Еще раз о Павле Первом
Восемнадцатый век в России завершался правлением таинственного и трагического монарха Павла Первого.
Монарх с амбициями художника заново творил историю, привлекая все известные ему искусства. Он стремился быть не только дворянским, но истинно народным Царем. Для этого нужно было многое исправить — в прежнем, Екатерининском царстве. Всю жизнь до престола Павел провел на обочине государственной жизни, вдалеке от Петербурга, «числясь» генерал-адмиралом русского флота. Он превратился в какого-то мечтателя-демиурга, который росчерком пера уничтожал казнокрадство, отменял привилегии дворян, строил новую Россию. Прежде чем воспринять бразды правления и ввести в стране строжайшие реформы, он давно пережил их в своем воображении. Павел и сам ценил людей с фантазией, ведь его зрелые годы совпали с эпохой предромантизма. Он возвышенно относился к артистам, и даже иногда секретничал с ними.
В детстве Павел часто стоял у стола матери и смотрел, как она играет в карты. Екатерина с ним почти не разговаривала. Два-три дежурных слова. Он хотел ее внимания, капризничал, но вынужден был отправляться к себе, в свое одиночество.
Не слишком интересуясь сыном, Екатерина все-таки позаботилась о его образовании. Лучшие учителя и наставники преподавали ему искусства и науки. Среди них был действительный тайный советник Никита Панин, будущий Московский митрополит Платон, будущий президент академии наук Г. Л. Николаи.
Иван Иванович Бецкой обучал Цесаревича работе на токарном станке. Мальчик делал это с радостью, в память о своем великом прадеде Петре Первом. А еще замечательно рисовал в довольно сложной технике сангины.
Любимым занятием Цесаревича была математика, он быстро решал нетривиальным способом задачи, опережал объяснения учителя, складывал в уме многозначные цифры. Говорили, что он мог стать нашим российским Паскалем.
Существенными чертами его характера были нетерпение, порывистость сердца и сентиментальность. Павел довольно рано принялся за чтение серьезных книг, знал пьесы Шекспира, но главным образом его воображение распаляли рассказы о рыцарских средневековых временах. Жизнь казалась ему таинственной. Он часто спрашивал своего воспитателя, офицера Семена Порошина, в чем состоит ее смысл и что с нами будет в конце времен.
Первая женитьба не принесла счастья наследнику — немецкая принцесса Вильгельмина, получившая в крещении имя Натальи Алексеевны, развлекала мужа маскарадом, фейерверками и очень любила театр. Как ей нравилось появляться в спектаклях вместе с Павлом и несколько раз переодеваться в течение спектакля!
Через три года после свадьбы Наталья Алексеевна умерла при родах. Говорили, что отцом ребенка был не Павел, а лучший друг Цесаревича граф Андрей Разумовский. Екатерина предоставила сыну переписку любовников. Удар был беспощаден. Павел окончательно убедился в том, что он приговорен быть участником некой тайной и великой трагедии, посланной ему свыше.
Очень быстро Екатерина приискала сыну новую избранницу, он увидел ее миниатюрный портрет, а так как был эстетически восприимчив, то чувства вновь вспыхнули в нем.
26 сентября 1776 года он женился вторым браком на другой прусской принцессе, Софии Доротее, окрещенной Марией Федоровной. Екатерина подарила им Павловск. Тактика была ясна: их удалили от двора и предложили вести почти деревенскую жизнь. «Нахожу в Павловске удовольствие свое, сие удовольствие ни с кем мы не делили, сие удовольствие ничем не приобрели», — меланхолически писал Павел.
Постепенно в Павловске, а затем в Гатчине, новом имении Павла Петровича, складывалась неспешная жизнь Малого двора, возникал круг единомышленников, любивших театр и музыку. Мария Федоровна обладала хорошо поставленным голосом, она эффектно исполняла небольшие арии, а Павел выразительно декламировал. Душой Павловских собраний был композитор Дмитрий Бортнянский. Он увлеченно сочинял легкую музыку для небольших комических пьес и опер, артистами в которых была дворцовая молодежь.
Павлу и Марии Федоровне предстояло вести жизнь супругов, воспроизводящих наследников трона. Их было десять — наследники — для запаса прочности отечественного престола и наследницы — для укрепления международных связей.
Тема «семейного очага» была главной во всех театрализованных праздниках Марии Федоровны, устраиваемых ею в Павловске. Однажды, по возвращении Павла из путешествия по России, на одной из аллей парка он встретил оркестр, состоявший из его жены и детей. Они были переодеты прекрасными поселянами и пели знаменитый квартер из оперы французского композитора Гретри «Люсиль»: «Нигде так не хорошо, как среди своей семьи».
В Павловске устраивались и так называемые шарады — живые картины. Зачастую показы проходили прямо на открытом воздухе. Все это было похоже на чудное видение, особенно когда летнее вечернее солнце неожиданно загоралось золотой каймой в листве деревьев и на полянах. В этих показах участвовал и декоратор Паоло Гонзаго, работавший над ландшафтами Павловского парка.
В Павловске Мария Федоровна хотела воскресить свою родину, свой прусский Этюп, имение, где она провела детство и юность. В 1785 году она сама сажала деревья около Павловского дворца, создавая «семейную рощу». Идиллические постройки Павловской резиденции — Шале, Вольер, Молочный домик, Храм дружбы — соответствовали пасторальному вкусу Марии Федоровны. По рисункам Марии Федоровны Чарльз Камерон декорировал и залы Большого дворца.
Павел все чаще задумывался о путешествии в Европу. Екатерине предстояли большие перемены в правительстве, и она решила отправить сына путешествовать, чтобы он в очередной раз не мешал ей…
Это был настоящий царский выезд, несмотря на то, что чета путешествовала инкогнито, под именем графа и графини Северных! Екатерина подарила сыну изящную печатку с изображением Полярной звезды. В Европе были наслышаны об интересе Марии и Павла к искусству. Им было показано все, что было украшением европейских городов. Павел не довольствовался этим и любил заглядывать на прогулках в антикварные лавки. Он был вторым после Петра Первого представителем Русского Царского двора, приехавшим в Европу.
В Венеции он купил коллекцию терракотовых эскизов, которой до сих пор гордится Эрмитаж.
По прибытии в Рим Павел и Мария Федоровна тотчас отправились в храм святого Петра, где сотворили молитву вместе с папой Пием VII. Они осматривали Рафаэлевы ложи, библиотеку и Пио-Климентийскую кунсткамеру в Ватикане. В Венеции базилика Святого Марка вызвала восторженное восхищение Великого князя.
18 мая 1782 года чета въехала в Париж, на следующий день Павел уже побывал в Версале. Он присутствовал при параде рыцарей Святого духа, который привел его в неописуемый восторг. В честь гостей был дан концерт в салоне Мира. Для Павла было организовано чтение «Женитьбы Фигаро» Бомарше. Павел Петрович был доволен, как ребенок, ведь его принимали со всеми почестями наследника Великой империи. Он наслаждался плодами европейской цивилизации, совершенно не изменяя своей любви к русскому. Он видел в Европе страну христианской истории, святых чудес, и живо воспринимал все, что ему открывалось.
* * *
Коронование Павла Петровича проходило в Кремле 16 апреля 1797 года. Придворные должны были явиться на церемонию в пять, а дамы в семь утра. Павел хотел, чтобы в его одеянии к традиционной пурпурной мантии был прибавлен далматик, одежда восточных государей, похожая на епископскую мантию. Он видел себя главой Православной Церкви и сам хотел служить на коронации Божественную литургию, а также исповедовать свою семью и приближенных. Но Святейший Синод запретил Павлу совершать церковную службу. Павел согласился, и даже снял в алтаре шпагу, с которой никогда не расставался, по требованию митрополита.
Религия была важной сферой жизни Павла, его вдохновением и музой. В той комнате, где Павел стоял на коленях и бил поклоны, был истерт и ковер и сам паркет. Через несколько месяцев после коронования он решил возглавить монашеский католический Мальтийский орден, целью которого — в прежние времена — была защита Гроба Господня от неверных.
Перед пылким воображением Императора рисовался образ рыцарского союза европейских государств в противовес новым идеям, исходившим из революционной Франции. Более того, он мечтал о первоначальном восстановлении христианской церкви в духе Православия. Это была главная страсть Императора последних лет его жизни.
В первые дни царствования Павла мгновенно изменилась общественная и культурная жизнь страны. Закрывались частные типографии, запрещалось ввозить книги из-за границы. Из Европы отзывались русские студенты. Но взамен иностранным университетам открылся свой университет, в Дерпте.
Культура в правление Павла приобретала как бы новую краску, неожиданную подсветку.
Ярчайшим событием становится публикация «Слова о полку Игореве», подготовленная к печати графом Мусиным-Пушкиным, на театральных подмостках разыгрывается множество патриотических пьес В. В. Капниста, В. А Озерова, Я. Б. Княжнина.
Петербург становится одним из оперных центров Европы. Французская оперная труппа знакомит столичную публику с образцами французской классической музыки. Павел прививает русской культуре небывалые доселе рыцарские мотивы, о чем говорят, например, Мальтийская капелла и «мальтийский» декор загородных дворцов.
Много внимания уделяет Павел дальнейшему развитию Петербурга, учреждая Депо карт, где впервые подготавливаются топографические Атласы Санкт-Петербурга. Павел заказывает серию петербургских видов художнику Б. Патерсену, благодаря которым мы представляем, как выглядела столица в конце восемнадцатого века.
В Петергофе сооружается величественный каскад, украшенный золочеными статуями, среди них «Самсон, разрывающий пасть льва».
По инициативе Павла проводится академический конкурс на лучший проект Казанского собора, возведение которого было начато в 1800 году по проекту неизвестного тогда зодчего Воронихина.
Строительство дворцовой архитектуры дает толчок к появлению многочисленных произведений прикладного искусства. Для дворцов заказываются в Европе и России замечательные шпалеры, декоративные шелка, проектируется мебель, изделия из бронзы, фарфора, стекла. Все это носит отпечаток своеобразного «павловского» стиля, отличающегося большей пышностью по сравнению с суховатым классицизмом Екатерины II.
Главной постройкой павловского царствования становится Михайловский замок, рыцарская резиденция Императора. На него было потрачено более шести миллионов, сумма вполне приличная для проведения небольшой победоносной войны.
По легенде, часовому, стоявшему в карауле у Летнего дворца, в котором когда-то родился Павел, в глухую ночь «явился старец с сединами — вида важного и почтенного, и повелительным образом сказал, чтоб Павел велел на этом самом месте немедленно воздвигнуть храм». В этом старце будто бы узнали самого Архангела Михаила.
Солдат передал повеление — Император заявил, что Архангелу нужно повиноваться, и «что он сам уже получил внушение построить церковь и имеет план ее. На этом месте я родился, здесь хочу и умереть», — заключил Павел.
Мечта о сказочном замке с великолепной церковью заняла все его мысли. Царь участвовал в проектировании замка, создавал рисунки и чертежи.
Замок, как известно, был построен за сорок дней до гибели Павла. Вечером, во время ужина 11 марта 1801 года Императору преподнесли великолепный сервиз с изображением этого нового царского дома. Царь был в восхищении, целовал рисунки на фарфоре и говорил, что это один из счастливейших дней его жизни. В ночь на 12 марта он был убит дворянами-предателями в собственной спальне. След этого убийства тянется, как известно, в Англию, и об этом много уже известно.
Блаженный Император Павел (такое название получил он в народе) оставил после себя четырех сыновей, двое из которых — Александр и Николай ознаменовали новые, великие эпохи в истории Русской славы.