В сердце Родину вернуть

* * *

XXI век, перезагрузка.
Интернет и брат тебе, и друг.
Ну а мне роднее трясогузка
И туманом выбеленный луг.
 
Но уходят люди в дым экрана
И живут за призрачным «окном».
Иллюзорный мир всегда обманет,
Потому что Бога нету в нем.
 
Потому, намаявшись по веку,
Золотишком проторяя путь,
Либо вовсе сгинуть человеку,
Либо в сердце родину вернуть.
 
А у нас тут — синие озера,
И на окнах — синие подзоры.
И на вишнях подсыхает пот.
Надо мною облака и ветки,
Подо мною и века, и предки.И петух — букетом у ворот.

 

 

 

* * *

Душа моя далью томится.
Пора бы дорожку завить:
Всем землям пойти поклониться,
Все земли пройти-полюбить.
 
От бархатных пашен Кубани,
От кемских камней и озер
Шершавой тропою кабаньей —
До южных мерцающих гор.
 
Черешневы ночи Изюма,
В березовом соке — Медынь.
Пыхтят астраханские трюмы,
Объевшись арбузов и дынь.
 
С бурлацкою песней нескорой,
Прикрыв голубые глаза,
Идут облака над Мещёрой —
Озера ведут в небеса.
 
Быть может, душа собирает,
Взлетая на вольном крыле,
Мгновения Божьего рая,
Рассеянные по земле?

 

* * *

Гудят молодые меды и надломлены соты,
И солнце густеет на блюде в кружении ос.
Лесными проселками, лугом пустым и болотом
Качается грузного августа пламенный воз.
 
Выносят сады в подолах разноцветие яблок.
Темнеет по лужам березовых листьев настой.
Озябши под вечер, к стожку прибивается зяблик,
И гнездами пряные грузди лежат под листвой.
 
Уже кабаны нажрались желудей и крапивы,
Медведи наелись и ягод уже, и овса.
О чем-то прощальном лепечут поречные ивы,
И щурят избушки свои голубые глаза.
 
Маслята молочные с верхом корзину укрыли.
По теплой хвоинке ползет золотой муравей.
Стрекозы роняют почти что стеклянные крылья,
И пенится горькое солнце в изгибах ветвей.
 
Возьму это солнышко, эту бруснику щекастую,
На губы ее положу — и закрою глаза:
То жизнь моя, жизнь — удивленная, терпкая, красная,
То песня родная — скользнувшая небом слеза.
 
Душой обниму эту вольную, светлую, сизую,
Дощатую родину, чтобы и сыну расти.
И весь этот август, всю песню пущу по карнизу,
Чтоб в белую зиму ему зеленеть и цвести.
 
Еще не сентябрь, но прощайте пролетные гуси!
Я вас провожу — улетайте — храни вас Господь!
Все катится воз. И все катится небо над Русью.
Сжимается сердце, сжимаются пальцы в щепоть.

 

* * *

Облиты озера морозом,
Но слышал вчера от грачей,
Что скоро уже по березам
Поднимется первый ручей.
 
Надломит угрюмые реки,
Плеснет на уголья зари.
Взбивая постельные снеги,
Глухарок зовут глухари.
 
Молись! Это время святое:
Призывные трубы лосей,
Омытые талой водою
Латунные латы язей.
 
Я видел: в дымке перелесец,
Проталины чуя в полях,
Под вечер спускается месяц
И ладит гнездо в тополях.

 

* * *

Солнце никак не продышит тумана.
Лёт паутинки почти невесом.
Лодка скользит, и кувшинок лианы
Я иногда задеваю веслом.
 
От камышей поднимаются утки.
Темные листья застыли в воде.
Дышат туманы и берега звуки —
Дальше и дальше — неведомо где...
 
Я заплываю за медленный остров,
Якорь бросаю, смотрю и смотрю:
Как это нежно и как это просто —
Бог над землей сотворяет зарю.

 

* * *

Всё. Лето завершилось, дни притихли.
Ни щебета в лугах уже, ни звона.
И сосны тихо осыпают иглы,
И зябнет день в гусиных лапах клена.
 
И облака сырой овечьей шерстью
Скользят над лесом, задевая крону.
И куст калины кланяется, крестит
Полей озимых нежную икону.
 
В реке все меньше и тепла, и света.
Иду к стогам, присевшим и печальным,
Где лишь вчера бродило бабье лето,
Мир осыпая золотом сусальным.

 

* * *

                                                                За последние 20 лет население России
                                                                  уменьшилось на 20 000 000 человек.
Неужто и вправду России не будет?
Леса-то останутся в латах озер,
Но люди чужие, заезжие люди
Заселят борами омытый простор.
 
Нас меньше и меньше. Такая досада!
Страдает на рынке восточный напев.
Мы быстро уходим, как листья из сада.
И ветер склоняет вершины дерев.
 
Костры и бутылки по берегу Волги.
Мы сами живем, словно пришлый народ.
И воют на луны осипшие волки,
И каждый из них чужака загрызет.

 

* * *

Я помню последние, тихие годы деревни,
Которая дачным селением стала теперь.
И в редком домишке запахнет иконою древней,
И в редком домишке весна не услышит потерь.
 
Глядят по-сиротски из окон герань и старухи.
В соседнем дворе огород онемел и оглох.
Встают лебеда и крапива, как стражи разрухи.
И серый, и мертвый лежит за оградою стог.
 
Я помню: зальется гармонь озорною частушкой,
И кто-то галопом проскачет к веселой реке,
И дождь мимолетный наполнит звенящую кружку,
И радуга — ангела крылья — вспорхнет вдалеке.
 
А синей зимой, на санях прорезая дорогу,
В восторге летишь — лишь снежки из-под скорых копыт.
И ночи густы, и студеного неба берлога
Колючими звездами вдоль по дороге пылит.
 
Я многое помню: осенние праздники в поле,
Картошку печеную и золотую уху.
Но сгнили те лодки, что ждали меня на приколе,
И нету работы в деревне теперь пастуху.
 
Уж ладно и то, что хоть дачники холят деревья
И ждут соловьев, перекапывая огород.
А выйдут на пенсию, да и уедут в деревню
И, может быть, кто коровенку себе заведет.

 

* * *

Этот мир надо мной — белым облаком, птицей и Богом.
Этот мир подо мной — муравьишкой, пыльцою веков...
Я люблю, когда небо целует дождями дорогу,
Заполняя копытца недавно прошедших коров.
 
Я навек полюбил эти заводи, эту осоку,
Эти серые избы с певучим печным говорком.
Эти сосны шумят надо мной широко и высоко.
Говори со мной, лес, первобытным своим языком —
 
Торфяным, глухариным, брусничным, зеленым, озерным,
Хороводным — в распеве сырых земляничных полян.
Ой, туманы мои! Ой, вы, жадные вороны в черном!
Скоморошьи дороги и ратная кровь по полям.
 
Я прикрою глаза и услышу кандальные звоны,
Безысходный по-бабьи, горячечный плач у берез.
Как скрипучи дороги! Как мертвенно бледны иконы!
Как селенья ужались, и как поразросся погост!
 
Тишина на Руси, словно лодка стоит на приколе,
А накатится вихрь, так покуда ее и видал.
Мужики-мужики, вам тесны и корона и воля.
Кто считает деньгу, кто рубаху последнюю снял.
 
Можжевеловый воздух поминками пахнет, как порох.
На серебряных перьях овса предрассветная трель.
Сколько вражьих чубов причесалось о вилы и обух,
Помнят травы ночные, густой голубичный кисель.
 
И возносит звонарь колокольни стозвонные соты.
Но сжигает Иуда воздвигнутый предками храм.
И на каждой сосне — золотистая капелька пота.
И на каждой березе — полоскою черною шрам.
 
Говори со мной, лес, ведь и мне твоя тайна знакома,
Словно аистам в небе, хранящим на перышках синь.
Высоко надо мной золотая сгорает солома,
И трепещут стрекозами синие листья осин.

 

* * *

Продают и землю, и березы,
И огни, дрожащие во мгле.
Скоро продадут и наши слезы.
Реки — это слезы по земле.
 
Не куплю я дали за рекою,
Ни лугов ромашковую песнь,
Ни боров брусничные покои —
Потому что это я и есть.