* * *
Как же сегодня твой дух воплощен
В мире глумления да суеты,
В мыслях каких проявляешься ты?..
В грустных признаньях
извечной вины,
В устных сказаньях живой старины;
В памяти неразделимой с тобой,
В том, что когда-то
назвали судьбой;
В храмах, где свечи дрожат у икон,
А с колоколен разносится звон
И вопрошают святые кресты:
«Русская дума, осталась ли ты?..»
ГРАЖДАНСКАЯ
Не могли мы представить,
что все повторится:
Голод, холод и слезы, и трупы вокруг...
Но уже Украина горит и дымится,
Где сегодня мой брат погибает и друг.
Неужель не хватило ста лет
промежутка,
И придет, и грядет тот же самый исход?
Вот семнадцатый год
приближается жутко,
Ну а следом за ним — восемнадцатый год.
Те же злобные, звероподобные лица,
Та же дикая и вероломная новь...
Рушат каменных идолов,
только сочится
Из-под них и за век не застывшая кровь.
* * *
Старики завещания пишут
На остатки житья своего...
Что еще обретут и отыщут, —
Да, пожалуй, уже ничего.
Вот сидят по конторам подолгу
И друг с другом беседы ведут
Об ушедшем, что отдано долгу,
Непонятному нынче и тут.
Но и эти повинности строго
Соблюдают, коль надо теперь
Успевать до последнего срока,
Чтобы не было бóльших потерь.
Завещают... Хоть чем-то окупят,
Что под старость на нет сведено.
Только изредка слезы подступят,
Их почти не осталось давно.
* * *
Что, выплыв на лодке,
повсюду достану шестом...
Николай Рубцов
Выцвел некогда пойменный луг,
Хоть и не было засухи долгой,
Предсказанье Рубцовское вдруг
Обернулось мелеющей Волгой.
Даже морем,
где нынче пройти
Стало трудно большим сухогрузам, —
Тают водные наши пути,
Ил зеленый по плесам и шлюзам.
Только вера осталась пока,
Что природа воистину чутка,
Оставайся рекою река,
Не скудейте ни мысли
ни чувства.
И пускай за прошествием лет,
В той дали, где уютно и вольно,
Успокоится грустный поэт,
Он в миру настрадался довольно.
* * *
Не раз и не два вспоминалось:
Портфельчик, пенал и тетрадки...
Ученье мое начиналось
На кромочке школьной площадки.
Я, маленький, тихий,
сметенный,
Весь из неподдельных наитий,
Как будто вторично рожденный,
Стою на пороге открытий.
Их столько еще предоставят
И жизнь, и судьба, и природа,
И в чем-то,
быть может, прославят
На поприще каждого года.
То празднично, чудно, картинно,
То буднично и незаметно
Сольются они воедино,
Застынут вдали безответно,
Как разные буковки в строчке,
Уже неразрывно и цельно.
...Но, маленький,
там, в уголочке,
Я как-то отдельно... Отдельно.
* * *
Колокола Преображенья,
Любви и святости сближенья
С твоей душой, твоей судьбой, —
Вхожу, как в храм, в аллею парка,
Какого ждать еще подарка,
Коль этот свет перед тобой.
В колоколах Преображенья
Господней воли постиженье
И обретенье высоты.
И между Волгою и храмом,
На праздничном пределе самом
Стоишь завороженный ты.
Как будто молишься, и кроны
Вокруг — похожи на иконы,
И в этом — никаких чудес.
Возможно все в пречистом звоне,
А яблоки в твои ладони
Не с веток падают — с небес.
* * *
Запутались мы, словно мухи,
В тенетах слов пустых
и праздных,
Не оттого ли стали глухи
К речам безвластных
и всевластных.
За болтовнею исходящей
Ни святости,
ни вдохновенья,
И новой пустотою вящей
Переполняются мгновенья.
И не слышны уже
пророки,
Почившие в былой отваге,
И обескровленные строки
Неразличимы на бумаге.
* * *
Сколько лет... А виденье живет, —
Память прочно пристыла к былому:
Вижу, мама тихонько идет
От базара тропинкою к дому.
По снежку,
что посыпал с утра,
И его разгрести не успели,
Это, кажется, было вчера, —
Ох как быстро года пролетели.
А на маме знакомая шаль
И пальтишко —
сестра подарила,
А за мамой жестокая даль,
Вечный ужас блокадного тыла.
Сколько лет... А виденье живет, —
До чего эта память упряма...
— Мама, скоро уже Новый год.
Ты на льду осторожнее, мама.
* * *
Во времена, когда слезами
Святые грешный век омыли,
Мы все ж росли под образами,
Что наши бабушки хранили.
Они, быть может, упреждали
Нас Верою своей всесильной
И ненароком ограждали
От всякой нечисти обильной.
Мы нынче понимаем сами,
Какую мудрость отвергали:
Хоть и росли под образами,
Но Бога в душу не пускали.
И я довольно поскитался,
Безверие из сердца выжег,
Тот образок со мной остался,
Стоит на полке среди книжек.
Но в срок ли, впрок ли эта школа,
Ведь я давно уже не школьник?..
Скажи, ответь, святой Никола,
Хоть что-то... Но молчит Угодник.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Речка, да ивы, да роздых
Трав над звенящей водой,
Взбитый стрекозами воздух,
Словно нектар золотой.
Пей, наслаждайся, купайся
В мире, похожем на рай,
Прямо к теченью спускайся,
Камушки перебирай.
Детство... Ничто не забыто.
В солнечном времени том...
Сколько же было испито
Всяческой мути потом?!
Может, и жил, — чтоб очнуться,
Через больные года,
Век завершая, вернуться,
К берегу детства... Сюда.
С родиной заново слитый,
К чистой воде наклонюсь...
Воздух, стрекозами взбитый,
Пью и никак не напьюсь.
* * *
Годы, горы забот, слишком часто пустых,
И ошибок, и просто слепого броженья —
Все оттиснулось в чем-то, хоть нет понятых,
Но и сам принимаешь свои прегрешенья.
Что пока еще можно решать, поправлять,
В чем пристойном твой опыт способен излиться?
Ты уже опоздал сыновей наставлять,
Остается сегодня за них — лишь молиться.
* * *
Входящий в мир — уже почти герой,
Поскольку вызов жизни принимает,
Которая не выглядит игрой,
А схваткою, что слабого ломает.
То — поле брани, где самим собой
Быть надо каждый час, а не казаться...
Ты принял этот вызов, этот бой,
Осталось не предать и в плен не сдаться.