По прочтении антологии
«Русская поэзия. XXI век»
В никуда уходит творчество.
Остается молодечество
Да постылое пророчество,
Где про дым и про Отечество.
Весь двадцатый — пьем и маемся,
В двадцать первом бьет похмелием.
Для кого мы так стараемся?
Всё и так давно успели мы:
Уж страна не будит поутру,
Просыпаемся к обеду мы.
И гордимся, что не пороты...
Да спортивными победами.
На Крымской набережной
А. Фефелову
Плывут Москва-рекой трамвайчики,
Играют солнечные зайчики,
И аккуратные лужайчики
Стрижет узбек.
Остались в прошлом каравайчики,
Трактиры, бани, балалайчики...
Железный век
Идет путем своим, не спросится,
И по волнам пустынным носятся
Тоска, печаль и миноносица —
Совсем одна.
Все миноносцы пали в омуты,
Лежат, уста стальные сомкнуты,
И пушки длинные, как комнаты,
Глядят со дна.
Империя лежит, ей дремлется.
Родная, с черноземом, зéмлица
Горчит в горсти.
Уже последнее отъемлется,
И нету ни царя, ни кремлинца
Сказать: прости.
Играй же потихоньку вальсами,
Горилкой, газом, аусвайсами,
Моя страна!
Умрем, сказать «спасибо» некому,
Наверно и живем поэтому,
Ведь ты — одна.
Только это продли
И. Русанову
Потому что живем, потому что уже не поем,
Потому что забыли дыханье чумы, Колымы и сумы,
Потому что страна порастает быльем, вороньем и ворьем,
Потому что — «не мы», ну а может быть все-таки — мы?
Потому что черны и своей и чужой чернотой,
Потому что устали задолго еще до войны,
Потому что тоска под орлом, и тоска под звездой...
— Ну же, что там еще? Чем еще мы сегодня больны?
Эй, вино-зелено! Нам ли слушать их заячий стон?
Потерявший любовь не спасется писанием книг!
Только музыки звон, уходящий бессмысленный звон!
Только это продли — на глоток, на улыбку, на миг!
Норд
С. Б.
Я упал в эту осень, как с праздничной масляной горки!
Где вы руки мои, где вы ноги? Не чую земли!
Полной грудью вдыхал ее воздух сладчайший и горький,
И осенние листья подошвы мои замели.
Что мне делать с тобой, моя мировая отрава?
Где ты, лето мое, где вы, зимы и весны мои?
Появляется осень и ставит избранников справа.
Остальным хоть запей, хоть рыдай и напрасно моли.
Зацелован тобою до самых до рыжих отметин.
Русским викингом кличут меня, и спасибо на том.
Твой приход, как ладья, и след ее долго заметен
Средь синеющих рек, зарастающих снегом и льдом.
Я упал в эту осень, чтоб встать в полный рост в эту зиму.
Нашим женам варить твоих листьев сладчайшую падь.
Отплывает ладья: чьи-то души валькирии примут.
Ну а нам еще год у причалов заснеженных ждать.
* * *
В. Юдину
Все грустней, мой друг, все интересней
Этой жизни искренний финал.
Хорошо б ее, конечно — песней!
А потом бы можно и в пенал.
Ведь неважно, сколько пишет ручка —
Целый месяц или уйму лет.
Важно, что таила эта штучка,
Важно — написалось или нет.
Ночной пожар
Г. Полякову
Тьма за окнами — тьма, а не марево
Беспокойных больших городов.
И огромное страшное зарево
Средь ночных неподвижных снегов.
С каждым шагом тревожнее дышится,
С каждым метром — навстречу беде.
Вот сирена пожарная слышится,
Вот промчались... Но где это, где?
Ничего не видать за деревьями!
И зачем мы оставили дом
И бредем нежилыми деревнями
По дороге, покрывшейся льдом?
Что нас выгнало в поле с товарищем?
Что мы ищем в морозной ночи?
Вот проходим с опаской над кладбищем,
Где могилы неведомо чьи.
Все тревожные мысли проносятся.
— Боже правый, прости, не суди!
И лишь пламя до неба возносится,
Как молитва из грешной груди.
