знакомой Еленой Ожеговой впервые приехали в Шуваловский парк. Прогуливаясь по тенистым аллеям, среди величавых вековых деревьев некогда ухоженного парка, любуясь многочисленными разбегавшимися дорожками и живописными прудами, по крутой тропинке поднялись к Шуваловскому дворцу и, обойдя его вдоль металлической ограды, заметили необычное прямоугольное сооружение. Он, как священник, понимал, что это храм, но чей он? Какой конфессии принадлежал? — все это ему предстояло узнать...
Однажды поехал отец Кирилл в епархию, да и попросил, чтобы его назначили восстановить этот храм.
И прочитал он немало литературы о Парголово и храме. Храм был заложен в 1830 году и в 1840 году построен над Адольфовым склепом, причем на искусственно насыпанном холме. После многолетнего пребывания за границей и изучения западной архитектуры, возвращается в 1829 году на родину, полный сил и энергии, в последствии прославившийся в России, как замечательный, архитектор Александр Павлович Брюллов. Его-то и пригласила вдова графа Шувалова Варвара Петровна построить храм. И, хотя «вид церкви не сходствует ни с древними, ни с новейшими фасадами церквей» — говорили чиновники из Духовной консистории, все же был одобрен проект храма в готическом стиле. Так было положено увлечение в эпоху императора Николая Первого готикой. Кстати, Александр Павлович построил в Петербурге Михайловский театр, лютеранскую церковь на Невском проспекте, здание для Пулковской обсерватории и многое другое.
Первая служба в парголовском храме Петра и Павла состоялась в январе 1990 года. Был сочельник перед Рождеством Христовым, отслужили всенощную, и идут прихожане счастливые по дороге к остановке. Вдруг почувствовал батюшка сильный удар в бок, и от этого удара полетел далеко в обочину. В голове промелькнуло, что это машина его сбила и что ему, наверное, конец. Но в обочине он сразу вскочил на ноги. Оглядываясь вокруг, он слышит стоны и чей-то крик: «Верам, Верам плохо!» Потом выяснилось, что было сбито более десяти человек машиной марки «Жигули», а в больницу увезли только двух девушек и звали их Верами. Вот так силам зла не нравился возрождавшийся православный приход в Парголово.
Всегда и везде была с отцом Кириллом и его любимая матушка. Сочиняла стихи о России, а батюшка на ее слова сочинял музыку.
Защитой Матери Державной
Еще жива ты, Русь моя.
Пади пред Нею на колени,
Ведь в Ней твоя надежда вся.
Ты сбросишь сети инославья,
Что так опутали тебя!
Земля моя, лишь в Православии
Очистишь от плевел себя...
Была матушка всегда тихая, кроткая и молчаливая, она везде оставалась как бы в тени. Голос у нее был негромкий, мягкий и нежный. На приходе ни во что не вмешивалась. В своих делах никогда не использовала авторитет мужа — настоятеля прихода. Со всеми была учтива, выслушивала собеседников внимательно. Никому не навязывала своего мнения. Но всегда на все у нее было собственное мнение. Редко ошибалась в людях. Могла дать верную характеристику человеку, если его знала даже немного времени. От Господа, видно, имела этот дар, за свою кротость. Она очень любила своего мужа, отца Кирилла.
В конце ноября пригласили отца Кирилла поехать в Москву делегатом на учредительный съезд Союза русского народа, который возглавлял Вячеслав Михайлович Клыков, известный скульптор. На съезде предоставили и батюшке слово. Много он говорил о духовно-патриотическом воспитании молодежи, о необходимости разработки концепции сельского хозяйства, ибо налицо продовольственная зависимость государства. Упомянул он и о создании комитета, где собирались бы данные желающих горожан выехать на село и помощи им в переселении. Ибо предчувствовал он грядущий кризис. Но мало кто обратил на эти слова внимание, лишь немногие потом подходили к нему и благодарили за эти предложения.
Чтобы ни быть просто голословным, подумал и сам батюшка о селе. Родился отец Кирилл в ста семидесяти километрах западнее от Москвы, в поселке Карманово Смоленской области. Тогда это был районный центр, но после полета Юрия Гагарина в космос Карманово, как район, упразднили и присоединили к городу Гагарин — так стал называться теперь город Гжатск, основанный Петром Первым для поставки зерна в Санкт-Петербург. Так вот, приехал он на родину, встретился с двоюродным братом Виктором. Узнал от него, что завещали тому перед смертью родственники свои дома с участками. Попросил батюшка продать ему какой-нибудь участок. Брат согласился, и за небольшую сумму все сначала правильно оформить на себя документы, а потом сделать куплю-продажу на отца Кирилла. Таким образом приобрел он на своей малой родине кусок земли. Продал под Санкт-Петербургом свою дачу и на эти деньги построил дом в деревне Руготино, что в километре от поселка Карманово.
Поселок расположен на крутом живописном берегу реки Яуза. На излучине реки, чуть ниже огромного парка, до революции там был ипподром, сохранилось несколько старинных дореволюционных зданий из красного кирпича. Когда-то давно эти земли принадлежали князьям Голициным, которые в 1827 году построили в поселке, также из красного кирпича, храм Всех Скорбящих радости, разрушенный в годы Великой Отечественной войны.
Так как Карманово находится западнее Москвы, то эта многострадальная земля была свидетельницей многих исторических событий. В годы Отечественной войны 1812 года, в городе Гжатске — теперь Гагарине — князь Михаил Илларионович Кутузов в августе месяце проводил совещание, о том, где предстоит русским войскам дать генеральное сражение французам. И решили дать сражение под Бородином. В Гжатских лесах партизанил и герой Отечественной войны, замечательный поэт Денис Давыдов.
В годы Великой Отечественной войны 1941-45 годов, Карманово пострадало за всю свою историю больше всего. В освобождении поселка участвовали войска 5 из 20 армий, погибло более шести тысяч наших солдат. За поселком и проходила потом линия фронта с 23 августа 1942 по март 1943 года. Вот тогда-то и погибли мирные родственники отца Кирилла в Корманово и деревне Руготино. Они и сейчас, как их закопали тогда на огородах, лежат не перезахороненные. А стоит ли теперь тревожить их прах?
Дети и внуки батюшки Кирилла и матушки Елены полюбили деревню. И каждый год на все лето стали приезжать сюда. Вдали от городского шума здесь можно было наслаждаться упоительной тишиной. Пение соловьев и других птиц вливало в душу несказанную радость и покой. Всегда, когда отец Кирилл приезжал в эти края, его охватывали воспоминания о детских годах жизни. Но что-то неуловимое и прекрасное уже ушло в безвозвратное прошлое. Да и нельзя жить только прошлым. Необходимо строить настоящее и жить настоящим, ибо прошлое ушло, а будущее представляется туманным. Нужно радоваться каждому дню, подаренному Господом.
