Жизнеописание блаженного инока Владимира, Важеозерского чудотворца
Знать о том, что у Андреевых ожидается прибавление в семействе, он, конечно, знал, но откуда ему было известно, что ребенок уже родился, и что это девочка? Только не этому удивился Лука Иванович, а тому, что теперь у Андреевых будет две Александры: мать и дочь. Высказал отцу Владимиру свое недоумение, а в ответ услышал:
— Пусть назовут Александрой, и ты будешь у нее крестным.
Так и крестили, как сказал отец Владимир, с именем Александра, а чтобы с матерью не путать, всегда звали Шурой. Часто потом бывал у Андреевых крестный. Неподалеку от их дома была баня, где любил он париться, после чего обязательно заходил к кумовьям попить чай из самовара. Брал с собой огромный ситник для детей и был там всегда желанным гостем.
Сам отец Владимир приходил к Андреевым, предваряя свое появление стуком зонта в окно:
— Рады, не рады, а иду.
Проходил в комнату родителей, молился там, а потом выходил в гостиную. Однажды он пришел до появления с работы Дмитрия Андреевича. Все долго ждали его возвращения и не садились за стол. Наконец, хозяин дома появился, и Александра Макаровна стала просить благословения у отца Владимира садиться обедать. Но блаженный инок молчал, будто и не слышал вопроса. Удивившись его молчанию, Александра Макаровна занялась другими делами, потом дважды обращалась к нему, но с тем же результатом. Немного погодя отец Владимир попросил подать ему большую миску с водой и сам стал готовить трапезу. Покрошил в миску вареную картошку с шелухой, налил уксуса, подсолнечного масла, насыпал много соли, горчицы, перцу, добавил куски селедки, все перемешал и сказал:
— Теперь ешьте.
Есть никто не хотел. Но много лет спустя, во время войны, свидетели той сцены вспомнили ее во всех подробностях и только тогда поняли, что так блаженный инок предсказал им голод.
С едой у них связано еще одно воспоминание об иноке Владимире. В один из его приходов в гостях у них была двоюродная сестра Александры Макаровны. Из-за какой-то болезни у нее во рту высыпали гнойные прыщики, и от боли она ничего не могла есть. Отец Владимир об этом не знал, но, поев немного, вдруг поставил перед ней свою тарелку и велел доесть. Она все доела и почувствовала, что тут же исцелилась.
Странные, неожиданные поступки отца Владимира вспоминали практически все, знавшие его.
Жительница Парголово Прасковья Ефимовна Смекалова рассказывала, как однажды она несла бидон молока в Петербург и на Литейном мосту встретила блаженного инока. Остановив ее, он сел поперек пешеходной части, свесил ноги на мостовую и попросил налить ему молока в крышку бидона. Сцена, конечно, привлекала взгляды прохожих, на которые инок никак не реагировал, зато смущалась молоденькая Прасковья, готовая провалиться от стыда сквозь землю.
Ничего кроме презрения к миру, ко мнению окружающих, символика этого эпизода нам не сообщает, разве только говорит об уроке смирения, преподанном Прасковье Ефимовне, хранившей его в памяти всю долгую жизнь. Для самого инока Владимира в этом поступке не было ничего значительного. С одинаковым равнодушием относился он к мнению о себе как близких, так и незнакомых. Бывало, оденут его в приличную одежду, и в тот же день видят блаженного в этой праздничной паре сидящим на паперти среди нищих оборванцев.
Но, по словам той же Прасковьи Ефимовны, странные поступки инока Владимира все же чаще были наполнены благодатной силой и смыслом, раскрывающимся позже. Инок бывал в их доме и в один из своих приходов, когда она страдала зубной болью, навсегда излечил ее необычным образом. Инок Владимир сжал голову Прасковьи своими коленками так, что до глубокой старости (умерла П. Е. Смекалова в возрасте 92 лет) зубы у нее больше никогда не болели.
И тосненцы долго помнили странности блаженного инока, так похожие на поступки древних пророков.
Случился там большой пожар. Дома вокруг сплошь деревянные, стоят тесно. Из тех, что еще не загорелись, жильцы поспешили вытащить скарб на улицу, стоят перед домами, ждут своей участи. В это время инок Владимир заходит к одним из них и говорит:
— Ставьте самовар, будем чай пить.
Хозяева на связанных узлах ждут, что пожар доберется и до их дома. Конечно, в ту минуту всем было не до чая, но, однако, заметили, что пожар «вдруг» повернул в сторону от дома.
Был еще пожар в Тосно, и ветер в тот день дул сильный, ждали, что выгорит все село. Горел уже третий дом, инок побежал с людьми на пожар, но вместо обычных в таком случае действий он сделал нечто, о чем вспоминали тосненцы не одно десятилетие. В последний горящий дом он бросил... куриное яйцо, и пожар на этом доме прекратился.
Конечно, и пожары тушил, и зубы лечил не сам блаженный инок. Не было в его действиях самостоятельной «чудодейственной» силы. Странности инока были лишь ширмой, прикрывавшей его молитвы к Господу, Подателю всех благ.
Супруга протоиерея Бориса Николаевского, настоятеля храма свт. Иоасафа Белгородского в Парголово, рассказывала, как, бывая у них в доме, отец Владимир умывался внизу, а вытирать руки шел наверх к псаломщику.
Сам отец Борис относился к иноку с большим благоговением, видя в нем человека духовно одаренного. От многих своих прихожан он слышал о поразительной его прозорливости и, будучи человеком смиренным, почитая себя пастырем недостойным, боялся первой с ним встречи. Из опасения встретиться случайно на улице, шел он домой картофельным полем, как вдруг прямо перед собой увидел словно выросшую из-под земли высокую фигуру инока Владимира. Отступать было некуда, отец Борис шел прямо на него. Подойдя ближе, он заметил, что инок Владимир пристально смотрит поверх его головы. Потом, улыбнувшись отцу Борису, он попросил у него благословения. Позже, когда их отношения переросли в духовную дружбу, на вопрос отца Бориса, куда это смотрел инок при их первой встрече, тот ответил:
— А ты, когда видишь впервые человека и не знаешь каков он есть, спроси о нем у его Ангела-хранителя. Уж он-то наверняка все знает о своем подопечном.
Так говорил блаженный инок о своих отношениях с миром невидимым, горним. Позже, за годы общения с иноком, отцу Борису не раз довелось быть их свидетелем. Однажды инок Владимир заказал Литургию трем святителям: Василию Великому, Григорию Богослову и Иоанну Златоусту. Служил отец Борис без диакона, и когда при пении Херувимской вышел на амвон с кадилом, то увидел блаженного инока вознесшимся над полом на метр. То же самое, только с другой точки, видела женщина, торговавшая свечами за ящиком, она подтвердила слова отца Бориса. Другой раз, при посещении Киево-Печерской Лавры, отец Борис оказался в одной из пещер с блаженным иноком. Свечи, с которыми они там ходили, неосторожным дыханием были задуты. В полной темноте, без спичек, они потеряли ориентацию, но страха не было — рядом со святыми не страшно. Искушение это длилось недолго: инок Владимир помолился, и свечи зажглись сами собой.
Парголовские женщины, работавшие в поле, видели его идущим по железнодорожному полотну, озаренным необычайным сиянием. Поначалу в районе будки стрелочника они видели какое-то свечение. Потом разглядели человеческую фигуру и узнали в ней инока Владимира. Бросились к нему по насыпи, но когда он заметил их, свечение тут же исчезло.
Похожее впечатление пережил один благочестивый человек, оказавшийся вдвоем с отцом Владимиром на террасе в доме Марии Андреевны. Поздним вечером они сидели молча в темноте, как вдруг в одно мгновенье лицо инока Владимира осветилось необычным светом, и вся терраса преобразилась. Длилось это несколько секунд, потом опять стало темно. Поразившись увиденным, посетитель молча поклонился ему и так же молча вышел. На следующее утро он встретил Марию Андреевну и подробно рассказал ей о виденном, прибавив: «Истинно, отец Владимир — человек Божий!»
Будучи в паломничестве на Святой Земле, инок Владимир нечаянно забыл там посох. Кто-то из спутников блаженного, возможно даже Мария Антоновна из Тосно, сопровождавшая его всюду, заметила ему с участием, что вот де, мол, посох пропал, на что он в обычной своей шутливой манере ответил:
— Не диво, что посох пропал, а вот будет диво, когда он сам пешком домой придет.
Фотография, на которой инок Владимир снят верхом на ослике, запечатлела тот самый посох. Один из богомольцев, по обету пешком путешествовавший в Святую Землю и обратно, принес его отцу Владимиру в Тосно. Так посох и в самом деле назад пешком пришел.
Не все почитатели инока могли сразу понять глубокий смысл его слов, часто достигавших пророческих высот. Но проходило время, и слова эти, растворенные верой слушавших, сбывались.
В тяжелые годы после гражданской войны многие семьи ждали возвращения своих кормильцев. Одна из прихожанок храма свт. Иоасафа Белгородского в Парголово очень бедствовала, жила с сестрой и кучей ребятишек в небольшом домике. Инок Владимир с отцом Борисом часто заходил к ним.
Как-то они зашли в то время, когда хозяйка уже изнемогала под тяжестью жизненных невзгод. Постоянная нужда, страх, что муж погибнет на фронте или где-нибудь от тифа, — все это вылилось в безудержных рыданиях на дорогих гостей. Но инок Владимир, казалось, не замечал ее слез, и даже как бы не обращал на нее внимания, разговаривал с сестрой и ласкал детей. На просьбу отца Бориса успокоить плачущую женщину и сказать ей, когда вернется муж, блаженный инок, нервно шагая по избе, вдруг быстро заговорил:
— Когда вернется, когда вернется... Ну откуда я знаю, на какой поезд он сядет? Вот он стоит и раздумывает, на какой поезд сесть. Пойдем о. Борис, пойдем скорее.
Действительно, вскоре возвратился домой ожидаемый воин. В тот час, когда инок Владимир был у них в доме, хозяин стоял на вокзале и раздумывал, что ему делать: ехать ли поездом, который отходил через несколько минут, или со следующим, чтобы кое-что сделать в городе.
Не можем мы знать наверняка, что инок именно видел солдата на перроне за многие десятки верст, как видим мы все вокруг своим телесным зрением. Но то, что ему открывалось будущее, в которое он смотрел «яко в настоящее», известно из многих свидетельств.
Интересный случай известен с сыном Марии Андреевны, тем самым Борисом, о котором инок молился по ее просьбе еще в монастыре, не зная ни его, ни матери.
Был инок в гостях у Николаевых и решил «пошутить». Поставил Борю на табурет, надел на него свою длинную рясу, камилавку, дал в руки Евангелие и велел читать. Все так и посчитали это шуткой, тем более, что Боря был вполне светским мальчиком и о служении в Церкви не думал. Однако прошло много лет с того дня, и Борис Николаев был рукоположен в иереи.
Или другой случай. Мария Андреевна послала свою дочь Ольгу из Парголово в Тосно к иноку. Пришло время ей возвращаться, а инок не отпускает, не благословляет ехать, говорит:
— На следующем поедешь.
Следующий поезд инок тоже «отменил», сказал, что они поедут вместе завтра. Ольга вся испереживалась, думая больше не о волнениях матери, а о напрасном ожидании подруг. Но делать нечего, пришлось подчиниться. Каково же было узнать на следующий день, что под Тосно произошла железнодорожная катастрофа с большими жертвами. В катастрофу попал как раз тот самый поезд, на который так стремилась Ольга.
Уроженка Тосно, Татьяна Петровна Дикало, дочь Марии Алексеевны и Петра Кондакова, вспоминала рассказы своей мамы, крестницы Марии Антоновны, как посещал их дом инок Владимир, как предсказал ее рождение и рождение брата, как мать по просьбе знакомых, хотевших посмотреть на инока, устраивала эту встречу.
Мать с ними пошла к иноку Владимиру, — рассказывала она. — Подошла одна женщина к нему, а он, похлопав ее по плечу, сказал:
— Иди, матушка. Меня не надо проверять.
Второй сказал:
— Когда очистишься, тогда и придешь ко мне, — а она в то время имела на себе, о чем инок, конечно, знать не мог.
Третью он тоже по какой-то причине не принял. Ну, а четвертую принял, поговорил с ней, о чем — мать не слышала.
Но кроме впечатлений от маминых рассказов об иноке Владимире есть у нее свидетельство другого рода, о его посмертном заступничестве.
Еще был такой случай со мной. Мне тогда лет 9–10 было. Я заболела, у меня было рожистое воспаление ноги, появился гнойный пузырь. Вызвали врача, он велел положить лед к ноге, тогда такое же воспаление началось и на спине. Врач через день приходил меня осматривать. Приходит в очередной раз и видит, что у меня на ноге почернели пальцы, и даже чернота поднялась выше. Врач немедленно послал отца со мною (я не могла ходить, он нес меня на руках) в областную поликлинику. Приехали, там несколько врачей меня осматривали долго, потом велели отцу вынести меня в коридор, а самому зайти обратно в кабинет. Вышел отец оттуда весь бледный. Я спрашиваю, что врачи сказали, но он мне ничего не ответил. Оказывается, они сказали, что мне надо немедленно отнимать ногу, т.к. у меня началась гангрена, и если не согласиться на операцию, то я погибну. Отец решил везти меня домой, чтобы посоветоваться с женой, т.е. с моей матерью. На Московском вокзале сели мы в поезд, немного отъехали и сошли с поезда. Там пошли на кладбище, где первоначально был похоронен инок Владимир. Отец посадил меня на могилку, а сам опустился рядом на колени и так рыдал, что я до сих пор помню. Вечером к нам пришла незнакомая старушка и спросила: «где здесь больной ребенок?» Меня показали, и она взялась меня лечить. Помню, она приходила к нам через 3 дня, а через 3 недели я была совершенно здорова, и живу после этого уже 53 года. От болезни остались только пометки.