«Живое письмо»

Светлой памяти художника Федора Савостьянова

Порой талант, как тонкий лед
Над гладью вод зимой морозной,
Прельщает мнимой глубиной
Невечной, хрупкой, безнадежной.

Его нести не каждый может,
Духовно сердцем не созрев.
Зарыть, продать в угоду людям,
Забыв, что это смертный грех.

Как мало вас, горящих сердцем,
Несущих яркий вечный свет,
Своим искусством оживляя
Забытый дух военных лет.

Вы через душу пропустили
Кровавый век родной страны
И как Иуда не продали
Нелегкий крест за тлен земли.

Как часто иуды торговались
За твой бесценный дар любви.
Несчастные, они не знали
Твоей бессмертной глубины.

Ты будешь жить в сердцах потомков,
Твои картины — вечный зов
На чистом небе блеском солнца
Согреют тех, в ком честь и Бог.
                             Елена Державина

...Смотрю эскизы, этюды, наброски художника и ловлю себя на мысли, что уже здесь, в легкой стремительности быстрых зарисовок, сконцентрировано многое из того, что затем стало завершенной реальностью его картин. Надо сказать, что профессионализм в искусстве живописи — тема особая и до конца не разгаданная. Здесь талант от Бога неминуемо «замешан» на очень непростом, годами складывающемся опыте и знании законов живописного холста. Для Федора Савостьянова такое единство было заложено в Одесском художественном училище, а позже развивалось в Ленинградском институте живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина (в творческой мастерской Бориса Иогансона).

Одна из первых этапных работ художника, созданная во время учебы в институте, получила известность в масштабах всей страны. Картина «Детский сад» одолела высокую профессиональную планку, подтвердив факт рождения вполне сформировавшегося Мастера. По этому поводу стоит заметить вот что: в картине есть несомненная ясность сюжета, есть много знакомых глазу нюансов, наполняющих нашу жизнь ежедневно и ежеминутно, но «доступность» эта мастерски продумана и профессионально «сформулирована». Один из выбранных приемов — взгляд сверху — уверенно вводит изображенную стайку детишек вместе с их окружением в живописное пространство холста. Здесь все — в движении, и все — в сложной гармонии. И уже в этой ранней работе богатство «многослойной живописи» предельно согласовано с общей авторской задачей.

Думается, что великая ценность реалистического искусства таится в способности прикоснуться к тем началам, которые незримо присутствуют в любом мгновении жизни, «здесь и сейчас». «Жизненная телесность» этого искусства умеет ощутить непостижимую тайну «присутствия» жизни.

В этюде «Ручей» показан всего один фрагмент, «выхваченный» из весеннего ненастья и подаренный живописному холсту. Взгляд скользит по голым веткам, ненароком попавшим в водоворот холодного половодья, а затем вовлекается в ту композиционную завершенность, где есть размытый темный берег, светящаяся водяная воронка и угаданное начало весеннего движения. Профессионалам хорошо известно, насколько сложно организовать живописный холст, когда композиционно это всего лишь фрагмент. Но для Федора Савостьянова такое возможно, поскольку каждый раз его сложная живописная техника, покоряющаяся дару «непосредственного наблюдения», умеет уловить незаметное движение жизни — будь то зимний ручей, застывший в оковах синих сугробов («На Раданке»), или небольшой куст черемухи, склонившийся под тяжестью недолгого и буйного цветения («Павшая черемуха»).

Работы Федора Савостьянова важно видеть «вживую», а иначе трудно ощутить ту неисчерпаемость найденных художником живописных нюансов, которыми богата только сама жизнь. Вот так в картине «До медсанбата не дошли» несколько подсолнухов скорбно склонились к земле рядом с погибшими солдатами. Их безмолвие, намеченное кистью художника с помощью верно найденных, но, казалось бы, незначительных деталей, вдруг начинает звучать во всех регистрах, превращаясь в трагический, горестный реквием. И тогда перехватывает горло... Военная тема — это особый мир, созданный Федором Савостьяновым. Пожалуй, равного ему по богатству найденных живописных решений, по силе трагического звучания, по жизненной достоверности найти в отечественном искусстве трудно.

Много лет на холстах художника тема войны не звучала. Острота воспоминаний должна была переплавиться в сокровенность действительной правды, озвучить которую нелегко. Вот тогда-то профессиональное мастерство, многолетний опыт, художественное чутье — все подчинилось стремлению увидеть войну в ее «жизненной телесности», где воедино сплавлялись жизнь и смерть, жизнь и любовь к жизни, жизнь и момент истины.

Характерно, что в этих тематических картинах нигде не появилось каких-либо батальных сцен: в картине «За победу» два солдата на передовой поднимают в новогоднюю ночь свои солдатские фляжки во имя самой желанной цели, в «Душе солдата» голодные и продрогшие ребятишки греются под заботливо накинутой на их плечики солдатской шинелью.

Сцены военных сражений остались «за кадром» и в картине «Вешние воды», хотя ее мирный сюжет навеян драматическим событием. Здесь в который раз хочется вспомнить известную мысль Анри Матисса о том, что если бы он взялся писать как критик о картине какого-либо художника, то не стал бы искать словесного эквивалента картины, а просто постарался бы представить себе, что именно видел художник до картины, а затем проследил его путь вплоть до момента, когда «не будучи сам художником, уже не мог бы ни в чем с ним соперничать».

...Событие, положенное в основу сюжета «Вешних вод», случилось под Матвеевым курганом (Ростовская область), когда солдаты подразделения, где служил Федор Савостьянов, воспользовались передышкой между боями и устроили баню. Неожиданно в самый разгар банного дня появился самолет противника. Немецкий самолет-разведчик (их называли «Рама») корректировал шрапнель с целью последующего обстрела безоружных солдат. Но когда он открыл огонь на поражение, ни один из снарядов не взорвался. После бани возвращавшиеся солдаты насчитали пятнадцать снарядов, «молчаливо» торчавших из влажной земли. Как провидение не позволило взорваться этим снарядам — так и осталось неизвестным. Между тем этот сюжет обрел свою вторую жизнь в «Вешних водах» с одной лишь поправкой: немецкий самолет не был сюда допущен. И в этом тоже — правда жизни.

В основе сюжета этих картин — суровые будни, которые, казалось бы, не могут предоставить свободу живописных решений. Скажем, в картине «Разведчики» сумеречная тишина холодного дня созвучна сдержанному настрою сюжетной канвы. Однако почти каждый живописный мазок выполняет здесь свою задачу, имеет свое движение и свою цель в общей «сверхзадаче» цветового целого. Поэтому сдержанность цвета, востребованная главной темой, становится взлетной полосой для эксперимента именно с цветом. Но и в тех картинах, где изображен солнечный день, например, в «Освобождении», лаконизм богатых и тонких колористических отношений не исчезает, но предъявляет живописному пространству новые требования. И тогда благодаря исключительной сложности фактур, тонкой живописно-пластической разработке всех деталей цвет начинает буквально вибрировать, создавая богатство «живых» отношений.

«Потаенность» военного времени, в котором жил и действовал художник, пришла в его живописные холсты со своей правдой и своим вопрошанием. Но жизнь Федора Савостьянова не поскупилась и на мирные сражения. При вступлении в начале 1970-х годов на должность председателя Художественного фонда РСФСР ему было суждено буквально спасать знаменитую «Академическую дачу» от архитектурного проекта, который полностью разрушал природное окружение и художественную среду, где жили и работали известные русские живописцы. Секретариат поддержал решение «заморозить» уже начавшееся строительство, а затем организовать подготовку нового проекта (сохранявшего весь природный ландшафт) и осуществить его реализацию. Довольно активная битва за «Академическую дачу» была, конечно же, оправданной по многим причинам, в том числе и потому, что сюда обыкновенно съезжались художники со всех концов России; этот дом творчества был, несомненно, знаковым для отечественной живописи тех десятилетий.

Любовь к выбранному объекту изображения для художника-реалиста — одно из главных условий его творчества, а иначе что могло заставить живописцев, работавших на «Академичке», ежедневно, зачастую до восхода солнца, выходить с тяжелым этюдником в руках и шагать иногда десятки километров, чтобы отыскать полюбившийся живописный мотив. Так и для Федора Савостьянова этот Дом и его окрестности стали особо дороги и потому вошли в большинство его пейзажных работ. В природном цикле его особой избранницей выступила ранняя весна, когда природа готова дарить художникам сложную палитру и провоцировать их «на пробу сил», на предельное испытание их профессионального мастерства. В это время надо суметь сохранить на холсте только что освободившуюся из-под снега обнаженную землю, а на ней — светлую нить последнего снежного ожерелья («Академическая дача. Весна»). Надо «украсть» у природы синий цвет ручья или первых лесных подснежников — такой цвет бывает только ранней весной («Весна», «Подснежники»).

Сложно поверить в то, что уже больше года нет с нами Федора Савостьянова, однако, вновь встречаясь с его работами, все острее сознаешь, что творчество этого художника не подвластно времени и глубинный смысл его картин становится бессмертным диалогом с Настоящим и Будущим.